История II. Сердце материЗа окнами была ночь. Бой старинных напольных часов, стоящих в углу малого каминного зала, гулко разносился по пустынным комнатам и коридорам левого крыла Малфой-мэнора. Степенное громогласное бом… бом… эхом катилось по начищенному паркету бесконечных картинных галерей, проникало в роскошные гостиные сквозь тяжелый бархат портьер и наконец, тонко позвякивая хрустальными подвесками венецианских люстр, пылью оседало на истершуюся рябь гобеленов и мутное золото канделябров.
– Мерлина ради, Нарцисса, – недовольным голосом обратился к хозяйке поместья один из висящих на стене библиотеки портретов, – избавься от этого барахла! Дракловы куранты тарабанят так, что слышно в самом Азкабане! Дадут мне, в конце-то концов, выспаться в собственном доме?!
– Ну что вы, прадедушка, – преувеличенно почтительно отозвалась леди Малфой, отрывая взгляд от лежащей на коленях книги. Она уже давно привыкла к язвительному брюзжанию изображенного на картине сэра Винсента, поэтому воспользовалась проверенным способом угомонить разбушевавшегося смутьяна. – Люциус никогда не позволит столь непочтительно отнестись к семейной реликвии. Кроме того, насколько мне известно, эти часы были подарком, полученным вами аккурат в день бракосочетания от вашей почтенной тещи. Как можно осквернять ее светлую память подобным пренебрежением?
Упоминание о близкой родственнице вызвало у предка Нарциссы гадливую гримасу, и в ту же минуту он исчез с поверхности портрета, раздраженно бормоча что-то о мерзких старушенциях, неблагодарных потомках и никчемности некоторых свадебных традиций.
Леди Малфой лукаво улыбнулась выходке своенравного пращура, хотя в душе отчасти разделяла его возмущение: ее и саму иногда пугали оглушительные звуки, которые периодически издавал напольный гигант, возвещая о наступлении нового часа. Особенно неприятно было слушать бой часов ночами, когда Драко и Люциус покидали мэнор, оставляя ее одну среди пустынных комнат. Однако в последнее время подобное случалось нечасто: муж, чьи перемещения строго отслеживались министерством, выходил за пределы поместья крайне редко, на короткий срок и только днем. Что касается сына – не в пример первым послевоенным годам он стал гораздо больше времени проводить дома.
Осторожный стук в дверь библиотеки прервал размышления Нарциссы.
– Доброй ночи, госпожа, – благоговейно пролепетала маленькая глазастая эльфийка, одетая в обрывки некогда роскошного отреза бирюзового гипюра. На ее плече, устало опустив крылья, восседала небольшая почтовая сова, сжимающая в клюве два изрядно помятых конверта.
– Тинки не должна была тревожить леди так поздно, но гадкая птица не хотела отдавать письма, – дрогнувшим голосом продолжала она, с негодованием поглядывая на беспардонную ночную гостью.
– Ничего, Тинки, по всей видимости, ей дали четкий приказ отдать почту исключительно в хозяйские руки, не так ли, дружок? – ласково обратилась Нарцисса к пернатой посланнице, протягивая ладонь к ее клюву. Птица одобрительно ухнула, передала волшебнице конверты и, устало расправив крылья, выпорхнула в открытое окно.
Отослав рассыпающуюся в извинениях прислужницу на кухню, леди Малфой заклинанием замкнула дверь в библиотеку и опустилась в большое кресло у камина, внимательно разглядывая имена получателей и адресата, написанные незнакомым почерком на шершавой серой бумаге. Первое письмо предназначалось ей самой, а второе, гораздо более внушительное по размеру, Гермионе Грейнджер – девушке, ставшей за последний год больше, чем просто желанной гостьей в Малфой-мэноре. Отправитель же был один. На обоих конвертах в верхнем левом углу прямо под резным краем недорогой треугольной марки значилось имя Молли Уизли.
