Глава 14Я заснула сразу же, как легла. Ни о чем не думала, разве что о том, не заметил ли кто моего позднего возвращения. Вроде все спали, включая Рину. Заснула и я. А часов в пять или шесть неожиданно проснулась. Совершенно непонятно почему – никаких посторонних звуков не наблюдалось и разбудить меня было абсолютно нечему.
Некоторое время я соображала, на каком нахожусь свете, – а когда сообразила, спать расхотелось абсолютно.
То, что я посреди ночи встречаюсь со сторонником Темного Лорда, – это нормально. Что еще мне от себя ожидать? Но зачем я с ним целовалась? Причем первая начала! Совершенно не понимаю, зачем я это сделала. По какому-то наитию, не иначе. Я много чего делаю, не думая, но чтобы целоваться с незнакомыми мужчинами на пятнадцать лет старше... Этак можно докатиться о того же, что и Эсмеральда. Я вспомнила все мерзости, которые она рассказывала, и мне стало не по себе.
Но почему-то в применении к себе и Перкинсу эти мерзости таковыми уже не казались. Или мерзость – это когда с первым встречным? Он все-таки не первый встречный. Он друг моей матери, значит, и мой друг. И он подвергает себя страшной опасности, находясь на территории Хогвартса, где его могут обнаружить в любой момент. В конце концов, я могу сделать ему приятное или нет?
А ему было приятно, я чувствовала. Он все время на меня смотрел с восхищением. А я даже не сообразила спросить, когда он меня первый раз увидел и как понял, кто мои родители. Хотя я так похожа на маму, что догадаться нетрудно.
Интересно, кто же он на самом деле. Никакого Боба Перкинса я не помню, в газетах мне это имя не встречалось. Можно спросить у Рины, но ей придется объяснять, откуда я его взяла, а мне пока не хотелось говорить о встрече. Вот спрошу его, можно ли рассказать Рине, тогда и посмотрим. У тети Нарциссы и тети Лены спрашивать точно не буду. Не хочу снова выслушивать лекцию о том, что уважающая себя леди не должна лезть в политику.
Можно еще раз посмотреть старые газеты. Может, мне попадется колдография Петтигрю, тогда я хотя бы смогу точно установить, он это или не он. Как-то плохо мне верилось в то, что у Темного Лорда вдруг объявилось сразу два сторонника, в то время как остальные постарались забыть свое прошлое, как страшный сон.
Интересно, что будет делать Малфой, когда Темный Лорд вернется? Как он объяснит то, что ничего не предпринимал и даже не попытался вытащить моих родителей из Азкабана? Или хотя бы не дать им туда попасть.
Интересно, а этот Перкинс оказался в Азкабане до или после мамы? Вот он, я уверена, не бездействовал. Может быть, он не смог справиться один, он же ненамного старше меня тогда был...
В следующий раз надо обязательно уточнить, за что он попал в Азкабан и когда. И хорошо бы еще знать, что случилось с Темным Лордом и почему для того, чтобы его вернуть, надо торчать в Хогвартсе. И что из себя этот Темный Лорд представляет – тоже неплохо было узнать. Собирается он освобождать из Азкабана своих прежних сторонников или нет?
Но больше всего меня, пожалуй, волновал вопрос, как относится Перкинс лично ко мне и что мне по этому поводу делать. А вдруг он и вправду в меня влюбился? А если я его сама поцеловала, может, я тоже?..
Да нет, что за ерунда. Ну как я могу влюбиться в того, кого даже не видела толком? В темноте-то не разглядишь, как он выглядит! И вообще, все эти любовные игры достали меня еще в Бобатоне, там ни один разговор не обходится без обсуждения, кто с кем гуляет. Должен же кто-то быть выше этого!
Интересно, а этот Перкинс чистокровный? Если вдруг я все-таки в него влюблюсь, не хотелось бы, чтобы он оказался полукровкой.
Хотя сторонники Темного Лорда почти все чистокровные.
Но кем бы Перкинс ни был, мне хочется его увидеть еще раз. Там уже сама разберусь, кто в кого влюблен и влюблен ли вообще.
Несмотря на то что не спала полночи, весь день я была удивительно бодра и весела. До обеда мы гуляли во дворе, и нам с Риной удалось обстрелять снежками группу гриффиндорцев и смыться раньше, чем они поняли, чьих это рук дело. После обеда мы засели в гостиной, и я стала приставать к Рине с вопросами, которые раньше мне в голову не приходили. Как они стали гулять с Ником, целовались они или нет, и как на все это отреагировал Джерри. Рина ужасно смущалась, краснела и пыталась от меня отмахиваться, за что была побита учебником трансфигурации. Правда, несильно и недолго.
