Глава 11В последние недели Сохатый говорил только о квиддиче. Ещё он то и дело чертил игровые схемы — при этом постоянно ерошил волосы, и Лил не переставала смеяться над ним, — грыз кончик пера, потом бросал это дело, сминал исписанный лист и брал новый.
— Конечно, в мае нас ждёт игра с Рейвенкло, но нельзя недооценивать матч с Хаффлпаффом. У них очень сильные охотники, тот же Бут…
Нет, Сириус определённо любил квиддич и ещё больше — Сохатого, но всерьёз задумывался не переехать ли к Марлин до того самого мартовского матча с Хаффлпаффом. Вряд ли бы её соседки оценили этот порыв, но Сириус бы как-то разобрался с ними. Убедил. Наверное.
Ещё хуже становилось, только когда Лили вдруг решала, что Джеймс слишком много внимания уделяет квиддичу и недостаточно — подготовке к экзаменам. Сириус догадывался, что мысли об этом не оставляют Лили ни на секунду, просто иногда она всё-таки старается сдерживаться.
— Может, сходишь сегодня со мной в библиотеку? — спрашивала она за ужином. — Там можно найти информацию для эссе по зельям.
— Зачем тебе в библиотеку? — улыбался Джеймс. — Ты же и без того всё знаешь.
Польщённая этим комплиментом Лили слегка краснела, заправляла прядку за ухо и говорила преувеличенно строго:
— Вовсе нет. О попытках изобрести эликсир вечной жизни мне мало что известно, вот вместе и узнаем. Ведь этот вопрос может быть на ЖАБА.
В такие моменты Сириус демонстративно затыкал уши (хотя, конечно, всё слышал), Хвост начинал нервничать и спрашивал Лили, точно ли она уверена, что знания об эликсире — какой-то нечисти, волшебной формуле — пригодятся на экзаменах, Лунатик хмурился, а сам Сохатый начинал нести что-то бессвязное — смесь обещаний и отговорок. Потом он чаще всего переходил на квиддич, а Лили хмурилась:
— Как так можно! Ведь уже март!
После одного из таких — чудесных — ужинов Сириус встретился с Марлин, и они пошли прогуляться. Марлин подоткнула поудобнее свой жёлтый шарф и спросила:
— Что? Джеймс продолжает бушевать?
— Он весь на нервах. До игры ведь лишь пять дней осталось.
Марлин улыбнулась уголком губ:
— Скоро запретит нам встречаться?
Он поймал её за талию, шепнул Марлин в волосы:
— Не думаю, что до этого дойдёт.
Уже через секунду Марлин вырвалась из его рук и кинулась к большому дубу — любимому месту учеников. Правда, сейчас там никого не было.
— Не замёрзнешь? — поинтересовался Сириус, усаживаясь рядом с Марлин, которая уже успела прислониться к стволу дерева.
— Хватит переживать.
Марлин старалась казаться беззаботной, больше не говорила о Томе и не кидалась на слизеринцев — впрочем, даже если бы она продолжила, Сириуса это нисколько бы не возмутило, — но он знал, что ей больно. Поэтому взял её маленькую белую ручку в свою, провёл по тонким линиям, пересекающим ладонь.
— О чём ты думаешь, когда смотришь на небо? — внезапно спросила Марлин.
Сириус поднял голову, посмотрел на темнеющий небосвод — он был ещё серым, дымчатым, а там, где будто касался глади озера — розовато-золотистым.
«И о чём мне это говорит?»
Внезапно перед глазами появились картины из кабинета отца. На одной закатное солнце утопало в иссиня чёрном море, на другой — розоватая дымка укутывала макушки стройных высоких деревьев.
Отец любил закаты, и часто перед заходом солнца стоял у окна, всё смотрел-смотрел-смотрел. Мать обычно начинала кричать, когда заставала его за этим занятием. Она считала, что отец зря тратит время.
— Сириус… — позвала Марлин.
Он качнул головой. Да, точно — кабинет отца. Стоит ли говорить об этом Марлин? Было трудно вытолкнуть изо рта слова. Кажется, они застряли в горле.
— Марлин? — выдохнул он наконец.
В её взгляде промелькнула тревога. Сириус обозвал себя трусом и решился:
— О кабинете отца, о нём. Он любит закаты.
Она прислонилась к его плечу:
— Только закаты? Почему?
Сириус раньше не задумывался об этом — с отцом всё было сложно и непонятно. Он пожал плечами:
— Не знаю, — пошутил нервно. — Может, потому что вся его жизнь — сплошной закат? Как иначе с моей матушкой?
Марлин вздрогнула — видно, не оценила шутку. Людям, выросшим в нормальных семьях, всегда было сложно понять его. Он ждал её слов, гадал, что она скажет.
Марлин удивила его, когда произнесла задумчиво:
— А как зовут твоего отца? Так же вычурно, как всех Блэков? Помнится, бабушка заставляла меня учить это, но я быстро сдалась.