Нарцисса очень любила получать письма. Это была одна из ее маленьких слабостей, о которой знали все, кто состоял в родстве с благородным семейством Блэков, а позднее и Малфоев. Будучи совсем маленькой девочкой, она всегда с трепетом ждала писем из Хогвартса, которые регулярно присылали Белла и Андромеда, желая хоть немного развлечь и утешить отчаянно скучающую по ним младшую сестричку. На каникулах ей присылали озорные послания кузены Блэки. Ну а позже, после знакомства на одном из великосветских раутов и получения официального разрешения на ведение переписки, начался их эпистолярный роман с Люциусом. Согласно этикету, незамужней барышне негоже было видеться с кавалерами чаще, чем два раза в месяц; а вот писать друг другу не возбранялось. Но надо сказать, что их первые насквозь протокольные беседы на свиданиях в присутствии кого-нибудь из старших родственников или камеристок, не доставляли молодой Цисси Блэк такого удовольствия, как пылкие, полные страсти, нежности и вожделения письма будущего супруга. Послания Люциуса были виртуозны не только с точки зрения содержания, но и по оформлению. В каждом из них заключалась изящная, сложная магия, невидимая для посторонних, но вырывающаяся наружу, стоило только пальчикам его невесты коснуться свернутого листа пергамента. Особенно ей запомнилось одно письмо, после прочтения которого все буквы осыпались на пол мелким разноцветным бисером, затем взвились в воздух, сложились в ажурный браслет и юркой змейкой скользнули на ее запястье. Драко, поступив в Хогвартс, тоже старался радовать мать содержательными и затейливыми письмами. Неумение зачаровывать свои послания он с лихвой искупал шикарными подробными иллюстрациями.
Однако пришедшие письма не вызвали довольной предвкушающей улыбки на лице леди Малфой, хотя, определенно, в каждом из них было волшебство, прохладными иголочками покалывающее ладонь и подушечки пальцев. Нарцисса явственно ощущала его через плотную поверхность конвертов и все больше и больше настораживалась: бумага просто сочилась магией. Чистой и достаточно сильной, но какой-то слишком явной, напрочь лишенной изящества, если не сказать – топорной.
Нарцисса вздохнула и направила палочку на письмо, адресованное ей самой, предчувствуя, что заснуть этой ночью вряд ли удастся.
– Откройся! – белая искорка со щелчком слетела с острого наконечника, и взволнованный голос Молли тревожно зазвенел в тишине.
«Миссис Малфой, – уверенно начала миссис Уизли, но тут же осеклась, – Нарцисса! – голос окончательно сорвался и зазвучал сдавленно, почти обреченно: – Убедительно прошу как можно скорее передать приложенное письмо мисс Гермионе Грейнджер. Насколько я знаю, – в этих словах засквозили стальные нотки, – она находится у Вас в гостях. Я бы ни за что не стала беспокоить Вас в столь позднее время. Но дело не терпит отлагательств… – здесь Молли снова сделала паузу, словно раздумывая, стоит ли говорить о том, что заставило ее сломить свою гордость и, несмотря на негласную холодную войну между семьями, обратиться к заклятым врагам за помощью, но все же решилась. – Рон в Мунго… Его сильно ранили. Он без сознания и все время зовет Гермиону… Передайте ей письмо как можно скорее! С уважением, Молли Уизли.»
Произнеся последние строчки, кричалка трепыхнулась, словно раненая птичка, и жухлым осенним листом упала на дорогой индийский ковер у ног леди Малфой.
Ни один мускул не дрогнул на лице Нарциссы. Она прикрыла глаза и откинула голову на спинку кресла. Ей надо было подумать…
***
…Падение Воландеморта стало отправной точкой, с которой началась новая жизнь благородного семейства Малфоев. Гарри Поттер, худенький паренек с бесстрашным сердцем и безграничной верой в добро, победил самого опасного мага современности; и в одночасье лопнула удавка, что много лет врезалась в шеи приспешников одержимого маниакальной жаждой власти полукровки, державшего на коротком поводке треть магического населения Британии.
