Глава 14– Ужас, как неловко! – Ксения прислонилась пылающим лбом к холодному стеклу машины, по которому с той стороны бежали потоки дождя. – Простите, Александр Семёнович, моя свекровь – очень своеобразная женщина.
– Да уж, мне только что выпало счастье убедиться в этом лично.
Он с нервным смешком взлохматил волосы. Этот несолидный жест невозможно было представить в исполнении уравновешенного и бесстрастного Скворцова, зато он невероятно подходил "незнакомцу" из сна, с которым они только что спасались бегством по лестнице, как двое подростков. Ксения потёрла ладонь о коленку, как будто зудящее воспоминание о том, как она держала его за руку, увлекая вниз по ступенькам, можно было так просто стереть.
– Она не всегда такая. Ну, то есть… Поверить не могу, что она в самом деле сказала такое!
– Всё в порядке, не переживайте, – он завёл мотор и включил печку. – У вас-то самой из-за этого не будет неприятностей?
– Неприятности? Шутите? Наоборот – теперь я избавлена от необходимости потрошить живого карпа!
– Я имел в виду, поймёт ли правильно ваш муж.
"Что скажет Павлик, когда узнает, что ты водишь в его квартиру мужиков?!"
Визгливые причитания свекрови, несомненно, достигли ушей Скворцова, пережидавшего семейную сцену на кухне. Не говоря уже о предложении проверить сохранность ценных вещей, произнесённом под самой дверью таким громким шёпотом, что даже соседи за стеной, наверное, кинулись пересчитывать свои ложечки.
– Ну, мы уже много лет в разводе, поэтому… К тому же, чисто технически, эта квартира и моя тоже. Я здесь прописана.
– Я знаю, – в голосе промелькнула снисходительная улыбка.
"Ну конечно, паспортные данные!" – Ксения мысленно побилась головой о приборную панель. Хорошо ещё, что она не успела задать идиотский вопрос о том, как Скворцов её разыскал.
– В общем, с Пашкой проблем не будет. Он отлично знает, на какие закидоны способна его маменька.
Хотя вообще-то сегодняшняя сцена, даже с поправкой на уникальный драматический талант Валерии Сергеевны, была выдающейся в своей абсурдности. Наверное, свекровь и вправду была шокирована, застав Ксению за распитием кофе среди бела дня в предосудительно мужской компании. Но то, что последовало дальше, нельзя было списать ни на какой шок – а разве что на прогрессирующую шизофрению. Не исключено, что она воображала бывшую невестку кем-то вроде дочери-подростка, которой, согласно священному материнскому праву, можно устроить выволочку в соседней комнате, за рукав утащив от несанкционированных гостей. У одной из школьных подружек Ксении была такая мамаша. Наверняка, она гордилась своей деликатностью и тактом, когда отзывала дочь в сторонку прежде, чем обрушить на её голову гром, молнию и ушат помоев в придачу. Но Ксения навсегда запомнила, какой униженной чувствовала
себя, пережидая воспитательную акцию, происходившую за стеной. Именно поэтому на выслушивание обличительной речи свекрови она потратила ровно столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы сохраниться, выключить компьютер, накинуть свитер и выдернуть Скворцова из-за стола. Кульминационные, по задумке, пассажи о неприличном поведении летели уже им в спины.
Вспоминать об этом было смешно, стыдно и
странно – как будто всё и вправду произошло во сне, и Ксения волевым усилием задвинула смущающие мысли подальше. До того времени, когда она останется одна и сможет попереживать сегодняшний позор без свидетелей.
– Так всё-таки – что там с Юлей?
– Уже несколько дней не выходит из своей комнаты, – мгновенно помрачнев, ответил Скворцов. – В школу ходить отказывается. Толком не ест. Всё время плачет. И ни с кем не желает говорить. Даже Саньку игнорирует.
С каждым произносимым им словом у Ксении в груди нарастала ноющая боль.
– Но это же не с моим отъездом началось? Вы сказали, он плохо на них повлиял…
– Нет, не думаю, что дело в этом. То есть, они, конечно, скучали, но ничего такого не было. А потом вдруг…
– А в лицее? Может… может, её кто-то обидел?
– Санька сказал, что нет. Но не может же он знать про неё всё.
"Ошибаетесь, Александр Семёнович! Эти дети ничего друг от друга не скрывают".
– Поехали, обсудим по дороге, – скомандовала Ксения, пристёгиваясь.
