Часть 2Как ни странно, мой отец ужасно боится врачей. Сильный, здоровый мужчина, пару лет назад отметеливший в тёмном переулке троих пристававших к девушке хулиганов, а на свой последний день рождения прыгнувший с парашютом, впадает в панический ступор, стоит ему переступить порог поликлиники.
Так что ему бы, определённо, здесь не понравилось. А я так с искренним восхищением созерцала зеркальные потолки, просторные окна до пола, за которыми шелестел на ветру цветущий парк, журчащий фонтан в холле. И пахло здесь вовсе не спиртом и лекарствами, а чем-то фруктово-свежим.
У миловидной девушки в регистратуре я поинтересовалась, как пройти к Вадиму Артуровичу. Она подняла на меня озабоченный взгляд:
- Вам назначено?
В ответ я молча махнула у неё перед лицом «корочкой». С растерянным видом она потянулась к телефону:
- Простите, я сейчас узнаю. Если Вадим Артурович оперирует, его никак нельзя отрывать…
- В чём дело, Маш?
Обернувшись, я увидела за спиной невысокого коренастого мужчину в наброшенном поверх свитера хирургическом халате. Маша виновато покосилась на него:
- Извините, Вадим Артурович, к вам тут… следователь…
Точно мой неожиданный визит и само моё появление на белом свете было её личной ошибкой.
Тёмные глаза мгновенно охватили меня с головы до ног. Губы чуть тронула улыбка, когда он протянул мне руку:
- Профессор Раздольцев, доктор медицинских наук и прочее тра-ля-ля. Для вас просто Вадим Артурович.
Я слегка прищурилась:
- Следователь Северо-восточного следственного отдела лейтенант юстиции Перепёлкина. Можно и Лариса Андреевна.
Ладонь его была крепкой, сухой, пожатие – уверенным и энергичным.
- Рад знакомству, хотя теряюсь в догадках, что могло вас привести сюда. Пойдёмте ко мне в кабинет, всё обсудим.
Лифт, увлекающий нас на пятый этаж, шёл абсолютно бесшумно. В мягком свете ламп я искоса разглядывала моего собеседника.
После рассказов Лизы и Анны Степановны мне представлялся красавец – эдакий Казанова в медицинском костюме. Раздольцев же восхищения отнюдь не вызывал, хотя жёстко очерченные скулы, угловатый профиль и выделяющийся подбородок на контрасте с некой общей округлостью черт выдавали в нём человека примечательного.
А судя по количеству всевозможных дипломов и грамот на стенах кабинета, тщеславие ему явно было не чуждо.
- Располагайтесь, Лариса Андреевна. Хочу сразу предупредить: у меня полчаса, потом – операция.
Я присела на мягкий, обитый бархатом диван. Сбросив халат, Раздольцев не прошёл к своему месту за массивным дубовым столом, а опустился рядом со мной, закинув ногу на ногу.
- Скажите, Вадим Артурович, неужели вы действительно не догадываетесь, из-за чего я пришла к вам?
Он пожал плечами:
- Понятия не имею. До сих пор к нашей клинике у властей не было никаких нареканий.
- Да причём же здесь клиника? Я здесь по поводу Инги.
- Инги Терентьевой? – Раздольцев недоумённо вскинул брови. – А она что, угодила в какую-то историю?
- К сожалению, нет. Два дня назад она умерла.
Он резко поднялся с дивана.
- Умерла? Инга умерла?! – Подойдя к окну, он уставился куда-то за горизонт. – Бред.
- К сожалению…
- Погодите. – Он обернулся ко мне. – Два дня назад мы виделись, и она была вполне себе жива и здорова.
- Во сколько вы виделись?
Он провёл рукой по лбу, ероша тёмные волосы:
- В двенадцатом часу. В кафе «Рай».
- Вы сами предложили ей встретиться?
- Нет, я ей просто позвонил, а встречу назначила она. Она была очень взволнована, твердила, что лучше высказать всё в лицо и нам нужно срочно поговорить.
- И как, поговорили?
Он кивнул.
- Инга в красках расписала, какие мы с ней разные люди, и наконец заявила, что нам лучше расстаться. У меня не было никакого желания с ней спорить, тем более, недавно я предлагал ей то же самое. Она не без иронии пожелала мне всего наилучшего, я ответил тем же, после чего мы распрощались.
