Глава 3.Мама сидела напротив Питера и смотрела, как он ест. Казалось, что вместе с ним насыщается и она сама: с каждым проглоченным Питером куском лицо мамы становилось всё более довольным. Питеру это нравилось.
— Вкусно? — спросила мама, пододвинув к нему тарелку с пирожками.
Питер всегда любил мамину выпечку — воздушное тесто, много повидла. Он облизал пальцы, а потом взял следующий пирожок.
— С вишней хорошие.
— Элен прислала повидло.
Питер встрепенулся и посмотрел на маму. Кажется, настал удачный момент сделать то, ради чего он приехал к ней.
— Почему ты не отправишься к ней?
Мама тут же нахмурилась. Всё умиление точно сползло с её лица.
— Думаешь, в Бретани нет Пожирателей? — сердито спросила она, а потом продолжила. — И ты ведь не поедешь со мной, верно?
Питер отрицательно покачал головой. Он думал об этом множество раз. Можно уехать сейчас, скрыться, но разве Тот-Кого-Нельзя-Называть простит Питера за то, что тот боролся против него? Разве он не сможет дать какому-нибудь агенту задание устранить его — Питера — только из-за того, что он когда-то связался с «Орденом»? И с другой стороны: а — если допустить невозможное — вдруг «Орден» и остальные выиграют войну через пару недель после отъезда Питера? Ему ведь не простят бегства, оно перечеркнёт все его заслуги, всё, что он вытерпел ради них.
Нет, через пару недель они не выиграют войну. Питеру всё чаще казалось, что они вообще обречены, и он проклинал Джеймса, втянувшего его в эту бессмысленную битву. Ничего не выйдет, но бегство не выход. По крайней мере, для него. У мамы же ещё есть шанс. В конце концов, она чистокровная.
— Ты же любишь гостить у тёти Элен.
— Думаешь, я смогу спокойно играть в крикет, пока ты сражаешься с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Мой мальчик! — она обогнула стул и стала прижимать Питера к себе.
Ему пришлось отложить пирожок. Спустя несколько секунд он обнял маму в ответ: обвил её — большую и мягкую — руками, вжался в голубой фартук. Мама шептала, что не оставит его или что тогда нужно сбегать вместе, что он её храбрый сын и такой молодец и что она гордится им.
Питер позволил себе раствориться в этой мягкости, в тепле, которое исходило от мамы, в запахе розовой воды и родного пота. Питера будто вовсе никогда не было — он слился с ней, и всё было хорошо — почти прекрасно, — пока мама не сказала:
— О, эта Марлин ещё пожалеет, что выбрала не тебя!
Тут она снова стала покрывать голову Питера жирными поцелуями, но он вывернулся.
— Не надо о Марлин.
— Как я могу молчать!
Питер демонстративно надул губы, давая понять, что действительно не намерен обсуждать эту тему. Марлин совершила ошибку, предпочла ему этого идиота Блэка, который даже жениться на ней не хочет. Она ещё пожалеет.
Когда мама налила ему новую порцию чая, Питер попытался снова заговорить об её отъезде. Она только упрямо качала головой.
Его мама такая добрая — она бы даже Марлин простила, если бы та одумалась, — такая уютная. Питер думал о больших маминых руках, а потом об этой дурочке Марлин, о том, что завтра нужно было возвращаться из Ньюбери в Лондон, когда засыпал. В последнее время сны к нему приходили только тяжёлые. Питер не сомневался в том, что кошмары мучают не только его. Это приносило облегчение. Радуется ли Джеймс, что ввязался в борьбу, теперь — после рождения маленького Гарри? Вряд ли.
И, вероятно, потому что это была последняя мысль Питера перед тем, как он соскользнул в сон, ему привиделся кричащий Джеймс, который прижимал к себе Гарри. Питер не помнил, чтобы Джеймс был таким напуганным, чтобы он когда-то так орал, так плакал. Но во сне это принесло Питеру облегчение, освобождение. И, проснувшись, он подумал только: «А как же Лили? Где была она?».
Лили нравилась Питеру. Она была намного добрее Марлин, напоминала мамины пирожки с повидлом. Возможно, в школе он влюбился не в ту девушку.
***
Доркас не знала, как и где ещё можно увидеться с Дамблдором, поэтому приехала в Хогвартс. Она боялась, что возникнут проблемы, что её задержат по дороге, что Дамблдор не примет её, но эти страхи оказались напрасны. Внешность тётки — пару минут назад Доркас использовала последнюю порцию зелья — защищала её от лишних вопросов и встреч с давними знакомыми.