– Вы действительно можете съездить поговорить с ней? Мне неудобно тащить вас в такую даль…
Нотки искреннего раскаяния в голосе Скворцова противоречили его действиям: судя по тому, с какой готовностью он потянулся сниматься с ручника, решение во что бы то ни стало утащить Ксению "в такую даль" созрело задолго до её добровольного согласия.
– Ну а чем мне ещё заняться? – горестно вопросила Ксения потолок чероки, изо всех сил скрывая охватившую её радость. – Разве что зверским расчленением невинной рыбки?
– И то правда, – хмыкнул Скворцов.
– Значит, вы пробовали разговорить её? Что она – совсем-совсем ничего не сказала?
– Почти ничего. Сане только – что-то вроде "не могу с тобой это обсуждать". Вот мы и подумали, что это что-то… ну, знаете… специфически женское.
– И что, за полторы недели не нашлось никого? Хотя бы Милана.
– Юлька не стала с ней говорить. Наверное, Милана кажется ей холодноватой…
–
Кажется? По-моему…
– Вы её совершенно не знаете, – перебил её Скворцов.
– Юлька тоже, – возразила Ксения. – Как она должна понять, что этому человеку можно довериться, если снаружи один сплошной ледяной фасад?
– Ледяной фасад? – он покосился на неё обиженно, даже с оттенком неприязни, но развивать тему не стал. – Что ж, Наталья тоже пробовала. А сначала они, вроде, неплохо поладили.
– Наталья?
– Моя коллега из РАМа. Вы её видели – как раз в тот день, когда…
– Я помню.
– Ну вот, она приезжала ещё пару раз. Мне показалось, что у них с Юлькой полное взаимопонимание.
– И что, не вышло? – сочувственно поинтересовалась Ксения. То есть она надеялась, что получилось сочувственно, а не злорадно.
– Даже хуже, чем с Миланой. Похоже, Юлька ей ещё и нагрубила. Точно не знаю, Наталья не вдавалась в подробности, но у неё было такое лицо…
– Ясно, – задумчиво протянула Ксения, отворачиваясь к окну.
На самом деле тот факт, что Юлька выдала что-то неласковое папочкиной пассии, не объяснял ничего. Это было вполне в её духе, особенно если у неё и вправду неприятности.
– Насчёт того, что вы сказали… – нарушил затянувшееся молчание Скворцов. – Про планку. Возможно, за год они действительно рискуют слишком расслабиться. Просто в тот момент это показалось мне хорошим решением. Времени выбирать школу уже не было, а тут знакомый директор и условия неплохие. Я думал, за год дети смогут спокойно подготовиться к экзаменам в лицейский класс. Если надо, можно нанять репетиторов по конкретным предметам…
"Он что – оправдывается?!" – с ужасом подумала Ксения, не зная, куда деваться от неловкости. Скворцову хорошо, он, вроде как, при деле – цепко смотрит на дорогу, роняя отрывистые фразы, словно они сами по себе произносятся. Она сама любила обсуждать неприятные темы за рулём. Всегда есть оправдание для длинной паузы или для игнорирования каких-то неугодных аргументов.
– Возможно, я и впрямь сгустила краски, – выдавила она наконец. – И уж точно не имела никакого права…
– Мир? – перебил её Скворцов, по-прежнему глядя только вперёд.
– Мир, – растерянно отозвалась Ксения.
– Вот и замечательно, – бесстрастным тоном заключил он. – Терпеть не могу эти долгие расшаркивания. Будем считать, что тогда просто выдался неудачный день?
– В смысле? То есть, да, конечно, но я не понимаю…
– Возвращайтесь, – Скворцов наконец повернулся и посмотрел на неё в упор. – Вы нужны нам.
Ксения невольно прижала ладони к вспыхнувшим щекам, но это не помогло – предательская краска ощутимо заливала лицо. Скворцов, по счастью, снова переключил внимание на дорогу. И было не похоже, что он волнуется о том, какой она даст ответ.
– Александр Семёнович… – пискнула она не своим голосом и покашляла, прочищая горло. – Я не уверена, что в этом есть смысл. В любом случае мне рано или поздно придётся уехать. Может быть, вам лучше сразу искать себе человека, который останется в доме надолго?
– Хотя бы до тех пор, пока я не найду такого человека, вы согласны ещё у нас поработать? Ладно, – после секундной заминки продолжил он, – кажется, моё предложение прозвучало слишком неожиданно. Но вы обещаете подумать?
– Я подумаю, – торопливо ответила Ксения, пока под влиянием момента не пообещала ему продаться в пожизненное рабство – и Луну впридачу.