Когда-то давно молодые надменные отпрыски аристократических семей, дуреющие от скуки в своем рафинированном мирке, радостно включились в игру, которую вкрадчивым голосом предложил им, праздным и пресытившимся, обаятельный однокурсник с внимательным обволакивающим взглядом. Обходительный юноша ловко нащупал слабую струнку слизеринской золотой молодежи и виртуозно сыграл на ней, предложив им чуть больше, чем просто идею. Интерес усилился, когда за тешащими самолюбие шовинистическими лозунгами о чистокровности замаячила реальная выгода, сулящая власть и деньги. Они и не заметили, как с треском захлопнулась клетка коварной мышеловки, а то, что представлялось азартной авантюрой, в итоге обернулось кровавой бойней и страшной беспрекословной повинностью. Первое исчезновение Темного Лорда стало недолгой передышкой, внушившей слабую надежду, что все еще может стать как прежде. Многие воспользовались ею, чтоб спастись, исчезнуть, затаиться, но были и такие, кто остался преданным своему господину до конца. Малфои не относились к числу этих фанатиков: им попросту было что терять. Поэтому возрождение предводителя обернулось для их семьи настоящим кошмаром, но отступать было некуда. В жерло чудовищной мясорубки затянуло не только самих сторонников обезумевшего Риддла, но и их детей, с рождения обреченных на пожизненное рабство. Все, что могли сделать родители – это внушить чадам видимость того, что подобная участь была осознанно выбрана ими; дать хрупкую иллюзию собственной значимости и в ужасе наблюдать за тем, как взращенные во лжи отпрыски с готовностью и рвением становятся под знамена Темного Лорда.
Победа Поттера и фениксовцев дала Малфоям драгоценный шанс на светлое, счастливое будущее. И, обнимая посреди разрушенного зала Хогвартса двух своих самых дорогих мужчин, Нарцисса поклялась себе ни за что не упускать эту возможность.
Так и произошло. Леди Малфой, собрав в кулак всю свою волю и остатки последних сил, начала борьбу с окружающим миром за право начать новую жизнь для себя и близких. Позабыв высокомерие и наплевав на гордость, она ежедневно обивала пороги кабинетов министерских чиновников, просила, требовала, умоляла, не брезговала взятками и шантажом, беззастенчиво напоминала о своем неоценимом вкладе в победу и, заручившись поддержкой Гарри, которого тоже взяла измором, практически зубами вырвала у Кингсли разрешение заменить тюремный срок для Люциуса на пожизненный домашний арест. Позднее, подключив старые связи и отвалив кругленькую сумму, Нарцисса смогла выхлопотать для мужа возможность выезжать за границу на лечебный отдых два раза в год, разумеется, уведомляя мракоборцев о сроках поездки и месте назначения заблаговременно.
С Драко же она не расставалась ни на секунду. Настаивая на том, что никак не может обойтись без помощи и поддержки сына, Нарцисса везде таскала его за собой, не давая предаться апатии и хандре, которые не отпускали последнего с самого дня победы. Лаской, уговорами и мягким внушением ей почти удалось вернуть Драко былую уверенность в себе. Он стойко переносил унижение и позор судебных разбирательств, перешагивал через растоптанное в прах самолюбие и с надеждой смотрел в будущее – до тех пор, пока судьба не нанесла новый удар.
Первый послевоенный год Драко посвятил тому, чтобы заново отстроить разоренное поместье, привести в порядок финансовые дела отца и возобновить семейный инвестиционный бизнес. Он полностью отдавался работе, просиживал в кабинете днями и ночами, и результат не заставил себя ждать: ему удалось подлатать значительную брешь, пробитую контрибуциями и штрафами в незыблемом доселе борту фамильного капитала. Ощутив недостаток специальных знаний, он поступил в Академию Высших Магических Искусств на факультет финансирования и кредитования. Академия находилась во Франции, где большинство студентов не имели понятия ни о недавней войне, ни о его испорченной репутации. Эти обстоятельства дали юноше возможность расслабиться и дышать полной грудью. Драко уже почти поверил в то, что ему удалось все начать с начала.
Иллюзии разбились в пух и прах, когда глава семейства Гринграссов в сухом, безапелляционном письме уведомил Люциуса о невозможности заключения брака между младшей наследницей четы Гринграсс и запятнавшим свою репутацию сыном Малфоев. Несостоявшийся тесть волевым решением аннулировал многолетнюю договоренность и разорвал помолвку.
