Побег. Часть первая.Это так странно, приезжать в место, которое ненавидишь и проклинаешь по ночам. И вроде даешь себе клятву, отчаянное обещание, что ноги твоей не будет в этом городе, но все же, ты поразительно странным образом оказываешься именно здесь — в городе, чьи огни и машины до тошнотворности напоминают тебе о минувших днях. И в сердце такое ощущение…такое соленное и горькое, что ты, забывая о прохожих, о ленивых машинистах, закрываешь глаза и пытаешься дышать. Холодные капли неприветливо падают на пальто, моча его, заставляя Лили Эванс задрожать и сжать покрасневшие руки в кулаки. Она вновь здесь, в городе, который навсегда отпечатался в ее мыслях, как город-кошмар, Эванс смотрит на давно заученные кварталы, дорожки, улицы и никак не может до конца понять, осознать, что она приехала к отцу. К человеку, который убежал от нее, который испортил ей жизнь, который свел ее мать к алкоголю. И сейчас, Лили с сомнением понимает, что-то письмо может оказаться липовым, и что никакой Эдвард Эванс не писал ей, не выводил изящные петельки и закорючки.
Сильный ветер подул прямо в лицо, и его порывы, словно лезвия, резали ее румяные щечки. Она пошла, медленно, аккуратно переставляя стопу, и вышла на знакомую улицу. Ничего не изменилось. Кругом сугробы, не расчищенные дорожки, из домов вылетает нецензурная лексика. Некоторые давно развалились от времени, в других сломаны рамы окон, выбиты двери. Кругом пьяный смех и пошлые хихиканья. Лили пошла к дому номер пятнадцать, потому что она не могла просто взять и не посмотреть на дом, в котором проживала свои последние часы ее мать, которая Эванс не любила, но точно уважала.
Дверь свисала с одной петли. Девушка ледяными пальцами толкнула ее на бок и зашла вовнутрь. На пороге грязь и снег. Обои разорваны, кругом осколки: от бутылок, окон и прочей ерунды.
В доме было удивительно тихо, ведь Лили была почти уверена, что настигнет кого-нибудь в этом заброшенном доме. Она качнулась и зашла в гостиную. Здесь уже явно кто-то постарался до нее. Подушки дивана были порваны, и вокруг лежал гусиный пух. Вещей в самой комнате почти не было. Фотографии свалены на пол, шторы небрежно валялись на полу и кругом грязь от немытых подошв.
С уст сорвался обреченный вздох, а в сердце противно защипало. Лили последний раз оглядела свою обитель, не решаясь подняться на второй этаж. Она вышла на улицу и вновь поежилась от декабрьского холода. Развернулась и пошла в совершенно незнакомое направление, а именно к дому отца, который находился в богатеньком районе, в нескольких километрах от сюда. Лили ходила все так же странно, шатаясь, наступая в сугробы, проваливаясь, проклиная все на свете, когда комки снега проникали под куртку. Хотелось лечь спать, закрыть глаза и никогда не просыпаться, чтобы больше никогда не ощущать эти серые дни, эту пустота, которая граничит с вечностью.
Эванс подняла голову и только сейчас заметила, что она оказалась на хорошо освещенной улице. Здесь город как-то преобразился. Тепло и свет являлись спутниками этого района, и Лили невольно прониклась чудом Рождества. Улыбка заполыхала на устах, а внутри что-то так грело, что-то совершенно незаметное и существенное. Шаг. Буквально три ступеньки и девушка увидит их — людей, которых уже совсем не помнит и почти что забыла. Два. Сердце грозится выпрыгнуть. Действительно, почему же это так волнительно, видеть тех, кто приносил столько боли?
Звонок прозвучал слишком громко или реальность просто заглумилась над ней? Дверь со скрипом отворилась и на нее посмотрели холодные серые глаза ее сестры. А Лили уже и забыла кого это ощущать на себе этот едкий и колючий взгляд, заставляющий тебя сжаться в комок и чувствовать себя ничтожеством.
— Ну, здравствуй, Лили, — в ее голосе слышалась неприкрытая насмешка, а глаза злорадно сверкали.
— Привет, — робко отозвалась Эванс и зашла во внутрь, когда Пеутния наконец отворила дверь. Глаза младшей Эванс ослепила роскошь. Огромная люстра, огромный холл, богатая мебель и множество изысканных картин. И смотря на все это, а так же параллельно вспоминая убогость домишка ее матери, в сердце девушки закипала ярость. Они еле-еле выбирались из нищеты, сводили концы с концами, когда ее родной отец жил на полную катушку, ни разу не задумываясь о том, как тяжело им живется.
— Твоя комната на втором этаже, прямо по коридору, — отчеканила ее сестра и просто оставила растерянную Лили в холле, не думая о том, чтобы предложить помощь.