– Ну расскажи, какой он! – не успокаивалась я.
– Зачем тебе?
– Должна же я знать, за кого моя сестра замуж собралась!
– Во-первых, – с умным видом произносит Рина, – я тебя старше, а во-вторых, троюродная сестра.
– Ну и что? – возражаю я, еле сдерживая смех
– А то, что троюродные уже не считаются близкими родственниками. Троюродные брат и сестра даже могут пожениться.
Я оглядываю Рину с ног до головы и глубокомысленно произношу:
– Нет, на тебе я жениться не буду.
Мы хохочем так, что сидящий в другом конце гостиной Драко испуганно на нас оглядывается.
– За Джерри ты тоже не сможешь выйти замуж, – заявляет Рина, отсмеявшись, – у него Синтия есть.
– А и не собираюсь! – гордо говорю я, и мы снова смеемся. – Нет, правда, расскажи мне про Ника. Вы с ним в Хогсмид ходили?
– Мы обычно всей компанией ходили, – отвечает Рина. – Ник вечно таскал нас куда-то далеко за деревню, в горы. Нашел там какую-то пещеру, так его потом было оттуда не вытащить. Нет, чтобы посидеть в «Трех Метлах» – там мы только пива набирали чуть ли не ящик, а потом шли туда. У нас компания была – Ник, Джерри, Синтия и еще твой кузен, – при этих словах Рина посмотрела на меня, хитро прищурившись.
– Какой мой кузен? – не понимаю я. – Драко? Так он же мелкий еще был, у вас ведь в Хогсмид с третьего курса пускают.
– Нет! – радостно говорит Рина. – Другой кузен, по отцовской линии. Реджи, сын Рабастана Лестранжа.
Ну надо же! Оказывается, у меня есть еще кузен! А я как-то и думать забыла об отце и его родственниках.
– И где он сейчас?
– Понятия не имею. Они с Ральфом, кажется, вообще из Англии уехали. Ральф – это его старший брат, – поясняет Рина, поймав мой вопросительный взгляд.
– А почему ты мне сразу о нем не сказала?
– Так ты же не спрашивала!
Действительно – не спрашивала. Рина показала мне такое количество колдографий, что я просто не успевала спросить, кто есть кто.
– Признавайся, – нарочито строго говорю я, – какие у меня еще есть родственники, о которых я забыла спросить, а ты забыла рассказать?
Вместо ответа Рина смеется. Драко, уставший на нас оглядываться, не выдерживает и подсаживается к нам. Я корчу ему страшную рожу, он в ответ корчит не менее страшную, после чего смеемся уже все вместе – я, Рина, Драко и вся его компания.
– Есть! – торжественно говорит Рина и смотрит почему-то на Драко. Тот показывает язык и пытается спрятаться за Крэбба.
– Не прячься! – смеется Рина. – Давай, расскажи Бетти, какая у вас еще есть кузина.
– У нас? Драко, у тебя есть родная сестра?
– Это у мамы есть родная сестра, – наконец говорит Драко, немного огорченный тем, что спрятаться не удалось. – Она вышла замуж за грязнокровку.
– У нее дочь на год старше Джерри, – добавляет Рина. – И сейчас работает в аврорате.
Я хватаюсь за голову.
– Что? У меня есть кузина в аврорате, да к тому же еще и полукровка? Все, я не перенесу такого позора, иду немедленно прыгать с Астрономической Башни!
Вокруг не просто смеются – рыдают от смеха. Еще немного – я тоже начну рыдать.
– Зачем тебе башня, – с трудом произносит Рина, – подземелье Снейпа куда ближе, у него там полно ядов!
Я не выдерживаю и присоединяюсь к всеобщему веселью. Да, повезло мне с родственниками. Еще Крауча посчитать – так вообще картина поразительная выходит. И Блэк этот ненормальный, что по Хогвартсу в прошлом году бегал, – мой двоюродный дядя.
А может, все-таки Перкинс – это Сириус Блэк?
Да нет, вряд ли. Сказал же Малфой, что Сириус не настолько спятил, чтобы перейти на сторону Темного Лорда. Он там никогда и не был, а в Азкабан его Крауч посадил, которому все равно, кого сажать.
