Глава 2Истина где-то там
(The Truth is Out There)
«X-Files»
Естественно, она проспала. Наверное, будильник звенел, но Гермиона могла подтвердить под присягой (или под Веритасерумом), что не слышала ни звука – рефлексы сработали сами собой, и настырный аппарат был отключен в режиме «я сплю, и пошло все к мантикорам!»
Только ближе к обеду сонную и оттого хмурую старосту разбудил настойчивый и непрекращающийся стук в дверь. Визитером оказалась слегка обеспокоенная Джинни Уизли, которая пришла поинтересоваться, не заболела ли ее подруга.
- Спасибо, Джин. Я в порядке, - Гермиона попыталась беззаботно улыбнуться, но из-за хриплого голоса и заспанного лице вкупе с нечесаным «гнездом» на голове эффект получился довольно жалкий. Кроме того, девушка ощущала першение в горле и легкую температуру.
- Кажется, ты простыла, - обеспокоенно произнесла Уизли, одновременно взмахивая палочкой и творя диагностирующее заклинание.
- Ну, так и есть, - изрекла, наконец, она. – У тебя простуда. Может, сходишь к Помфри? Пусть даст тебе Перечного зелья. Знаю, от него дым из ушей валит, но зато помогает отлично.
Гермиона рассеянно слушала щебет подруги, а сама в это время прокручивала в голове события последних двух дней. Самым ярким воспоминанием теперь почему-то была не сцена измены Рона, а поцелуй Гарри и, как ни странно, ночное какао вместе с Луной. Оба эти события были столь неожиданны и столь… приятны… Да, теперь, когда первый шок от произошедшего улегся, она могла с точностью сказать, что поцелуй Гарри Поттера не был ей неприятен. Это было… черт возьми, это БЫЛО волнующе. Хотя и очень кратко.
Поступок Луны не был бы чем-то необычным, если бы они с Гермионой являлись хотя бы подругами, не говоря уже о лучших друзьях. Поэтому гриффиндорка была благодарна за подобное удивительное проявление чуткости от, по сути, постороннего человека – Лавгуд не только не стала ни о чем ее расспрашивать, но и потратила целую ночь на то, чтоб молча распивать с гриффиндоркой какао и, одно за другим, поедать печенье. Вполне возможно, Полоумная была куда более деликатным и проницательным человеком, чем можно было подумать. А еще она была удивительно доброй и имела привычку появляться именно в те моменты, когда это было наиболее необходимо.
- Эй, Хогвартс вызывает Гермиону, прием! – Джинни потрясла Грейнджер за плечо, заставляя обратить на себя внимание.
- О, прости, Джинни, я, кажется, задумалась.
- Оно и видно, - рыжая усмехнулась и шутливо подергала старосту за один из буйных локонов. – Кажется, тебе не мешает привести себя в порядок, подруга. А то твои волосы – это просто катастрофа.
- Ты права, - Гермиона слабо улыбнулась и попросила: - Подождешь меня внизу? Я мигом.
- Без проблем.
Уже закрывая дверь ванной комнаты, староста услышала:
- А потом ты расскажешь, где была всю прошлую ночь.
Староста спустилась через пятнадцать минут. Что ее всегда удивляло, так это то, сколько времени другие девушки обычно тратили на банные процедуры. На всякий случай, она глотнула немного Перечного зелья из собственных запасов, хотя после душа чувствовала себя уже гораздо лучше.
За обедом практически никто не обращал или делал вид, что не обращает внимания на то, что Гермиона отсутствовала на занятиях. Только профессор МакГоннагал подошла поинтересоваться, как себя чувствует ее любимая ученица, на что получила вежливый ответ о легком недомогании с утра и отличном самочувствии теперь.
Джинни, видимо, жаждала узнать какие-то страшные тайны Грейнджер, а потому чуть ли не силой затащила Гермиону обратно в ее комнату и, усадив в кресло, грозно и требовательно произнесла:
- Ну? – в ее голосе, однако, слышались смешинки.