С губ Эванс сорвался обреченной вздох и она не спеша стала подниматься на второй этаж, по бархатному красному ковру, который приятно согревал оледеневшие пальцы ног. Вскоре оказалось, что и второй этаж не уступал в своем великолепии. Античные фигуры, множество холстов в позолоченных рамках и дубовые двери. Все здесь искрилось от чистоты и ухода, поэтому новая волна ярости не заставила себя ожидать. Тихонько отворив дверь своей новой комнаты, Лили вздрогнула от уюта, который открылся перед ней. Просторная, обставленная со вкусом комната. Закругленный балкон и собственная ванная комната.
— Это словно сон, — прошептала девушка и опустилась на свою кровать, попутно таща за собой чемодан. Эванс стала медленно и немного отрешенно раскладывать свои вещи, понимая, что их явно меньше, чем шкафов и комодов этой комнате. Когда все было готова, она нерешительно вышла из своего временного убежища, но стоило ей поднять свои изумрудные глаза, как кровь застыла в венах. Ей всегда говорили, что она необыкновенно сильно похожа на отца. Ее глаза были точной копией, а волосы такого же цвета. У них даже характер совпадал. Если Петуния была любительницей истерик, то Лили являлась по натуре спокойной и усидчивой, по сути, как и ее отец. И сейчас, когда она подняла глаза, то столкнулась с точно такими же. Эдвард Эванс внимательно разглядывал Лили, заставляя последнюю сжаться от напряжения, повисшего в воздухе. Эванс отвернулась, и хотела было уже выйти к чертям из этого коридора, как холодный, мелодичный голос спокойно проговорил:
— А ты ничуть не изменилась, Ли.
Рука замерла в нескольких сантиметрах от ручки, а пульс участился. Такой же?. Нет. Это была неправда, Лили уже давно была другой. Ее изменил он, мать, сестра, ее изменила жизнь и он не может, не должен это говорить. Потому что он не знает ее, и Эванс клянется, что никогда больше и не поймет.
— А Вы все так же не проницательны, как раньше, — глаза в глаза и так, именно в эту секунду начиналась война самых родных на земле людей.
— В таком случае, предлагаю продолжить нашу любезную беседу за столом. Полагаю, нас уже заждались, — таким же тоном заголосил Питер, разворачиваясь, попутно понимая, что она пойдет за ним, ибо любопытство — вот еще одна черт, которая связывала их.
Девушка нервничала, но она покорно шла за своим отцом, думая о том, что старость явно прошла мимо этого человека. А еще, Эванс пыталась вспомнить каким он был раньше, но воспоминания как будто назло разбежались. От этого всего становилось еще более грустно и тревожно. Лили вдруг вспомнила о Джеймсе, о его словах и пожалела, что была глуха к ним. Почему-то именно сейчас захотелось, чтобы он каким-то чудесным образом оказался здесь, обнял ее и забрал далеко-далеко. Туда, где она, наконец, смогла бы обрести счастье.
— А вот и моя дорогая дочь Лили. — Эванс вздрогнула и подняла голову. За круглом столом расположилась ее сестра, незнакомая женщина и совсем незнакомые ей люди. Мужчина, на вид лет пятьдесят и скорее всего ее сынок, которому она не дала и больше семнадцати. — Как я Вам и говорил, моя дорогая, луноликая доченька обучается в престижной школе, в которой она является лучшей ученицей!
Ложь. Это все была ложь, и Эванс хмуро покосилась на Эдварда, который как ни в чем не бывало, улыбался ей. Девушка аккуратно приземлилась на пуфик и задумчиво уставилась в тарелку, понимая, что не знает как пользоваться многочисленными вилками и ложками, которые лежали на столе, а живот так изнывал от голода.
— Очень приятно, Лили. Меня зовут мистер Курт, а это мой сын — Джордж, — мужчина напротив тепло улыбнулся, но она не собиралась отвечать ему тем же. Суровая маска так и осталась на ее лице.
— Не обращайте внимание на нее, она у меня не по годам серьезная, — весело проговорил Эванс старший и бросил предупреждающий взгляд в сторону девушки.
Внутри что-то противно скребло и хотелось убежать отсюда. От этих оценивающих взглядах, словно она на торгах. Ей показался очень странным тот факт, что именно в день ее приезда, в гости к ее отцу зашел некий мистер Курт со своим сыном, который, похоже, был ее ровесником. Но зачем? Разве их что-то связывало?
-…Да, я нисколько не разочарован в вашей дочери, она действительно красавица и именно та, что нам нужна…- долетел до ее ушей отрывок из беседы. Эванс выпрямилась, словно струна и вопросительно посмотрела на своего отца.
— Что происходит? — это были ее первые слова, после тридцати минут молчания.
— Как же, дорогая, разве Вы не осведомлены? — мистер Курт почесал своими толстыми пальцами голову и укоризненно глянул на Эдварда Эванса. — Вы и мой сын в скором времени будите помолвлены. Это непросто выгодная финансовая сделка, но и отличное вложение., — мужчина как-то странно подмигнул испуганной девушке, а Эванс в свою очередь не могла вымолвить ни слова.
