Глава 1
Гермиона сидела на самом краешке стула. Деревянная рама давила на копчик. Когда боль станет нестерпимой, придется встать. Если она сядет поудобнее, то все затянется и начнет болеть спина, шея. Это не считая депрессии и мигрени. Гермиона плотнее прижалась щекой к столу и пошире раскинула руки. Прекрасное положение для того, чтобы сосредоточиться, успокоиться или просто секунду передохнуть - но не более того. Когда она уселась в этой позе первый раз в жизни, то сделала глупость, устроив пятую точку слишком удобно. Все закончилось затяжной депрессией - глубокой и черной, как будто все, что она не передумала и не пережила во время войны, разом предстало перед ней и предъявило права на ее внимание.
Собственно, это произошло четыре года назад - в тот день, когда они с Роном и Гарри посетили нотариальную контору Фобстера и Министерство магии, где Гермиона устроила грандиозную истерику, выплеснув все, что накопилось со дня неудавшегося венчания. Когда она добралась до дома и уселась на этот стул, сил не было уже ни на что. Она просто уронила голову на стол, разбросала в стороны руки и уставилась в одну точку. Рон и Гарри были рядом, хотя зашли только для того, чтобы убедиться, что она не свалилась у порога, не справившись с замком. Говорить было не о чем. Да и не могли они говорить – ни она, ни Рон. А Гарри… Он осторожно приблизился к столу и положил на уголок тубус с документами. Хорошо, что он пошел с ними – она наверняка посеяла бы пергаменты, едва успев взять их в руки.
В тот день так и не было сказано ни слова. Уходя, друзья даже не попрощались. Да что там – Гермиона головы не подняла, когда они направились к двери: Рон, за ним Гарри. Никаких эмоций. Ни обиды, что ее оставили одну в таком состоянии, ни благодарности за то, что ее избавили от необходимости держать лицо. Тубус с пергаментами остался на столе. Гермиона долго к нему не прикасалась. Очень долго. Она потом сама не могла вспомнить, сколько прошло времени, прежде чем она взяла его в руки. Взяла только для того, чтобы переложить на другое место. Потом убрала куда-то. А там и вовсе забыла – убедила себя, что забыла, - куда его сунула. В общем, не меньше года прошло, прежде чем она, наконец, открыла тубус и развернула документы.
Она думала, что будет уже не так больно. Но оказалось – наоборот. Сразу после венчания она впала в смятение, граничащее с безразличием. Какое-то время она верила, что все происходящее – путаница, глупая шутка. Потом начала подозревать, что ее подвергли заклятию забвения. Потом – что все в любом случае незаконно, надо только изучить соответствующий раздел права, адвоката пристойного нанять, наконец. В Министерстве магии, когда она увидела брачный контракт, на краю сознания что-то наконец прояснилось. Но тут с ней случилась истерика, и ею снова овладела апатия. И вот, год спустя, собрав в кулак всю свою волю, всю смелость, она разложила на столе перед собой свитки и принялась внимательно читать. И поняла, как это больно.
О таком брачном контракте можно было только мечтать. В том случае, если бы это был полноценный брак. Ладно, даже фиктивный – но по согласию обеих сторон. Впрочем, в Министерстве магии ее уверяли, что брак самый что ни на есть полноценный. Миссис Грейнджер, что вас не устраивает? Вы даже фамилию можете выбрать такую, какую вам захочется – хоть мужа, хоть девичью, а хоть и новую выдумать. Не говоря уже о том, что супруг не претендует на ваше имущество – в том числе, нажитое в браке. В то время как сам отдает в полное ваше распоряжение почти все – имущество, движимое и недвижимое, научные разработки. И даже не требует, чтобы вы упоминали его имя при публикации! Ну, не можете кое-что продать без его согласия - из его же вещей, кстати. Тут его, простите, можно понять. Ах, да, было бы хорошо, если бы вы тоже подписались под этим контрактом. Нет? Не хотите? Ваше право. Нет-нет, соблюдать его условия вы все равно обязаны, пока ваш брак, так сказать, действителен. О, да, он действителен, без сомнения: посмотрите документы – никаких нарушений процедуры.
Это на голову не налезает - она так и сказала пожилому волшебнику, который сочувственно разглядывал ее через квадратные очки в роговой оправе. Этого просто не может быть: чтобы девушку взяли замуж без ее согласия. Чтобы на брачном контракте было достаточно подписи мужа. Чтобы ее, наконец, не потрудились хотя бы поставить в известность, что она теперь замужняя женщина! А если бы она, оставаясь в неведении, вышла замуж вторично? У нее ведь была возможность сделать это! Ах, тогда с ней разбирался бы суд... Ее еще и к ответственности привлекли бы, да? Это можно понять? Конечно, когда Волдеморт контролировал Министерство, для его приближенных все было возможно. Кто бы в то время подумал о правах магглорожденной ведьмы? Но, оказывается, и теперь, когда Волдеморта уже никто-не-боится-называть-по-имени, этот брак не признают недействительным. Что же теперь - смириться?
