Глава I «После тьмы»| Olafur Arnalds — Near Light |
1999 год, сентябрь
— Просыпайся скорей! Вставай-вставай-вставай! Нечего отлёживать бока! Пора вершить дела! — смешной будильник в виде фигурки лепрекона затанцевал на тумбочке у кровати, быстро тараторя одну и ту же фразу.
Гермиона зевнула, но с кровати всё-таки поднялась, хотя недосып так и уговаривал её забыться сладким сном минимум на месяц. За две недели первого учебного года в Высшей магической Академии имени Альбуса Дамблдора она ощущала бесконечную усталость, ведь объём материала превышал норму, а всему виной желание закончить обучение экстерном и скорее выйти на работу.
—
Акцио халат, — шёлковая ткань с тихим шелестом выскользнула из шкафа.
Завязав поясок, Гермиона пошла на кухню, где царил самый настоящий хаос, созданный человеком-катастрофой по имени Рональд Уизли, убежавшим час назад. С момента работы в министерстве он страшно боялся опоздать и отбывал из дома задолго до начала службы, оттого размер причинённых квартире увечий и уровень беспорядка постоянно находились на отметке «всё очень плохо». Покачав головой, Гермиона привела кухню в надлежащий вид, а после взмахнула палочкой повторно, чтобы включить радио и кофеварку. Она любила маггловскую музыку, и ей даже удалось приобщить к ней Рона, вот и сейчас Гермиона чуть пританцовывала и подпевала королю рок-н-ролла, наблюдая за тем, как два аккуратных кусочка хлеба скользнули в тостер. Мельком взглянув на часы у газовой плиты, она чертыхнулась и направилась в душ.
Шум воды успокаивал. Гермиона часто ловила себя на мысли, что каждый раз этот звук, будь то дождь или бесконечный водоворот морских волн, приводил её мысли в порядок. В то время как жители Лондона обычно бегали от ливня и старались укрыться, она могла долго смотреть на него сквозь стекло или прямо на улице, ловя капли. Рон частенько называл её человеком дождя, на что Гермиона лишь улыбалась и не произносила ни слова.
Собравшись на работу, она сидела у окна и завтракала. Так повелось, что за полгода совместной жизни с Роном лишь на выходных им удавалось трапезничать по утрам вместе. От беззаботного, порой ленивого гриффиндорца не осталось и следа. Конечно, он был всё таким же весёлым, говорил забавные умности о своей работе и оказывал поддержку, но послевоенные воспоминания оставили глубокий шрам в душе Рональда Биллиуса Уизли, который до сих пор не мог поверить в то, что одного из его братьев больше нет. Она перевела взгляд на колдографию на стене, где близнецы Уизли взрывали один из рождественских фейерверков и хохотали с чёрными от сажи лицами. Фреда очень не хватало, как не хватало и всех тех, кому уже не дано было видеть то небо, что сейчас рассматривала Гермиона. Серое, как разбавленная черными красками вода, оно перекатывалось тучами и роняло на асфальт груды капель.
«И почему они все бегут? Всё равно ведь сильно промокнут», — думала Гермиона, прожёвывая тост с вишнёвым джемом.
— О, Мерлин, я занудствую даже в таких мелочах, — она хохотнула вслух и стала убирать посуду.
Накинув легкий плащ и взяв небольшую сумочку, в которой находилась по меньшей мере дюжина книг по маггло-магическому праву, десять перьев, стопка аккуратно связанного пергамента и пробирки-баночки-мензурки с зельями на все случаи жизни, Гермиона пригладила кудри ладонью и коснулась небольшой монетки, лежащей на полочке у зеркала — вихрь затянул её внутрь, перекидывая в место за многие километры от Лондона, где природа была нетронутой и живой.
— Доброе утро, мисс Грейнджер, — поздоровался с ней смотритель академии мистер Доросль — невысокий маг с добрыми зелёными глазами и бородой почти до самого пола.
— Доброе утро! — Гермиона улыбнулась и достала из кармана студенческий значок с выгравированным дубом, над которым смотритель провёл волшебной палочкой. Предмет коротко зазвенел, удостоверяя свою подлинность. — Как вы сегодня?
— С утра пораньше мне устроили дуэль, точнее не мне, а в моем присутствии. Студенты-первокурсники. По именам я их сейчас и не вспомню, но на месте, где вы сейчас стоите, был настоящий маленький вулкан, который взрывался весьма мерзкой ядовитой жижей. Вон, видите нечто, напоминающее кожу лягушки? — Гермиона посмотрела в сторону, куда указывал мистер Доросль. — Вот это и стреляло.