Этот эпизод окончательно подкосил Драко. Его оскорбил сам факт расторжения помолвки, снова напомнивший о безвозвратно утерянном положении в обществе. Ему не просто отказали, но при этом и унизили, очередной раз ткнув носом в провинности прошлых лет.
Нарцисса знала, что сын был серьезно нацелен на этот союз, и не потому, что питал к Астории какие-то нежные чувства. Просто эта свадьба окончательно и бесповоротно доказала бы всем непотопляемость Малфоев. Она бы подтвердила их негласное семейное кредо: мы все равно останемся на плаву. Более того, новый Драко – уставший, искалеченный войной, внешне холодный и неприступный, но невероятно ранимый в душе – отчаянно нуждался в любви и простой женской ласке. Он был полон решимости полюбить Асторию и подарить ей накопившуюся за долгие годы нежность, но у судьбы были другие планы.
После неудавшегося сватовства младший Малфой впал в глубокую депрессию: неделями не выходил из комнаты, из-за двери которой домовые эльфы грудами выносили опорожненные бутылки огневиски; с отчаявшимися родителями почти не разговаривал; о друзьях и слышать не хотел. Так продолжалось на протяжении месяца, пока однажды на пороге Малфой-мэнора не появился одетый с иголочки Блейз Забини.
Долго не церемонясь с пьяным в стельку другом, он Бомбардой высадил дверь в комнату и силой влил ему в рот несколько склянок отрезвляющего зелья, получив во время этой опасной операции несколько раз кулаком в челюсть от неблагодарного однокурсника. После того, как Малфой пришел в себя и извинился пред Блейзом за безобразное поведение, они спустились в библиотеку и долго-долго говорили. Ушел Забини под утро, оставив Драко для проверки гигантскую папку финансовой отчетности, которую следовало проработать к концу следующей недели.
По окончании срока Блейз за папкой не явился. Напротив, он прислал в поместье письмо с просьбой доставить документацию в так называемую «штаб-квартиру» его партнерши, ссылаясь на недостаток времени и срочную подготовку к слушанию. Драко нехотя выполнил просьбу друга и лично отправился по указанному адресу. Вернулся он оттуда нескоро и в каком-то странном расположении духа. Нарциссе показалось, что сын был слегка удивлен и даже немного смущен. Он рассеянно поговорил с матерью и, толком не ответив ни на один вопрос, отправился спать. На следующее утро Драко спустился к завтраку с чисто выбритым лицом и в деловом костюме. Выпив с изумленными родителями чаю, он вежливо попрощался и аппарировал к себе в офис. С депрессией было покончено.
То, что сын влюблен, причем влюблен взаимно, они с Люциусом поняли практически сразу. Несмотря на все его усилия вести себя непринужденно и безразлично, родители видели Драко насквозь. И надо сказать, трудно было не заметить умиротворенной счастливой улыбки и блеска в глазах, которые выдавали окружающим младшего Малфоя со всеми потрохами. Слишком разительным был контраст: каменная стена, которой он огородил свое сердце много лет назад, начала рушиться, открывая взорам близких прятавшегося за ней чувствительного и ранимого человека; сложного и недоверчивого; требовательного и эгоцентричного, но все же способного на глубокие искренние чувства. И несмотря на то, что Драко стал крайне редко бывать дома, Нарцисса всей душой радовалась этим переменам. Сын словно вышел из состояния летаргического сна, ожил и заново открыл для себя все радости жизни.
К выводу о том, что с избранницей Драко что-то не так, леди Малфой тоже пришла в короткий срок. Однажды она прямо спросила сына о его новой пассии. Тот не стал скрывать, что влюблен, но имени девушки не назвал, всеми способами пытаясь замять эту тему. Нарцисса ничего не сказала мужу и долго размышляла над ситуацией, теряясь в догадках. Это явно не была представительница знатного сословия – такую невесту сын представил бы ей при первой же возможности. Варианты «полукровка» или «бесприданница» тоже были не в счет. В теперешнем его положении совершеннолетнего, доказавшего свою финансовую независимость человека, Драко ни за что не стал бы скрывать от родителей свою избранницу, какой бы бедной или безродной она ни была. Вывод напрашивался один: либо она была грязнокровкой, либо (Мерлин упаси) вообще магглой.