— Орион, — сказал Сириус, почти не разжимая губ. — Определённо так же вычурно, как и остальных Блэков.
Потом он рассмеялся, откинув голову назад. Не то, чтобы было очень смешно, но надо же было как-то завершить этот разговор. Она коснулась его плеча:
— Прости, я не хотела… — голос Марлин дрогнул. — Просто, знаешь, Том умер. И мне всё кажется, что я недостаточно общалась с ним. А если такое случится с кем-то из твоей семьи?
Сириус посмотрел на небо — уже почти чёрное. Начиналась одна из неспешных, мартовских ночей — довольно тёплых, кстати. Марлин ждала ответа, беспокоилась, но что он мог ей сказать? У него не осталось вменяемых родственников, кроме Андромеды, с которой они никогда не были особо близки. Покойников он, впрочем, тоже не особо жаловал. Кроме, дяди Альфарда, скончавшегося в прошлом ноябре и оставившего ему гору золота (вероятно, он сделал это, чтобы насолить Вальбурге, но какая в принципе разница?).
— Не сравнивай и не волнуйся из-за этого, — Сириус встал и подал руку Марлин. Пора было возвращаться в замок.
— Моя семья — это Поттеры, — сказал он, сжимая её ладонь.
Марлин кивнула, но он понял: она хотела услышать что-то другое.
***
С Ремом они встретились вечером после матча Гриффиндор — Хаффлпафф. Доркас ни за кого из них не болела, но на игру сходила, даже похлопала, когда ловец львов — тонкий мальчик с незапоминающимся именем — упустил снитч.
— Надеюсь, ваше поражение не сильно испортило тебе настроение? — спросила она Рема, как только они закрыли кабинет на ключ.
Доркас удалось достать его у Слагхорна под благовидным предлогом: мол в гостиной в последнее время невозможно заниматься, а она хочет побольше времени уделять подготовке к экзаменам. Слагхорн быстро сдался — скорее всего, коробка изысканного швейцарского шоколада сыграла тут не последнюю роль. Лакомство прислала Доркас тётя Дейзи, за что та была ей очень благодарна — особенно теперь, когда могла, усевшись на парту и скрестив ноги, наблюдать, как Ремус подходит всё ближе.
— Мне кажется, кто-то тут нечестен, — сказал он, остановившись в нескольких шагах от неё.
Доркас пожала плечами: она же слизеринка, что с неё взять. Сейчас она могла смеяться над этим, потому что её однокурсники пока вроде бы ничего не затевали, письма отца стали более-менее спокойными — без тайного надрыва, — а к косым взглядам всяких идиотов Доркас успела привыкнуть. И ещё у неё были эти недосвидания с Ремом.
— Так и будешь стоять? — спросила она.
— Нет, пожалуй, сяду.
И он взял стул, поставил его напротив Доркас, присел, а потом стал расспрашивать её обо всём, как обычно. Доркас нравились эти неспешные разговоры, нравилось сидеть на краю парты и болтать ногами, нравилось смотреть на Ремуса.
Глаза у него были голубые, точно небо в ясный день. Он смешно щурил их, когда смеялся. Правда, чаще всего он не позволял себе хохотать, просто улыбался — даже немного робко, пожалуй. Доркас знала, какие у него нежные — чересчур нежные для парня — губы, а ещё она с удовольствием водила пальцем по его гладко выбритым щекам или касалась волос — светлых и мягких.
Правда, всё это — касания, поцелуи — было скорее редкостью. В большинстве случаев они просто разговаривали, и Доркас не возражала. Ей нравилось, что она теперь так много знает о его семье: отце-волшебнике и матери-магле. Рем очень сильно любил их, и Доркас могла его понять. В один из таких вечеров она рассказала Рему о своей матери — о её болезни, название которой так и осталось неизвестным, о её смерти медленной и мучительной. Кажется, тогда Рем продержал Доркас в объятиях целую вечность. Она легко позволила ему это.
Доркас понимала, что позволила бы ему вообще всё, что она пропала.
«Я должна признаться ему в том, какую роль играю, должна рассказать, что связана с Пожирателями», — твердила она себе по ночам, а вечером, встречаясь с Ремом, молчала, будто это могло изменить правду.
— Почему ты не записался в команду по квиддичу? Не любишь спорт? — спросила она.
— Не то чтобы… — он, кажется, немного смутился. — Я просто не очень хорош в этом.
— Уверен?
— Да. А ты, как я понимаю, мастер по полётам?
Конечно, он не мог не вспомнить о её осеннем «выступлении». Доркас в очередной раз подумала о том, почему ей пришлось залезть на ту метлу, и махнула рукой:
— Ничего ты не понимаешь.
После того, как они ещё немного поболтали ни о чём, Рем заговорил об экзаменах.
