Глава 14Гермиона смахнула со стола бумаги с расчетами и устало потерла виски. А ведь придется нанести визит в Тупик Прядильщиков. Не хочется... Что, если там снова Снейп? Конечно, если он ей не приснился той ночью и, стало быть, жив, встретиться с ним надо. О, еще как надо! Зайти в дом и прямо с порога потребовать развода. Немедленно. Пускай только попробует сказать «нет»!
Гермиона вздохнула. Дурак будет, если согласится. Он же мертв. В аврорате в этом уверены. В министерстве тоже. И если это входит в его планы, - что совершенно не исключено, - нипочем не станет высовываться. То, что это нужно ей, для него, разумеется, не аргумент – не стал же он интересоваться ее мнением, когда заключал этот брак. И теперь не поинтересуется. Мерлин, о чем она думает? Он , скорее всего, просто приснился ей. Значит, можно со спокойной душой отправляться в дом Снейпа, где она оставила почти все свои предыдущие расчеты – в частности, по Прелати. А также наброски, необходимые для работы с записями Смотрицки. Кстати, надо отправить ему письмо…
Гермиона усмехнулась. Их переписка мало того, что становилась регулярной, она еще начала доставлять ей удовольствие. Смотрицки совсем не представлялся ей больше животным хамом, каким выступил в первом письме. Он по-прежнему не пропускал случая написать гадость, в то время как сам довольно болезненно реагировал на ее язвительные замечания. Но он был умен, наделен блестящим чувством юмора, что Гермиону легко подкупило, и вскоре она была готова прощать ему нелестные отзывы о собственных интеллектуальных способностях, вкусах, стиле и всем, о чем он мог составить мнение по переписке. Что ж, по крайней мере, он не знал, как она выглядит. Можно только представить, какой мишенью для эпистолярного дартса могла оказаться ее прическа, потрепанные джинсы или привычка грызть ногти.
За последние два дня они обменялись посланиями дважды. Что дало Гермионе повод думать, что Смотрицки покинул Крит и, скорее всего, находится теперь в Европе, а может, и вовсе - в Англии. Она решила спросить об этом в следующем же письме. И не только об этом. Ей нужны были разъяснения – все новые и новые вопросы не давали ей покоя. Веленовая тетрадь после ее давешнего разговора с Прелати приобрела особый смысл.
Прелати поджидал ее на площадке запасной лестницы и был более, чем прежде, благодушен и многословен. Он с видимым удовольствием возвращался к «успешной операции «Синяя борода»» и готов был рассказывать о колдунах и ведьмах тех времен часами.
- Столетняя война, отвлекшая, в частности, Жиля от магического образования и выявившая в Жанне ведьму, была замечательным временем, - мечтательно заведя глаза, разглагольствовал он. - Финал великой драмы, развернувшейся во Франции. Драмы, которая увенчалась серьезными шагами по упорядочиванию дел в магическом мире. Мерлин великий, сколько нам пришлось помучиться с Францией! Казалось бы, такие возможности – альбигойские войны, процесс над тамплиерами, наконец, Столетняя... Ах, если бы в роду Валуа к тому моменту был хоть один маг. Да что там – сквиб. Но нет... Нам удалось установить контроль над этим домом только при поддержке Екатерины Медичи – но это уже ничего не решало, династия угасла. Впрочем, к тому моменту проблем во Франции у нас уже почти не было. И это во многом благодаря двум магглорожденным ведьмам времен Столетней войны…
Да, войны они использовали здорово. Гермиона листала отчеты на пожелтевших листах и еще раз убеждалась в том, что война – прекрасное время для тех, кто хочет и умеет исподволь менять мир. Естественно: люди напуганы, неуверенны - покажите им, что вы в состоянии стабилизировать их жизнь, укажите им разумные пути, и они поддержат вас. История Синей Бороды и трагическая судьба Жанны увязывались в единый узор с программой охоты на ведьм. Нет, пожалуй, даже украшали его, как драгоценные жемчужины.
Нет, Гермиона все еще не могла в это поверить. Судя по документам Прелати, в то время всеми вопросами, связанными с деятельностью магов, действительно ведала святая инквизиция. То, что программа охоты на ведьм была полностью их разработкой, Гермиону не удивило. Но то, с какой целью это делалось… С каким знанием магии... С привлечением самих волшебников... И все ради того, чтобы обеспечить разделение магического и маггловского миров?
