Глава 16Автор расстроена и обескуражена.
Автору не прислали ответ из Лувра, а ведь это очень важно для её работы! Будь он неладен, этот Лувр и противные французишки, которые не помогают бедным девочкам получить в университете хорошую оценку вместе с ним! Но автор им ещё покажет!
Отсутствие ваших отзывов, дорогие читатели, тоже не добавляет эйфории, но я знаю, что вы меня читаете и подписываетесь - это скрашивает грусть не хуже килограмма шоколада.
Автор высказалась, теперь желает приятного прочтения)
Глава 16
Трудовые будни
Минерва Макгонагалл была расстроена и обескуражена.
Хогварст - школа, конечно, магическая и какой только ерунды тут не случалось, но она-то всё делала для благополучия школы и её обитателей! Так почему же при её директорстве происходит столько... такого?! Она же не Дамблдор, ей Мерлин! Вот Альбус попустительствовал всему подряд и отмахивался от проблем лимонными дольками, а она старалась все проблемы решать и всё контролировать.
В итоге: не просыхающие два дня преподаватели бегают вокруг Хогвартса, а сама Макгонагалл разве что огнём не дышит. Ученики ходят по стеночке и упорно делают вид, что про преподавателей не в курсе, что их не насторожили зелёные несчастные лица утром понедельника и что никто из них снегом в окна не кидал.
Трудовые будни, блин.
Время, словно издеваясь, текло то быстро, то медленно. Казалось, каждая минута тянется бесконечно, а день вдруг заканчивался, так и не успев начаться. Имбирное печенье кончилось удручающе быстро. Так и до депрессии недалеко. Или до лимонных долек.
Это была финишная прямая для первой половины учебного года. Уже пятница будет последним учебным днём, а в субботу состоится долгожданный бал, который Макгонагалл всё же не стала отменять. Хагрид уже натащил елей, домовики уже развешали по школе омелу, чем не преминули воспользоваться ученики. Минерва с трудом сдерживалась, что бы не придумать наказания для целующихся во всех коридорах парочек.
Ей, определённо, необходимо имбирное печенье. И побольше!
Провинившиеся преподаватели теперь бегали каждое утро.
Каждое утро они робким стадом выходили на крыльцо и переглядывались, в попытке найти того, кто спустится по ступеням первым. Впечатление было такое, как будто перед ними не родные окрестности школы, укрытые снегом. а бассейн с акулами, которые. Возможно, сытые, а, возможно, голодные.
Дело разрешалось просто. По лестнице в холле сбегал Эндрю Макгриффин и. не сбавляя темпа, выбегал на улицу. С облегчённо-обречёнными вздохами за ним нестройной колонной спускались остальные.
Ближе к завтраку на действо стекались поглядеть студенты. Макгриффин, намотав кругов тридцать, тем же лёгким бегом уносился к себе в комнаты, пока все остальные, еле волоча ноги после дести кругов, взбирались на крыльцо. Утешения вроде «перед алом форму наберём» не помогали уже после первого круга.
Однако самым феерическим зрелищем каждого утро были бегущие за ручку Филч и Вектор. Это было бы отвратительно для всех одиноких преподавателей, если бы не дружба. В конце концов, кто возьмётся осуждать друзей за то, что они нашли свою половинку, даже если они смеют демонстрировать это прилюдно и бередить вашу душу?
Правильно, никто. Потому что иначе друзей у вас не будет.
Мистер Филч теперь не ходил в засаленном сюртуке или что у него там было. Он изволил помыть голову и освоить бритьё. Он даже почти перестал брать миссис Норрис на руки, ведь у «Септимочки» аллергия. Малфой извернулся и сварил в рекордные сроки новейшее зелье от этой самой аллергии, которое не вызывало привыкания и сонливости, но это не вернуло расположения кошке.
Миссис Норрис косила красным глазом, фырчала. агрессивно мяукала, ударялась в депрессию, но потом встретила месье Живоглота и быстро позабыла неверного хозяина.
Гермиона, в свою очередь, была удивлена таким выбором фамилира. Однако если рыжему нравилось проводить своё время со сварливой, не слишком красивой мадам, которая, к тому же, была много старше его, то пускай проводит.
Но это наводило и на грусть. Если миссис Норрис нашла себе поклонника, то почему Гермиона не нашла себе?
Конечно, опыт Септимы вдохнул надежду во всех отчаявшихся и одиноких, но перспектива ждать, как и она, десяток лет эту надежду быстренько выдувала. Так же. как созерцание Забини и Лавгуд, ухитрившихся на своём дежурстве в воскресенье обручиться, нагоняло отчаяние и будило не больно то и дремавший комплекс неполноценности.
Джинни Уизли - вся в свою мать - была настоящей фурией.
Разнос, который она устроила брату и мужу ничуть не уступал гневу самой Макгонагалл. Пожалуй, проживи она столько же, сколько и директриса, и имей столько же лет для практики, она имела все шансы переплюнуть мастера Трансфигурации.