- Сколько времени было?
- Сидели мы где-то полчаса, значит, около двенадцати.
- В половине второго её нашли мёртвой в сквере возле дома.
Раздольцев поскрёб ногтем щёку:
- А что с ней произошло?
- По предварительным данным, инфаркт.
- Доигралась. – Он вновь уселся рядом со мной. – Признаться, мне и в голову не приходило, что у неё действительно плохо со здоровьем. Инга вечно всё драматизировала, любила потянуть нервы окружающим. Я привык закрывать на это глаза.
- Она говорила вам, что у неё плохо с сердцем?
- Говорить не говорила. Хваталась за левый бок, падала в обмороки, жаловалась на духоту…. Особенно в последние месяца два. – Раздольцев покачал головой. – Жаль её, конечно.
Поколебавшись, я вынула из сумки флэшку.
- Можно воспользоваться вашим компьютером? Здесь информация, с которой я хотела бы вас ознакомить.
- Давайте.
Открыв после проверки на вирусы то самое письмо, я поинтересовалась:
- Как думаете, кому Инга писала?
- По-видимому, мне. – Он пожал плечами. – Если, конечно, она не встречалась параллельно с кем-то ещё последние пять лет.
- Она называет вас чудовищем. За что?
Раздольцев слегка усмехнулся:
- Причин много. Но я не хотел бы вытряхивать их перед вами.
- Предпочитаете подождать официального допроса?
Он поднял брови:
- А что, возможно и такое? Если причина смерти – инфаркт…
- Причина смерти будет известна после судебно-медицинской экспертизы. Пока мы можем лишь предполагать и строить версии. Но если вам интересно моё мнение, я уверена: эта смерть не случайна.
- Вот даже как, - протянул Раздольцев. – Тем не менее, предпочитаю подождать. Как раз успею с адвокатом созвониться. И заодно замести следы.
- Не смешно, - отрезала я. – Так вы отказываетесь отвечать на мои вопросы?
- Только на те, которые касаются моей личной жизни.
- В таком случае, как вы провели день после расставания с Ингой?
- Поехал на дачу. Мы с друзьями договорились…
В дверь кто-то робко поскрёбся, и к нам заглянула светловолосая девичья голова.
- Ой, извините…
Хозяин кабинета покосился на часы:
- Вы от Князева?
Она кивнула.
- Проходите. Лариса Андреевна, не возражаете, если я отвлекусь на пять минут?
- Да пожалуйста.
Вслед за девчушкой вошли трое парней. Высокие, крепкие, они как-то опасливо жались к двери.
- Фамилии ваши?
- Соболева, Аникеев, Ряскин и Тобольский, - отчеканила светленькая.
Раздольцев лениво откинулся на спинку дивана:
- Итак, с завтрашнего дня начинается ваша интернатура. Учтите: цацкаться с вами никто не станет. Чем меньше раздолбаев каждый год получает диплом, тем лучше для больных. Приходить к девяти, не опаздывать. Мои распоряжения выполнять беспрекословно. И ещё: права придуманы для юристов. А вы медики, и у вас одно-единственное право: сдохнуть на работе.
Ребята ошалело переглянулись.
- Ну, всё поняли?
Они неуверенно закивали.
- Тогда марш отсюда.
Повторять распоряжение не пришлось.
Я с чувством выдохнула:
- Ну, знаете…
- Всё хорошо, что работает на результат.
- Даже я, следователь, стараюсь не настраивать допрашиваемых против себя при первой же встрече.
- А вы давно в Следственном комитете? – поинтересовался он. Я досадливо передёрнула плечами:
- Какое это имеет значение?
- Я двенадцать лет в Медакадемии оперативную хирургию преподавал. Поверьте, я знаю, что такое интерны. Через месяц они за мной будут хвостом ходить.
Насмешливо покачав головой, я протянула:
- Ну-ну. Это всё, конечно, прекрасно, но давайте вернёмся…
- Ах да. Мы с друзьями договорились поохотиться, поэтому я приехал в Дубровное заранее, чтобы всё приготовить. Весь оставшийся день я провёл там и вернулся только на следующий вечер.
- Назовите мне имена ваших друзей.
- Олег Иващенко и Артём Духанов. Контакты нужны?
- Хорошо бы.
Записав под его диктовку номера, я покосилась на часы.