- Что «ну»? – невинно поинтересовалась староста.
- Где была прошлой ночью? – стараясь не рассмеяться и не менять тона, продолжила допрос Уизли.
- Гуляла.
- С кем?
- С Луной Лавгуд.
- ЧТО? – если бы глаза могли выпадать из орбит, Джинни уже бы их лишилась. – Ты что ли?..
- ЧТО? – теперь уже настала очередь Гермионе округлять глаза в шоке, когда она поняла, на что намекает рыжая. – Нет, ничего такого. Мы просто всю ночь сидели в Выручай-комнате, пили какао… Как ты могла такое подумать?
Уизли покраснела и смущенно отвела взгляд:
- Э-ээ… ну, я думала, что… В общем, обычно, когда парень бросает девчонку или ей изменяет… Короче, лучшее лекарство от предательства – это секс назло. Вот я и подумала, что ты… Но когда ты сказала про Лавгуд…
Кажется, череда безумия все никак не желала заканчиваться. Теперь и Джинни несла какой-то бред. Секс назло? Откуда вообще такие мысли? Да еще чтоб она и Луна… Какая нелепица. И вообще, ей парни нравятся.
Последнюю мысль Гермиона произнесла вслух.
- Конечно-конечно, - усиленно закивала Уизли, снова натянуто улыбаясь. Теперь цвет ее щек можно было сравнить разве что с ее же огненной шевелюрой.
- Экхм… - прокашлялась рыжая гриффиндорка. – Ну, раз мы выяснили, что... Но Рон козел, - неуклюже закончила она. – Хочешь, я на него свой Летучемышный сглаз нашлю, а?
- Не надо, Джин, - теперь Грейнджер немного расслабилась и вдруг с удивлением почувствовала, что действительно уже не ощущает такой острой боли при мыслях о Роне и его предательстве. А ведь еще сутки назад даже имя парня вызывало у нее бурю эмоций: от любви и ревности до желания пытать его Круциатусом, а затем прикончить.
- Ну, почему не надо? Его лживая, трусливая задница заслужила того, чтоб ее хорошенько надрали, - Уизли демонстративно поиграла волшебной палочкой.
- И все равно не надо. Не хватало еще, чтоб он и с тобой поссорился, как с Гарри, - Гермиона вовремя прикусила язык, остановив себя от того, чтоб не пересказать сцену, произошедшую накануне в гостиной Гриффиндора. Джинни там не было, а по рассказам других она бы вряд ли усмотрела в поведении Поттера нечто большее, чем просто желание защитить Грейнджер. Незачем рыжей знать, что Мальчик-который-выжил теперь влюблен в ее подругу. Иначе с Гермионой порвут отношения уже двое Уизли, а не один.
Несмотря на заверения Гарри о том, что он давно не встречается с рыжеволосой ведьмой, Гермиона была уверена, что Джинни все еще любит своего бывшего парня. Не раз и не два староста видела, как Уизли бросала на Гарри пылкие взгляды. Казалось, у них просто размолвка, какие часто случаются у влюбленных.
Джинни не заметила заминки и просто коротко обняла Гермиону в знак поддержки.
- Все будет хорошо, Герм, - заверила она, невольно повторяя слова Гарри. – Рон еще поймет, каким дураком является и прибежит мириться, вот увидишь.
- Знаешь, а я не хочу, - внезапно вырвалось у Гермионы.
Уизли вопрошающе подняла брови, и староста пояснила:
- Я не хочу, чтоб он приходил и мирился. Мне не нужны эти отношения. По крайней мере, больше не нужны.
И она действительно почувствовала себя лучше, сказав это.
***
А дальше понеслась череда недель, сплошь состоящая из уроков, домашних заданий и подготовки к ЖАБА. Несмотря на то, что учебный год только начался, и разомлевшим на последнем осеннем солнышке студентам больше всего на свете хотелось нежиться на траве под его лучами, профессора были неумолимы: домашние задания, проверочные работы и дополнительные эссе сыпались как из рога изобилия.