Да, наверное, это было необходимо – во всяком случае, теперь с этим многие согласятся. В первую очередь, маги – магглы, предполагается, о волшебном мире ничего не знают. Но тогда, кажется, было совсем иначе. И, Мерлин, зачем было разделять эти миры? Они жили все вместе, в одних и тех же общинах, одними и теми же проблемами, радостями и болями. Помогая друг другу, поддерживая. Влюбляясь, рожая детей, поддерживая одни и те же традиции, разделяя общие представления о добре и зле. И были внутри своих общин весьма терпимы - как к наличию «странностей», так и к их отсутствию. Кто-то – и Гермиона теперь начинала понимать, кто - провел огромную работу, чтобы посеять в них страх друг перед другом. Что ж, это, наверное, было не слишком сложно. Уж кто-кто, а Гермиона прекрасно знала, как легко настроить женщин против молодой ведьмы...
А если еще и война... Этого Гермионе тоже не надо было долго объяснять. Ей было отлично известно : война выявляет в человеке такие вещи, которые в мирное время могли бы не проснуться никогда. О которых не думаешь. В которые не хочешь верить. И вдруг оказывается, что ты на них способен. Еще как способен! И это касается не только человека - целого общества. Самое истинное, самое сокровенное, самое звериное вылезает наружу во всем своем безобразии. Впрочем, также спонтанно проявляются и чудеса человеческого благородства. И сверхчеловеческие способности.
Если судить по документам, полученным от Прелати, так и случилось с Жанной, бедной девчушкой из Домреми. Ее способности проявились в межвоенный период, наступивший после очередного сокрушительного поражения французов. Короли в который раз оказались не в состоянии платить наемникам, боевые действия прекратились, а солдаты превратились в мародеров. Одна из банд совершила тот памятный набег на родное селение Жанны. Ей самой чудом удалось избежать насилия, которому подверглось почти все женское население – от маленьких девочек до старух. Жанну, по ее собственным словам, защитила Пресвятая Дева, которая подсказала ей, когда и как спрятаться. Обычное для юной ведьмы стихийное проявление магической способности. И после этого она регулярно слышала «святые голоса», которые направляли ее на пути к великим победам. У нее был блестящий и довольно редкий магический дар – влиять на сознание как отдельных людей, так и целых толп. К тому же, несомненный дар пророчества. Что ж, понятно, как ей удалось стать тем, чем она стала для Франции, а также лично для Карла Валуа и Жиля де Рэ. Первые же расчеты, которые Гермиона сделала на Жанну и Жиля, показали, что Жиль был обречен. Чистокровный маг Жиль де Рэ и магглорожденная ведьма Жанна д’Арк, несомненно, были парой.
Почему же она не ответила ему? Это оставалось для Гермионы загадкой, пока она не нашла среди бумаг короткий отчет о процессе в Руане. Из отчета кто-то любезно выбросил почти все, что касалось политических мотивов преследования, и оставил только то, что, видимо, казалось ему важным. Жанна представлялась всего лишь набожной необразованной девочкой, которой в раннем детстве вбили в голову, что ведьма – сатанинское отродье. И когда во время расследования инквизиции ей объяснили, кто она на самом деле, какова природа ее дара, и предложили развивать этот дар, она предпочла умереть. С ее данными, к счастью, она сумела убедить себя в том, что ее чудо - от Бога. А то бедняжка сошла бы с ума раньше, чем короновала дофина. Вся история Европы могла бы измениться.
Гермиона вздохнула и отложила документы Жанны. Похоже, девочка действительно была святой, и католическая церковь имела все основания ее канонизировать. Предпочесть верность вере и ради нее умереть в мучениях — вместо того, чтобы научиться колдовать...
Собственно, в этом случае она ничем не отличалась бы от Моффрэ. Обычная история: в юном возрасте проявление магических способностей, обвинение в колдовстве, расследование инквизиции, допросы с пристрастием. Уж она-то не стала слишком долго колебаться. И это легко понять. Если бы вы висели на дыбе. Или в вас вливали ведро воды. Или одели испанский сапог. И в перспективе маячила казнь – очень жестокая казнь. А вместо этого вам предложили бы развивать ваши необыкновенные таланты. Что выбрали бы вы? Моффрэ выбрала магию. И попала под начало Прелати. Кстати, это надо внести в расчеты: в разговоре с Прелати нынешним она узнала о Прелати прошлом нечто действительно интригующее...
