Глава 15. Две истории. Часть 1.Окруженная серым кольцом Джинни сделала шаг к обрыву. Идея прыгнуть следом за Малфоем казалась все более привлекательной…
Оглянись. Это все не по-настоящему.
Джинни часто заморгала. Если бы она не была напугана, она бы решила, что слышит шепот. Не ясно было, откуда он шел — принес ли ветер слова со снегом, или они звучали в ее голове.
Тем временем, кольцо сжималось, и твари казались более чем настоящими.
Попробуй землю. Она старая и ненастоящая.
Что, черт возьми, это значит?
Земля старая и ненастоящая! Попробуй ее!
Мысль была яркой и ослепляющей, как солнце. Какие бы могущественные волшебники ни рождались, вначале все они были детьми, которые бегали в коротких штанишках и просили у мамы конфету. Так устроен мир, даже если Джинни при всем желании не могла представить маленьких Макгонагалл и Снейпа. Вселенная не допускала такой дерзости, чтобы волшебники появлялись уже взрослыми. Могла ли она позволить магии взять над собой верх и создать холм, реку и старую землю за несколько секунд?
Неосознанно проверяя догадку Джинни топнула ногой и обомлела — гулкое Вуууум прокатилось по воздуху. Холм был полым.
В голове щелкнуло, как если бы она решала задачу по нумерологии, и вдруг осознала, что решение все время было перед глазами. Джинни ясно видела границу, где заканчивалась земля и начиналась созданная магией иллюзия.
— Это все не по-настоящему, — едва слышно прошептала Джинни, удивленная собственным открытием.
— Мисс Уизли, если можно быть в чем-то уверенным в вашем случае, так это в том, что Том Реддл больше не властен над вашей душой, — профессор Дамблдор спокойно смотрел на взволнованное лицо Джинни, сидевшей перед ним на стуле.
Девочка посмотрела на сжатые на коленях кулаки. Ногти впивались в ладони, но, кажется, только так, чувствуя боль, Джинни могла удержать страх в узде.
Это был последний учебный день перед рождественскими каникулами третьего курса, и Джинни ни за что не обратилась бы к Дамблдору, если бы она не решалась оставаться наедине с собой.
— Что вы помните о присутствии Реддла?
Джинни отвела взгляд к окну, за которым разгулялась метель, и покачала головой. Когда она начинала думать о дневнике и Реддле, ей никогда не удавалось додумывать свои мысли конца. В какой-то момент ей просто хотелось взять все свои воспоминания и вымыть их с мылом, будто это могло помочь избавиться от грязных следов, оставленных преступлениями Реддла. Он убивал ее руками. Девочка, которую Джинни считала неспособной на убийство, сворачивала птицам шеи и выпускала на волю чудовищного василиска.
Но что, если Реддл всего лишь взглянул в ее душу и увидел извивающие, как змеи на дне банки, мысли?..
— Я стараюсь об этом много не думать, профессор, — честно ответила Джинни.
Глаза за очками-половинками блеснули.
— Память — удивительный инструмент, мисс Уизли, — Дамблдор поднялся из своего кресла и подошел к большой каменной чаше со странным раствором, бросившим бледно-голубую тень на испещренное морщинами лицо волшебника. — И если воспоминания причиняют боль, следует позволить памяти их забрать. Но это не значит, что нужно забыть прошлое. Человек должен знать о себе три вещи: кто он, откуда пришел и куда направляется. Пренебрежение прошлым может быть опасно, — Дамблдор поднял голову и направил взгляд на Джинни, которой вдруг показалось, что тот пробуравил ее насквозь. — Если вы пришли ко мне за утешением или советом, мисс Уизли, то наш разговор должен облегчить вашу ношу. А если вы хотите спросить у меня разрешения использовать знание, оставленное Реддлом, то это не мое решение. Я могу только посоветовать обходиться с ним осторожно, как с любым знанием.
— Откуда вы знаете? — вырвалось у потрясенной Джинни.
Профессор Дамблдор посмотрел на нее, и Джинни поразилась его взгляду — осторожный и изучающий. Вдруг она подумала, что именно так Дамблдор мог смотреть на Тома Реддла, когда тот учился в школе.
— Я обещал вашим родителям, что пригляжу за вами, мисс Уизли.
Джинни встала со стула. Если ночью она раздумывала рассказать Дамблдору, что перед сном она проговаривает все свои дела, чтобы убедиться, что из ее памяти не выпало ни минуты, то сейчас она ощущала легкую тошноту. Одно дело — подозревать себя, но совсем другое, когда тебя подозревает кто-то еще.