Собственная догадка совсем не повергла Нарциссу в шок. Еще несколько лет назад, она, безусловно, не приняла бы такого союза. Но сейчас, после всех страданий и мучений, выпавших на долю ее мальчика, леди Малфой была целиком и полностью на его стороне. Она была готова принять любой выбор Драко и защищать его, лишь бы только тот был счастлив.
Ситуация разрешилась сама собой. С подачи Люциуса состоялся тяжелый и совершенно неожиданный для всех троих разговор, в результате которого Драко все-таки назвал имя любимой. Гордиев узел наконец был разрублен.
Несколько месяцев понадобилось старшему Малфою, чтобы смириться с тем, что в его семью войдет (сын однозначно определил свои намерения по отношению к девушке) не просто грязнокровка, но к тому же известная всему магическому миру героиня войны и редкостная заноза Гермиона Грейнджер. Сначала он был в ярости, но со временем остыл и заставил разум взять верх над гордыней и самолюбием. Кроме того, Люциус испытывал сильное чувство вины перед Драко, за то, что втравил его в страшные события военных лет, поэтому предпочел не рисковать с трудом налаженными отношениями и не подрывать едва зародившееся взаимопонимание между ними.
Нарцисса не сразу разобралась в своих чувствах к Гермионе. С одной стороны, ей нравилась эта необычная, смелая девушка. Леди Малфой восхищали ее интеллект и начитанность, а непосредственность и природное обаяние – умиляли. Но с другой стороны, некоторые черты характера пассии сына сильно настораживали волшебницу. И дело было совсем не в определенном недостатке знаний всех тонкостей этикета – с усидчивостью и способностями Гермионы этот недостаток был легко исправим. Просто в целом бывшая гриффиндорка обладала полным набором качеств, категорически противопоказанных для счастливой семейной жизни с Драко: несдержанность, настырность, бескомпромиссность, принципиальность, патологическая честность и обостренное чувство справедливости.
Кроме того, Нарцисса не знала, какую тактику следует выбрать при общении с Гермионой. Окажись на месте той вышколенная Астория или на худой конец хитрющая Панси, леди Малфой, не сомневаясь, строила бы отношения с невесткой так, как делала это в свое время ее покойная свекровь, обладавшая непревзойденным талантом одним взглядом пригвоздить избранницу сына к спинке кресла. Но с мисс Грейнджер вести себя подобным образом явно не стоило.
Решение опять же пришло само собой. Официальное знакомство и первые визиты Гермионы в Малфой-мэнор нелегко дались обеим сторонам. Однако со временем она нашла общий язык не только с легко идущей на контакт Нарциссой, но и с то и дело срывающимся на сарказм и ядовитые замечания Люциусом. С каждым разом совместные встречи становились все продолжительнее и теплее. Постепенно их общение начало перерастать в дружбу.
Для Люциуса, запертого в пределах поместья, Гермиона стала настоящим лекарством от скуки. Она делилась с ним свежими новостями, поддерживала любые беседы, а когда он был не в духе, затевала кровопролитнейшие споры на самые острые и щекотливые темы, доводя своими рассуждениями будущего свекра до белого каления. Беседы с ней были для хандрящего лорда Малфоя своеобразной гимнастикой ума. Дошло до того, что он стал часами просиживать в библиотеке, вооружаясь полезной информацией к ее приходу. Окончательную капитуляцию Люциуса Нарцисса записала на счет Гермионы в тот день, когда он, сидя вечером с бокалом огневиски у камина, как бы невзначай обратился к жене:
– Милая, как думаешь, магглы едят оленину?
– Полагаю, что да. А почему ты спрашиваешь?
– Вчера охотники принесли в имение отличную тушку молодого оленя. Думаю, мы могли бы пригласить чету Грейнджеров на воскресный ужин…
Драко же купался в лучах своего выстраданного счастья. Для окружающих он оставался прежним: холодным, колючим, надменным и язвительным. И лишь узкий круг самых близких людей мог видеть, насколько сильно он привязался к Гермионе.