- Сквиб?
- А что вас удивляет, мисс Грейнджер? Вы думали, сквибы – это просто отбросы магического мира? Для Моффрэ Прелати был Наставником.
- Но как он мог ее чему-то научить?
- А я не сказал, что он был ее учителем. Я сказал «наставником» – это не одно и то же. Вспомните, сколько у вас было учителей - людей, которые заставили вас вызубрить заклятия, научили варить зелья, летать на метле, превращать одну ненужную вещь в другую - менее ненужную. Но был ли у вас наставник? Человек, который провел бы вас по волшебному миру, научил в нем жить, открыл для вас нужные двери. Сделал органичной частью этого мира. Но у вас хотя бы была школа. А у Моффрэ и ей подобных школы не было…
Человек, который дал вам понять, что такое магический мир и как в нем жить... Гермиона поймала себя на том, что горько улыбается. Сколько раз ей об этом говорили – в разной форме, в разных ситуациях. Но она не верила. И сейчас не верит – знает, что правда, но не верит. Она ворвалась в волшебный мир со своими маггловскими представлениями и убеждениями, уверенная в том, что это то же самое, только вместо трамвая – метла. Одна идея с равноправием домовых эльфов чего стоила! Можно научиться пользоваться палочкой и вызубрить заклинания. Но как жить, давая этому миру часть себя и питаясь его силой?
- А что наставник получает взамен? – спросила она с кривой улыбкой.
- Преданность. Только преданность – и ничего сверх того, - заверил Прелати. – Ну, а что касается Моффрэ... Вы знаете, чем увенчалась эта кампания? К середине 15-го века французское магическое сообщество уверилось в опасности бесконтрольного использования магии. В связи с чем, кстати, правительство приняло решение о праве на магическое обучение для магглорожденных волшебников. А к концу века они открыли Бобатон...
Судя по документам, примерно в это же время произошло окончательное размежевание магического и маггловского сообщества в этой стране... Зачем? Это же, в конце концов, просто наивно. Сквибы, изгнанные маги, лишенные права колдовать, члены семей магглорожденных волшебников, хозяева транзитных территорий – это неполный список тех, кто живет в маггловском мире и при этом осведомлен о существовании и, что важнее, возможностях магов. Кому и зачем нужно было подобное размежевание? Какой в нем смысл?
Потом… Глобальными философскими вопросами она займется на досуге. Если он у нее когда-нибудь будет. А пока... Пока нужно дождаться сову от Смотрицки и отправляться в Тупик Прядильщиков. Потому что без документов на Прелати в свете последних событий она с расчетами далеко не уедет. Ей нравилась идея воспользоваться образом Моффрэ. Но, с другой стороны, ее интриговали возможности, скрытые в образе Жанны. Мерлин, она должна на чем-то остановиться – иначе Пол ее сглазит. Прикрутит к ее виртуальному образу какой-нибудь кибернетический сглаз.
К счастью, долго ждать не пришлось. Скорее всего, Смотрицки и правда был в Англии. Гермиона распечатала как всегда неподписанный конверт и принялась читать. К середине письма она поймала себя на том, что улыбается и готовит остроумные ответы на его замечания. Гермиона нахмурилась. Это было неправильно. Она не знает, кто такой этот Смотрицки на самом деле. Она не знает, можно ли ему доверять. Он умен – это все, что она может сказать определенно о человеке, с которым обсуждает довольно щекотливые темы. Вот и сейчас – она ждала его письма, чтобы иметь благовидный предлог задать собственные вопросы. Об инквизиции. Прелати. Игре. Гарри. Снейпе, наконец. Ей нужен совет. В прошлом письме она довольно откровенно попросила подробностей о веленовой тетради и ее связи со службой, которую после разговоров с Прелати про себя называла «инквизицией». На мысль о том, что эта связь существует, ее натолкнул «знак Рыб».
Дорогая миссис Грейнджер.