— Я сейчас повторяю всё пройдённое, — сказала Доркас. — Буквально днём читала статью об анимагах. Неудивительно, что лишь немногим удаётся овладеть этим искусством — оно весьма сложное.
Ремус мягко улыбнулся. Ей показалось, что её реплика рассмешила его, но он постарался сдержаться.
— Тут главное — упорство.
— Думаешь? А мне кажется, что без блестящих способностей в этом деле не обойтись.
Ещё одна загадочная улыбка скользнула по его губам.
— Нет, упорство важнее.
Она подняла бровь:
— Откуда ты знаешь?
Ремус помедлил секунду, а потом произнёс:
— Друзья… отца, да трое друзей моего отца — анимаги.
Это заинтересовало Доркас. Среди её знакомых не было ни одного анимага, если не считать, конечно, профессора Макгонагалл, но её бы она ни рискнула лишний раз спрашивать о чём-то.
— Сразу трое? И в кого они превращаются?
Ещё одна заминка, а потом Ремус произнёс:
— В оленя, собаку и крысу.
Если бы Доркас не знала, что Ремус не умеет врать, она подумала бы именно так. Уж слишком неуверенным выглядел парень. Она решила не заострять на этом внимания, вместо этого спросила:
— В крысу? Зачем ему это? — и поморщилась. — Мерзко же…
Вот тут Ремус рассмеялся:
— В этом есть свои преимущества — например, крысе легче спрятаться, чем оленю.
Это было разумно, хотя Доркас всё равно бы не стала бы обращаться в грызуна. Когда она заявила об этом Ремусу, тот кивнул:
— Я и не сомневался.
Он выглядел таким трогательным, таким милым. Доркас попросила:
— Подойди сюда.
Когда он оказался совсем рядом, поймала его за подбородок:
— Поцелуешь меня?
Ремус не стал отказывать.
***
Возвращаться пришлось поздно ночью — они с Ремусом не уследили за временем. Он, конечно, хотел проводить Доркас до гостиной или хотя бы спуститься вместе с ней в подземелья, но она ему запретила. Доркас боялась, что их поймает Слагхорн: тогда проблем не оберёшься.
Ей удалось ни с кем не столкнуться по дороге в родную гостиную. Кажется, где-то вдалеке мерцала свеча Филча, но Доркас она не догнала.
«Я счастливица».
В это было особенно легко поверить, потому что на губах всё ещё горели поцелуи Ремуса — удивительно нежные. Ремус всегда касался её по-разному. Доркас не могла решить, каким он ей нравится больше — ласковым, почти робким или напористым и даже агрессивным.
Назвав пароль, она оказалась в своём втором доме и тут же услышала голоса.
— Может, всё-таки Эванс? — спросил Барти.
Да, Доркас сразу узнала этот голос. Она даже могла представить, как исказилось лицо Крауча-младшего. Не было ничего неприятней его улыбки.
— Тебя же бесила Вэнс, — заметил Снейп.
«Что-то затевают, хотят что-то сделать с кем-то из маглорождённых старост, — Доркас тут же стало холодно, и она точно знала — дело не в пониженной температуре, всегда сохраняющейся в подземельях. — И как я могла надеяться на спокойствие и мир».
— Выберем с помощью тайного голосования, — раздался вечно хриплый голос Регулуса. — И думаю, нам пора прекратить говорить об этом здесь.
— Кто нас сдаст? — поинтересовался Барти.
Доркас замерла. Конечно, она вроде бы доказала им свою преданность, но вдруг этого недостаточно, вдруг они разозлятся и сделают с ней что-нибудь.
«Там есть Регулус. Ему можно доверять… наверное».
— Тот, кто нас сейчас подслушивает, — прошипел Снейп и уже через секунду схватил Доркас за руку.
Стоило ему приблизиться, и Доркас обдало гадкой смесью пота и каких-то трав. Она демонстративно закрыла нос свободной рукой и велела:
— Отпусти меня.
Тем временем, он дотащил её до середины гостиной. Там сидели не все члены этого сомнительного кружка, а только самые преданные сторонники Лорда — Регулус, Северус, Барти.
— Так, это же Доркас, — сказал Регулус и встал с кресла.
Он кивнул Снейпу, и тот выпустил её руку из своей стальной холодной хватки.
— Мы тут обсуждаем одно дело, — продолжил Регулус. — Думаю, нам ещё пригодится твоя помощь, но позже.
Доркас кивнула и пошла к себе. В этих словах было что-то унизительное.
«Мы свистнем, и ты прибежишь», — вот что она услышала.
— И где это ты бродишь так поздно, Медоуз? — кинул Снейп ей вслед.
— Не твоё дело, — огрызнулась она и скрылась в своей комнате.
Ещё не хватало, чтобы этот грязный придурок её отчитывал. Доркас злилась на Снейпа, но куда больше на саму себя — и как она могла поверить, что всё будет хорошо?