- Последний вопрос. Вас как заведующего отделением не удивило отсутствие Инги Терентьевой на работе в последние дни?
- Абсолютно. Она сказала мне, что больше не желает меня видеть и немедленно увольняется. Естественно, я решил, что она ищет новую работу.
- Ну что ж. – Я поднялась. – Не стану больше вас задерживать.
Раздольцев распахнул передо мной дверь.
- Если вдруг понадоблюсь вам ещё – обращайтесь. Да, вы не могли бы сообщить мне причину смерти Инги, когда получите точные данные?
Из сумки раздалась звонкая трель – я аж вздрогнула. Увидев высветившийся номер, поспешно буркнула «извините» и прижала мобильник к уху.
После короткого разговора повернулась к Раздольцеву:
- Сообщу, если это не будет противоречить интересам следствия. Всего доброго, Вадим Артурович.
- Счастливо.
И зашагал по коридору бодрой походкой хозяина жизни. Точно не узнал только что о гибели женщины, с которой провёл последние пять лет.
Сбежав по широкой лестнице с крыльца, я кинула последний взгляд на золочёную вывеску клиники. Медицина для избранных. Долголетие для богатых.
Только вот бессмертие всё равно не купишь.
За те полчаса, что я просидела у Раздольцева, небо затянуло мутно-серыми клочьями облаков. Посвежело, прохладный ветерок бил по ногам. Плохо, если дождь вольёт: мне ещё в морг на другой конец города.
- Заходи-заходи, не бойся. – Женька аккуратно прикрыла за мной дверь лаборатории. – В нашей колготе это, пожалуй, единственное место, где можно спокойно поболтать.
Я как-то дёргано хихикнула: у Женьки были довольно своеобразные представления о месте для непринуждённой беседы.
- Между прочим, работали в режиме аврала, - вздёрнула подбородок она. – И всё ради тебя.
- Спасибо, - с чувством выдохнула я.
- Спасибом не отделаешься. С тебя два билета в аквапарк. Слышала, открывают на той неделе? Вместе пойдём.
- Замётано. Давай, рассказывай.
- Чего рассказывать? – Она протянула мне папку с надписью «Терентьева». – Смотри.
Пролистав полдюжины страниц, полных загадочных медицинских терминов и замысловатых описаний, я впилась взглядом в выводы.
- Погоди. У меня в голове всё путается. Её отравили?
- Ну разумеется, деревянная твоя башка. – Почти не глядя, она ткнула коротко остриженным ногтем в нужную строчку. – Чёрным по белому написано.
- А что значит вот это…
- Это значит, что яд в организм попал не через пищеварительную систему, как я сначала предполагала. Он поступил прямо в кровь. – Женька открыла папку в самом конце. – Видишь?
Вверху – распластавшаяся на траве Инга. Прямо к её правой лопатке протянулась по бумаге тонкая чернильная стрелка. На второй фотографии – едва различимая красная точечка на бледно-розовом фоне.
- Похоже на комариный укус, - нерешительно произнесла я.
- След от иглы. Инге Терентьевой вкололи пропофол. Не буду грузить тебя формулами, просто скажу: это вещество обычно используется в качестве наркоза при операциях, но при передозировке способно вызвать смертельный исход. Может, слышала – одной из версий гибели Майкла Джексона было систематическое употребление пропофола? – Женя вновь открыла страницу с выводами. – В нашем случае с момента попадания препарата в организм до остановки сердца могло пройти от десяти до двадцати минут.
Я провела ладонью по лбу. Время смерти – между двенадцатью и тринадцатью часами. Надо плясать отсюда.
- Расскажи мне о препарате. Как он действует?
- Поражает кровеносную систему. При такой дозе в первые секунды наступает острое кислородное голодание, человек теряет сознание. Если своевременно не оказать медицинскую помощь, он впадает в кому, происходит нарушение сердечного ритма, и наконец – остановка сердца.
- Брр, - я дёрнула головой. – Жуть какая.
- Кто-то напал на неё в сквере. – Она сложила руки под грудью. – Следов борьбы нет, значит, она не ожидала посягательства. Кто же это мог быть?
- Да какая, в сущности, разница. – Я поднялась.
Женька свела чёрные брови:
- Не поняла.
- Как только я покажу результаты экспертизы шефу, он сразу заберёт у меня дело. Отдаст Ромахову. А то и Кольке Яблокову. Я ж ещё ничего серьёзнее, чем кража, не расследовала.