– Бетти, ты чего? – с удивлением спрашивает Рина, увидев, что мое веселье как-то увяло.
– Еще про одного родственничка вспомнила, – тихо говорю я, так чтобы меня не слышала компания Драко. Впрочем, компания уже отползает от нас на другой диван, ибо на одном мы не помещаемся.
– Про Крауча, что ли? Давай подождем до второго тура, может, заявится.
– Да зачем он мне? Сдохнет – туда ему и дорога! Лучше расскажи мне еще про Ника, – оживляюсь я, – это он соблазнил Джерри в Америку ехать? Он приключения любит?
– Обожает! Вечно его куда-нибудь тянет! Когда он на седьмой курс перешел, мы с ним всю Шотландию облазали.
Пока Рина рассказывает, как они с Ником лазали по горам, я окончательно успокаиваюсь. Жалко, меня там не было. Вот бы мы повеселились! Меня почему-то одну никуда не отпускали. Сиди на каникулах на морском курорте, загорай на солнышке, а о приключениях и думать не смей.
– В следующий раз обязательно меня возьмите! Меня вечно куда-нибудь тянет.
– В парижскую Оперу? – смеется Рина.
– И туда тоже! Ты знаешь, когда мне было пять лет, я из дома собралась уходить!
– Как? – пугается Рина. – И далеко ушла?
– До первой магловской деревни. Там меня магловская полиция подобрала. Никак не могли понять, откуда я взялась, они же не знали, что неподалеку наш особняк! А я молчала, как на допросе в аврорате.
Это одно из моих первых детских воспоминаний. Теперь мне смешно, а тогда смешно не было. Это сейчас я маму совсем не помню, помню только, что когда-то она была. А в раннем детстве, по-видимому, помнила. И все время порывалась ее искать, а тетя говорила мне: «Подожди, мама приедет». Потом перестала. А потом появилась Аннет, и тете стало не до меня. Тогда я и решила уйти из дома и искать маму. Положила в корзиночку несколько пирожных, яблоко и любимую куколку и пошла вдоль моря. Я тогда уже усвоила, что привезли меня из Англии, а Англия находится за морем, вот и решила пойти по берегу, пока не найду кораблик, на котором можно будет поплыть в Англию. А если не найду, то сделаю сама – я уже начинала присматривать во дворе щепочки и дощечки. Но дома мне бы никто не дал построить корабль, поэтому я и пошла по берегу.
Вот удивились маглы, увидев девочку в белом платьице, сосредоточенно куда-то идущую! Деревенька была маленькая, даже приезжих знали наперечет. А тут совершенно непонятно откуда взявшаяся девочка, да еще и одетая по моде тридцатилетней давности, если не более ранней.
– Так и молчала все время?
– Когда мне надоело, я стала просить меня отпустить. Они заявили, что не отпустят, пока не найдут моих родителей. Я на них рассердилась, и тут у них в доме все стекла повылетали.
Рина уже смеется взахлеб:
– Ну зачем же ты так с бедными маглами! Они же тебе добра хотели!
– Они меня взаперти держали! Хорошо, что потом дядя прибежал, уж не знаю, как он узнал, – может, магию почувствовал. В два счета стекла восстановил и память маглам стер.
– Тебя потом ругали?
– Не особенно. Они меня никогда особенно не ругали.
Действительно, зачем тете было меня ругать? Она-то, в отличие от меня, знала, где на самом деле находилась моя мама в то время, как я надеялась переплыть море на самодельном кораблике.
Опять меня на грустные воспоминания тянет. Это непорядок.
– Рина, Драко! – громко говорю я. – Пойдемте на улицу, опять в снежки поиграем! Слабо Поттера снегом закидать, чтобы он и не заметил?
Остаток каникул мы провели попеременно на дворе и в библиотеке. Причем Рина занималась в основном повторением пройденного в свете подготовки к ТРИТОНам, а я рылась в подшивках старых газет. Взяла и несколько книг о войне с Темным Лордом, в том числе и те, которые читала в первый день своего пребывания в Хогвартсе. Сейчас они воспринимались не в пример легче, ибо что-то я уже знала и в именах не путалась. И сами имена для меня теперь были не чужими.