Леди Малфой не могла не замечать трепет и нежность, с которыми сын относился к девушке, хотя в присутствии родителей тот старался вести себя соответственно этикету. Но эти попытки с треском проваливались, если к ним в гости заглядывал Блейз Забини с новой подружкой Ромильдой Вейн.
Нарцисса с теплой улыбкой вспоминала их совместные с молодежью пикники в поместье на поляне у живописного пруда, который гости мэнора не сговариваясь прозвали «птичьим». Название водоем получил за то, что в зарослях камыша, обрамлявшего его песчаные берега, жили утки-мандаринки и несколько пар великолепных белых лебедей, которых Люциус много лет назад выписал для жены из итальянского королевского питомника. Гермиона с Ромильдой очень полюбили это место. Особенно им нравилось подкармливать пернатых обитателей озерца печеньем или кусочками хлеба. Эта процедура приводила обеих в неописуемый восторг.
В начале мая, когда над беседкой у самой кромки воды зацвела розовая японская сакура, утки впервые вывели на прогулку свое желтое потомство. Драко, Гермиона, Блейз, Ромильда и Нарцисса как раз находились там, угощаясь изысканными французскими эклерами и обсуждая одно из важнейших событий предстоящего сезона, а именно – ежегодный съезд благородного собрания, на котором были обязаны присутствовать наследники семейств Малфоев и Забини вместе со своими невестами. Блейз как раз рассуждал о церемониальных тонкостях подобных приемов, когда Ромильда внезапно прервала его:
– Гермиона, смотри! – захлебываясь от радости, вскрикнула она. – Там утята!
Гермиона, сидящая спиной к воде, резко обернулась и, увидев в камышах птенцов, засмеялась:
– И правда, утята! Махонькие совсем. Пойдем, посмотрим поближе!
Подруги уже собирались вскочить из-за стола, как молодые люди, мгновенно обменявшись короткими взглядами, одновременно цапнули их за руки и удержали на местах.
– Ну Блейз, ну пусти… Ну пожалуйста! – взмолилась Ромильда. – Мы на минуточку и вернемся!
– Драко, прекратите! Ведете себя, как дети! – с этими словами Гермиона безуспешно пыталась высвободить запястье из железной хватки.
Парни же в свою очередь с невинными выражениями на лицах продолжали увлеченно беседовать, даже не глядя на своих негодующих пленниц.
– Сдается мне, лорд Малфой, что у нас появились конкуренты, – промурлыкал Блейз, растягивая слова в фирменной слизеринской манере.
– И, по всей видимости, писаные красавцы! – глумился в ответ Драко, – Наши очаровательные спутницы с такой скоростью старались улизнуть, что сомнений в этом не остается. Блейз, они разбили мне сердце на мелкие кусочки…
Недоумение, возникшее на лицах девушек, заставило присутствующую при этой сцене Нарциссу звонко рассмеяться. Блейз, улыбаясь во весь рот, ловко щелкнул растерявшуюся Ромильду по носу, чмокнул ее в розовую щеку, и позволил наконец подняться. Драко, в свою очередь, не отрывая взгляда от Гермионы, медленно поднес ее руку к губам, поцеловал внутреннюю сторону ладони и только тогда отпустил. Барышни тут же помчались к воде.
– Оооо…, – обессилено застонал Забини, обхватывая голову руками, – Драко, что нам делать? Это сборище чистокровных уродов сожрет их и не подавится! Одна мысль о дракловом собрании приводит меня в ужас.
Леди Малфой с интересом наблюдала за реакцией сына. Тот не отвечал и лишь пристально смотрел в сторону весело щебечущих Гермионы и Ромильды.
«Эх, мальчики мои. Вы ведь спокойно шли под Авады мракоборцев, перед Лордом ответ держали, а боитесь кучки напыщенных снобов. Ваша кровь еще кое-чего стоит, черт возьми, они не посмеют вам перечить. В любом случае, есть один верный способ взять зарвавшихся ублюдков за жабры», – думала она про себя. Но вслух произнесла следующее:
– А мне почему-то кажется, что все пройдет в лучшем виде. Вы и наши красавицы произведете фурор, уж поверьте, у меня стойкое предчувствие по этому поводу.