Джинни бросила быстрый взгляд на Дамблдора.
— Счастливого Рождества, профессор.
— Счастливого Рождества, мисс Уизли.
Джинни покинула кабинет директора и постаралась забыть, что видела заштопанный магией носок под мантией. Как и об оставленной Реддлом способности чувствовать вмешательство магии.
Воспоминания промелькнули в голове Джинни намного быстрее, чем об этом рассказывать.
От сильного толчка девочка едва не потеряла равновесие. Земля то пропадала, то появлялась. Джинни больше не верила. А там, где заканчивается вера в магию, вселенная берет узды в свои руки. И, по мнению вселенной, никакого холма, обрыва и реки на этом месте не было.
Приготовься.
Крупный матерый волк бросился вперед. В лунном свете шкура зверя сверкала от блесток, но под ней двигались сильные мышцы.
Отскочить Джинни не успела — только поднять руки, чтобы защитить горло.
Крик вырвался из груди девочки, когда зубы вонзились в плоть.
Давай!
Джинни мотнула головой, пытаясь избавиться от голоса и от застилающей глаза боли.
Делай, что тебе говорят, или ты умрешь!
Голос ударил в голову, как ведро со льдом.
Стиснув зубы, Джинни обхватила целой рукой грудную клетку волка и, прошептав усиливающее заклинание, сжала изо всех сил. Провалившись сквозь тонкий слой земли, зверь и Джинни полетели вниз. Раздался противный звук треснувших ребер, волк взвизгнул от боли, но Джинни держала изо всех сил, понимая, что если он рванет или сомкнет челюсть, она лишится руки.
Жесткая шкура мгновение колола лицо, а потом холм, волк — все исчезло. Девочка с размаху ударилась о землю, хватая ртом воздух, который не проходил в легкие. Полет длился всего несколько секунд, но они показались Джинни вечностью. Она все еще ощущала на себе удушающую массу и дергалась, пытаясь сбросить ее с себя.
Тихо, девочка, тихо. Все закончилось. Все хорошо.
Едва слышный шепот повторял свои слова, пока Джинни не перестала извиваться. Ночной воздух обжигал холодом и пах кровью. Прижав к груди будто объятую огнем руку, девочка с трудом перекатилась на спину. Рядом с ее головой журчал тоненький ручеек. Смех запузырился вместе с кровью на губах.
Ты умираешь.
На этот раз это был голос Магии.
Но я сделала все правильно.
И все-таки ты умираешь.
Джинни хотела возразить, но ее глаза вдруг закатились, и она больше ничего не чувствовала.
* * *
После продолжительного молчания старик Джонсон вдруг спросил:
— Ты слышал что-нибудь о Скорбном Обеде?
Гарри покачал головой. На этот вопрос скорее могла бы ответить Гермиона. История магии всегда казалась Гарри бесполезным и скучным предметом.
— Я не очень хорошо знаю историю магии.
Старик хмыкнул.
— Вряд ли о нем можно прочитать в учебниках. Да и не место таким историям в книгах, которые читают дети, — он взглянул на Гарри, будто оценивал, достаточно ли взрослым он был.
Кровь бросилась мальчику в лицо.
— Мне немного известно о вещах, о которых не рассказывают детям.
— Ты о них прочитал в книгах? — без насмешки осведомился Сэм.
— Они произошли со мной, — негромко произнес Гарри, и в его словах не было похвальбы.
Старик Джонсон посмотрел на него долгим взглядом. Потом он пожал плечами.
— Как знаешь. Я хочу, чтобы ты представил женщину и мужчину. Они жили сотни лет назад, когда не было Хогвартс, и могли делать вещи, которые не могли остальные люди.
— Они были волшебниками? — перебил Гарри.
Старик поморщился, но кивнул.
— Да. Мне продолжать? Хорошо. Хотя рождение ребенка было для обоих радостным событием, его появление не могло не отяготить их жизнь. Сколько ни молилась женщина богу, он не посылал им ничего сытнее куска черствого хлеба. А волшебник не мог видеть ее слез и слышать горячие молитвы, которые оставались без ответа. Однажды, проснувшись, женщина поняла, что он ушел. Но волнения были недолгими: к ночи он вернулся и принес золото – столько, что им хватило на целый месяц, хотя каждый лень на столе были фрукты, овощи и мясо. Но этих денег было недостаточно. Он ушел вновь и так уходил каждый месяц. Только она видела, как мужчина, которого она любила больше всего, приходил домой в полночь с руками по локоть в крови. Используя магию во зло, ему удалось перевезти жену и ребенка в хороший дом и обеспечить едой и лекарствами, когда малыш болел. Однажды, возвращаясь в дом, он готовился рассказать своей любимой, что он больше не будет убивать. Но то, что он собирался ей сказать, все его клятвы и стремление измениться, не имели значения. Подавая на стол, женщина видела в нем только чудовище, которое нужно было остановить. В его блюде был яд.