Я допросила Рину с пристрастием и выяснила, что на этот раз она назвала всех моих родственников, так что можно было не бояться, что у меня отыщется какой-нибудь двоюродный дядя в Визенгамоте или троюродная тетя в Хогвартсе. Впрочем, уже имеющихся родственников было предостаточно, чего стоил один Блэк. Или Крауч. Имея Крауча в родственниках, можно смело надевать траур в любой момент. Еще выяснилось, что Крэбб является моим дальним родственником, но я даже не сумела вычислить, каким. Не ближе, чем Крауч. Родство не из тех, которыми стоит гордиться. Я бы предпочла в родичах Нотта, у него хотя бы мозги есть. У Драко тоже есть, но пользоваться ими он не умеет, а Тед из их компании самый здравомыслящий.
Правда, Рина утверждает, что я сама порою здравомыслием не отличаюсь. Возражать не буду. Пусть Рина за нас двоих думает, ее хватит.
Один раз, когда мы сидели в библиотеке, туда заявился Хмури. У меня возникло стойкое впечатление, что он следит за мной, поэтому и приперся. Пока он рассматривал книги на стеллажах неподалеку от нас, я нарочито громко сказала Рине:
– Вот мне интересно, почему до падения Темного Лорда могли приговорить к пожизненному заключению в Акабане по одному лишь подозрению, а после целую компанию Упивающихся Смертью оправдали на основании того, что они якобы находились под воздействием Империо?
Рина смотрит на меня страшными глазами, но понимает с полуслова и подхватывает:
– А ты заметила, когда прекратились процессы? Когда Крауч слетел со своего места. Кому-то было невыгодно, чтобы он и дальше находился на своем посту.
– И кому же? – с повышенным интересом в голосе спрашиваю я.
– Ну, насколько я знаю, больше всего против методов Крауча возражал Хмури.
– Что не мешало ему этими методами пользоваться, – добавляю я.
Рина кивает, соглашаясь.
– А почему бы не предположить, – вдохновенно начинаю я, – что Хмури нарочно подстроил процесс над сыном Крауча? Никто же толком не знает, виноват он или нет. Зато имя Крауча навсегда оказалось опозорено!
– Я не понимаю, кого ты защищаешь – Хмури или Крауча? – с подчеркнутым непониманием спрашивает Рина.
– Они оба хороши! – торжественно объявляю я.
Хмури ничем не дает понять, что нас слышит, и я продолжаю на все корки честить аврорат вообще и Крауча с Хмури в частности. В той книжке, что я для Хмури переводила, подобные мысли есть, а я просто продолжила их в том же направлении. Ну, разве что немного сгустила краски.
Наговорили мы если не на срок в Азкабане, то на неделю отработок точно. Но Хмури продолжал, как ни в чем не бывало, копаться в книгах, совершенно не подавая виду, что слышал хоть что-нибудь.
Когда я слишком увлекаюсь перечислением недостатков системы законодательства, установленной Краучем, передо мной вдруг возникает библиотекарша, мадам Пинс.
– Что за крики? Вы в библиотеке или на дворе?
– Простите, – пролепетала Рина.
Хмури вышел из-за стеллажа, кинул на нас с Риной торжествующий взгляд, криво улыбнулся и поковылял к выходу. Рина снова уткнулась в «Расширенный курс трансфигурации», и мне ничего не осталось, как последовать ее примеру.
За последующие дни мне так и не удалось обнаружить никаких следов Боба Перкинса, зато по истории войны с Темным Лордом я, наверное, стала специалистом. После прочтения подшивки «Пророка» за осень восемьдесят первого года сложилось впечатление, что еще немного – и Темный Лорд бы победил. Если бы не Поттер... И меня бы, наверное, забрали из Франции, потому как после победы бояться было бы нечего.
Наверное, мне надо ненавидеть Поттера. Но я не могу. Это глупо – ненавидеть мальчика младше себя, да еще и за то, что он совершил в несознательном возрасте. Может, это не он вовсе, а старшие Поттеры – кто их знает, какие они магические защиты в своем доме установили.
К тому же один ярый ненавистник Поттера на Слизерине уже есть. Зачем мне уподобляться Драко?
В последний день каникул мадам Максим обрадовала меня напоминанием, что я все-таки бобатонка и поэтому должна переселиться обратно в карету. А на выходные, так уж и быть...
По крайней мере, один плюс в моем переселении был. Перкинс обычно подлавливал меня по дороги из замка в карету и обратно. Как иначе найти предлог уйти из замка в одиночестве?