Дамблдор предложил ей присесть на свободный стул, а потом стал смотреть на Доркас так внимательно, точно знал, кто находится перед ним на самом деле. Он мягко улыбнулся и поправил очки. Доркас стало не по себе.
Она крепилась пока шла мимо озёра и поляны, на которой провела когда-то столько времени, пока лестницы перед ней меняли направление, пока Макгонагалл ей что-то объясняла, но этот взгляд — такой понимающий — заставил её вздрогнуть и поёжиться.
Доркас хотела повести разговор иначе, хотела, чтобы Дамблдор понял: она выросла, стала умнее. Вместо этого Доркас прошептала:
— Это я, профессор.
— Что? — спросил он.
Язык присох к нёбу.
— Вы что-то сказали, миссис Шмид?
Доркас посмотрела на тёткины руки — пухлые ладони с коротенькими пальцами, — так не похожие на её собственные. У Доркас, как и у её матери, были изящные хрупкие ладони с длинными пальцами.
«Я должна ради мамы. Ради отца».
И она призналась наконец:
— Простите, профессор Дамблдор, я не миссис Шмид, я Доркас Медоуз.
Он не казался удивлённым, но попросил у неё подтверждения. Доркас рассказала несколько историй из своей жизни в Хогвартсе — прошлой жизни, — если подумать.
— Скоро зелье перестанет действовать, и вы всё увидите.
— В принципе я вам верю.
В свою очередь, Доркас не особо верила этим словам. Она чувствовала лёгкое прикосновение чужого сознания: Дамблдор проверил её. Может быть, он надеялся сохранить своё вмешательство в тайне — Доркас не знала точно. Она сделала вид, что ничего не заметила и сказала главное:
— Профессор, моего отца убили Пожиратели.
Взгляд Дамблдора изменился. В нём появилось искреннее сочувствие.
— Да, мне стоило сразу выразить вам свои соболезнования.
— Спасибо, — кивнула Доркас. — Но я не для того сказала об этом. Моего отца убили Пожиратели, и я хочу сражаться с ними. Хочу вступить в «Орден».
Часы пробили двенадцать. Их стук разорвал установившуюся в кабинете тишину.
— Вы хотите вступить в «Орден», чтобы отомстить Пожирателям? — спросил Дамблдор, когда молчание стало невыносимым.
— Да.
Он размял руки.
— Не думаю, что это возможно.
Доркас не ждала отказа. Разве Тёмный Лорд не устраивает один акт устрашения за другим, разве «Пророк» не переполнен сообщениями о таинственно пропавших волшебниках, о нападениях оборотней и бесчинствах великанах? Разве «Ордену» не нужен каждый волшебник, готовый сражаться?
Видно, вопросы Доркас, её недоумение были написаны на лице девушки. Дамблдор кашлянул:
— Мисс Медоуз, я рад, что вы пришли ко мне, что вы живы. Хотя, признаться, я подозревал, что это так… история с озером была довольно неубедительной. Вероятно, Пожиратели не искали вас, просто потому что… занимались другими делами, — Дамблдор продолжил после небольшой паузы. — «Орден Феникса» — это не отряд мстителей, мисс Медоуз, у нас с вами разные цели.
Все ли «Орденцы» думали так? Доркас не верила в это. Она закусила губу. Одна она не сможет сражаться, не сможет искупить свою вину перед отцом и даже просто выжить в родной стране. Пожиратели убьют её ради забавы или велят сделать что-то роковое, гибельное для неё… Она не справится с ними без союзников.
Дамблдор, конечно, следил за ней. Этот таинственный человек, который, по мнению Доркас, был вполне себе слизеринцем — он точно имел свои, неясные его сторонникам цели. Так говорило чутьё Доркас, которое почти никогда её не подводило.
Руководствуясь тем же чутьём — оно кричало, что шанс есть, — Доркас сказала:
— Всё это так. Я хочу отомстить за отца. Я… — она запнулась, потому что сложно было признаваться вслух. — Люблю его. Очень. Но есть ещё кое-что. Всё то время, когда меня считали мёртвой, я была у тётки, ездила по Швейцарии, видела горы и озёра удивительной красоты, разговаривала с поразительно талантливыми людьми. Эти люди, и озёра, и горы пока не знают войны, но она придёт туда, если мы не остановим её здесь.
Кажется, её речь произвела нужное впечатление. Дамблдор казался заинтересованным. Доркас продолжила:
— Я кое-чему научилась, стала сильнее, но главное поняла, что больше не хочу прятаться. Позвольте мне работать на вас, я не подведу, я буду сражаться, — она замерла на секунду, вспомнив о парне с самым добрым в мире лицом. — Точно настоящий гриффиндорец.
