2.Как известно, сам Говард Картер относился к слухам о так называемом «Проклятии фараонов» резко отрицательно. Он называл эти спекуляции «дешевой уловкой для идиотов» и «возмутительной выдумкой неучей». В целом этот джентльмен прославился, как заносчивый, невыносимый и отвратительный хам. Он кричал на высокопоставленных посетителей усыпальницы Тутанхамона. Кричал на праздных дам с зонтиками, приехавших в Египет поправить здоровье. Кричал – особенно громко и неистово - на журналистов, которые плодили слухи и пугали этими слухами народ. Он не кричал только на своего патрона, лорда Карнарвона, его дочь Эвелину и коллег, участвовавших в раскопках. Эти люди были нужны ему даже больше, чем он им. В конце концов, многого ли он мог бы добиться в одиночку, без финансирования Карнарвона и государственных разрешений, полученных у инспектора Лако, без рентгенолога Арчи Рейда, без лингвиста Алана Гардинера и без группы профессиональных археологов, присланных музеем «Метрополитен»? Так что Картер проявлял благоразумие. А они, соответственно, вели себя спокойно и вежливо, доверяя этому фанатичному искателю все самые важные решения.
В то, что Проклятие фараонов существует, Говард не верил даже в тридцать девятом году, на смертном одре, уже через несколько лет после того, как гробницу закрыли для посетителей, опечатали, а в живых остался только он сам и давно вышедшая замуж и уехавшая на родину Эвелина.
Надо сказать, с дочерью лорда Карнарвона, Эвелиной, связан был еще один любопытный слух. Поговаривают, что непосредственно после обнаружения двери в «Золотой чертог», Эвелина вынудила отца и Картера проделать отверстие в стене усыпальницы и проникнуть туда вопреки закону, без свидетелей. А закон предписывал не производить вскрытие гробниц без присутствия мсье Лако, председателя египетского Комитета по охране памятников старины, либо его коллег.
Отверстие было небольшим: широким ровно настолько, чтобы туда могла протиснуться молодая худощавая девушка. И чтобы через него можно было вытащить некоторые сокровища до того, как Лако сотоварищи придут, опишут их и занесут в инвентарную книгу.
В общем, согласно слуху, Эвелина благополучно протиснулась в отверстие, выбрала понравившиеся ей вещи из более чем трех с половиной тысяч предметов и передала их отцу. А то что же в самом деле такое: теперь он мог получить полную компенсацию только за дубликаты, а остальное должно было отправиться в музеи. И это при таких уму непостижимых финансовых вложениях!
Конечно же, мисс Эвелина Карнарвон ни о чем таком не просила. Наверняка она, будучи девушкой хрупкой и чувствительной, ни за что не согласилась бы лезть одна в затхлую вонючую гробницу, куда несколько тысячелетий не ступала нога человека. Даже если бы ее попросили. Кроме того, она чтила закон и интересовалась египтологией в совершенно бескорыстных целях – ради расширения кругозора. А нареченный Эвелины носил титул барона и был даже более состоятельным человеком, чем ее отец.
На самом деле это отверстие действительно было проделано и в гробницу до прибытия Лако действительно спускались. И действительно украли часть сокровищ. Но сделали это не люди, а те, кому дыра в стене была вполне по росту. Им не пришлось в эту дыру протискиваться с ненужными усилиями и некрасивым кряхтением. Они просто зашли. И уж конечно, они не посчитали свой поступок воровством. Гоблины вообще уверены в том, что все золото земли принадлежит им по праву. Хотя никто из магов уже и не помнит, что это за право такое и откуда оно взялось...
***
Бровняк отсчитывал монеты нехотя, медлительно, с тоской в глазах. Каждая секунда, проведенная наедине со звонкой, усиливала его муку. Он расставался с самым дорогим сердцу предметом – кошельком золота. Возможно, в этот момент старый гоблин был бы рад презренному лепреконскому псевдозолоту . Чтобы отдать его Биллу вместо жалованья, а себе оставить настоящее. Билл же молча ждал, сунув руки в карманы, и думал о том, как гоблины напоминают ему алчных драконов из старых сказок. Тех зверюг, что таскают себе в пещеру несметные сокровища и потом дрыхнут на этой огромной сияющей куче бесполезного дерьма: бесполезного, потому что они не в силах потратить ни одной монетки, ни одного камушка. Таким чокнутым тварям можно только посочувствовать. Как же это, наверное, страшно: любить только металл, жаждать только металла, страшиться только его потери.