— Да, в поведении студентов ничего не изменилось, — покачала головой она. — Видимо, ещё не отвыкли от Хогвартса, где проделки подобного рода всегда казались забавными.
— Одно меня радует, — старичок поправил смешные круглые очки с толстыми линзами, — я могу без всякого зазрения совести снимать баллы, которые принадлежат лично им, а не факультету.
— А вы строгий, мистер Доросль! — Гермиона сощурилась.
— Ну, уж на вас, дорогая, моя строгость не распространяется.
— Благодарю, — она кивнула. — Что ж, до встречи!
— До встречи, мисс Грейнджер!
Чем ближе она подходила к главному входу в здание, тем сильнее распускалась радость в душе. Красивый рисунок разноцветной плитки от шагов Гермионы переливался разными оттенками. Подняв голову, она в сотый раз восхитилась замысловатой архитектурой замка: спиралевидными башнями и окнами различной формы. Каждая деталь этого строения будто отражала сущность человека, в честь которого и была названа Академия, ведь Альбус Дамблдор всю свою жизнь для общества был волшебником со странностями, любящим напевать известные только ему песни под крючковатый нос. Высокий памятник бывшего директора Хогвартса сейчас выставил ладони вперед и ловил капли дождя так же, как любила это делать Гермиона. И хотя он не разговаривал, каждая перемена позы без слов выражала его настроение.
Первой парой по расписанию стоял углубленный курс магической истории, и Гермиона, минуя извилистые коридоры с начищенным до блеска полом, зашла в аудиторию, где, конечно же, ещё никого не было. Временами она поражалась своим сокурсникам, а иногда и завидовала их полному расслаблению, когда не нужно заучивать десятки параграфов и статей за день, чтобы, отчеканив их на уроке, взяться за вторую партию. Однокурсники приходили за пару минут до звонка, а бывало и опаздывали, за что получали штрафы и взыскания, но позволить себе подобную вольность Гермиона не могла, ведь ещё с Хогвартса привыкла к строгой самодисциплине.
Аудитория постепенно наполнялась студентами, а ровно в девять утра у кафедры материализовался профессор Ханрахан — строгий ирландец с повадками офицера и по совместительству самый лояльный преподаватель Академии. Взмахнув волшебной палочкой, он закрыл ставни и включил проектор.
— Итак, сегодняшняя тема — «Вторая магическая война. Её предпосылки и последствия», — на доске появились слова профессора, и аудиторию наполнил скрип перьев. — Для начала все вы должны уяснить, что в мире нет абсолютного зла или добра. События второго мая 1998 года — тому подтверждение. Том Марволо Реддл — это лидер вроде маггловского Гитлера, который также боролся за чистоту арийской расы, истребляя неугодных ему людей. Как думаете, — профессор включил изображение двух людей, — что в них есть хорошего?
— Ничего, — отозвалась девушка по имени Лола с явным недовольством. — По их вине погибло много людей, они возомнили себя богами с правом вершить судьбу человечества, а на деле оказались обычными фанатиками с придурью.
— В вашей теории есть правда, мисс Филлиус... но как же их таланты? Насколько мне известно, талант — это нечто удивительное, некая незримая субстанция, которая может подарить человеку смысл жизни или довести до безумия. Кто скажет мне, в чём был талант Реддла?
— Тёмная магия, — произнесла Гермиона, сглотнув. — Использование магических предметов тёмного содержания давало ему невообразимую мощь. Самым сложным, без сомнений, можно назвать крестражи.
— Всё верно, мисс Грейнджер, тем более вам лично удалось найти и уничтожить их.
Гермиона кивнула, но от комментариев воздержалась. Ей не хотелось вспоминать жуткие дни, когда количество убитых затмевало ценность победы, когда стоял выбор между жизнью и смертью, когда не было ничего, кроме страха и отчаянной надежды на то, что всё скоро закончится. И сколько бы раз ей ни задавали вопрос, что она чувствовала в миг падения Волдеморта, ответ оказывался всегда одинаковым — пустоту. Большое горе высасывает изнутри всё, и приходится выстраивать себя заново.
Профессор продолжал говорить, но Гермиона слушала вполуха, ведь о событиях знала не понаслышке.