Дамблдор усмехнулся:
— Успели сменить факультет?
Профессор никогда не разговаривал с ней в таком тоне, и Доркас было сложно сказать холодное:
— Нет. Ещё я буду хитрой, как слизеринка, но только с врагами, сообразительной, как рейвенкловка и верной нашей цели, как хаффлпаффка.
— Посмотрим, — Дамблдор потёр переносицу. — В любом случае красноречия вам не занимать.
В воздухе пахло победой. Её победой.
— Так вы возьмёте меня?
Дамблдор вздохнул:
— Я подумаю.
Доркас обратила внимание на это «я», она всё-таки ожидала, что он скажет «мы». А ещё она знала: эти слова равнялись так нужному ей «да». Её правоту подтверждал взгляд Дамблдора.
***
Паршивый день. Вчера правда было не лучше. И завтра не будет.
Северус шёл по тропинке к озеру, и мерзкий ветер путал его волосы и набрасывал их на глаза. У Северуса не было сил, чтобы бороться с ним. Он устал. Устал выбивать признания из бледной Мэри Макдональд и её брата Майка. Устал от произнесённого дважды заклятья.
Авада Кедавра. Авада Кедавра. И вот уже нет на свете блеющей, постоянно плачущей одним глазом — подбитым не Северусом, а Дугом, который работал с Макдональдами до него — Мэри и её судорожно улыбающегося надоедливого братца.
Он умудрился сильно укусить Северуса за руку, и теперь ладонь кровила. Что у Майка было вместо зубов? Волчьи клыки?
Шутка, произнесённая про себя, не рассмешила Северуса. Он не смотрел на свою ладонь и старался не думать о доме, над которым вскоре предстояло оставить метку. Северус дал себе небольшую отсрочку, чтобы помыть руку — можно было сделать это в доме, но Северус хотел пройтись — и подумать.
Он собирался пойти к Дамблдору сегодня. Он уже договорился о встрече.
Что если бы он вдруг отказался от неё? Рассказал обо всём Лорду и попытался использовать Дамблдора?
«У тебя бы не получилось, старик слишком силён, — произнёс голос разума в голове Северуса. — К тому же всё это не помогло бы ей».
Да, именно так. Ветер снова ударил Северуса по глазам. У озера было ещё холоднее. Мантия не спасала. Ничего не спасало.
Что скажет Дамблдор? Поможет ли?
«Что ты будешь делать, если не поможет?»
Северус не хотел об этом думать. Он стал полоскать руку в ледяной воде — такой же серой, как глаза Мэри Макдональд. Она была грязнокровкой, и Северус убил её. Это очень просто. Ладонь совсем замёрзла.
Ветер бросил в Северуса пригоршней коричневых листьев. Идиот. Холод подобрался к сердцу Северуса.
Лили не должна умереть. Дамблдор не допустит этого, если Северус всё ему расскажет. Он же добрый. Они все добрые, милосердные, готовые помочь обездоленным.
«Ага, конечно».
Воспоминания о Поттере и Блэке накрыли Северуса, и он поспешно выдернул руку из воды, встал и стряхнул мысли об улыбках этих героев со своей мантии энергичным жестом. Если бы Поттер умер, а Лили осталась жива… Нет, даже тогда она не выбрала бы Северуса.
Он скрипнул зубами и пошёл к дому Макдональдов, чтобы завершить работу. Последний штрих — один всполох, и вот все уже знают о судьбе хозяев скоромного жилища. Они — работники Гринготтса — мертвы, потому что пару раз передали «Ордену» информацию о сейфах Пожирателей. Не очень важную, как теперь знал Северус.
И всё же за «неуважение к клиентам нужно наказывать». Так сказал этот изящный француз, называющий себя Дугом и злоупотребляющий рукоприкладством.
Он, наверное, прав — Дуг, но день всё равно выдался отвратный.
***
Марлин знала, что через пару дней Сириус снова куда-нибудь сорвётся, пусть и он убеждал её в обратном. Она не возражала — он же не просто полетать отправлялся, а по делу, — но хотела хотя бы на эти часы оставить его себе. Запереться в квартире Сириуса от мира и никогда не выходить.
Её план был обречён на провал. Сначала мама полчаса не отпускала её к Сириусу — Марлин, конечно, сказала, что идёт в лавку работать, но мама как-то вычислила правду, — потом к ней присоединилась бабушка.