Рон Уизли - обладающий, как широко известно, эмоциональным диапазоном, как у маленького предмета сервировки, и потому едва ли испытывающий угрызения совести, перекрывающие аппетит и любовь к жизни - просто отсел на другой конец стола, подальше от сестры, и там беззаботно болтал с Забини.
У Гарри же была совершенно противоположная особенность характера. Он умел признавать свои ошибки и каяться. Он абсолютно чувствовал свою вину и так искренне в ней всегда раскаивался, что не простить этого виноватого перед всем миром, встрёпанного мужчину было просто нельзя. Сознательность мистера Поттера выливалась в хищные угрызения совести, которые почти уничтожали молодого волшебника. Он сознательно, в наказание, начинал ограничивать себя во всём: от еды до сна, не смел взглянуть на жену выше, чем по шею, ходил. как в воду опущенный, и вообще старался лишний раз не дышать. Такое ярко выраженное и при том абсолютно искреннее самобичевание никогда не позволяли миссис Поттер долго сердиться на мужа, как бы сильно он не накосячил. Потому что и разбитый горшок и пьянку с коллегами он переживал одинаково мучительно.
Поттер, естественно, был прощён из жалости, а Уизли прощён просто так, ибо, когда человек не беспокоится, что на него обижены, это лишает обиду всякого смысла и прелести.
Падма Патил в печали и задумчивости периодически раскладывала карты прямо за столом.
Она совершенно не вдавалась в расшифровку тайного знания и не замечала, что каждый раз карты твердят одно и тоже. Всегда бестактная профессор Трелони, теперь обедающая в Большом зале, по отношению к любимой ученице почему-то проявлял чудеса терпения и не торопилась уверять её в том, что карты пророчат скорое разрешение всех бед, судьбоносную встречу, юного рыцаря и спасение от беды.
Невилл, уже без злости, но с щемящей обидой, поглядывал на колечко на пальце пока ещё мисс Лавгуд и жаловался Падме на несправедливость бытия и то. что ему не удалось спасти покоцаную каким-то криворуким третьекурсником мандрагору.
Падма замогильным голосом обещала что всё наладится.
Блез Забини на радостях стал адептом оптимизма, всеобщего равенства и любви. Если бы время и модные веяния были другими, он вполне мог бы отрастить волосы, вооружиться гитарой и отправиться в путь, покуривая травку и скупая расклешённые штаны во всех магазинах.
Но нет, быть хиппи ему не светило, так что он просто широко улыбался всем по поводу и без.
Его мало смущало, что этим он бесит лучшего друга, консультации которого упорно игнорировала одна известная нам молодая леди.
Малфой смотрел волком и лелеял мечты пойти с извинениями в гостиную Слизерина. Выручали Малфоевская гордость, спесь и мужская боязнь быть высмеянным и оттолкнутым.
Малфой бесился, занижал оценки, но пить больше было нельзя, бег раздражал, а Астория не торопилась почтить его своей улыбкой или хоть каким-то знаком прощения. Забини даже не пытался утешать Драко, а Кристиана явно занимали какие-то свои мысли.
Желание убивать возрастало.
Возможность узнать, что так отвлекает Кристиана ото всего, предоставилась Гермионе Грейнджер одним тихим вечером середины недели.
Кроме двух друзей в учительской никого не было и время приятно текло за чашечкой чая. Каким-то образом разговор перекинулся на консультации и их успех. Гермиона высказалась положительно, приведя в пример Элеонору Мальсибер, которую однажды выгнала из кабинета Эндрю. Очевидно, консультации пошли её на пользу и оценки девушки пошли в верх, а посещения консультаций, напротив, сократились. Гермиона с недоумением вспомнила лишь о том, что, хотя оценки по Трансфигурации у Элеоноры выправились, консультации Криса она посещала каждый день.
Крис довольно усмехнулся и совершенно спокойно заявил, что об Элеоноре и хотел бы поговорить. Гермиона отставила чашку и с интересом посмотрела на друга.
— Ну, Крис, не тяни! Что ты можешь о ней сказать?
— Как бы ты отнеслась к тому что я собираюсь жениться? — вопросом на вопрос ответил Нотт.
Гермиона поморгала.
— Ну женитьба - это дело хорошее. Но при чём здесь Элеонора?
Гермиона насторожилась, а Крис, по-прежнему беспечно, мешал ложечкой сахар в чае.
— Я на ней жениться хочу.
В следующую секунду Нотту ощутимо прилетело прямо в лоб классным журналом. Будь Кристиан менее удачливым, вынужден бы был щеголять шрамом на пару с Гарри.
— За что?! — завопил облившийся преподаватель Трансфигурации. — Новые же брюки!
— Брюки?! — взвизгнула Гермиона, подлетая к другу и встряхивая его за грудки. — Я тебе сейчас устрою брюки! Жениться он собрался!
— Да послушай же...
Кристиан отбивался без особого успеха, пока не встал во весь свой рост, нависнув над Гермионой и нарочито-спокойно отнимая е руки от своей мантии.