«Это потому, что вы магглорожденная», - снисходительно сказал пожилой волшебник. И даже не обратил внимания, каким взглядом одарил его Сам Гарри Поттер. Магглорожденным трудно понять некоторые закономерности магического мира. Например, слепую приверженность традициям и страх перед изменением всего, на что опирается жизненный уклад волшебника. Магглы любят прогресс и имеют для этого все основания. Волшебство же слишком тонкая материя, чтобы рисковать ее стабильностью в угоду неизвестно почему и как меняющимся представлениям о мире и человеке. Подобный брачный трюк возможен, кстати, только с магглорожденной волшебницей. Иногда, в исключительных случаях, с ведьмой-полукровкой. Нет, дело не в количестве прав, мисс, пардон, миссис – магглорожденные в магическом плане менее стабильны. Поэтому основная наша задача - как можно скорее и полнее интегрировать их в систему волшебного мира. Брак – прекрасный, можно даже сказать, наиболее совершенный способ интеграции...
Да, магические законы оказались удивительно гибкими. Вернее, странными. Семейный кодекс магической Британии за последние пятьсот лет менялся сугубо косметически, причем изменения запутывали его еще больше. Брачный контракт, состряпанный бывшим профессором зельеварения и защиты от темных искусств, бывшим деканом Слизерина, бывшим директором Хогвартса, бывшим человеком Северусом Снейпом, был либеральным до приторности. Но разорвать этот брак можно было только по взаимному согласию сторон. Что же ей теперь, спиритический сеанс заказывать, дабы получить согласие благоверного? Ведь после еще получасового хождения по министерским коридорам им удалось выяснить, что Северус Снейп, не числящийся среди живых, не числится и среди мертвых - для этого нет достаточных юридических оснований. Свидетельство троих гриффиндорцев, присутствовавших при его смерти, в расчет не брались. Во-первых, Рон и Гермиона оказались «заинтересованными лицами». А во-вторых, они, согласно каким-то замшелым инструкциям министерства, не могли квалифицировано констатировать смерть. Чтобы Снейпа признали мертвым, а Гермиону, соответственно, вдовой, нужен был либо пригодный к опознанию труп, либо свидетельство двух совершеннолетних магов, либо заключение колдомедика. Поэтому Снейп до сих пор числился «пропавшим без вести». И если в течение десяти лет он не явится пред ясны очи двоих совершеннолетних магов, то будет признан мертвым и освободит, наконец, свою любезную женушку от священных уз брака. Десять лет не с момента предполагаемой смерти, а с момента заявления о пропаже. То есть с сегодняшнего дня. Если, разумеется, вы, миссис Грейнджер, оформите должным образом...
Вот тут-то у Гермионы и случилась истерика.
Гермиона поморщилась и поднялась со стула. Копчику в этот раз было слишком удобно – спина казалась деревянной, ноги едва слушались. Растирая поясницу и ругаясь про себя, Гермиона побрела на кухню. Не стоило думать о Роне. Во всяком случае, не сегодня. А, собственно, почему не сегодня? Завтра легче не станет. Раз не стало легче за четыре года.
Ох, Рон. Сколько он ждал. Сколько он натерпелся с ее вечными сомнениями, скрытыми за уверенным тоном. Как он по-мальчишески обижался на ее отповеди о том, что «пока не время». И как быстро отходил от обид. Такой взрослый - и такой мальчишка. Сколько он натерпелся от них от всех. От Гарри, едва не спятившего после битвы при Хогвартсе. От Джинни, норовившей последовать за ним. От Джорджа, который после смерти Фреда словно потерялся во времени и пространстве. Как странно. Рон оказался среди них всех едва ли не самым сильным. Уж во всяком случае, самым здравомыслящим. Чего это ему стоило, знала, наверное, только она. Сколько раз он появлялся на пороге ее тесной квартирки в Оксфорде, валился в кресло, и, спрятав лицо в ладонях, говорил, говорил без конца – обо всех вместе и о каждом в отдельности. Как Джордж иногда со смехом убеждает его, что на самом деле он Фред. Как гаснут глаза Джинни, когда он приходит домой один, без Гарри. Как мама цепляется за него, когда он оказывается рядом – будто боится, что он тоже сейчас куда-то исчезнет. Как Перси спрашивает его мнения и совета по сущим мелочам, а то вдруг, словно в голове у него что-то переключается, начинает учить жизни с лучшими интонациями секретаря министра. Даже Билл всякий раз, покидая Нору, долго держит его за руку и заглядывает в глаза с таким выражением, что и вслух не надо говорить: ты тут присмотри за ними за всеми. Чарли сбежал к своим драгоценным драконам в Румынию. Артур, ссылаясь на нужды страны и малое количество надежных сотрудников, сутками пропадал в Министерстве.
