Глава 14. Ночное путешествие– Может, все-таки объяснишь, к чему такая спешка, Хеймитч? – очень тихо поинтересовался Плутарх, наклоняясь к самому уху собеседника.
Хеймитч и Плутарх Хевенсби стояли на нижней ступеньке подвала дома Эвердинов и ждали, украдкой наблюдая за сидевшими за столом четверыми друзьями. Гермиона что-то усиленно втолковывала Гарри и Джинни, а они старались слушать очень внимательно. Рон просто сидел рядом, уставившись в стол, и лишь изредка что-то вставлял в разговор.
Плутарх получил весточку от Хеймитча накануне вечером. В конспиративном письме ментора Двенадцатого дистрикта сквозила откровенная тревога. Он просил Плутарха ускорить отправку Гарри и Джинни, насколько это возможно. Хевенсби не знал ничего о последних событиях в Двенадцатом: ни об избиении Гейла, ни о Мадж, ни о том, что Гермиона учила Прим варить зелья. Плутарх был уверен, что Хеймитч зря паникует. Сам он относился ко всей их задумке куда спокойнее, чем его напарник, считая, что чтобы вызвать подозрение Сноу, нужно очень постараться. Более того, Плутарх как раз считал куда более опасным для себя лишний раз светиться в Двенадцатом, но Хеймитч так настаивал, что пришлось под покровом ночи явиться в Деревню Победителей.
В Одиннадцатом было уже практически все готово для приема новых жителей: с памятью родителей погибших детей и их соседей Плутарх лично старательно поработал. «Переезд» был назначен на последнее воскресенье перед Жатвой, чтобы лишний раз не подвергать опасности Гарри и Джинни. В Одиннадцатом в последнее время было очень неспокойно: собственно, те дети, место которых должны были занять волшебники, погибли в гуще очередного стихийно вспыхнувшего восстания.
Тем не менее Плутарх подчинился Хеймитчу и сообщил Гарри и Джинни, что ближайшей ночью им предстоит перебраться в Одиннадцатый дистрикт . И вот теперь Плутарх и Хеймитч стояли и наблюдали, как Гермиона дает своим друзьям последние напутствия.
– Объясню, – сквозь зубы буркнул Хеймитч. – И не надо смотреть на меня так, как будто я только и делаю, что понапрасну сею панику! Знаешь, что творилось тут три дня назад? Я, конечно, сам в этом частично виноват: поддался на уговоры Китнисс и согласился притащить в подвал избитого до полусмерти Хоторна, чтобы его тут вылечили. Знаешь, чем это кончилось? Гермиона научила Прим варить настойку бадьяна, а дочка мэра теперь в курсе всего. Еще немного, и весь дистрикт будет знать, что в подвале Эвердинов поселились волшебники! Как ты думаешь, как скоро это дойдет до Сноу?
Хеймитч внимательно наблюдал за Плутархом, ожидая увидеть в его глазах хоть какие-то признаки тревоги, но тот оставался абсолютно спокойным.
– По-моему, за последние годы алкоголь порядком расшатал тебе нервы, Хеймитч, – заметил Хевенсби. – Я удивлен, как ты при этом умудряешься не терять способность соображать и придумывать такие хорошие планы. Что такого в том, что Прим научилась варить целебную настойку? С Андерси, конечно, похуже – лишние люди всегда только мешают – но тоже не вижу в этом ничего критичного.
– То есть как? – опешил Хеймитч. – А если Мадж не удержит язык за зубами? Если проболтается отцу? Да Сноу тут же...
– Брось! – лениво оборвал его Хевенсби. – Байки о волшебниках ходят по дистриктам уже столько лет, что Сноу даже не ухом не поведет.
– Или на всякий случай пошлет миротворцев обыскать подвал в доме Эвердинов!
– Скорее уж арестует всю семью Андерси за «распространение заведомо ложной информации», – отмахнулся Плутарх. – Кстати, именно поэтому, я уверен, Мадж будет молчать.
Хеймитч хмуро покачал головой.
– Расслабься, Хеймитч, – произнес Плутарх. – Ты так сильно нервничаешь, что можешь и впрямь ненароком навести на себя ненужные подозрения.