Мадам Максим, видимо, ждала от меня протестов, но их не последовало. Перед ней стояла самая послушная ученица за всю историю Бобатона, которая и думать не помышляла о каких-то Упивающихся Смертью, являющихся ее близкими родственниками. Посему наша директор строго посмотрела на меня, что-то пробормотала себе под нос и удалилась. Судя по всему, она так и не помирилась с Хагридом.
Вечером в карете девчонки безо всяких вопросов с моей стороны подтвердили – да, не помирилась. А утром в первый день занятий Хагрида за преподавательским столом не обнаружилось.
Может, они пытались объясниться, но вместо этого поссорились окончательно?
Впрочем, роман директора Бобатона с преподавателем Хогвартса меня не особо волновал, и я бы забыла о нем очень скоро, если бы после трансфигурации Рина не подсунула мне свежий номер «Ежедневного пророка». Рита Скитер написала длиннющую статью о Хагриде, который мало того, что пугает учеников страшными зверями, так еще и полувеликан.
– Это Хмури-то – сама доброта по сравнению с Хагридом? Она ничего не перепутала?
– Ты хочешь сказать, что полувеликан на самом деле Хмури?
– Я хочу сказать, что самый ненормальный в этой школе – Хмури, а не Хагрид!
– Ну конечно, – глубокомысленно произносит Рина, – ты не ходишь на уроки по уходу за магическими существами. Вот послушала бы Драко...
– А при чем тут Драко?.. – начинаю было я, но тут Рина показывает мне пальцем на строчки парой абзацев ниже.
– На него бросился гиппогриф, а Крэбба укусил флоббер-червь? – недоуменно спрашиваю я. – Ну ладно, про гиппогрифа все ясно, а черви-то тут при чем? Может, его Гойл укусил?
– Кого – червя?
– Нет – Крэбба! – смеюсь я. – Вот Драко придет, я сама его укушу!
Кусать Драко я, конечно, не собираюсь. Но его сотрудничество с газетой мне почему-то не нравится. Эта Скитер горазда врать, и не стоит Драко светиться в такой компании.
Поймать Драко удается только после ужина. Разумеется, в компании – один он не ходит. Он только успевает разложить учебники на столе, как мы с Риной подходим и садимся на диван напротив.
– Драко, – начинаю я, – что ты наболтал этой репортерше?
Драко с вызовом смотрит на меня. На его лице явственно написано: «Сам знаю, что делаю, и никто мне не указ». Каждый раз, когда я вижу такое его выражение лица, мне становится смешно.
– Тебе что, нравится этот Хагрид?
– Мне не нравится чушь, которую говоришь ты и которую потом печатают в газетах. Известности захотел? А ты читал, что она в начале восьмидесятых о наших родителях писала?
Имя Риты Скитер попадалось мне в старых «Пророках» неоднократно. И как различался тон ее статей до падения Темного Лорда и сразу после, не говоря уже об ее статьях по поводу процесса над моими родителями. Там были такие намеки, за которые я бы набила морду не задумываясь.
Пока Драко соображает, что бы такого ответить, Нотт подходит ко мне и садится рядом, на спинку дивана.
– Бетти, – говорит он негромко и спокойно, – ты пока что в Хогвартсе только три месяца, а мы – четвертый год. Хагрид здесь совершенно лишний, и если есть возможность его убрать, почему бы ей не воспользоваться?
– Он за Поттером бегает! – вставляет Драко. – Поттер из его хижины не вылезает! Первый раз на Диагон-Аллею и то Хагрид его привел.
– Так бегает или в хижине сидит? – уточняет Рина.
– Я не вижу смысла в устранении Хагрида из школы, – вновь влезаю в разговор я. – Почему именно Хагрид? Почему не Хмури? И что за постоянное упоминание Темного Лорда в статье? Как будто кто-то поверит, что Хагрид его сторонник. С такими сторонниками никакие враги не нужны!
– Это точно! – подтверждает Пэнси.
Мы еще немного дискутируем о Хагриде, мне подробно рассказывают об очередном выведенном им виде монстров, после чего остается впечатление, что Драко обратился к репортерше весьма вовремя. Ибо монстры растут, а Драко жить хочет.
– В следующий раз уговори ее написать статью про Хмури, – заключаю я.
– Она уже писала! – возражает Драко.
– Мало! – подключается Рина.
– А вы все равно написали лучше! – заявляет Крэбб, и все дружно соглашаются.