Так промелькнул октябрь, а за ним и ноябрь. Бесконечные дожди с резкими порывами холодного ветра сменились потоками мокрого снега, сплошной стеной оседающего на землю для того, чтоб тут же растаять и оставить после себя болото грязи. Когда с деревьев облетели последние чахлые листочки, вдруг отчетливо потянуло морозным ветром, дышащим откуда-то из Гренландии и Северного полюса, и лужи затянуло плотной корочкой льда. Снег становился гуще и суше, но вместе с тем крепчал и мороз. Шотландская зима в этом году обещала быть крайне суровой.
Все семикурсники ходили злые и раздраженные, и теперь больше времени проводили в библиотеке, чем где бы то ни было еще. Одна Гермиона почти не чувствовала особого напряжения – как любил повторять профессор Снейп, «гриффиндорская заучка всегда бежит впереди паровоза», поэтому у девушки было много свободного времени для чтения «дополнительной» литературы.
А если говорить откровенно, староста попросту окопалась в самом дальнем углу библиотеки, под благовидным предлогом избегая лишний раз появляться в гостиной Гриффиндора. С того памятного вечера и Рон, и Гарри, по всей видимости, вознамерились довести ее до белого каления своим желанием наладить отношения. И если Уизли вполне явно и навязчиво почти каждый вечер пытался с ней поговорить, то Поттер, когда думал, что его манипуляций никто не видит, просто молча не сводил с Гермионы глаз, стоило той появиться в поле его зрения.
Все это страшно доставало, потому что сопровождалось шепотом и хихиканьем вездесущих сплетников. Лаванда, которую Уизли уже успел бросить, теперь вынашивала тайные планы мести гриффиндорской заучке. И, видимо, первым пунктом в ее списке стояло распространение самых гнусных слухов о Гермионе. Увы, находилось немало тех, кто охотно верил этим слухам. Кажется, часть сплетен все-таки достигла ушей Джинни Уизли, потому что единственная подруга Гермионы отчего-то начала ее избегать.
На Рона девушка все еще была очень зла, но уже, к удивлению, не чувствовала к нему той нежности и влюбленности, как это было раньше. Прошло всего несколько месяцев, а Гермионе казалось, будто прошли годы. Из прекрасного принца, с которым она уже наивно планировала связать свою жизнь, Рон превратился в обыкновенного парня – со своими достоинствами и недостатками. Последних, к слову, наблюдалось весьма немало.
Некстати (или наоборот очень даже кстати) вспомнились слова матери, сказанные Гермионе этим летом. Джейн Грейнджер была обеспокоена происходящими в Магическом мире событиями, хотя они с мужем имели обо всем этом весьма смутные представления. Несчастные случаи в школе, которая, вроде бы, должна обеспечивать детям защиту, затем возрождение этого сумасшедшего Темного мага Волдеморта, война, потери и, наконец, победа, стоившая жизней многим людям, в том числе и студентам Хогвартса… Эти события держали семью Грейнджеров в постоянном напряжении. Не раз и не два супруги тайком от дочери обсуждали, а не слишком ли опрометчиво они поступили, отпустив ее в этот непонятный и жестокий мир магии.
А еще мать Гермионы с некоторой тревогой заметила вполне неоднозначную симпатию своей дочери к ее школьному другу, Рону Уизли. Все бы ничего, но отчего-то юноша вызывал у проницательной миссис Грейнджер сомнения. Мальчик был из бедной, но хорошей семьи… Джейн видела, как он смотрит на ее дочку. И все-таки чувство сомнения не хотело покидать материнское сердце. Этот парень вел себя порой довольно грубо по отношению к окружающим, явно не блистал особым интеллектом или любовью к знаниям, и некоторые его поступки выдавали ветреный характер.
Гермиона всегда была очень независимой и, бесспорно, рассудительной и умной девочкой. Но все же и она могла совершать ошибки. Главное, чтоб эти ошибки не стоили ей счастья в жизни.