Плутарх кинул взгляд на висевшие у него на шее часы на массивной золотой цепочке.
– Пора! – громко провозгласил он, обращаясь уже к четверым друзьям. Гарри и Джинни нехотя поднялись из-за стола, Гермиона порывисто вздохнула и последовала их примеру. Она по очереди крепко обняла друзей и отошла, позволив Рону сделать тоже самое.
– Удачи! – сдавленно произнес Рон, с трудом отрываясь от сестры. Он, как и Гермиона, сильно волновался, хотя внешне старался этого не показывать.
Плутарх молча развернулся и пошел вверх по лестнице, Гарри, Джинни и Хеймитч поспешили за ним. Рон и Гермиона смотрели вслед удаляющейся четверке, пока последний из них не исчез наверху.
– Только без глупостей! – произнес напоследок Хеймитч, просовывая голову люк. Получив в ответ от Гермионы очередной колюче-сердитый взгляд, он захлопнул крышку, и в подвале повисла звенящая тишина.
– Как думаешь, мы сделали правильно? – спросила Гермиона, обессиленно опускаясь на стул. – Ну, что отпустили их...
– Не знаю, – честно произнес Рон. – А ты думаешь, у нас был другой путь?
– Наверное, нет, – вяло отозвалась она. – Или у нас просто не хватило ума до него додуматься.
– В любом случае, через два месяца мы с ними снова увидимся! – Рон попытался говорить бодро, но получилось у него это неважно. – Кстати, Гермиона... раз уж мы тут одни, то я хотел поговорить с тобой еще кое о чем... так сказать, расставить точки над «i»... – слова начали даваться Рону с трудом. – А то такие времена настали – вдруг больше и не представится случая, – Рон нервно усмехнулся. Он чувствовал, что говорит что-то не то, но никак не мог с собой справиться. Гермиона терпеливо ждала, уже зная, что он скажет. – Помнишь, ну, тогда в замке... когда сгорела Выручай-комната... мы тогда стояли в коридоре и... целовались, – выпалил наконец он.
– А, ты об этом, – неопределенно махнула рукой Гермиона, лихорадочно соображая, что ответить. – Я даже не знаю, Рон... ты... хочешь продолжить?
– Не знаю, – Рон опустил голову. – Тогда это был такой сиюминутный порыв... Я слабо отдавал себе отчет в том, что делал. Потом я много раз мысленно возвращался к этому моменту, пытался понять, что чувствую к тебе... Наблюдал за Гарри и Джинни – они так счастливы вместе – и пытался понять, чувствую ли я что-то подобное. А еще Мадж... Кстати, а как тебе Гейл? – вдруг резко спросил Рон и тут же прикусил себе язык.
«Что ты несешь, Уизли?» – в ужасе мысленно спрашивал себя Рон.
Гермиона резко покраснела и опустила взгляд, но через несколько секунд взяла себя в руки и, решительно подойдя к Рону, опустила ладонь ему на плечо.
– Все нормально, Рон, – спокойно произнесла она. – Тот поцелуй... я сама тогда не очень понимала, что чувствую к тебе и хотела разобраться. В общем... Я люблю тебя, Рон, но только как брата!
По лицу Рона было заметно, что это признание принесло ему невероятное облегчение. За несколько часов, что Мадж провела в подвале, она действительно успела ему здорово понравиться, но с тех пор он постоянно терзал себя мыслями по поводу того, как это воспримет Гермиона.
Рон широко улыбнулся и крепко обнял Гермиону, так, как обычно обнимал Джинни.
– Я тоже люблю тебя... сестренка! – произнес он.
Напряжение, тяжелой пеленой висевшее в воздухе подвала, спало.
***
Выйдя из дома, Гарри и Джинни глубоко вдохнули свежий ночной воздух и с удивлением поняли, что с момента их последнего пребывания на улице сильно потеплело. В Двенадцатый дистрикт пришла весна: вместо пушистых сугробов под ногами хлюпали лужи из талого снега и угольной пыли. Сколько же они проторчали в этом подвале?