После этого ничего не остается, как пообещать четверокурсникам сочинить что-нибудь из жизни Хагрида и его монстров. Хотя я не уверена, что способна на это, так как уже третий день мысленно сочиняю письмо Перкинсу и все никак не могу сочинить.
Письмо я написала в тот же вечер. И на следующее утро сунула его в дупло, выскочив раньше всех из кареты. Честно говоря, после встречи с Перкинсом мне уже хотелось не столько с ним переписываться, сколько еще раз увидеть. Желательно – при свете дня. Или хотя бы палочки.
Примерно это я ему и написала. Еще написала про Малфоя, про Хагрида, про то, как мы весело провели каникулы, а в довершение всего спросила, могу ли я ему чем-то помочь. Он уже говорил, что справится сам, но вдруг не справится? Про то, как мы дразнили Хмури в библиотеке, я тоже написала.
Странно, что Хмури никак не отреагировал. Ни тогда, в библиотеке, ни в среду на уроке. Даже забыл про наказание, которое обещал мне на Святочном балу. Вроде бы я должна была радоваться, но не радовалась. А вдруг он нашел себе дело поважнее, чем препираться со мной? Когда я собиралась положить в дупло первое письмо Перкинсу и Хмури меня подловил, он намекнул на каких-то Упивающихся Смертью. Можно считать это его обычной паранойей.
А если нет? А если он обнаружил следы Перкинса?
Из-за всех этих сомнений я никак не могла придумать, как же мне отвлечь Хмури. Не напоминать же ему про наказание? Он обращал на меня мало внимания, и мне это нравилось. Зачем настроение себе портить?
Я не помню, как дошел от двери слизеринской гостиной до своего кабинета. Помню только, что на полпути пришлось вернуться – я вспомнил, что забыл ногу и глаз Хмури в одной из комнат. Пока искал комнату, пока медленно поднимался наверх, прошло, кажется, уже полночи.
Остальные полночи я то ли спал, то ли не спал. Нет, наверное, спал, потому что Бетти не могла быть рядом со мной, а во сне она лежала рядом и я хотел ее поцеловать, но боялся разбудить. Потом она открыла глаза и сама потянулась ко мне... но тут я проснулся.
Я настолько отключился от реальности, что чуть не вышел из кабинета, забыв принять оборотное зелье. Только взявшись за ручку двери, осознал, что чего-то мне не хватает. Тут же отпустил руку, для верности наложил на дверь еще одно заклятие и бросился к своей фляге. Но перед тем, как сделать глоток, с минуту просидел в кресле, обхватив голову руками.
А если бы я не спохватился? А если бы так и пришел в Большой зал? Бетти бы не обрадовалась, если бы я оказался в Азкабане. О Темном Лорде и говорить нечего. Он целиком и полностью положился на меня, а я чуть было не забыл о своей миссии. Но ведь то, что я делаю, я делаю не только для Лорда, но и для Бетти тоже! Я не должен ее подводить.
Хорошо было то, что, выпив зелье, я мог не только выглядеть, но и думать, как Хмури. А Хмури на такие мелочи, как любовь, не отвлекается. Я попросил его помочь мне держать себя в руках, и он помог.
Хотя перестать думать о Бетти я, конечно, не мог. Но за пределами своего кабинета я хотя бы представил действовать за себя Хмури. По крайней мере, за завтраком и виду не подал, что этой ночью с нами что-то произошло. И на Бетти, по обыкновению сидящую за слизеринским столом рядом с Айрин, смотрел, как Хмури смотрит всегда – с подозрением. Уж больно она веселая!
А я, наоборот, радовался. У меня появилась надежда, что мне ответят взаимностью. От Беллы я взаимности не дождался... впрочем, это и не следовало ожидать, кто я был по сравнению с ней? Глупый мальчишка, только-только окончивший школу. Да и любил ли я Беллу – сам не знаю. Может быть, сам выдумал эту любовь, чтобы было что-то свое, выводящее меня из рамок, в которые меня заключили с рождения. Теперь-то у меня нет никаких рамок. Есть путь, с которого я не сойду, и миссия, которую надо выполнить.
К середине дня я почти успокоился и даже спокойно поговорил с Дамблдором о планах занятий на предстоящие месяцы. Точнее, говорил не я, а Хмури. Директор при всем своем желании не увидел бы меня за ним. Но он еще ни разу не пытался применять ко мне легилименцию. Все-таки он доверяет Хмури.
