Глава 13Шампанское довело меня до определенной кондиции: хотелось просто пойти к себе и упасть лицом в подушку. Отмахиваясь от однокашников с их глупыми вопросами, я направилась в башню, чтобы провести здесь свою последнюю в Хогвартсе ночь. Спальня, естественно, была пуста: в башне вообще не было никого, кроме меня, уставшей от необходимости изображать радость от этого вроде как праздника.
Не было сил даже раздеться, даже смыть макияж и разделать прическу, поэтому я упала на кровать в том, в чем была, и мне сразу стало ощутимо легче.
Глаза настойчиво закрывались, но сознание, по-прежнему рисующее события выпускного, то есть, счастливо смеющихся и танцующих студентов, никак не желало сдаваться.
Я спрашивала себя, чему они так радуются. Мы уходим из самого безопасного места в Англии в настоящую, порой такую страшную жизнь, где нас будет некому защитить. Тем более сейчас, когда каждый день происходят такие ужасы, от которых холодеют пальцы и дрожит голос. Почти каждый пострадал от этой войны по совершенно идиотскому поводу. Чистокровие. Ну и что с этого чистокровия? Маглы ничем не хуже, я имею в виду, колдуны и колдуньи магловского происхождения. Могу себя в пример поставить даже. А эти помешанные обладатели титулов мечтают о том, чтобы такие, как я, умерли. Они мечтают очистить общество от нас.
Меня передернуло при мысли об этом.
Что я буду делать, если они придут в мой дом, нападут на моих родных? Разве я справлюсь с ними? Я, едва закончившая Хогвартс студентка, никогда не бывавшая в бою…неужели я обречена…
Хотелось плакать. Не просто даже плакать, а рыдать навзрыд, но жалеть себя – это уже почти проиграть. Я стерла нежеланные слезы, таки прокатившиеся по моему лицу, и вдруг села в кровати, разом избавившись от желания рухнуть под одеяло и предаться снам. Мне захотелось сделать что-то эдакое, что-то, чтобы доказало, что будущее еще может быть светлым.
И тогда я приманила заклинанием пергамент и перо с чернильницей (попутно забрызгав себе ногу, конечно) и принялась строчить, открывая свою душу и совсем ничего не скрывая.
…
«Джеймс, я такая дура. Просто дура набитая, которая совсем не умеет нормально выражать свои чувства и делает больно всем своим близким. Ты знаешь, я бы сейчас просто встала бы перед тобой на колени и просила бы прощения за все, что натворила нарочно или случайно. Я бы поддерживала тебя каждую секунду. Я ведь знаю, что тебе сейчас тяжело, и я не смогла даже написать тебе записку, но пишу сейчас, что очень соболезную тебе. Не хочу снова бередить наверняка еще не зажившие раны…я бы все отдала, чтобы с тобой все было хорошо, и чтобы у тебя все наладилось.
Не ненавидь меня, прошу. Это было недоразумение.
Я люблю только тебя одного, мой родной. Я люблю тебя.
Лили.»
Сириус хмыкнул, дочитав до конца. Кто бы мог подумать, что всегда сдержанная Эванс способна на такую откровенную нежность.
- Напилась, наверное. – предположил Сириус шепотом и усмехнулся,- Девки все такие дуры.
Он помнил, как Джеймс жаловался на недостаток любви от своей обожаемой с самого первого курса «рыжей принцессе». Сам Джеймс любил ее просто бешено и никак не мог с этой любовью справиться: она вечно диктовала ему условия.
- Что там у тебя?
Сириус обернулся и увидел Рема, наблюдающего за другом с явным подозрением во взгляде.
- Чего это такое? – повторил он, указывая на письмо.
- Да ничего,- попытался увильнуть Сириус, но ловкий Ремус умудрился выхватить бумажку из его руки.
- Засранец ты.
- Заткнись, я читаю.
- Как там Джеймс?
- Заснул. Бормотал что-то про Лили.
- Опять?
- Ну так да.- Рем нахмурился,- И что мы будем с этим делать?
- Я без понятия. – честно ответил Сириус.
- Зато я с понятием. Нужно ее проучить за все хорошее. Заодно проверим силу ее чувств к Джеймсу.
- Это как?
- Эх ты, идиот…
…
- Убери эту странную штуку из моей комнаты! – оо, вечные визги Петуньи выводят меня из себя, так бы и заколдовала ее! Превратила бы ее во что-то гадкое, склизкое и ползучее просто с мазохистским удовольствием. Но нельзя: мама с папой убьют. Она умудрилась настроить их против меня до такой степени, что они предпочитали разговаривать со мной как можно меньше, а иногда и вовсе шарахались.
И это мои собственные родители!
И ведь только начну серьезную беседу, они тут же находят отговорки и убегают.
Все защитные заклинания на наш дом я уже поставила, правда, пришлось проделывать магические махинации ночью, чтобы не травмировать нежные нервы родственничков.
Пускай они и относятся ко мне, как к опасному фрику, я ни за что не дам их в обиду никаким Пожирателям Смерти, да и даже этому паршивому Волан-де-Морту, перебившему толпы невинных людей просто из-за своей идеи фикс.
Чистокровие. Бла-бла.
- Ты уберешь ее или мне позвать маму?
- Через пять минут. – отвечаю я и вновь погружаюсь в мрачные мысли.
Правильно, для веселья поводов вовсе нет: война, странное отношение близких, да и…
Моя пьяная выходка себя не оправдала. Я до сих пор краснею каждый раз, когда вспоминаю, что я там понаписала.
Он не ответил.
Прошло две гребаных недели, но письма я не получила.
Мне так хочется рвануть к нему прямо домой и поговорить, просто поговорить.
Уже два раза я порывалась это сделать, но мне вечно кто-то мешал. То Петунья со своими тупыми претензиями, то мама с язвительными комментариями. При виде моей палочки обе начинают орать, боясь, наверное, что я превращу их в крокодилов.
Никогда не думала, что буду настолько непонятой своими же родственниками.
Я совсем одна, и мне нечем отвлечься от этого больного одиночества. Документы в Академию Зельеварения я уже подала, теперь можно мучить себя ожиданием.
Мучить…муки…это про меня.
- Мама, она опять размахивает своей палочкой! – ну все, сейчас начнется Армагеддон.
Мама примчалась в комнату, сопровождаемая Петуньей. Честно, иногда я думаю, что они все под каким-то заклятьем.
- Опять?! – закричала она, подбегая ко мне. А потом…вдруг отвесила мне пощечину.
Я замерла, схватившись за покрасневшую вмиг щеку. Это было уже слишком.
- За что? – спросила я, непонимающими глазами глядя на мать.
- За дело,- ответила она. Петунья хмыкнула и расплылась в саркастической улыбке.
И вот тут я не выдержала.
- Раз так, то я вас покину. – и я трансгрессировала.