Хевенсби и не думал останавливаться: покинув сад Эвердинов, он чуть ли не бегом устремился вниз по улице. На секунду обернувшись, Гарри заметил, что Хеймитч за ними не пошел – он так и остался стоять возле калитки, глядя им вслед.
Дойдя до конца единственной в Деревне Победителей улицы, Плутарх резко остановился и приложил палец к губам. Потом он быстро шагнул за высившуюся на обочине трансформаторную будку и пригнулся. Ничего не понимая, Гарри и Джинни быстро шмыгнули за ним и замерли в ожидании. Несколько минут они не слышали ничего, кроме равномерного гудения трансформатора, а потом с дороги раздался стук каблуков. Мимо, чеканя шаг, прошествовали двое миротворцев в белоснежной форме и с автоматами за спиной. Они дошли до дома Эвердинов и на некоторое время замерли перед ним, прислушиваясь.
– У них ночью каждый час плановый обход улиц, – раздался еле слышный шепот Плутарха. – Причем, каждую ночь в разное время. В прошлый раз, когда я вел вас из леса, нам повезло – мы как раз попали в «дырку» в их расписании и везде прошли свободно. А сейчас придется ждать и прятаться. Но ничего, время еще есть.
Как только миротворцы прошли обратно и скрылись за поворотом, Плутарх тут же вылез из укрытия, и все трое отправились дальше. Подобный трюк им пришлось проделать за ту ночь еще не раз. Плутарх шел с удивительной для его возраста и комплекции скоростью, так что Гарри и Джинни едва поспевали за ним. Тем не менее они успели заметить, что Плутарх ведет их в совершенно не знакомую им часть дистрикта, в противоположную сторону от Луговины, туда, где по рассказам Китнисс должны были находиться угольные шахты. Вскоре жилые кварталы и впрямь закончились.
– Уже близко, – бросил Плутарх через плечо и резко свернул с дороги на обочину. Гарри и Джинни сначала подумали, что их проводник хочет переждать очередной обход миротворцев, но Хевенсби и не думал останавливаться. Он решительно пробивал дорогу сквозь заросли ежевики, не обращая внимания на царапины, оставляемые колючими ветками. Через некоторое время кусты кончились, и Плутарх замер на месте.
– Мы пришли? – шепотом поинтересовалась Джинни. – Ой! – воскликнула она от неожиданности. В свете выглянувшей из-за облаков луны в паре десятков метров от них блеснули рельсы. – Это что, железная дорога? Мы поедем на поезде?
Плутарх молча кивнул.
– Вы же говорили, что между дистриктами нет никакого сообщения, – недоуменно произнес Гарри.
– Пассажирского нет, – шепотом ответил Плутарх. – А товарные поезда с углем ходят каждую третью ночь, и рано утром они как раз проезжают через Одиннадцатый. Это единственный путь отсюда, хотя и он не будет для нас простым. Гарри, ты говорил, что сдавал в школе экзамен по аппарации, и там нужно было уметь аппарировать в движущийся объект?
– Верно, – кивнул Гарри с совершенно ошеломленным видом. – Ты хочешь сказать, нам придется аппарировать в вагон движущегося поезда?!
– Вы же говорили, что аппарация отслеживается? – вклинилась Джинни, внезапно нахмурившись.
– Только между дистриктами, – ответил Хевенсби. – Внутренняя – нет. Товарные поезда перед отправкой тщательно обыскиваются миротворцами, причем, не только пустые, но и те, что с углем. Некоторые уже пытались сбежать таким способом, так что там все строго. Поезд тронется от самых шахт, – Хевенсби махнул рукой куда-то вправо. – Они достаточно далеко, здесь уже следить не будут. Неподалеку от того места, где мы сейчас стоим, дорога делает поворот, и поезд сбавляет ход. Поэтому я и привел вас сюда – тут состав движется не больше двадцати миль в час. Сможете аппарировать отсюда?
Гарри и Джинни уверенно кивнули. На уроках их учили аппарировать в поезд, идущий на скорости не менее ста миль в час. Ничего сложного в этом, в общем-то, не было, если приноровиться быстро и точно рассчитывать разницу между начальными и конечными координатами положения вагона. Но в начале тренировок им пришлось помучаться: то они оказывались между вагонами, то вовсе попадали мимо поезда.