На следующую ночь мне опять приснилось Бетти. Она стояла возле шкафа и рылась в нем в поисках книг о войне с Волдемортом. Книги, которые она оттуда вытаскивала, я никогда не видел. Там были воспоминания Беллатрикс, Долохова и кого-то еще, я прекрасно знал, что никто из них не писал ничего подобного, но почему-то во сне это казалось крайне логичным. И опять я проснулся в тот момент, когда Бетти отложила книги и собралась меня поцеловать.
Днем я отправился в библиотеку. Почему-то не оставляла мысль, что я найду там если не то, что мне снилось, то что-нибудь похожее. О Бетти я почти забыл и, обнаружив ее там, сильно удивился. Но не подал виду, а остановился неподалеку и стал рассматривать стоящие на стеллаже книги. Ничего интересующего меня там не было – почти весь стеллаж был уставлен учебниками по трансфигурации, но я изобразил безумный интерес и стал просматривать книги одну за другой. Перед Бетти лежала толстая подшивка старых «Пророков», в то время как ее подруга изучала что-то имеющее непосредственное отношение к учебе.
Я думал, Бетти уже достаточно просмотрела газет. Или она ищет упоминание о Бобе Перкинсе? Зря ищет. Протоколов допросов в «Пророке» нет, а больше это имя нигде не упоминалось.
Присутствие Хмури девочкам явно не нравилось. Я стоял спиной, поэтому не видел, как посмотрела на меня Бетти, но догадывался, что очень злобно. И нарочито громко заговорила с Айрин о политике Министерства во времена войны с Темным Лордом и о разногласиях между Краучем и Хмури.
Если они и были, эти разногласия, я их не видел. Во время своего заключения в аврорате – точно. Хмури был ничем не лучше моего отца и довел меня до слез. А потом сам же и обвинил в том, что я устраиваю истерику.
Бетти считает, что Хмури и сочинил версию о моей причастности к делу Лонгботтомов. Она еще не поняла, что я – это я, иначе бы так не говорила. Считает меня невинной жертвой, пешкой в игре против Крауча. Возможно, отчасти, так и было. Если бы я не был сыном Крауча, я бы не получил пожизненное. Кто мог доказать, что я там был? Белла бы не стала давать против меня показания. Мой отец и Хмури – вот кто сделал все возможное, чтобы я оказался в Азкабане и оттуда не вышел. Если бы не мама...
На этом я оборвал себя. Думать о маме я запретил себе еще в конце августа, а сейчас с меня вполне хватит и Бетти.
По меркам восемьдесят первого года девочки успели наговорить лет на пять Азкабана. Я уже подумывал, не сообщить ли им об этом, как меня опередила мадам Пинс. Она терпеть не может, когда в библиотеке разговаривают, а тем более разговаривают громко, считая это оскорблением для хранилища знаний. Книги гораздо важнее любых разговоров – считает она.
Я, когда работал в Министерстве, тоже так считал.
Больше девчонки в библиотеке не разговаривали, хотя наведывались туда периодически, вплоть до самого окончания каникул. Мне было интересно, догадается ли Бетти, кто я, ведь я пересказал ей большую часть своей биографии. Все, кто обвинялся в причастности к Упивающимся Смертью и попал в Азкабан, обязательно упоминались в газетах. Не найдя в «Пророках» следов Перкинса, Бетти должна сообразить, что имя вымышленное, и искать по тем фактам, которые я ей сообщил.
Похоже, что она еще не сообразила. Айрин ей помочь не может, ибо Айрин пока не в курсе.
На первом своем уроке у седьмого курса я Бетти практически игнорировал. Устроил общий опрос, на котором уделял ей не больше внимания, чем всем остальным. Даже меньше. Больше всех, пожалуй, досталось на том уроке Флер. Ее я не только погонял по знанию основных защитных заклинаний, но и успел заглянуть к ней в мысли. Загадку яйца она разгадала уже давно и знала, как продержаться под водой целый час. Единственно, что ее смущало – она не понимала, что именно может быть похищено. Здесь не было ничего такого, чем бы она дорожила. Даже ее лучшая подруга Жаннет была не в счет.
Да, это не Бетти. Та если полюбит – то по-настоящему. Если бы она полюбила меня...
Но фантазировать на эту тему я мог разве что ночью – с начало занятий времени на мечты уже почти не оставалось. Вот и хорошо. 