- Это почти за год работы, - покачала головой Женька. – Как ты миришься с таким отношением? Я бы давно слиняла в адвокаты.
- Можно подумать, там легче. – Я покосилась на окно. – Слушай, побегу. Хорошо бы без дождя добраться до работы.
- Давай. Ох, у меня сегодня ещё две экспертизы… - Она потянулась, с силой прогибая спину. – Успеха тебе.
Прежде, чем я закрыла за собой белую свежевыкрашенную дверь, до меня долетело:
- Про билеты не забудь!
Ветер хлестнул по лицу, стоило мне выйти наружу. На рукаве ветровки тут же расползлись две крупные капли. Я прибавила шагу, на ходу натягивая капюшон.
А может, попросить шефа, чтобы меня оставили? Хотя бы в составе следственной группы. Пусть Ромахов будет главным, но я, по крайней мере, буду помогать. Не по мне это – бросать дело на полпути.
Дождик всыпал крепче, и мокрых клякс на светлой ткани не осталось: она уже вымокла сплошняком. От холода у меня зуб на зуб не попадал, я мчалась к остановке мелкими перебежками.
На полпути – это я, конечно, загнула. Тут ещё и четверти не пройдено. Скорее, я, как тот Иван-царевич, добралась до камня и стою на распутье.
Ещё бы разобрать, что на этом камне намалёвано.
Маршрутка! Я кинулась напрямик, через лужу. Напрасно: двери захлопнулись перед самым моим носом. Осталось только брести, ругаясь на чём свет стоит, под ржавый козырёк остановки.
Выслушав моё предложение, шеф покрутил пальцем у виска:
- Какая следственная группа, Лариса Андреевна? Людей не хватает катастрофически. Банда Кравцова – уже третье ограбление за два месяца, да ещё этот маньяк из лесополосы.
Я досадливо вздохнула, расстёгивая мокрый насквозь, прилипший к коже воротник.
- Поэтому вынужден вас очень сильно огорчить: вести дело будете сами.
И не отговаривайтесь отсутствием опыта: вы к нам не вчера пришли, в конце концов. Азы должны были усвоить.
Мне не верилось своим ушам. Неужели правда?
Вместе с ликованием подкатила волна страха: а ну как не справлюсь, не найду виновного? Или найду, но не того? Стиснув ладонь в кулак на удачу, я поднялась:
- Ясно. Разрешите идти?
- Иди. – Сняв зелёные компьютерные очки, делавшие его похожим на пришельца, шеф устало прикрыл глаза. – Встретишь Яблокова – пришли ко мне. Опять сроки расследования срывает. Да, и не вздумай мне простудиться!
Легче сказать, чем сделать. И так вон уже шмыгаю носом, надо капли какие-нибудь купить.
Добравшись до кабинета, я первым делом вытащила из шкафа пачку объяснений, принесённую Астаховым. Необходимо выяснить поминутно, где и с кем была Инга с одиннадцати до часу.
- Да-да, я хорошо помню. Около одиннадцати было. Я как раз из магазина возвращалась и Анну Степановну с Белянкой встретила. Мы заболтались, а тут из подъезда Инга выбегает. С нами едва поздоровалась, в машину прыг – только её и видели.
- А что за машина была, Варвара Петровна?
- Ой, не скажу. – Она энергично покачала седой головой. – Я и в наших-то «Жигулях» не соображаю, а уж эти иномарки…
- Иномарка, значит. А цвет?
- Жёлтый. Знаете, такой ядовито-жёлтый – даже смотреть неприятно. Эту фирму недавно открыли, название ещё больно глупое… - Варвара Петровна сокрушённо вздохнула. – Не вспомню. Так вот, у них все машины такие. Чисто канарейки. И, говорят, ездят быстро, вот только платить втридорога. Нам-то с Анной Степановной, понятно, не по карману. Инга Тереньтева – другое дело. – В мучнисто-серых глазах пожилой женщины вспыхнул азартный огонёк. – Интересно, кому теперь квартира достанется?
Выдержав эффектную паузу, я развела руками:
- А никому. Это выморочное имущество – государству отойдёт.
Варвара Петровна аж со стула приподнялась:
- Государству?! Да как же так?
- У Терентьевой нет родственников, и завещания она не оставила.