Натянув повыше ворот свитера, она закрыла глаза. Поверил ли Скворцов в то, что её внезапно сморил сон, неизвестно, но с разговорами он не приставал до конца поездки.
***
– Ксанка! Ну наконец-то!
Открывший им ворота Петька, ничуть не смущаясь под неодобрительным взглядом Скворцова, сграбастал Ксению в дружеские объятия – вольность, которую он никогда не позволял себе раньше. И вправду, что ли, соскучился?
– Задушишь! С чего вдруг такой энтузиазм?
– Как это – с чего?! – возмутился он. – Она ещё спрашивает! Кого мне небеса прислали на помощь? Как раз сегодня собрался приколхозить к бэшечке видеорегистратор – а тут ты!
– Уверен, Ксения Дмитриевна безмерно польщена и гордится тем, что она в нашем доме нарасхват, – вмешался Скворцов, ухватив Ксению за локоть и довольно бесцеремонно задвинув её себе за спину. – Занимай очередь. И загони пока машину под крышу.
Петька скроил обиженную физиономию, но, ловко поймав брошенные ему ключи от чероки, тут же вытянулся в струнку, салютуя Скворцову свободной рукой:
– Слушаюсь, мой генерал! Или генералиссимус?
– Ты сначала с начдивом разберись, – хмыкнул Скворцов. – Похоже, что он по твою душу сюда спешит…
Выражение лица шагавшего от дома Василия Ивановича и вправду не сулило Петьке ничего хорошего, но слегка смягчилось при виде Ксении.
– Вернулась? – буркнул он, скрывая приветственную улыбку в усах. – Отдохнула от нас, дезертирша?
– Даже слишком, – честно призналась она. – Вы простите, что я так, без предупреждения…
– Василь Иваныч, – прервал извинительную речь Скворцов, усиливая хватку на локте Ксении, – не посмотришь у джипа тормоза? Педаль как-то туго ходит.
И не дав Василию Ивановичу слова промолвить в ответ, потащил Ксению по дорожке.
– А на мой взгляд, всё с тормозами в порядке, – сказала она, осторожно высвобождая руку, едва они зашли в дом. – То есть я не заметила, чтобы…
– Ну да, – отпустив Ксению, Скворцов даже отступил на шаг – видимо, решил, что напугал её. – Но никогда не мешает проверить как следует.
– В смысле?
На мгновенье ей снова подумалось, что это всё же могло оказаться лишь сном,
просто обязано оказаться сном, иначе как прикажете смотреть ему в глаза – да просто стоять рядом в гулком, сумрачном холле и ни-че-гошеньки не понимать…
– Не выдавайте меня, ладно? – он опять взъерошил чёлку и тяжело вздохнул. – В общем, я так ничего и не сказал Василию Иванычу о вашем увольнении. Он бы с меня, вероятно, шкуру спустил. Да и вообще, как-то всё глупо получилось и неожиданно… Короче, вы брали отгул по семейным обстоятельствам.
– И что, – хотела бы Ксения сейчас держать в руках чашку чая, чтобы отхлебнуть, поперхнуться и долго-долго кашлять, восстанавливаясь от шока, – дети и Петька согласились дурачить Василия Иваныча? А если бы я уехала, как и собиралась, если бы вы не нашли меня в Москве?
– Пришлось бы сознаваться, наверное, – он беспечно пожал плечами. – Но ведь вы не уехали.
– Чистая случайность. Задержали дела, – сухо ответила Ксения, покрываясь испариной при мысли о том, что Скворцов мог принять её уход за часть спектакля по набиванию себе цены. Как будто она сидела и ждала, пока её вернут обратно! Но оправдываться, отрицая
не произнесённые обвинения было глупо, поэтому ей оставалось только делать вид, что она не понимает, к чему он клонит.
– Значит, нам повезло, – у голосе Скворцова ей послышалась улыбка, но лица было не разглядеть, а следовательно не удавалось и определить процентное соотношение иронии и дружелюбия.
Сделав глубокий вдох, Ксения шлёпнула ладонью по клавише выключателя на стене у входа, и холл залило электрическим светом. Скворцов отступил ещё на шаг, прикрывая глаза ладонью.
– Да, что-то быстро стемнело… – пробормотал он практически себе под нос.
– Ехали долго, – отозвалась она. – Да к тому же сегодня пасмурно. На самом деле ещё совсем не поздно.