Но Биллу золото нужно было для вполне конкретных целей: на еду, на одежду (а одеваться он с некоторых пор полюбил красиво и со вкусом), на гуманитарную помощь маме.
Щедрости гоблинов хватало только на то, чтобы, скрепя сердце, оплачивать своим приезжим работникам аренду жалких меблированных комнат в Люксоре. Окна этих комнат выходили на помойку – а мусор египтяне, судя по всему, никогда не убирают. Билл не так уж часто бывал в своем запыленном жилище. Обычно он заходил туда за очередной сменой одежды или за чем-то еще. Большую же часть времени он проводил «в полях»: недалеко от места раскопок, в палатке. Иногда он жег там чеснок, когда ему хотелось поностальгировать по маме и кухне родного дома. Но такое случалось довольно редко.
Наконец Бровняк пересчитал монеты в последний, уже сотый, наверное, раз, сложил их в тряпичный мешочек и со вздохом отдал Биллу. Тот глянул на гоблина с мягкой полуулыбкой, кивнул в знак признательности и удалился.
В общем зале банка курились благовония. Тем контрастнее был шаг за дверь дома, которым был замаскирован вход в местное отделение Гринготтс: большой и древний город Каир вонял. В конце дня он вонял особенно жутко, почти невыносимо, и такой отвратительной непередаваемой вонью - смесью гниющего мусора, трупов и нечистот - что хотелось вырвать себе ноздри. Прямо за дверью Билл заметил Дирка Кресвелла. Заместитель начальника Управления по связям с гоблинами завязывал шнурки на красивых белых полуботинках и морщил нос. Затем Дирк уверенно шагнул через кучку мусора и протянул Биллу руку:
- Какая встреча!
«Никакая не встреча», - подумал Билл, пожимая его ладонь и изображая на лице довольство. – «Вы меня здесь дожидались. Мало мне на сегодня Бровняка, так теперь еще и вы...»
Обычно Билл вел себя дружелюбно, но Дирк Кресвелл ассоциировался у него с ненужными вопросами, сомнительными просьбами и сверхурочной работой. Юноша решил демонстративно отправиться дальше, не задерживаясь для вежливого и бесполезного разговора. Биллу хотелось поскорее достичь какого-нибудь прекрасного и безлюдного места, где можно либо использовать заклятье пузыря, либо незамеченным отправиться вон из города.
Дирк – ну разумеется – последовал за ним, как будто так и надо.
- Как ваши успехи, юноша?
- Прекрасно.
- Виделся с вашим отцом в Лондоне несколько дней назад, он выглядит хорошо.
- Спасибо, вы тоже прекрасно выглядите.
- Билл, - Дирк резко остановился и взял его за плечо, - ради всего святого. Я сегодня здесь не для того, чтобы инспектировать ваш труд и передавать вам вести от господина Министра или моего начальника. Мой рабочий день уже закончен. Как и ваш. Понимаете?
Билл понимал, но не до конца. Тем не менее, он тоже остановился и сделал шаг в сторону – в этот момент мимо них шествовал погонщик, ведущий верблюда под уздцы. Верблюд приподнял маленький симпатичный хвостик и избавил организм от лишнего прямо на ходу, будто какая-нибудь деревенская коза на выпасе. Потом зверь обернулся, ехидно посмотрел на Билла, показал ему язык и пошел дальше.
- Мерлинова борода, - вздохнул Дирк. - Пойдемте отсюда.
- Куда?
- Да хоть куда. Вот где вы обычно развлекаетесь?
- Ну... есть хороший ресторан, называется Гнаш. Это в районе Сейеда-Зейнаб, недалеко отсюда. Там неплохо готовят, есть живая музыка и...
- Ох. Нет, мальчик мой. Я имею в виду настоящие развлечения.