— А почему вы пытаетесь защитить его, профессор? Разве ваша жена не погибла от рук Волдеморта? Разве Пожиратели Смерти не пытали вас? — запротестовал Джастин Финч-Флетчли.
Профессор замолчал, сжав губы в тонкую полоску, и закрыл глаза. Тишина, воцарившаяся в классе, казалось, вот-вот обрушится тяжёлыми бетонными плитами и раздавит. Гермиона резко обернулась на Джастина, выражение лица которого смешивало в себе злость и вину одновременно. Выдержав тяжелый взгляд одногруппницы, он снова заговорил:
— Простите, профессор, я сказал ужасные вещи.
Мистер Ханрахан кашлянул и продолжил:
— Для того, чтобы выяснить мотивы тех страшных событий, необходимо понять, что всё вокруг нас взаимосвязано и каждый поступок — свой или чужой — является катализатором нового. Страшного или прекрасного — покажет время, — профессор отёр платком лоб. — А теперь, стараясь опустить факт неоправданной жестокости, задайтесь вопросом: чего не было у него и что есть у вас?
— Любовь.
— Дружба.
— Свобода, — сказала Гермиона, обратив на себя внимание всей аудитории.
— Почему, мисс Грейнджер?
— С самого детства Реддл был узником собственной злобы, его ограждали от других из-за непохожести, и на протяжении жизни он строил барьеры вокруг себя. Будь то магия, в дебри которой он лез смолоду и старался обогнать всех, лидерство, подразумевающее полное одиночество и рамки, не терпящие слабину. Мнимая сила, — голос Гермионы чуть дрогнул, — это отсутствие собственной воли. Ты поступаешь в угоду другим, заставляешь их трепетать от страха лишь при упоминании своего имени, ты делаешь всё, чтобы величие и разум затмевали робость и трусость, но на самом деле Волдеморт боялся. Всегда. Больше всего он боялся того, что всю свою жизнь мечтал победить.
— Чего же? — профессор был словно заворожен речью своей студентки, которая изо всех сил старалась говорить твёрдо.
— Смерти.
Аудитория загудела, а мистер Ханрахан жестом попросил всех успокоиться.
— Гермиона, ты всерьёз думаешь, что он её боялся? По-моему, ничего кроме злости он вообще не умел ощущать, — запротестовал Джастин.
— Я собираю факты и делаю выводы. По-твоему, крестражи, гонка за философским камнем и доведённое до совершенства заклятье смерти не подтверждают того, что за всем этим кроется один большой страх? Он отчаянно жаждал бессмертия и в итоге поплатился жизнью.
Джастин лишь беззвучно открывал рот, не зная, что ответить, и Гермиона продолжила:
— Даже его приспешники звались «Пожирателями смерти». Это тебе ни о чём не говорит?
— Помимо них у него ещё куча людей и тварей была.
— Но именно из-за них пал Хогвартс. Вся деятельность кампании Реддла строилась на этих волшебниках.
— О, да, особенно Малфои постарались, — прокомментировал кто-то из аудитории.
— Если бы не Малфои, война бы вообще никогда не закончилась, — к собственному удивлению, выпалила Гермиона, и студенты загудели.
— А не младший ли гнобил тебя почти всё обучение в Хогвартсе? — настаивал Джастин.
— Это не твоё дело.
Но спору было не суждено продолжиться, так как профессор вмешался:
— Вижу, послевоенная рана ещё не затянулась, чтобы судить о тех страшных событиях здраво и справедливо, но, я думаю, мисс Грейнджер будет согласна с тем, что в конечном итоге мимолётная искра жалости к потерянным в этой войне людям зародилась в каждом, кто хотя бы раз проанализировать их поступки, — мистер Ханрахан сделал паузу. — Откройте страницу тридцать семь и законспектируйте материал. Приступайте.
Тишина поглотила пространство. Сейчас мысли Гермионы занимало не чудовище, стремившееся поработить мир, а человек, вспыхнувший в сознании совершенно неожиданно, и которого ей было по-настоящему жаль ещё со смерти Дамблдора.
Драко Малфой.
Ещё один потерянный человек, сыгравший немалую роль в развитии войны. Несмотря на то, что их семейство разыскивалось министерством вот уже больше года, Гермиона давным-давно не держала на него зла. Пусть многолетняя ненависть в школе не прибавляла ему симпатий с её стороны, но вся мерзость его слов обратилась прахом в тот миг, когда они летели из объятой огнём Выручай-комнаты.