Вам известно, что такое палимпсест? Не сомневаюсь: с вашей самоуверенностью вы немедленно ответите «да» и, возможно, по памяти процитируете соответствующую статью из Британской энциклопедии и парочки учебников по истории и криптологии. Так вот, не спешите – ответ не так очевиден. По крайней мере, в этом случае. Попробуйте собрать воедино все, что вам уже известно о «знаке Рыб» и палимпсесте. Предвосхищая ваши уверенные заявления об абсурде, в который чаще всего превращается палимпсест: чистая правда. Но давайте решать проблемы по мере их поступления. Когда ситуация действительно станет абсурдной – а вы это почувствуете – тогда и поговорим, собственно, об абсурде. Пока примите за аксиому то, что каким бы несуразным не казалось содержание палимпсеста, это не повод отбрасывать его. «Абсурдно» еще не означает «бессмысленно». Поэтому жду от вас письма со связным, по крайней мере, текстом. Никак не могу написать «осмысленным» – в моем возрасте стыдно выказывать такую откровенную наивность.
Ваш совет по поводу антипохмельного зелья отражает глубину вашего падения. Или степень невинности – во что я не могу поверить. Эта так называемая «бехерувка» оказалась плохим самогоном, смешанным неумытым гунном, не представляющим себе принципа работы перегонного куба. А в случаях отравления некачественным алкоголем ни в коем случае нельзя прибегать к услугам антипохмелина. Иначе вы рискуете наслаждаться симптомами абстинентного синдрома – хоть и в ослабленном виде – неделю. С Вашим образом жизни, усугубленным катастрофическим отсутствием вкуса, Вам следует вызубрить этот урок. Для этого случая – как и для обычного похмелья, вызванного маггловскими напитками – я рекомендую варварский коктейль «Парагвайский пилот». На литр крепкого парагвайского мате сок половины лимона и рюмка бренди. Выпить небольшими дозами (чем сильнее тошнота – тем меньше дозы) в течение полутора-двух часов. Средство, повторюсь, варварское – но действенное. И, ради Мерлина, – не покупайте для этих целей мате в маггловском супермаркете. Мате или Yerba mate, он же парагвайский падуб, в магической аптеке, конечно, обойдется дороже. Но если голова Вам не столь же дорога, то подумайте хотя бы о цвете лица.
С.
PS. Как могли догадаться даже Вы, я нахожусь в Англии. Вам не показалась интересной история с «Алхимиком»? Думаю, мне имеет смысл туда наведаться.
Улыбка сползла с лица Гермионы. «Алхимик» опечатан аврорами. Которые еще совсем недавно очень интересовались Смотрицки. Надо его предупредить... Гермиона села писать ответ и крепко задумалась: предупредить о возможной засаде – это благородно. Но почему она уверена в том, что у Смотрицки нет проблем с законом? Что, если у аврората достаточно оснований его преследовать? Предупредить, конечно, надо. Но не прямо. И вообще, лучше вести себя поосторожнее – пока не станет ясно, в какие игры играет мистер Смотрицки.
В результате письмо отняло у нее гораздо больше времени, чем она планировала – приходилось тщательно взвешивать слова и подолгу думать над тем, как сделать так, чтобы Смотрицки не догадался о том, о чем она предпочла умолчать. Определенно, переписка с этим человеком походила на работу сапера.
Когда она вытолкала сытую Птицу в окно, уже смеркалось. Гермиона поежилась и подумала, не отказаться ли, сославшись на погоду, от путешествия в Тупик Прядильщиков, а вместо этого провести приятный вечер в кровати с чашкой горячего шоколада. Воспоминание о хмуром виде совы, которую она только что выгнала под дождь, пробудило в Гермионе угрызения совести. Нелетная погода – не помеха для аппарации. А там она растопит на кухне печь, заварит чай, усядется прямо на полу и будет наблюдать за игрой рисунков на изразцах.
Мерлин, почему она не аппарировала на порог дома? В этой части Англии дождь не сеялся, как в Лондоне – он лил как из ведра. И пока она пробежала бегом до дома, успела вымокнуть до нитки. Гермиона распахнула дверь, заскочила вовнутрь, наложила на вход первое пришедшее в голову запирающее заклятие, развернулась, чтобы пройти в кухню — и застыла.
- Добрый вечер, мисс Грейнджер.
Снейп стоял у кресла с палочкой в руке, у его ног лежал плед – кажется, бывшего профессора, мирно отдыхавшего в кресле, впечатлило громкое появление бывшей студентки.
- Профессор? – вместо приветствия пробормотала она.
- Вы никогда не возвращаетесь домой в нормальном состоянии? – спросил он с издевкой.