– Ну да, – Скворцов устало потёр переносицу. – Надо Милану предупредить, что вы у нас ужинаете…
– А где Саша? – не выдержала Ксения. Она ехала сюда вовсе не ради светских бесед о погоде и не ради ужина.
– У себя, наверное, – ответил Скворцов, никак не отреагировав на её упрямое "Саша". А раньше ведь не преминул бы поправить, напомнив, что "Саша" в этом доме один – как будто это бренд какой-нибудь, на использование которого имеет право только он.
"Ещё пара увольнений – и он окончательно свыкнется с моим нахальством".
– Я могу сначала поговорить с ним?
– Разумеется. Пойдёмте…
Они успели сделать всего пару шагов в сторону лестницы, как раздался дребезжащий сигнал мобильника, имитирующий звонок старинного телефонного аппарата. С обречённым вздохом Скворцов извлёк его из нагрудного кармана и, движением подбородка предложив Ксении идти наверх без него, погрузился в переговоры.
Радуясь неожиданной удаче, Ксения поспешила к племяннику, чтобы успеть как можно больше обсудить наедине, пока предоставляется шанс.
Услышав из-за двери приглашение войти, она засунула голову в проём. Саша, сгорбившийся над письменным столом, даже не обернулся.
– Не помешаю?
– Ксю?! – он вскочил, с грохотом откинув в сторону стул. – Ты откуда тут взялась?
– Ну…
– Мы думали, ты уже давно уехала к отцу, – не дал он ей и слова вставить.
Ещё один симптом ненормальности их семьи – никто не называл
отца иначе: папой или дедушкой. Пошло это, если вспомнить и проанализировать, от самих родителей, которые никогда не обращались друг к другу по именам, а только так: "мать", "отец". И если маму Ксения и Полина всё же называли "мамой", то на слово "папа" было как будто наложено табу. Оно существовало где-то в параллельном пространстве, для обозначения чьих-то чужих отцов, но не имело никакого отношения к их собственному. И эта традиция была одной из немногих, которые Полька сохранила, уйдя из дома. Принципиально игнорируя большую часть отцовских правил, она не менее принципиально продолжала говорить про него "отец", подразумевая при этом "отец Ксении" – и не больше. Особенно выпукло этот мотив проявился, когда её манеру переняли Юлька и Саша. Даже зная, как Ксению каждый раз передёргивает, они таким незамысловатым способом продолжали мстить своему деду, словно были на всю жизнь запрограммированы ненавидеть и обижаться.
– Я бы не уехала
так.
– А нам откуда знать?! – воскликнул Саша довольно зло. – Про планы свои ты толком ничего не рассказала, телефон отключила…
– Я просто его потеряла! – не выдержав, повысила голос и Ксения. – Как вы вообще могли подумать такое! – он только мрачно пожал плечами. – Ладно, неважно. Скажи лучше, что с Юлькой происходит.
– Откуда ты узнала?
– Скворцов рассказал. Похоже, он всерьёз встревожен, раз примчался в Москву разыскивать меня.
Саша аж присвистнул.
– Надо же! Но вообще понятно, что он беспокоится. Ксю, она и вправду какая-то… – он замялся, подбирая слова, – …совсем неживая.
– И что – у тебя никаких идей? Может, поссорилась с кем-то?
– Без понятия, – ответил он, но в то же время помотал головой, про себя явно не соглашаясь с таким объяснением.
– Что ж, пойду к ней, – вздохнула Ксения. – Надеюсь, она не спустит меня с лестницы.
– Рискни здоровьем, – невесело улыбнулся Саша. – Выживешь – передай ей, что у неё всё ещё есть я.
– Я у неё тоже есть, – проворчала она, прежде чем шагнуть из комнаты – как раз навстречу поднимавшемуся с первого этажа Скворцову.
– Идёте к Юльке уже?
– Ага. Только не знаю, откроет ли она мне вообще. Может, сразу попробовать влезть к ней в окно? Эффект неожиданности и всё такое…
– Веселитесь? – хмуро поинтересовался Скворцов.
– Не особенно. Ладно, окно – это будет план "Б". Юлька! – она решительно постучала. – Юль, открой мне!
– Юля, к тебе Ксения Дми…
Не успел Скворцов договорить эту фразу, как дверь рывком распахнулась, и Юлька прямо с порога, не издав ни единого звука, бросилась Ксении на шею, заливая её слезами. Цепляясь за неё руками и ногами, как обезьянка, вздрагивая всем телом от рыданий…
– Идите, – развернувшись к Скворцову, одними губами произнесла Ксения поверх Юлькиной макушки.