Разочарование всегда было сильным ударом в сердце и плевком в душу. Все вдруг стало до безумия ясно. Все эти милые улыбки, хорошее отношение. Даже то письмо было просто липовым. Лили была просто вещью для них всех. Вещью, которую надо удачно кому-то отдать. Девушка как во сне сидела на приеме. Ей отчаянно хотелось исчезнуть, и когда такая возможность появилась, она убежала в свою комнату и слезы обиды скатывались по щекам. Эванс небрежно уложила в чемодан вещи, но когда попыталась открыть дверь, то с ужасом поняла, что она закрыта. Лили подбежала к балкону и с силой стала дергать за ручку, но и эта дверь не поддавалась ей. Голова резко закружилась, и девушка упала на пол, а через минуту, она уже лежала без сознания.
***
— Просыпайся Лили, просыпайся, — в дверь забарабанили, а Эванс поняла, как сильно затекли ее конечности. — Лили!
Это был ее отец, который щелкнул замком и появился на пороге. Девушка через силу встала, злобно зыркнув на Эдварда.
— Даже не пытайся сбежать, — холодно приговорил старший Эванс. — Но, а чтобы все прошло удачно, сегодня уже будет объявлена ваша помолвка.
Ее как будто окатили холодной водой. Глаза расширились, а сердце застучало словно бешеное.
— Нет! — Лили подбежала к двери, но ее захлопнули перед ее носом.
Она бессильно упала на пол и схватилась за голову. Ее отсюда не выпустят, а магией ей пользоваться еще нельзя. Что можно сделать? Как отсюда убежать? Взломать замок?
— Джеймс, — тихо прошептала Лили. — Забери меня, пожалуйста…
Но никто не пришел. Никакой магии не произошло, и ее спаситель так и не появился. Потому что Джеймс Поттер ничего не должен ей. Он не любит её, а его сердце давно занято Магнией. И как бы страшно не было осознавать, но этот факт убивал ее, терзал изнутри. Девушка ни за что не могла признаться, что Сохатый стал для нее чем-то большем, нежели товарищ, однокурсник и друг.
Лили встала, вытерла ладошкой слезы и посмотрела на себя в зеркало. Спутанные волосы, заплетены в небрежный пучок. В глазах боль и пустота, которые окрашены красным цветом горя. Лицо распухло, а губы побледнели. Надо привести себя в порядок и придумать план. Можно же сбежать прямо с церемонии? Если все продумать, то у неё непременно это вышло бы. Но с другой стороны будет очень странно, если рядом не будет охраны, ведь сначала надо объявить все городу, а затем уже свадьба. Получается, что сегодня только вступление, которое будет проходить дома, но, а здесь точно не получится сбежать. Но что если все-таки воспользоваться палочкой? Да, ей придет предупреждение, но через несколько месяцев ей исполнится 17, значит, оно не так будет влиять на ее обучение в Хогвартсе. Эванс подбежала к чемодану и стала рыться в вещах. Книги, одежда, косметика, но нигде не было самого важного — ее палочки.
— Вот черт, — пропыхтела Лилс, натыкаясь на что-то твёрдое. Она вытащила кожаный чехол, в который специально прятала свою палочку. Достав ее, девушка победно улыбнулась. Оставалось только включить свои актерские способности, а остальное уже само пойдет.
***
Красивое темно-синие платье идеально подчеркивало ее фигуру. Это платье ей принесла сестра, попутно давая наставления, естественно при этом Петуния не упустила ни одного момента, дабы не поиздеваться над девушкой. Но этого того стоило. Лили настолько понравилось платье, что все слова пролетали мимо ушей.
— Неплохо, — скептически подметила старшая Эванс. — Ладно, идём.
По телу прошелся озноб, а сердце слишком громко застучало. Эванс встала, заранее положив палочку в клатч и медленно пошла в огромный холл, из которого уже доносились голоса, радостные вопли и классическая музыка. Лили, если быть честным, никогда не была на таких торжествах и никто не делал их в честь нее. Но сейчас она не ощутила никакого счастья, никакой радости, ибо все здесь ей было противно. Эванс, молча, стояла в сторонке, прислонившись к стене, лениво наблюдая за танцами. Сбегать сейчас было неуместно, но как только Эдвард Эванс объявил бы о помолвке, вот тогда надо бежать сломя ног, дабы все получилось. От мыслей ее отвлек Джордж, который лояльной походкой плавно подходил к ней. Спина в момент выпрямилась, а глаза приобрели холодный оттенок.
— Вы сегодня бесподобны, — проговорил юноша, но Эванс не собиралась вести с ним беседы, поэтому промолчала. — Я Вам противен?
Губы Эванс непроизвольно сжались в одну полоску. Она безразлично качнула головой, не отрывая глаз от пола.
— Я понимаю, что вы не хотите этой помолвки, но я вам обещаю, что мы обязательно будем счастливы. — Его глаза заблестели.
— Боюсь, это невозможно…
— В вашем сердце есть кто-то другой?
Девушка открыла рот и хотела было что-то сказать, но вдруг где-то что-то разбилось, кто-то закричал, а вскоре погас свет. Ее схватили за руку и с силой дернули, Эванс хотела закричать, но ее крик прикрыла чья-то рука.
— Это я, Лили, — прошептал до боли знакомый голос, в котором она узнала Джеймса…