— Мисс Грейнджер? — мистер Ханрахан стоял напротив неё и смотрел с долей беспокойства, чего на обезображенном шрамами лице было увидеть вообще подобием удачи. — С вами всё в порядке?
— Да, профессор, — она натянуто улыбнулась. — Вы не могли бы дать мне список книг, по которым я должна сдать коллоквиумы?
— После занятия подойдите, пожалуйста, ко мне.
— Спасибо.
Как много пришлось пережить, чтобы так непоколебимо говорить о вещах, унёсших жизни дорогих ей людей. Впрочем, коса войны забрала и множество других — невинных и никогда не познающих счастья земной жизни.
* * *
Стёкла дрожали от раскатов грома и сильного ветра вперемешку с крупными каплями дождя, природа словно объявила противостояние и буйствовала со всей яростью и силой, на которую была способна, но всё это действо словно оставалось для Драко незамеченным. Он вглядывался в движущиеся изображения на страницах книги, а иногда и вовсе закрывал глаза, пытаясь воссоздать картины у себя в голове. Комната то и дело вспыхивала от света молний, превращаясь то в ослепительно белую, то в мрачно-серую.
— Драко, — раздался тихий голос, и он поднял голову.
Изрядно постаревшая Нарцисса Малфой шла к нему, вытянув ладонь, которой спустя мгновение коснулись длинные пальцы Драко. Паутинки морщин, далеко не мимических, испещрили некогда красивую кожу вокруг её глаз.
— Тебе нездоровится? Вид у тебя какой-то измождённый, — Драко покачал головой, оглядывая мать.
— Всё хорошо, — улыбнулась она, присаживаясь на краешек кресла. — Что читаешь?
— Историю колдоискусства.
— В самом деле?
— Я тоже был удивлён, когда нашёл её. Понятия не имею, откуда она появилась в нашей семейной библиотеке.
— Скорее всего, это книга Андромеды... Ну, ты ведь помнишь её, — Нарцисса замолчала, пристально разглядывая обложку.
— Да. Она вышла замуж за маггла, — сухо ответил Драко, отчего-то принимаясь лихорадочно перелистывать страницы.
Повисшее в воздухе напряжение, казалось, можно было с лёгкостью рассечь мечом. Было ли оно причиной затронутых воспоминаний или запретной темы для разговора Драко не знал, но наткнувшись на засушенный цветок ромашки между страницами, ему стало окончательно не по себе. Он будто прикоснулся к чем-то личному, к вещи, которую хотели спрятать от чужих глаз и сохранить в первозданном виде, как реликвию. Его вчерашняя экскурсия по самым забытым стеллажам библиотеки оказалась плодотворной, плюс ко всему, эта книга была чуть ли не единственной, что не издавала звуков и не намеревалась откусить пальцы. И была укромно спрятана за внушительными томами «Древней магии кельтов» и «Искусством окклюменции».
— Похоже, магглы всех своих гениальных художников называли магами, — нарушил молчание Драко. — Хотя на деле это оказывалось обычной наукой. Какие же они всё-таки идиоты.
— Всё ещё их недолюбливаешь?
— Не понимаю. Хотя и любить-то их не за что. Я позавчера прочёл «Инквизиция: роковая ошибка магглов» Агроны Хокинс. Знала бы ты скольких людей они убили ни за что. Хотя и мы много людей убили...
— Мы никого не убивали, — чуть слышно произнесла Нарцисса и, поднявшись, посмотрела в окно.
— Но по нашей вине погибли многие. Вспомни хотя бы тех, кто умер здесь, в нашем поместье, пока мы сидели и ничего не делали.
— Мы не могли бунтовать, иначе пришлось бы слишком дорого заплатить.
— Наша семья могла в любой момент бежать на другой конец света, чтобы найти помощь, — процедил Драко и отложил книгу.
— Прятаться в норе, пока жизнь проходит мимо? — Нарцисса сжалась, отчего её силуэт в чёрном платье стал совсем тонким. — Это свойственно змеям.
— Я больше не хочу ею быть, — Драко встал рядом, глядя на крупные капли дождя, собирающиеся в дорожки и оседающие на резной деревянной раме. — Я устал прятаться в норе, которую мы называем домом.
— Пока это единственный выход. Ты прекрасно знаешь, на что я надеюсь. Может быть через пару лет министерство объявит амнистию всем Пожирателям, оказавшимся в войне не по своей воле, и нам удастся отделаться штрафом...