— Послушай говорю, женщина! Она, во-первых, совершеннолетняя, а, во-вторых, мы, конечно, подождём её выпуска.
Ноги у Гермионы подкосились, она стала оседать, так что Крису пришлось её приобнять. а потом и вовсе усадить себе на колени.
— Мы? — пропищала девушка. — Значит, она согласна?
— Ну да, — пожал плечами Крис.
Гермиона вдруг отчаянно разрыдалась, утыкаясь в плечо Криса. Тот ошалело смотрел на подругу, а потом неуверенно погладил по спине. Этот момент избрал для своего появления Макгриффин. В пару секунд обозрев открывшуюся ему картину, он стремительным шагом подошёл к креслу, в котором сидел Нотт и рыдала Грейнджер, и ухватил Криса за ухо.
— Ты что с ней сделал, подлец?
Нотт зашипел, а Гермиона разом перестала рыдать, недовольно воззрившись на Эндрю.
— Гермиона, что он сделал? — строго спросил её Эндрю.
— Да ничего он не сделал! — возмущённо вскрикнула Грейнджер, ударив преподавателя Рун по руке. — Он просто женится!
— Но вы же друзья, — опешив, Эндрю выпустил ухо Нотта.
Повисла пауза. Три человека в шоке воззрились друг на дружку.
Потом Гермиона тихонько хихикнула. Ещё раз. Зашлась смехом и снова уткнулась в плечо Нотта. Определённо, для молодой, одинокой и оттого немного неуравновешенной преподавательницы, слишком много произошло. Нотт, недовольно косясь на Макгриффина, снова погладил подругу по спине. Эндрю сел на диван, с полным осознанием того, что эту свою коллегу он, похоже, никогда не сможет понять.
Нотт, сжалившись, в общих чертах рассказал полушёпотом, что произошло, пока Гермиона пыталась совладать со своей истерикой. Эндрю пожал плечами, спокойно отнесясь к аргументам в пользу свадьбы, извинился за увечное ухо и поздравил.
Гермиона успокаиваться не собиралась, так что Макгриффин отправился за успокоительным зельем.
Через две минуты, когда Гермиона начала по-человечески дышать и подняла голову, на глазах у неё были слёзы, а на лице снова расстроенное выражение.
— Все выходят замуж, а меня никто не любит! — воскликнула девушка и надула губы.
Крис опешил и, не зная. что ещё сделать, убрал мокрые пряди и протянул ей платок. Как и большинство мужчин, перед женскими слезами и заявлениями о том, что никто её не любит, он оказался беспомощен. Платок Гермиона приняла, но сетовать на судьбу продолжила.
— Даже, — шмыг, — Элеонора, — шмыг, — Мальсибер выходит замуж! — шмыг-шмыг. — А я даже поговорить с ним не могу, — шмыг, — Потому что ему всё равно.
— Ну, как же всё равно... — попытался вклиниться Крис, но, ожидаемо, был остановлен.
Цель таких женских истерик обычно состоит в том, чтобы женщину пожалели. Причём главное и именно наличие сострадания, а его вербальная или иная форма почти не учитывается, просто потому что перебивать женщину, которая сетует на собственную непривлекательность, невозможно. Это, впрочем, не так уж важно, потому что редкая женщина действительно полагает себя такой непривлекательный, чтобы не нравитсья совсем никому. Это просто способ привлечь к себе внимание.
Так что, Гермиона продолжала шмыгать и заливаться соловьём о счастье Элеоноры, Септимы и Луны и о собственной убогости. Крис терпеливо слушал, а потом, улучив момент, когда Гермиона переводила дух, вставил фразочку о её научной работе и о том, что неплохо было бы написать ещё одну. Грейнджер задумалась, просветлела лицом. Потом весело ткнула кулачком Криса в грудь и заявила, что он гений.
Когда Эндрю пришёл с успокоительным, оно было нужно больше Крису, оторопевшему от таких стремительных перемен настроения, чем уже весёлой и бодрой Гермионе, которая щебетала что-то про какой-то коллайдер.
Женщины!
Астория красила ноготки в зелёный цвет и вполуха слушала свою лучшую подругу.
Однако слово «помолвка» заставило её встрепенуться и прислушаться к рассказу Элеоноры. Такого поворота она не ждала. Будучи сама влюблённой в учителя, она ухитрилась на него обидеться, а простоватая Мальсибер уже выбирала платье для свадьбы.
Ногти красить перехотелось. Зачем стараться быть красивой, если мистеру Малфою нет до неё дела - он ведь не извинился до сих пор - а Элеонора, никогда не блиставшая излишней элегантностью, одним живым характером умудрилась заграбастать такого видного жениха?
На консультации Астория не обиралась иди принципиально, мистер Малфой встречи с ней не искал, так что ей делать-то теперь?
Правильно, рыдать полночи в подушку, чтобы под утро забыться коротким, тяжёлым от слёз, сном.
Автор клянчит отзывы, ибо без них жизнь - не жизнь) 