Через пятнадцать минут безмолвного ожидания со стороны шахт послышался отдаленный лязг и грохот, вскоре перешедший в равномерный стук колес. Гарри и Джинни напряженно вглядывались во тьму.
– То, что это товарный состав – для нас определенно плюс, – прошептал Плутарх. – Он так грохочет, что хлопка аппарации никто и не услышит.
Шум все нарастал, вскоре рельсы заблестели в свете фар, а потом показался и сам поезд. Гарри, Джинни и Плутарх скорчились за кустом.
– Готовы? – прошептал Плутарх. – В самый последний вагон.
Казалось, что поезд был бесконечным – ночные беглецы успели порядком оглохнуть от жуткого грохота и лязга, пока состав полз мимо. Но вот показался последний вагон, Гарри и Джинни крепко схватили Плутарха с двух сторон, и их закружило в знакомом вихре. Через секунду все трое повалились на пол вагона, и их окутала кромешная тьма.
– Свет! – сдавленно произнес Плутарх. – И слезьте с меня, ради всего святого!
Гарри и Джинни одновременно зажгли палочки и осмотрелись вокруг.
– Я думал, в этих вагонах перевозят уголь, – произнес Гарри, оглядывая на удивление чистые стенки.
– Только в нескольких первых, – ответил Плутарх. – Эти наполняют мешками с зерном в Одиннадцатом дистрикте. Поэтому я и велел прыгать в последний – мне тоже не очень-то охота стать похожим на трубочиста.
– Долго нам ехать? – поинтересовалась Джинни.
– Порядка девяти часов, – отозвался Плутарх. – Надеюсь, к тому времени еще не успеет совсем рассвести, – с этими словами Плутарх подошел к правой стенке вагона и принялся внимательно ее осматривать.
– Нужно найти щель, через которую можно будет разглядеть, что делается снаружи, – пояснил он. – Вам тоже неплохо бы этим заняться. Аппарировать из поезда, конечно, легче, чем наоборот, но лучше все-таки хотя бы примерно знать, куда.
– А ты не знаешь? – поинтересовалась Джинни.
– Только приблизительно. В Одиннадцатом тоже есть участок дороги, где поезд замедляет ход. Я примерно знаю это место: раньше там стояли склады с зерном, а теперь большая часть из них вроде бы разрушена. Вообще, сейчас большая часть Одиннадцатого в руинах: в последнее время там то и дело вспыхивают мятежи, а подавлять их у нас обычно принято бомбежкой с воздуха. Но нам это сейчас только на руку.
Всю оставшуюся дорогу Гарри, Джинни и Плутарх, в основном, молчали. Джинни даже ненадолго задремала, положив голову на колени Гарри.
У Гарри было много вопросов к Плутарху по поводу их дальнейших действий, а также, по поводу Жатвы, Голодных Игр и президента Сноу, но он внезапно поймал себя на том, что совершенно не хочет их задавать. В последнее время он все чаще чувствовал какое-то полное безразличие к своему будущему. Он делал, то, что от него требовалось в текущий момент, и все – остальное его не интересовало. Порой он завидовал Гермионе, у которой хватало сил спорить с Хеймитчем, выяснять какие-то подробности, да просто предпринимать что-то сверх того, что от них требовалось по плану. Вон, даже за время их тупого сидения в подвале она умудрилась спасти Гейла и научить Прим варить настойку бадьяна!
Когда Гарри боролся с Волдемортом, было огромное количество людей, которые верили в него, надеялись на него, и он чувствовал себя за них в ответе. Это здорово помогало ему сохранять присутствие духа. Здесь же, в третьей эре, не осталось никого, кроме троих самых близких друзей, которые оказались втянутыми в ту же авантюру, что и он. Наверное, только их присутствие, помноженное на силу духа Гермионы, и позволяло до сих пор Гарри не сдаться окончательно.
Когда поезд наконец начал замедлять ход, Плутарх прижался к щели в стене вагона и несколько минут неотрывно смотрел в нее.
– Паршиво, – сквозь зубы проворчал он. – Уже почти светло. Готовьтесь, скоро «станция»!