А дальше все произошло очень быстро и само собой: Снейп направил на Гермиону палочку, она, пригнувшись, кинулась вперед, на ходу вынимая из рукава свою, нырнула за спинку дивана и в следующий миг заняла приличную оборонительную позицию, краем сознания удивившись тому, как четко сработало тело.
Снейп тоже напрягся, но быстро оценил обстановку и заговорил:
- Мисс Грейнджер, вам не кажется, что если бы у меня было намерение на вас напасть, я бы сделал это еще во время нашей прошлой встречи? Вы, напомню, были не в состоянии удержать в руках палочку. А сейчас я всего лишь собирался высушить вашу одежду, пока вы не вынудили меня варить литры перечного зелья.
Он говорил медленно и внятно – по всей видимости, сомневаясь в адекватности ее реакции. Но палочку опустил. Гермиона секунду постояла, пытаясь унять сердцебиение, и спрятала свою палочку в рукав. Ей стало неловко – с ней давно не разговаривали как с ребенком. А у Снейпа для этого был повод – в их прошлую встречу она выглядела истеричкой, в эту – просто психом.
- Простите. Рефлекс, - пробормотала она. - Никак не привыкну к тому, что война закончилась... Лучше предупреждайте, когда собираетесь навести на меня палочку, сэр.
Снейп хмыкнул.
- Вот как... – он окинул Гермиону оценивающим взглядом. – Значит, я должен быть благодарен, что вы не ударили первой? На вашем месте я бы не стал церемониться.
Гермиона вышла из-за дивана. Ей хотелось все-таки пойти на кухню и хотя бы сварить себе чаю. После пережитого испуга ей не было холодно, но в горле пересохло. Она неуверенно осмотрелась, потирая плечи. Снейп по-прежнему стоял у кресла и внимательно ее разглядывал.
- Так вы позволите навести на вас палочку, или сами вспомните заклинание? – насмешливо поинтересовался он.
Гермиона непонимающе уставилась на него – она не сразу поняла, о каком заклинании идет речь. Потом вынула палочку из рукава и высушила одежду.
- Если сделаете то же самое с волосами, будете выглядеть почти прилично, - проворчал Снейп,. – Сядьте.
Гермиона только сейчас почувствовала, как у нее дрожат ноги, и опустилась на диван. Высушивать волосы с помощью магии она не собиралась. Гермиона не представляла, что Снейп имеет в виду под «почти прилично», но точно знала, во что превратится после этого ее голова, и как далеко это будет от того, что она сама привыкла называть словом «прилично». Впрочем, перед кем ей тут красоваться? Не перед Снейпом же... Гермиона решительно подняла палочку и высушила еще и волосы. Ее начала разбирать злость. Ну, чего она растерялась? Сам виноват. Пускай еще спасибо скажет, что не одарила каким-нибудь хорошеньким сглазом. Это она отлично умеет. Снейп, наблюдавший за выражением ее лица, удовлетворенно кивнул.
- А теперь, мисс Грейнджер, - вкрадчиво произнес он, - пообещайте мне одну вещь. Вы не станете делать глупостей.
Она вскинула брови.
- Боитесь, профессор? – с чем-то похожим на восторг в голосе спросила она.
- Я бы не стал недооценивать ведьму, склонную к истерии, - пояснил Снейп. – И нет, не боюсь. В этом доме вы вряд ли сможете нанести мне серьезный ущерб.
- Зачем – серьезный? - спросила Гермиона. – Мы люди маленькие, дела наши суетны. Нарывами на лице я вас, конечно, не напугаю – они вас не испортят. А вот чесоточное проклятие, например... Знаете, что это? Свербеж между пальцами ног. Я его во время очередной презентации в нашей конторе на Великом Шефе испробовала. Вы бы видели, как он танцевал!
Снейп с минуту сверлил ее взглядом, от которого Гермионе, сколько бы она ни храбрилась, стало очень не по себе.
- В таком случае, мне придется вас связать, - тон Снейпа стал мечтательным, - применить пару неприятных проклятий, которые научат вас придерживать язык, отнять палочку и лишить своего общества, а, стало быть, и возможности задать мне пару вопросов.
Он с удовлетворенной ухмылкой понаблюдал, как меняется лицо Гермионы, и светским тоном закончил:
- И все это вместо того, чтобы угостить вас горячим чаем и... – он снова окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом, – и рюмкой бренди. Это, помнится, неплохо действует.