И вот однажды во время каникул миссис Грейнджер решила серьезно побеседовать с Гермионой о сложившейся ситуации. В итоге, красная как маков цвет девушка пообещала матери быть осторожной в выборе спутника жизни и не пренебрегать целомудрием.
Тогда наставления матери казались гриффиндорке излишними. Она была уверена в своих чувствах к Рону и точно знала, что парень также любит ее. Миссис Уизли не раз говорила, какая красивая пара может из них получиться и украдкой смахивала счастливую слезу.
Но не вышло. Рон решил, что прелести мисс Браун ему дороже любимой девушки. Или, видимо, все же не такой уж и любимой…
Такие мысли теперь часто проносились в голове Гермионы, но уже не приносили такой острой боли, скорее сожаление… К тому же они не мешали одновременно писать эссе по трансфигурации или искать чары для дополнительного задания профессора Флитвика.
Гермиона потянулась и размяла затекшую шею. Часы показывали шесть, и в библиотеке было, как обычно, тихо. Девушке нравилась эта пропахшая пылью, молчаливая обитель старой библиотекарши Пинс – единственное место, где не слышно воплей гормонально нестабильных студентов и визгливого смеха не менее буйных студенток.
Где-то на одной из этих полок, столь знакомых гриффиндорке, стоял чудесный томик Бредфорда «Закон рассеяния Чар»*, который бы отлично пригодился любимой ученице профессора Флитвика в написании дополнительного эссе. Вот только где же он может быть?
- Бредфорд, Бредфорд… - бормотала девушка, идя вдоль стеллажа.
Староста неспешно заскользила подушечками пальцев по корешкам, цепко вглядываясь в названия и внешний вид каждой книги. Вот, что она действительно любила – этот простой, но столь захватывающий поиск. Вроде бы, ты уже на сто процентов знаешь эти книжные полки и их содержимое, но каждый раз, точно маленькая девочка, ждущая подарка на Рождество, надеешься найти очередной сюрприз. И нередко так оно и бывало. Правда, большинство студентов Хогвартса вряд ли согласились бы с Гермионой, что очередной сложнейший талмуд – это такой уж замечательный «сюрприз».
Внезапно пальцы Гермионы наткнулись на что-то, явно отличающееся на ощупь от жестких книжных переплетов. Оно было чем-то мягким, теплым и явно живым. От неожиданности девушка резко отдернула руку и подалась назад, больно ударившись локтем о стеллаж.
- Проклятье! Луна!
Странная рейвенкловка, отведя руку от книжной полки, с совершенно невозмутимым видом смотрела, как Грейнджер досадливо растирает ушибленную конечность, а затем, как ни в чем не бывало, пропела:
- Сегодня чудесный день для наблюдения за кизляками, не правда ли?
Гермиона почти со злостью воззрилась на Лавгуд. В руках у Лунатички был тот самый том Бредфорда – староста узнала синюю потертую обложку и почти стершийся готический шрифт заглавия.
- О, кажется, ты это искала, - рейвенкловка потусторонне улыбнулась и протянула девушке книгу.
- Спасибо, но уж как-нибудь обойдусь, - буркнула Гермиона. Отчего-то вдруг захотелось по-детски надуться и брякнуть что-нибудь бестактное, о чем она потом, несомненно, пожалеет.
- Но ты ведь пишешь эссе по Чарам? – не сдавалась Луна.
- Пишу.
- Давай, я тебе помогу, - и, не дожидаясь ответа, Полоумная мягко, но цепко подхватила гриффиндорку под локоток и усадила за стол. – Значит, так…
А дальше последовала сорокаминутная лекция на тему Рассеяния Чар в исполнении «профессора» Лавгуд. К удивлению слегка пришибленной от такого неожиданного оборота Гермионы, Луна излагала материал достаточно живо и, чего греха таить, интересно. Она явно имела обо всем окружающем мире, в том числе и о Чарах, какое-то свое собственное, не похожее ни на что другое, представление. В ее понимании Магия была такой же естественной и, что парадоксально, чудесной, как и солнце, небо, распускающиеся на деревьях почки и опадающая листва. Луна отождествляла Магию с природой, а природу – с Магией. Наверное, у нее в голове все было или полностью подчинено Хаосу, или неким дивным, невозможным для обычного понимания логике и порядку.