- А, - задумался Билл. – А! Женщины, что ли?
Дирк Кресвелл просиял и покраснел одновременно.
Биллу вдруг стало ужасно смешно. Да почему бы и нет, собственно. Будет, что рассказать потом знакомым. Вот он, весь такой с иголочки Дирк Кресвелл, друг досточтимого Горация Слизнорта, без пяти минут очень большой начальник и- жаждет шлюх. Это же очень, очень здорово.
Они миновали мальчика, справлявшего нужду прямо на улице («Привет, верблюд номер два!» - радостно подумал Билл) и аппарировали из какой-то особенно вонючей подворотни.
Через минуту Дирк с удивлением смотрел на вывеску «Махмуд Хашди и сыновья: коллегия адвокатов».
- Билл, что это вы...
- Без паники, - сказал Билл, веселясь еще сильнее с каждой секундой. – Все под контролем.
Он подошел к двери более-менее современного двухэтажного здания с этой самой вывеской и дважды позвонил в хитро запрятанный интерком. Глазок загорелся, погас и тут же раздался короткий писк: дверь открыта.
Мужчины шагнули в темный холл. В сумерках виднелись очертания стойки, за которой, наверное, в дневное время восседал секретарь. Где-то в глубине помещения открылась дверь и луч света резко пролился на приемную. Кажется, дверь вела в полуподвал или что-то в этом роде.
- Вы абсолютно уверены? – снова запаниковал Кресвелл. – Это же магловская адвокатская контора!
Из дверного проема, в ореоле божественного света показались две не очень одетые девушки.
- Билли! – завизжали они и бросились наперебой обнимать его.
До ушей Дирка уже донеслась музыка, а до носа - запах вишневого кальяна.
- Уверен, - сказал Билл, неуклюже выбираясь из навязчивых объятий и улыбаясь во весь рот. Мистер Кресвелл смотрел на него со смесью шока и восхищения: что должен был сделать этот юноша, и сколько раз ему надо было здесь побывать, чтобы на него вот так, как на самую любимую игрушку, вешались проститутки?
***
О Карне знают все и не знает никто. Карна есть, но на самом деле ее нет. Карну не найти на картах. Потому что Карна слишком мала и одновременно слишком велика, чтобы быть на них. Карна – миф, выдумка. Если вы думаете, что были в Карне, то на самом деле вы просто уснули и вам приснился сон. Сном был идущий волнами, обжигающий воздух пустыни. Сном были жалкие лачуги, жмущиеся друг к другу, как сельди в бочке. Сном был грязный бродяга с киркой. Сном был тот, кто воровато предлагал купить статуэтку из могилы фараона Двадцатой Династии.
Карна кормит. Карна уничтожает. В Карне ни на минуту не утихает золотая лихорадка.
Карна – всего лишь маленькая деревушка над Долиной Царей, что на западном берегу Нила, напротив города Луксора. Ее население на девяносто процентов составляют расхитители гробниц. Чуть ли не в каждой задней комнате каждого наспех выстроенного домика имеется готовый обвалиться подземный ход, ведущий в ту или иную древнюю могилу. Почти все, что было украдено из гробниц за последние два века – дело рук жителей Карны. Именно они- те люди, которых действительно коснулось настоящие Проклятие фараонов. Много десятилетий подряд они без перерыва ломали и копали. Они вторгались в гробницы, не проявляя должного почтения и осторожности; срывали царские печати, в спешке крушили утварь, столь нужную фараонам в ином мире. Умирали от страшных, никому не известных болезней...
Сейчас все известные гробницы уже найдены и полностью зачищены, но Карна не умирает: в Карне мастерят поддельные сокровища. Карна должна жить.
Билл ненавидит Карну: именно сюда ему приходится приезжать чаще всего, чтобы помогать стирать память маглам. Здесь он потом ходит по вонючим лачугам, роется в тряпье и собирает все, что находит – без разбора. Подделка это или не подделка – потом разберутся гоблины. Здесь его узна
ют в лицо, чтобы потом снова забыть.
Билл ненавидит воровать у воров. Но иногда это делать необходимо.