Гарри, Джинни и Плутарх вновь крепко схватились за руки.
– Ага, вот пошли склады, – бормотал Хевенсби. – Черт, похоже там не совсем пустынно! Ну ладно, другого выхода все равно нет. Давайте, на счет три!
Мир пару раз перекувырнулся перед глазами, и трое путешественников обнаружили себя сидящими среди груды кирпичей, обломков шифера и досок.
– Это что, строительная свал… – начала было Джинни, но Плутарх пнул ее в бок кулаком, и она замолчала. Теперь все трое отчетливо услышали сквозь шум удалявшегося поезда шаги и голоса. Гарри, Джинни и Плутарх, не сговариваясь, метнулись за единственный высившийся неподалеку кусок кирпичный стены. Дальше на несколько десятков метров простиралась равнина из битого кирпича.
– Говорю тебе, был хлопок! – раздался резкий мужской голос. – А потом кирпичи шуршали, как будто по ним бежал кто-то!
– И где же они? – тон второго был довольно язвительным.
– Да где-то здесь прячутся!
– Ну, если где-то здесь, то только вон за той стеной, больше негде! Пошли проверим, раз уж ты такой чуткий!
Плутарх лихорадочно оглядывался по сторонам, ища, куда бы спрятаться, но все было напрасно: кроме этой проклятой стены поблизости ничего не было. Ему ничего не оставалось, как вытащить из кармана волшебную палочку и приготовиться шагнуть навстречу искавшим их людям, но Гарри внезапно перехватил его руку.
– Есть решение получше, – прошептал он. Похоже, в этом новом мире, помимо перманентной апатии, Гарри внезапно обрел способность мыслить и действовать хладнокровно, когда того требовала ситуация. В следующий момент он извлек из кармана кусок серебристой струящейся ткани, в которой Джинни с удивлением узнала мантию-невидимку. Она ни разу не видела, чтобы Гарри пользовался ей после их путешествия во времени, и думала, что мантия сгинула в прошлом вместе с Хогвартсом.
– Мы втроем под ней не поместимся, – с тревогой прошептала Джинни.
– И не надо, – ответил Гарри и взмахнул палочкой. В следующую секунду Плутарх Хевенсби исчез, а на его месте появился пушистый ангорский хомяк. Джинни пришлось зажать себе рот рукой, чтобы не рассмеяться. А Гарри спокойно поднял хомяка и бережно опустил его себе в карман. Потом он накинул на себя и Джинни мантию-невидимку – на двоих ее хватало с небольшим запасом – и замер.
Из-за стены показались двое крепких мужчин в форме миротворцев.
– Ну вот, видишь, никого здесь нет! – торжествующе произнес один из них. – Вечно тебе что-то мерещится!
– Лучше перебдеть, – бросил второй, внимательно оглядывая пустое пространство за стеной. – А то мало ли, кто тут еще решит попытаться запрыгнуть в поезд на ходу. Мне, знаешь ли, не слишком понравилось лицезреть внутренности того идиота-фермера, намотанные на колеса!
– Сам же ему в этом и помог, между прочим!
– А что, я должен был спокойно смотреть, как он забирается в вагон с зерном и укатывает? Мне, знаешь ли, жить еще не надоело...
Голоса постепенно стихали. Гарри тем не менее не торопился скидывать с себя мантию-неведимку: вместо этого он взял Джинни под руку, и они вместе принялись пробираться дальше по кирпичам к остаткам зданий, за которыми при желании можно было спрятаться. Плутарх, надо отдать ему должное, вел себя тихо.
Достигнув первого строения, Гарри скинул мантию и вернул Хевенсби его первоначальный облик. Плутарх потряс головой и пару раз сдавленно чихнул.
– Не мог превратить меня в кого-нибудь более приличного? – возмущенно воскликнул он. – В кота, например? Ненавижу хомяков!
Джинни не удержалась и фыркнула.
– А по-моему, они очень милые, – не согласился Гарри. – Но я, если честно, когда тебя превращал, думал только о том, чтобы ты поместился у меня в кармане.
– Ладно уж, пойдемте, – проворчал Хевенсби.