Первые минут пять Гермиона просто слушала, а потом принялась яростно конспектировать особо зацепившие ее отрывки в речи Лавгуд. Чтобы потом поискать в книгах подтверждение или опровержение этим тезисам, разумеется. Это были новые мысли, совершенно непохожие на обыденное представление о Чарах, к которым девушка уже успела привыкнуть за семь лет учебы. Необходимо было хорошенько обдумать все это, сверяясь с признанными научными трудами. Это было так… захватывающе и любопытно, ново.
И всю эту удивительную теорию излагала никто иная, как Луна Лавгуд, сумасшедшая девчонка с редисками в ушах и в ожерелье из пивных пробок. Впрочем, в последний год ни того, ни другого на ней отчего-то уже не наблюдалось… Почему никто раньше не видел в этой странной студентке нечто большее, чем просто Полоумную? Или все-таки видел? Или она сама не особенно стремилась делиться своими знаниями и видением мира и Магии с другими людьми? Все-таки Шляпа не зря отправила Луну на факультет Ровены – девушка была далеко не глупа. Только ее знания не имели ничего общего с книжными теориями Гермионы.
Бредфорд был давно и плотно забыт, и последующие два часа до закрытия библиотеки Луна и Гермиона взахлеб спорили об основах Магии, о взаимосвязи волшебных дисциплин, о древних забытых знаниях и современных заклинаниях, о влиянии лунных фаз на действия зелий и ритуалов и еще о тысяче других фантастических для обычного человека вещей.
Гриффиндорка не помнила, когда в последний раз вела столь ожесточенные словесные баталии, которые бы одновременно изматывали и заставляли желать еще большего – продолжения спора, новых мыслей и пищи для дискуссии.
- Библиотека закрывается через пять минут, - проскрипел вечно недовольный голос мадам Пинс, заставивший двух студенток прервать, наконец, свою беседу.
Щеки Гермионы пылали, а вечно лохматые кудри будто стали выглядеть еще более взъерошенными, что придавало девушке забавное сходство с драчливым, напыжившимся воробьем.
Луна тоже выглядела куда менее невозмутимой, чем обычно. В глубине ее всегда безмятежных серых глаз в эту минуту проскальзывали искры задора и явного удовольствия от происходящего.
Девушки вышли из библиотеки, направляясь к малому холлу, одна дорога из которого вела к гостиной Рейвенкло, а другая – к гостиной Гриффиндора.
- Но если принять во внимание Третий закон Грейпла, то становится понятно, что добавлять наперстянку в Зелье Невидимости – бессмысленно! – на ходу воскликнула Гермиона.
- Да, бессмысленно, - согласилась Луна, однако тут же возразила: - Но если учесть угол наклона Венеры к горизонту во время второй стадии варки, тогда…
- Тогда влияние красного жаберника будет ослаблено, и мы получим усиление эффекта вместо его нейтрализации! – пораженно закончила за нее староста.
Девушки резко остановились посреди коридора и замолчали, глядя друг на друга: обе раскрасневшиеся, как от быстрого бега, с развевающимися во все стороны волосами и горящими глазами, - и звонко рассмеялись.
- Хорошо, что нас никто не видит, а то бы подумали, что мы обе сошли с ума на почве учебы, - весело сказала Гермиона.