Гермиона мысленно застонала. Да, рюмка бренди – это было то, что нужно именно сейчас.
- Ну, что? – спросил Снейп.
- И какая вдова ему б молвила нет? – пробормотала Гермиона.
Снейп ушел на кухню, а Гермиона получила тайм-аут на то, чтобы привести в порядок мысли. Она была довольно рациональным человеком. И сейчас уже не сомневалась в том, что Снейп ей не приснился. Что он жив. Что он здесь. А значит, надо было подумать, как вести себя, о чем имеет смысл спросить и что она может требовать. К тому моменту, когда на столе появились две кружки с чаем, два бокала и бутылка бренди, она была почти спокойна и почти готова к разговору. Почти. Потому что никак не могла предположить, как пойдет беседа. Как поведет себя ее бывший профессор. Она даже не решила пока, как к нему обращаться. А он молчал и не собирался, по всей видимости, нарушать тишину первым.
- Э, профессор, мне действительно неловко, что я так м-м… отреагировала… Едва не напала на вас, - с трудом подбирая слова, заговорила она.
Снейп поморщился.
- Бросьте. Вы правильно отреагировали. И я оценил вашу подготовку, - он открыл бутылку и налил бренди в бокалы. - Вы хотите похвалы? Получайте: у вас неплохая реакция. Но инстинкт самосохранения – достойный Гриффиндора. Если бы я хотел вас проклясть – я бы это сделал запросто. Кто вас учил заходить в помещение вперед спиной?
- Я была уверена, что в доме никого нет.
- Что дало вам такую уверенность?
Действительно, она даже не обратила внимания на то, что окна освещены слабым светом свечи.
Она пожала плечами.
- Может, обойдемся без прелюдий? – предложил Снейп и устало откинулся на спинку кресла. – Спрашивайте уже. И покончим с этим.
Что ж, покончить с этим – как раз то, что ей нужно, не так ли? Гермиона нахмурилась. Жаль, что она не готовилась к этой встрече. Непременно написала бы конспект. При этой мысли она улыбнулась: кто-то из римских императоров - кажется, сам Октавиан Август – писал конспекты бесед с женой. Боялся сболтнуть лишнего. А она ему изменяла. Неудивительно – такой зануда... Может, он и для всего остального конспекты писал? А потом Овидий украл у него эти конспекты и издал под своим именем как «Искусство любви». За что и был сослан.
Гермиона отхлебнула бренди и попробовала удивиться своим мыслям. Последствия стресса? Или просто не хочется начинать этот разговор? Ведь ежу понятно – он будет тягостным. И, вполне возможно, совершенно бессмысленным. В конце концов, что сделано – то сделано. Рон женится на другой. У нее никого нет и, главное, не хочется. Так не все ли равно?
Гермиона посмотрела на Снейпа. Тот сидел в кресле, зажав в пальцах бокал. Голова откинута, глаза закрыты, те же сальные пряди, тот же крючковатый нос. Если бы ее попросили описать профессора Снейпа, пожалуй, она мало что смогла бы к этому добавить. А, вот еще шрам на шее. Странно, неужели рана была такой маленькой? Тогда, в Визжащей хижине, она казалась просто ужасной. Наверное, впечатлило количество крови. Что еще? Да, глаза – черные и пустые. Но сейчас они закрыты. Как всегда, лицо почти ничего не выражает. Почти. Усталость и безразличие – не в счет. Может, он тоже понимает, что разговор так же бессмыслен, как и неизбежен? Но если они оба это понимают…
Это малодушие. Она ничего не может поделать с прошлым, которым кто-то распорядился. Но она должна, наконец, взять в свои руки собственную жизнь. Хотя бы попытаться. Мерлин, она же всегда была любопытной, как кошка. Ну почему именно сейчас ей ни о чем не хочется спрашивать?
Потому что она устала. Гермиона тоже закрыла глаза и откинулась на спинку дивана. Она устала думать о том, почему он так с ней поступил, куда делся, зачем скрывался. Для чего вообще весь этот фарс. Она устала предполагать. Устала его ненавидеть. И ей решительно все равно, какими будут его ответы. Усталость и безразличие. Неужели они так похожи? Хорошо, что сейчас она не видит собственного лица.
- Вы правы, профессор, - сказала она наконец бесцветным голосом. - Покончим с этим.