Он всю жизнь был младшим. Неудачником, даже по меркам Уизли. Уступал всем во всем. Коричневый свитер. Малыш Ронни – снисходительно, если не с издевкой. Бесплатное приложение к блестящим близнецам. К умнице-Перси. Красавчику Биллу. Легендарному ловцу Чарли. А теперь вся слабость, которую он мог себе теперь позволить – прийти к Гермионе, упасть в кресло и говорить, ни слова не надеясь услышать в ответ. Ни утешений, потому что она на них не способна - ее бы саму кто утешил, эгоистка, бесчувственная эгоистка. Ни советов – какое она имела право давать советы? Ни предложений помощи – она сама боялась даже близко подходить к Гарри. И к Джинни. О Джордже и Молли и говорить не приходилось. А если честно, она просто сторонилась всех, кто напоминал ей о бойне под школой, об ужасном годе, проведенном в погоне за хоркруксами, о Лавгуде, об атаке Нагини в Годриковой Лощине и о той, другой атаке, которую они подсмотрели в Визжащей Хижине, о луже крови, скрюченных детских пальцах, последним усилием впившихся в мокрую землю, о запахе горелой плоти в Выручай-комнате... Она бы и Рона сторонилась – но запрещала себе даже думать об этом. Все душевные силы уходили на то, чтобы не оттолкнуть человека, которому не на кого опереться, в то время как на него норовят опереться все. Все, что она могла для него сделать – не вешать на него еще и свои проблемы. Кажется, ему этого оказалось достаточно. В его взгляде было столько благодарности, что хотелось разреветься. Он был благодарен ей просто за то, что она рядом, что ему есть куда прийти, кроме душной Норы и угрюмого дома на площади Гримо.
А она... Она училась. За три года подготовила магистерскую работу по алхимии. Год потратила на попытки сколотить приличную экспериментальную базу. Ничего не получилось – хорошие лаборатории наперечет, в каждой свои порядки и хозяева, не спешащие делить пространство и секреты даже с героями войны. Тем более с героями войны. Тем более с ней, Гермионой Грейнджер, выскочкой-подружкой-Поттера. В глаза все восхищались, выражали уверенность в ее блестящем будущем, но... Только в одной лаборатории ее приняли бы если не с распростертыми объятиями, то вполне терпимо – в лаборатории школы чародейства и волшебства Хогвартс. Но туда Гермиона не поехала бы ни за что. По крайней мере, еще лет десять. Она не могла сказать, почему именно. Ведь ее приглашали – как минимум раз в год на празднование Дня победы. Но Гермиона посетила школу всего лишь раз – в очередную годовщину смерти Альбуса Дамблдора.
Но дело было не только в том, что сами эти места вызывали у нее содрогание. Для людей, оставшихся в школе, для самих хогвартских стен она навсегда останется студенткой. Патлатой большезубой девчонкой с вечно поднятой рукой и горящими глазами. Которой больше нет. А они этого не замечают. Для своих родителей мы навсегда остаемся детьми. Для своих учителей – учениками. Значит, и от тех, и от других надо вовремя уйти. Надо быть Снейпом, чтобы вернуться преподавать в собственную школу и заставить своих бывших учителей воспринимать тебя всерьез... Нет. Она не будет думать о Снейпе. Только не сегодня. И не завтра. И вообще никогда.
Гермиона не знала, сколько простояла на кухне у открытого шкафчика, забыв о кофе. Четыре года прошло с тех пор, как она не вышла замуж за Рона. Четыре года...
Телефонный звонок оказался настоящим спасением. Тем более что звонил Пол.
- Миона! Немедленно поставь, положи, убери подальше все, что у тебя в руках!
- Привет, Пол.
Ни малейшей растерянности.
- Теперь сядь.
- Я крепко держусь на ногах.
- Ладно, я тебя предупредил. Когда положишь трубку, оденешься во все самое нарядное – причем чем меньше на тебе будет, тем лучше, - и мчишься в контору. Инструкции ясны?
- Инструкции – да. Все остальное – нет.
- А еще говорят, что ты умная... Девчонка, через час у нас должна состояться встреча с нашим Великим Шефом. По вопросу, интересующему нас обоих уже полгода. Половину слова «да» я из него уже выдавил. Так что с тебя... Ладно, разберемся на месте. Все бросай и мчись.
- Ты сказал - через час?
- Я сказал именно это.
- Тогда к чему такая спешка?
- О, женщины, вам имя – опозданье... – проворчала трубка и отключилась.
Гермиона с улыбкой отправила трубку на базу. Пол, конечно, не знал, что путь от дома до конторы не займет у нее и 30 секунд.