— И ты опять пойдёшь к Блэку, да? — почти кричала всегда такая сдержанная мама. — Ты серьёзно думаешь, что это нормально? Да ты почти поселилась у него! Без помолвки, без свадьбы!
Мама всхлипнула, бабушка тяжело вздохнула:
— Они думают, что раз война, то всё можно.
Марлин пришлось постараться, чтобы не закатить глаза. Она бы действительно давно переехала к Сириусу — он много раз предлагал, — если бы родственники смогли смириться с этим. Но они не могли.
И Марлин, закусив губу, слушала очередную лекцию о собственной безнравственности, а потом просто сбежала, воспользовавшись тем, что мама закашлялась, и бабушка пошла ей за водой. Так себе поступок, но выхода не было.
Аппариров к квартире Сириуса, она чуть не наткнулась на Ремуса — он стоял у двери. Марлин мысленно взвыла.
— Я думала, ты в это время даёшь уроки, — сказала она вместо приветствия, и, осознав это, исправилась. — Здравствуй.
Лунатик рассмеялся:
— И я рад тебя видеть, Марлин. Что, помешал вам?
Тут дверь отворилась, и Марлин наконец увидела Сириуса — он, видно, бухнулся спать сразу после прилёта из Копенгагена, где был в этот раз. И почему он выглядел так хорошо даже со спутанными волосами, даже в явно несвежей серой футболке?
Сириус кивнул им:
— Привет.
Потом шагнул к Марлин и поприветствовал её, как надо. Поцелуй был горячим, почти обжигающим. Сириус ещё не брился, поэтому несколько раз уколол Марлин своей щетиной, которая всегда казалась девушке весьма забавной — с ней Сириус походил на музыканта-разгильдяя. Хотя в принципе он и без щетины вполне попадал в образ.
Сириус был её. Она не видела его больше недели и успела рассказать об этом всем цветам в магазине. Теперь Марлин прижималась к Сириусу, стараясь не обращать внимания на деликатные покашливания Ремуса.
Наконец Сириус отстранился от неё, что-то шёпотом сказал Ремусу, и они рассмеялись.
— Опять похабные шутки шутишь? — спросила Марлин, проскальзывая мимо парней и проходя в квартиру.
— Конечно, — откликнулся Сириус.
Потом они пили чай втроём и почти не говорили о войне. Свою миссию Сириус обсуждать не хотел, но, судя по сумке, которая стояла у окна, всё прошло успешно. Марлин знала, что из Копенгагена Сириус должен был привезти пару нужных Дамблдору артефактов — вроде усовершенствованные средства поиска, если она всё правильно поняла.
Ремус сказал, что общее собрание назначено через полтора часа, и Сириус кивнул — с этой своей извечной изящной беспечностью, — а Марлин склонила голову на плечо своему парню и стала греть руки о кружку с чаем.
Тот-Кого… Он постоянно вербовал новых сторонников. В министерстве нельзя было найти отдел, в который он не проник. Марлин помнила наизусть имена потенциальных Пожирателей, которые ей удалось узнать на этой неделе благодаря сети агентов-добровольцев — людей, которые не хотели открыто бороться с тёмным магом, но были готовы помочь сведениями, поделиться подозрениями и слухами.
Марлин вела свою борьбу, пока её рыцарь рассекал по небу.
— Этот октябрь ещё более унылый, чем обычно, — заметил Сириус, когда они допили чай и отправили кружку в мойку. Как всегда, устроили эстафету, и на этот раз чашка Лунатика долетела последней.
— Так и знал, — сказал он, а потом стал рассказывать им про Поттеров.
Сириус слушал с жадностью. Он жил этой семьёй, и будь Марлин чуть более ревнивой, обязательно бы злилась. Но она просто сидела и смотрела на этих двоих. Ремус пришёл сюда, потому что ему было одиноко. Нетрудно догадаться.
Марлин всегда казалось: между Лунатиком и Сириусом есть какая-то неприглядная тайна, трещина, из-за которой они не могут подойти друг к другу вплотную. Она не спрашивала, потому что никто из них явно не хотел говорить об этом. Они делали вид, что им так же легко говорить сейчас — почти наедине — как при Джеймсе, но Марлин видела правду. Сириус внимательно изучал Ремуса, тот скрестил руки на груди.
Нет, тут было больше лёгкости, чем во время разговора Сириуса с Питером, но недостаточно.
— О чём ты задумалась? — спросил Сириус.
— О том, что тебе стоит поменять футболку. Раз уж ты пристрастился к магловской одежде, следи за ней.