– Ваши бы слова да Мерлину в уши, – с сожалением вымолвил Блейз, – Ставлю все мое наследство на то, что Ромильда и часа не продержится в этом серпентарии. А Гермиону они вообще разорвут на куски.
Нарцисса, перехватив затравленный взгляд сына и тепло улыбнувшись Блейзу, парировала:
– Я бы не стала с такой легкостью разбрасываться столь крупными суммами, мой мальчик. Ты рискуешь остаться без единого кната. И вообще, не стоит недооценивать мое чутье, оно меня ни разу не подводило. Просто поверь.
Она отпила из изящной фарфоровой чашки, заговорщицки подмигнула Блейзу и невинно продолжила:
– Кстати, сынок. Не мог бы ты принести мне списки наших дебиторов? Времена нынче тяжелые, мне бы хотелось уточнить, кому из наших чистокровных друзей следует послать сову с напоминанием о сроках истечения кредитов.
За столом повисло молчание. Драко ошарашенно смотрел на самодовольно улыбающуюся мать, и смысл слов начал медленно доходить до него. Более слизеринского способа решить проблему нельзя было и придумать. Трое аристократов обменялись недобрыми ухмылками.
А спустя ровно неделю после этого случая в Малфой-мэнор прибыла с визитом Фрида Забини. Вид у нее был крайне взволнованный, и Нарцисса абсолютно точно знала, что было тому причиной.
– Фрида, дорогая! Сколько лет, сколько зим. Рада тебя видеть, ну проходи же! – приветствовала леди Малфой гостью. В ее словах не было и капли лжи. Ей действительно всегда нравилась мать Блейза. Поэтому, несмотря на некоторое социальное превосходство, она позволяла Фриде звать себя по имени и вообще вести разговор на равных.
Забини были не столь знатны, как Малфои, хотя и вели свое происхождение от древнего магического клана, родоначальники которого приехали из Туниса в Испанию еще в начале пятнадцатого века. Три брата мавра, будучи сильнейшими темными магами, заняли почетное место в свите самого короля и со временем получили от него в награду за верную службу дворянские титулы. Родословная Забини была безупречна с точки зрения чистоты крови, но вот деятельность, которую избрали представители последних поколений, не дала их отпрыскам продвинуться выше по общественной иерархической лестнице. Дед и отец Блейза всю жизнь занимались торговлей, что до неприличия приумножило их капитал, но безвозвратно лишило возможности претендовать на титулы лордов.
– Нарцисса, – задыхаясь от волнения, начала Фрида, – мне нужно тебе кое-что рассказать.
– Если ты об этом, то новость для меня устарела, – лукаво улыбнулась хозяйка дома, жестом приглашая изумленную миссис Забини на балкон. – Взгляни…
Внизу, под тенью высоких дубов, прямо на траве сидели четверо молодых людей. Бледный светловолосый юноша крепко прижимал к себе невысокую кучерявую девушку, которая увлеченно рассказывала что-то сидящей напротив длинноногой брюнетке. Та внимательно слушала подругу, нежно перебирая волосы лежащего на земле парня, положившего голову ей на колени.
– Какая идиллия, не находишь? – обратилась гостья к Нарциссе, стараясь, чтобы в голосе звучало как можно больше сарказма, но испуганный взгляд выдавал ее. Фрида, не зная отношения леди Малфой к происходящему, явно боялась показать свои истинные чувства.
– Да будет тебе! Я, право слово, не вижу здесь ничего плохого. Мальчики счастливы, а это ли не главное? – Нарцисса ласково посмотрела в сторону резвящейся молодежи.
Миссис Забини облегченно выдохнула, но волнение не покинуло ее. Несмотря на то, что в глубине души она уже была согласна на этот союз, сомнения не развеялись до конца.