Ей было необычайно легко и хорошо сейчас. Наверное, так хорошо ей не было даже с Гарри и Роном во время их безрассудных приключений. Да, тогда адреналин играл в крови, и они втроем были словно единое целое, но затем, рано или поздно, опасность отступала и, как ни горько признавать, девушка вновь становилась лишь ходячим справочником для своих друзей-оболтусов. Очень часто она чувствовала себя лишней в их компании, а последний год и вовсе разрушил миф о незыблемости Золотого трио.
И вот теперь Гермиона впервые за долгое время позволила себе просто быть самой собой - смеяться и радоваться интересной дискуссии, не боясь показаться заучкой и занудой. Никто не требовал от нее восхищаться квиддичем или писать чужие домашние работы.
Гриффиндорка тепло улыбнулась светловолосой девушке, которую семь лет считала сумасшедшей Лунатичкой, а на деле оказавшейся умным человеком и чрезвычайно интересным собеседником.
Лавгуд загадочно улыбнулась в ответ, а затем неожиданно протянула руку к лицу Гермионы и мягко убрала ей за ухо выбившийся из прически локон. При этом ее пальцы на мгновение почти невесомо коснулись шеи девушки, вызвав у той странную волну дрожи. Гриффиндорка замерла, глядя в расширившиеся зрачки Луны и не смея дышать.
Но мгновение прошло – и рейвенкловка убрала руку.
Снова становясь привычной Луной Лавгуд, она улыбнулась замершей Грейнджер невозмутимой улыбкой Будды и, как нечто само собой разумеющееся, изрекла:
- Ты очень красивая.
А потом, не давая Гермионе как-либо отреагировать на эти слова, снова, как и в библиотеке, подхватила ее под руку и повлекла дальше по коридору. И староста решила, что действительно лучше ничего не спрашивать и просто позволить вести себя – противиться Луне Лавгуд было сродни борьбе со стихией: бессмысленно и себе дороже.
У знакомой развилки девушки пожелали друг другу доброй ночи и разошлись, каждая со своими мыслями.
Луна, наверняка, думала о кизляках, нарглах и еще каких угодно других невиданных и несуществующих созданиях.
А Гермиона… Несмотря на все странности, случившиеся с ней за последнее время, да и сегодня тоже, она была просто до неприличия счастлива, как может быть счастлив человек, получивший что-то весьма ценное и нужное. Только вот если бы ее спросили, она бы так и не смогла точно сформулировать, что же это было.
В любом случае, староста пообещала себе, что это не последняя их с Луной беседа. Это было сродни тому самому «рождественскому сюрпризу» - только теперь вместо занимательной книги Гермиона наткнулась на не менее занимательного человека. И сейчас девушка испытывала предвкушение от того, как она будет «читать» новый «том»…
***
Гостиная Гриффиндора встретила старосту шумом вечеринки. Оказалось, что у кого-то из пятикурсников сегодня был День Рожденья, и на «самый наикрутейший, офигенный и феерический праздник» были приглашены все студенты, начиная с четвертого курса. Это означало, по сути, лишь одно – огневиски, сливочное пиво и различные маггловские спиртные напитки лились рекой и маленькими ручейками. Естественно, делалось это все из-под полы, но запах спиртного, стоящий в гостиной удушливой волной, явственно указывал, что в кубках студентов определенно не тыквенный сок.
Сперва Гермиона по привычке нахмурилась, собираясь отчитать нерадивых сокурсников за то, что напились сами и напоили младших, но благодушное настроение беспечно подсказало девушке махнуть на вечеринку рукой. Ну, будут у половины гриффиндорцев завтра головы болеть, и что? Впредь станет наукой.
Дальше староста не помнила, когда именно согласилась «выпить чуть-чуть за здоровье именинника», потом как кто-то (явно не без умысла) подливал ей в кубок огневиски, в результате чего она вскоре отключилась, лежа на чем-то мягком и приятно пахнущем мужским одеколоном.
----------------------------------
* Библиографическая шутка. Сэмюэль Бредфорд – английский химик и библиограф, в 1934 году выявил закономерность распределения статей в научных журналах, которая позже была названа «Законом рассеяния Бредфорда».