Худая желтоватая рука медленно скользнула по щеке:
- Надо же… Вокруг неё вечно уйма людей крутилась. Мы никогда не видели её одной. А вот умерла – и нет у неё никого. Даже квартиру некому отдать.
- Да уж. – Я поднялась. – Варвара Петровна, подпишите протокол, и можете идти. Не забудьте: на каждой странице.
- Мне как раз внучку из садика забирать, - обрадованно кивнула она. – Знаете, что я вам скажу, товарищ следователь? Инга, конечно, та ещё штучка была. С выкрутасами. Но это ещё не причина убивать её. Этот пёс должен понести наказание.
- Вы о ком-то конкретно сейчас? – осведомилась я.
- О муженьке её, о ком же ещё. Ходил вокруг неё, как привязанный, ещё когда вместе жили. А стоило ей бросить его – угрозами замучил.
- Угрозами? А с чего вы решили, что он ей угрожал?
Пожилая дама вскинула подбородок:
- Да я сама слышала! Пару недель назад вышла на площадку цветы полить. Смотрю, Инга из лифта выходит. С мобильником. И говорит, резко так: «Мне всё равно, я не боюсь». Руки у неё задрожали, она выронила ключи. Чертыхнулась, принялась шарить по коврику – и бормочет в телефон: «Пустые угрозы. Не смей больше мне звонить, гадина!»
- Вот даже как… И вы решили, что она разговаривала с Терентьевым?
Она передёрнула худыми плечами:
- С кем же ещё?
Хороший вопрос, в самом деле. Я в который раз пытаюсь мысленно представить себе Терентьева – и разобраться.
Мог ли он копить в себе обиду на бывшую жену, мучиться, терзаться сомнениями и наконец вколоть ей яд? Да. Как ни досадно мне видеть его убийцей.
А закатывать ей истерики по телефону, угрожать?
Конечно, можно кое-что проверить…
Только я потянулась за распечаткой телефонных соединений, как передо мной возник Яблоков.
- Долг платежом красен, Перепёлкина. – И кинул передо мной на стол мятую купюру.
- Что-то быстро, - покачала я головой. – Ты никого не ограбил?
- Не, наркотой приторговываю, - отмахнулся Колька. Скрестив руки на груди, присел на подоконник. – Слушай, Перепёлкина. В пятницу – учебные стрельбы, областное начальство приезжает. Ты уж не облажайся, ладно?
Вскидываю подбородок:
- А то что, уволят?
- Это вряд ли, - смеётся он. – А вот по шапке настучат.
Хорошо ему. Он с тридцати метров пьяный в десятку попадает. А вот меня шеф как только не называл: и криворукой, и косоглазой…
- Да не дрейфь, Перепёлкина. Хочешь, я с тобой позанимаюсь?
Фыркаю:
- Спасибо, времени нет. Хочешь помочь – найди мне в нашем городе дорогую фирму такси с ярко-жёлтыми иномарками.
- Здравствуйте. Это компания «Альбатрос»? С вами говорит лейтенант юстиции Перепёлкина из Северо-восточного следственного отдела. Мне необходимо знать, кто из ваших сотрудников двадцатого апреля около одиннадцати часов принял заказ по адресу Ольховая, семнадцать от Терентьевой Инги Павловны и довёз её до кафе «Рай». Да, расследование по уголовному делу. Мы не разглашаем такую информацию. Как можно скорее. Да, перезвоните. Запишите номер.
Положив трубку на рычаг, я подошла к двери и приоткрыла её. Хотелось впустить в душный кабинет хоть немного воздуха. Сейчас ещё ничего, а вот летом… Не забыть сказать шефу: или мне достанут кондиционер, или пусть хоть окно прорубают.
Телефон надрывно затрещал, и я бросилась к нему с удивлением: неужели так быстро?
Нет, это Лиза Филатова.
- Простите, Лариса Андреевна, мне неудобно вас беспокоить по такому пустяку…
- Ничего, говорите, говорите. Вы что-то вспомнили?
- Нет, - смущённо отозвалась она. – У меня к вам просьба.
- Слушаю внимательно.
- Я насчёт картин Инги. Вы знаете, она была потрясающей художницей. Я всё её уговаривала в выставках поучаствовать – отмахивалась. Детская мазня, мол. А на самом деле она могла прославиться. Уж поверьте, я в этих делах разбираюсь: у меня папа искусствовед.