Сириус хмыкнул. Ему действительно нравились футболки, и Марлин как-то накупила их целый ворох — по магловским магазинам её, конечно, водила Эм. Она ворчала тогда, потому что Марлин отвлекала её от работы. Смешная Эм.
Сириус же совсем не аристократично показал Марлин язык и уже перед тем, как они все аппарировали к дверям особняка сменил футболку и джинсы — ещё один магловский предмет одежды, полюбившийся Сириусу — на простую чёрную мантию. Смотрелась она отлично.
Особняк встретил их шумом голосов. Судя детскому крику, Гарри тоже был здесь. Через пару минут Марлин увидела его на руках у Лили, и тут же понеслась обнимать обоих, услышав возмущённое Сириусовское: «А как же я?».
Вскоре Марлин убедилась, что Сириус уже слился с Джеймсом — кто бы сомневался, — Лунатик до начала собрания попал в плен к неугомонным братьям Пруэттам, там же стоял и Питер. Мелькнула в дверном проёме Эммелина — Марлин энергично помахала ей рукой — и пожилой волшебник, имя которого Марлин всё время забывала.
Тут к ним с Лили подошёл Эдгар Боунс — как всегда, чем-то озабоченный, — он сказал, что Гарри ещё слишком мал для таких сборищ и погрозил ему пальцем. Эдгар был колдомедиком и очень любил детей.
Когда появился Дамблдор, они все сели на свои места за большим вытянутым столом. Дамблдор же, поздоровавшись с «Орденцами», вдруг встал и сделал круг по комнате.
Он посмотрел на дверь, и Сириус тут же шепнул Марлин — сели они, конечно, рядом:
— Кажется, у нас новичок.
Дамблдор выразительно посмотрел на них, а потом заговорил:
— Думаю, лучше сказать без предисловий. Есть человек, который хочет присоединиться к нам. Многие из вас знакомы с ним. Это умный, одарённый волшебник, в своё время учившийся на Слизерине.
— Так себе рекомендация, — буркнул Гидеон.
Марлин была согласна с ним, как и многие здесь.
— Точнее не волшебник, — кашлянул Дамблдор. — Волшебница. Я думаю, мы должны дать ей шанс. Войдите, мисс Медоуз.
— Что? — услышала Марлин собственный голос и поспешно закрыла рот рукой.
Дверь открылась, и на пороге действительно появилась Доркас Медоуз. Абсолютно живая. Точно и не было того сообщения о том, что она утонула в Швейцарии, и пьяного Ремуса. Марлин перевела на него взгляд: Лунатик был белым. Глаза его широко открылись.
«Бедный», — Марлин хотела встать и подойти к нему, но Сириус, видно, разгадавший её порыв, удержал девушку на месте.
Марлин снова взглянула на стоящую перед ней Медоуз. Такая ухоженная, в отутюженной синей мантии. Почему не зелёной, интересно?
«Значит, разыграла собственную смерть. Сучка. Стерва. Дрянь. А теперь приспичило стать героиней. Что, после смерти папаши потянуло на подвиги? И чего не пошла к своим?»
Марлин опять попыталась встать, на этот раз, чтобы врезать по хорошенькому личику Медоуз. На этот раз Сириус её не останавливал, но Марлин наткнулась на взгляд Дамблдора и, застыв на месте, спросила только:
— Чему обязаны такой честью, Медоуз?
Теперь все взгляды были прикованы к ней. Они пробегали по коже Марлин. Они ждали развязки. Марлин знала: их всех мучает тот же вопрос. И много других.
Медоуз выпрямилась — и как ей удаётся сохранять такую осанку, шест что ли проглотила? — и сказала:
— Они убили моего отца, Маккиннон, так же, как когда-то твоего брата.
— Не сравнивай.
Медоуз явно хотела ответить, но её прервал Дамблдор. Он предложил Медоуз присесть и кивнул Марлин:
— Спасибо за ваш вопрос, Марлин. Наверняка всех интересовало то же самое.
Марлин снова повернулась к Лунатику. Его мучило не только это. Его, кажется, мучило само присутствие Медоуз. Сволочь. Гадина. Мелкая мразь. Хочет использовать их ради мести, сравнивает своего отца-убийцу с Томом.
Ладонь Сириуса мягко легла на пальцы Марлин. Он стал аккуратно гладить их, проводить по коже нежно и осторожно. Марлин глубоко вздохнула. Да, Сириус рядом — и это главное, а Медоуз можно просто игнорировать. Пусть Дамблдор сам с ней разбирается.