Гораздо больше ему нравится быть первооткрывателем. Особенно – заходить ночью в погребальные камеры, давно открытые и запротоколированные маглами, когда туристы уже разошлись, а одинокий охранник забрал свою неизменную раскладную табуретку, запечатал помещение и ушел спать. Поворачиваться к непримечательной пустой стене, которую маглы, конечно, пропустили (они не смогли бы ее заметить даже при всем желании). И работать в полном одиночестве.
По обе стороны от него в двух одинаковых банках горит синеватый колдовской огонь. По лбу стекают капельки пота. Рубашка быстро мокнет. Он бормочет под нос заклинания и выводит палочкой замысловатые фигуры. Потом он опускается на колени, раскидывает руки, как это делали жрецы Амона много тысяч лет назад и просит богов пропустить его, не причиняя вреда. На самом деле, последнее делать совсем необязательно... Биллу просто нравится этот маленький декоративный ритуал. Он выводит его работу за грани обыденного. Заставляет на минуту забыть, зачем он здесь на самом деле.
Каждый раз, когда на стене проявляется тайная дверь, ему мерещится тихий вздох.
В особо сложных случаях к Биллу присоединяется Малик. Он аккуратен, дотошен, ворчлив и всем этим немного раздражает напарника. В гробницах они всегда разговаривают и даже переругиваются тихим шепотом. На самом деле их никто не может услышать. Это инициировал Билл, ведь это – тоже часть ритуала. Малик отлично владеет заклинаниями левитации и передвижения: он может заставить разобранную колесницу подняться в воздух одной компактной грудой и ничего при этом не сломать. От одного аккуратного взмаха его палочки целая вереница статуэток выстраивается в ряд в воздухе и следует за ним, как утята – за мамой-уткой.
Под утро Билл возвращается в палатку и готовится ко сну. Иногда его посещает одно из многих местных привидений, бородатый и носастый итальянец по фамилии Бельцони. На самом деле его полное имя – Джованни Баттиста Бельцони. Когда-то, очень много лет назад, он был знаменитым итальянским путешественником. При жизни он был женат на англичанке, отчасти по этой причине он так симпатизирует Биллу и никак не хочет оставить его в покое. Синьор Бельцони тоже работал на гоблинов некоторое время и помог им взломать гробницы Хефрена, Псамметиха и Сети Первого. Он вступил с гоблинами в противостояние за то, что те полностью разграбили усыпальницу Сети Первого, не оставив там даже пергаментных свитков для маггловских историков. Потом он был вынужден покинуть Египет и в результате, по слухам, гоблины убили его. Сам он не слишком хорошо помнит свою смерть, но очень любит издеваться над гоблинами, появляясь перед ними в темных углах, а также находит удовольствие в том, чтобы читать Биллу бесконечные нравоучения и лекции. На самом деле именно речи синьора Бельцони заронили в душу британского юноши семя сомнения в правильности того, что он делает.
Но Билл старается не обращать внимания. В конце концов, это действительно просто работа. Причем не самая плохая.
- Ни одна цивилизация, - в очередной раз говорит синьор Бельцони, поглаживая свою длинную бороду и глядя в никуда, - не сотворила произведений искусства подобных тем, что сотворили египтяне. Их культура уникальна и абсолютно не похожа ни на какую другую. Египетское искусство древних, давно ушедших времен, отличает мудрая сдержанность и достоинство, не присущее никому более. Жизнь древних египтян была наполнена всеобъемлющим ощущением божественности всего сущего. Они жили в постоянном незримом присутствии богов и почитали золото, как плоть богов, а своего Фараона – как наместника верховного Бога, Амона, на земле. Ни одна цивилизация...
Все это Билл уже слышал, но он решает не перебивать. Он снимает пропотевшую одежду, устраивается на кушетке и накрывается тонкой простыней. Привидение стоит к нему спиной и слегка светится в темноте. Синьор Бельцони, пожалуй, говорит больше с самим собой, чем с Биллом. И не беда, что сегодня ученый муж решил повториться и прочесть лекцию об абстрактном: возможно, завтра Билл услышит что-то новое и интересное, а Малик потом в очередной раз удивится, откуда его товарищ столько знает.