– Мерлин, Нарцисса, ради Блейза я готова на все, ты же знаешь! Но эта Вейн… – Фрида скорчила брезгливую гримасу на лице, – Она же гриффиндорка! Шумная, болтливая… Никакого воспитания! Ее манеры хуже, чем у тролля.
– Ты, как всегда, преувеличиваешь, дорогая! – леди Малфой решилась перебить поток жалоб. – Мне лично очень нравится Ромильда, хотя, признаюсь, ее непосредственность иногда слегка обескураживает. Но у мисс Вейн столько очарования, жизнелюбия, энергии! Кроме того, она невероятно красива.
– С этим не поспоришь, – гостья выдавила кислое подобие улыбки, – но поведение…
– Хм-м… А по-моему, они с твоим сыном очень подходят друг другу! – настаивала Нарцисса, наблюдая за тем, как Блейз, злорадно смеясь и кривляясь, размахивал пойманной лягушкой перед лицом верещащей в притворном ужасе Ромильды.
Фрида только всплеснула руками и снова начала сетовать на пагубное влияние гриффиндорской полукровки на безупречного доселе отпрыска, но Нарцисса уже не слушала ее. В этот момент она невольно залюбовалась Гермионой и Драко: сын крепко прижимал сидящую к нему спиной девушку к своей груди и блаженно щурился, в то время как та, обернувшись, нежно целовала ему шею и подбородок…
***
Раздумья леди Малфой прервали негромкие шаги, послышавшиеся в коридоре. И через минуту в дверях библиотеки показался заспанный хозяин поместья, облаченный в роскошный парчовый халат табачного цвета. Нарцисса незаметно для него спрятала нераспечатанный конверт в лежащую на столике книгу, а прочитанную кричалку ногой задвинула под кресло.
– Не спится? – Люциус осторожно коснулся плеча жены.
– Немного, вероятно выпила слишком крепкий кофе, – тут же нашлась она, – Кроме того, день был очень насыщенный. Пришлось многое обдумать.
Лорд Малфой понимающе кивнул жене:
– Дети уже уехали?
– Да, еще днем. Я дала им четкие координаты и указания по перемещению. Думаю, они уже давно на месте.
– Признаться, я до сих пор не понимаю, почему ты отправила их именно туда. Это имение пустовало более десяти лет… Можно было выбрать резиденцию в Италии или Австрии. Мерлин, почему именно Россия?
Нарцисса подошла к мужу и легонько обняла его. Она прекрасно понимала его волнение: решалась не только судьба их сына, но и всех последующих поколений аристократического рода Малфоев.
– Потому что Драко хотел, чтобы все было на высшем уровне и по-особенному.
– Именно поэтому он отправился делать ей предложение за тысячи миль от родного дома в страну, где даже нет каминной сети для перемещений?! – не унимался Люциус.
– Именно поэтому! – подтвердила Нарцисса. – Ты же знаешь, у Гермионы гипертрофированное чувство долга, а у министерских работников – полнейшее отсутствие совести. Они и в выходные умудряются забрасывать девочку письмами. Драко не хотел, чтобы им мешали, поэтому мы и выбрали место, где их точно не сумеют найти ни министерские совы, ни ее назойливые друзья.
В ответ Лорд Малфой только задумчиво улыбнулся, нежно поцеловал жену в висок и направился к выходу из комнаты, бросив напоследок как бы невзначай:
– Если ты не придешь ко мне в спальню через десять минут, то не увидишь сюрприз, который ждет тебя там с вечера. Я, между прочим, готовился целый месяц и собираюсь получить заслуженную награду. И, поверь, на этот раз тебе легко не отделаться.
От последнего замечания щеки Нарциссы вспыхнули, как у невинной школьницы.
– Всенепременно буду, мой господин! – в тон ему ответила она.
Как только дверь библиотеки закрылась, леди Малфой заклинанием призвала оба письма и положила их на стол перед собой.
«Молли, Молли. Нам, видно, на роду написано все время что-то делить. Вы выиграли главную битву, но эту победу я тебе не уступлю. Ты спасаешь своего мальчика, а я своего. Ничего личного…».
Вот о чем думала Нарцисса, направляя палочку на конверты и уверенно произнося «Инсендио».