- Вы хотите забрать их себе?
- Государству они всё равно не нужны. – В голосе Лизы послышались ребячески-капризные нотки. – Истлеют где-нибудь в сырости. А мне бы очень хотелось сохранить их в память о подруге.
Я ухмыльнулась, благо Лиза не могла этого видеть.
- Не беспокойтесь. Если картины действительно представляют художественную ценность, будут предприняты все необходимые меры к их сохранности. А отдать их вам, уж извините, я не могу: не в моей это компетенции.
- Ясно, - протянула она.
- А много картин осталось? Где они, кстати?
- У Инги в платяном шкафу, на верхней полке. Вместе со всякими шарфами, платками… И ещё кое-что, кажется, осталось на даче у Терентьева.
Поблагодарив её за информацию, я распрощалась и немедленно позвонила Астахову.
- Саша, у меня к вам большая просьба. Поезжайте на квартиру Терентьевой и заберите с верхней полки платяного шкафа её картины.
- Понял. А что за картины?
- Сама ещё не знаю. Хочу на них взглянуть. Или нет, везите их не мне, а Гриценко. Пусть покажет своим искусствоведам.
- Хорошо, - как-то тоскливо выдохнул он. Не тем, мол, занимаешься, следачка. Тут убийство, а тебе какие-то картины понадобились.
Что и говорить, Сашка – опер опытный. Только вот за исход дела отвечаю я.
…От криминалистов наконец-то результаты пришли. Нина Еськова, помощница Гриценко, положила мне папку на стол с каким-то виноватым видом. Что поделаешь, не густо. Большинство следов ног рядом с местом происшествия непригодно для идентификации: утренний дождь постарался. На блузке обнаружены следы пота, соответствующие второй группе крови, на губах и слизистой оболочке рта найдены микрочастицы хлопчатобумажных волокон – скорее всего, от носового платка. Такие в каждом магазине продаются.
С этим и придётся работать.
Из «Альбатроса» позвонили, когда я уже обматывала шею тёплым платком и застёгивала «молнию» ветровки. Что ж, по крайней мере, теперь я могу вызвать на допрос таксиста.
Я задержалась под козырьком, открывая зонт. О тепле сейчас можно только мечтать: ветряка пронизывает до костей, режет каплями по коже.
- Лариса, вы домой? Хотите, до парка подвезу?
Я радостно обернулась к Ромахову:
- Спасибо, Олег.
- В такую погоду недолго и заболеть, а нам с вами никак нельзя. – Он открыл дверцу своей порыжелой «десятки». – У вас ведь сейчас, кажется, новое дело?
- Не такое уж новое, - засмеялась я. – Считай, неделю с ним вожусь.
- Мало ли, вдруг понадобится совет – обращайтесь. Я, например, своё первое убийство по-дурацки завалил. Обидно было… Даже хотел из следствия уйти. Но с тех пор поднаторел маленько.
- Маленько. И это говорит лучший следователь района?
- Да ладно. – Он лукаво блеснул глазами. – Не верьте официальной статистике, Ларис. Никогда не верьте. Какой из меня «лучший» – столько времени на одном месте топчусь.
- Не корите себя. Маньяков годами ищут.
- В том-то и дело, что мой клиент, кажется, не маньяк.
- Не маньяк? – Я с недоумением вспомнила слова шефа. – А кто же?
- Сегодня я получил результаты повторной комиссионной экспертизы. Говорю вам: этих людей убил не маньяк. Похоже, они стали жертвами каких-то зверских экспериментов.
У меня мороз пробежал по коже. Я отвернулась к стеклу, за которым вспыхивали и тут же растворялись во тьме разноцветные транспаранты, огни витрин. Но перед глазами упорно маячили фотографии, которые мне показывал Ромахов ещё месяц назад.
Чтобы делать такое с людьми, надо быть психом. Моральным уродом. А тут говорят – эксперимент.
- Не ломайте голову, Ларис, - печально усмехнулся Ромахов. – У вас своих проблем хватает.
Машина мягко тормознула у входа в парк. Пять минут – и я дома.
- Ещё раз спасибо. – Подхватив зонт, я выпрыгнула на тротуар. – Удачи, Олег! Не сомневаюсь, у вас всё получится.
И я зашагала в промозглую темноту.