Гарри поежился, избавляясь от ощущения холодного воздуха, наполненного женскими всхлипами и гнилым запахом яда.
— Горькие слезы текли по щекам, пока волшебница хоронила мужа. Мальчик, их ребенок, вырос на ее слезах. Став мужчиной, сын поклялся матери, что не позволит злу повториться. Он верил, что его отец не был плохим человеком, и был почти прав. Первые свитки о запрещенных заклинаниях и черной магии были написаны им. Помня о судьбе своего отца, он наложил на еще не рожденных волшебников проклятье, лишающее их способности колдовать, если существовала опасность, что они могли подчинить магию и обратить ее во зло. Волшебники назвали их сквиббами.
Стало совсем тихо. Гарри слышал, как в камине трещали дрова.
Сзади едва слышно всхлипнул Сэм. Гарри не мог представить, чтобы розовощекий с живыми глазами Сэм был способен на убийство.
— А вы верите?
Старик Джонсон покачал головой.
— Неважно, верю я в легенду о Скорбном Обеде или нет. Главное, что магия верит.
— Я читал, что сквиббы всего лишь не имеют магического гена, и в роду каждого магглорожденного волшебника или волшебницы есть сквибб, — глядя перед собой хрипло произнес Сэм. — Но почему тогда мы попали в это место, где нет заклинаний, а магию можно схватить голыми руками?
Гарри открыл рот, но понял, что сам не знает, что сказать.
Старик Джонсон махнул рукой, словно не хотел слышать возражения.
— Здесь хватает спятивших сквиббов… мы сперва решили, что ты один из придурков, вообразивших себя темными властелинами. Чем больше черпаешь из магии силу, тем больше власти она получает над тобой. Сквиббы убивают друг друга с ее именем на губах, однако никому из них так и не удалось вернуться обратно и показать ей дорогу, — он покачала головой. — Магия свела их с ума... готов побиться об заклад, что и тот бедняга волшебник был сам недалеко от безумия... Кстати, хочешь чаю? Сэм, посмотри, в шкафу должно было остаться немного печенья. Не свежее, правда, однако все еще годное…
— Откуда вам это известно? — перебил его Гарри.
— А как ты думаешь, чем мы здесь занимаемся?
— Это только догадки, — сердито возразил насупившийся Сэм, со стуком ставя коробку сухого печенья на стол.
Старик искривил губы и открыл рот, но вдруг далекий полный боли крик прорезал тишину. Гарри и Сэм повскакали со стульев.
— Совсем недалеко, — быстро сообщил старик, глядя в стену. Гарри был уверен, что он видит намного больше, чем просто краску и кирпич. Старик осадил Сэма, кинувшегося к дверям — Но вряд ли мы успеем к развязке.
— Что? — не поверил ушам Гарри. — Вы хотите остаться здесь?
— Когда сталкиваются два свихнувшихся волшебника, лучше им не мешать, — старик Джонсон взял печенье, но, заметив, что у него дрожат руки, опустил их на стол.
Гарри перевел отчаянный взгляд с него на покрасневшего взъерошенного Сэма.
— Как вы можете? — воскликнул он. — Вдруг это не сквибб, а обычный волшебник, как я?
Старик и Сэм растерянно переглянулись. Они не были плохими людьми.
— Ну, ладно, — скрипнул зубами Джонсон. — Закройте глаза.
Хотя Гарри не расслышал ни одного слова заклинания, но почувствовал, как изменился воздух и в сквозняках завыл ветер.
— Проклятье!
Толчок, от которого зазвенела в шкафу посуда, сбил Гарри с ног. Схватившись за угол стола, он поднялся на ноги. Стекла в доме дребезжали, распахнутая дверь скрипела, проворачиваясь на одной петле, впуская внутрь снег, ночной холод и ветер.
Перед домом простирались покрытые снегом поля. Приглядевшись, Гарри различил на земле фигуру недалеко от дома и, забыв обо всем, кинулся к ней.
— Стой! — в спину Гарри понеслись ругательства, но он не обратил внимания.
Мальчик подбежал к фигуре и остановился, как громом пораженный.
Рыжие, в лунном свете, будто вымоченные в крови волосы, молочно-белая кожа и едва различимые веснушки.
Джинни.