– Я буду в кабинете, – точно так же беззвучно ответил он и тихими шагами отступил по коридору.
***
Спустя час, а может и все два – ощущение времени она потеряла – Ксения осторожно, чтобы не разбудить наконец заснувшую Юльку, выскользнула из её комнаты. Ноги так тряслись, что казалось, вот-вот подломятся колени. Но нельзя было позволить себе быть слабой, поэтому она продолжала шагать вперёд, подобно тупому однозадачному роботу, у которого ещё вдобавок перегорело какое-то очень важное реле.
До кабинета Скворцова она добиралась вечность.
Запрещая себе думать, запрещая крутить в голове какие-то беспомощные
варианты. Сначала надо было пережить этот удар. Научиться заново дышать. Поверить в то, что выход вообще существует. Прямо сейчас у неё не было на это душевных сил, прямо сейчас она готова была сдаться, ещё даже не вступив в борьбу. Слишком больно. Слишком страшно. Слишком…
"Несправедливо, несправедливо, несправедливо!!!"
Дверь показалась ужасно тяжёлой и поддалась не сразу, что только добавило Ксении поводов ассоциировать себя с окончательно выдохшимся марафонцем, который втайне мечтает отключиться за несколько шагов до финиша – потому что весть, которую он несёт, больше напоминает ядовитого тарантула.
– Ксения Дмитриевна? Что с вами?
Всё-таки он не был ледышкой. По крайней мере ладони, которые осторожно легли Ксении на плечи, отчётливо излучали тепло.
– Александр Семёныч… Александр Семёныч…
Ксения честно пыталась начать рассказывать, но, словно "заевшая" пластинка, могла только повторять его имя. Причём в голове у неё вместо этого впервые звучало: "Саша… Саша…" А ещё ужасно хотелось уткнуться ему в грудь, чтобы ноющий комок, до боли распирающий ей рёбра, вышел наконец потоком слёз и слов.
– Ну, ну… – он неловко погладил её плечо. – Сядьте. Может, воды?
Послушно опустившись на диван, она помотала головой.
– Простите… Наверное, я вас напугала, – Ксения шмыгнула носом. – Юлька спит сейчас. И… мы поговорили. Александр Семёнович, вы только не…
Не бойтесь? Не переживайте? Не думайте о самом худшем исходе?
"Бояться, переживать и отчаиваться буду я. А тебя прошу только о помощи. Помоги нам, она же твоя дочь, ты же можешь перевернуть небо и землю, чтобы найти ей лучшего врача!"
– Рассказывайте, Ксения… – он на секунду замялся, но отчество так и не добавил, словно на каком-то ином уровне они успели договориться отбросить на время формальности. – Я уже понял, что это что-то серьёзное. Хотите выпить?
– Что? – дёрнулась она, поспешно стирая с щеки слезинку. – А, нет, я не пью… В общем, Юльку срочно нужно обследовать. На предмет онкологии.
Как бы Скворцов ни подготовился к плохим новостям, но всё-таки не смог удержать лицо. В одно мгновенье стало понятно, что они с ним одинаково беззащитны и напуганы. Ксения буквально читала в его глазах свой собственный крик: "Несправедливо, несправедливо!!!" Потом напряжённая, строгая "маска" вернулась на место, только вот она больше ничего не могла скрыть.
– Ей всего тринадцать. Разве это возможно?
– Она обнаружила уплотнение в груди.
После смерти матери, Полина, по её собственному признанию, не знала, на что злится больше: на то, что отец не позволил ей придти на похороны, или на то, что родители до самого конца скрывали от них с Ксенией поставленный маме диагноз. Не зная, как пережить горе, она переплавила его – всё без остатка – в гнев.
"Это же нас касается не только потому, что мы
просто имели право знать. Но ещё и потому, что мы в группе риска, как ты не понимаешь!"
Тогда Ксении было дико слушать её сетования, тогда она не понимала, сколько растерянности и боли скрывалось за деловитостью сестры, за её гладкими наукообразными формулировками, за её попытками быть рациональной. Спустя четыре с половиной года, услышав от врача свой собственный приговор, Полька вновь заговорила про группу риска. Как будто наследственность отменяла
несправедливость происходящего с ней – или как будто знание о ней могло застраховать Ксению и Юльку от того же страшного жребия.
"Обещайте мне, что будете регулярно проверяться!" – сколько раз они слышали это в последние годы! Ксения послушно кивала и клялась, но в глубине души ни на секунду не верила, что им и в самом деле придётся пройти через этот кошмар ещё раз.