— Скажи, ты сама веришь в то, что говоришь? Нас никогда не простят. Если раньше люди презирали нас или завидовали, то теперь на месте этих чувств руины. Наша семья — это позорный шрам в обществе волшебников. Но меня пугает даже не это, а то, что день, когда на мне появилась эта уродливая отметина, я навсегда перестал быть собой.
По щекам Нарциссы потекли безмолвные слёзы. Они блестели в бледном свете хмурого утра, и Драко смотрел на них, как завороженный, не в силах продолжать говорить. Единственная причина, по которой он угасал в собственном доме, сейчас стояла рядом и молчаливо оплакивала живого сына. Отец всегда учил не показывать слабости и держать «лицо» семьи, но стал затворником. Драко ненавидел его всей душой, ненавидел за то, что по его вине мир вокруг стал практически чёрно-белым из-за проклятья фанатика-полукровки. Когда-то в детстве он боготворил отца, стремился стать таким же гордым и самодостаточным человеком, который сделает всё, чтобы сохранить своё чистокровное величие, но теперь от этого стремления ни осталось и следа.
— Я посадила розы у парадного входа, — внезапно произнесла Нарцисса.
— Сама?
— Сажала сама, полил дождь, и сейчас они цветут. Эти семена мне когда-то давно подарила Нимфадора, — она на секунду задумалась. — Тогда я была шестнадцатилетней девчонкой и ещё не думала о замужестве. Странное было время...
— Почему? — Малфой бездумно гладил спину матери кончиками пальцев.
— Тогда не было того, что есть сейчас. Мне не надо было думать о своей семье, мне были чужды возможности богачей и дорогие вещи. В шестнадцать лет у меня на уме была учеба и изредка мальчишки, — Нарцисса улыбнулась.
— А я почти ни с кем не общался в тот год, когда мне было шестнадцать.
— Драко, — она заставила сына поднять на себя взгляд, — прости меня.
— Тебе не за что извиняться.
— Нет, есть.
— Пойдём посмотрим твои розы? Я их только срезанными видел.
Продолжать разговор Драко не стал. Вместо этого он взял мать за руку, уводя из своей комнаты-склепа. Минуя тихие коридоры и смешивая тиканье напольных часов со звуками медленных шагов, они, спустившись по лестнице, оказались у тяжелой резной двери. Драко рывком потянул её на себя свободной рукой, и в нос сразу же ударил свежий запах дождя. Рисунок под ногами был больше похож на зеркало, чем на мраморные плитки, и он сделал шаг вперёд, пытаясь утянуть мать за собой под ливень.
— Никогда раньше не любил дождь, — скорее себе, чем Нарциссе, сказал Драко, вглядываясь в свинцовое небо.
— А я часто под ним бегала... в детстве.
— Побегаем сейчас?
— Заболеешь.
— Мам, не лишай меня хотя бы таких радостей жизни.
Сделав шаг, Нарцисса тут же оказалась под лавиной капель и даже вскрикнула от неожиданности и холода. Драко последовал её примеру, но отреагировал на холод спокойнее, двигаясь всё дальше и дальше от двери. Наконец, спустившись по небольшим ступенькам, насквозь вымокший Драко подошёл к пышному кусту роз, вглядываясь в изящные очертания бутона, терзаемого силой природы: он шатался, прогибался к земле, но держался стоически, не давая себя сломить. Переведя взгляд на мать, Драко представил этой розой её — красивую, острую, но не сломленную.
— Тебе надо оранжерею завести.
— Что? — она подалась чуть вперёд, но гром не давал ни единого шанса разобрать слова.
— Разводи цветы!
— Сейчас подойду!
Нарцисса в прилипшем к стройному телу платье была похожа на мокрую птицу, но ещё никогда прежде Драко не видел свою мать вот такой. Она не улыбалась и не смеялась, но что-то в выражении её лица успокаивало душу.
— У нас куча места на заднем дворе, — Драко смахнул со лба прилипшие пряди волос и крупные капли. — Сделай там оранжерею. Разведи как можно больше цветов. Всяких разных. Ты посмотри, какие они красивые.
Нарцисса замерла, глядя на сына расширившимися глазами.
— Они ведь красные, да? Как кровь?
— А ты разве сам не видишь?
— Нет, — Драко провёл пальцами по шипам и вздрогнул: один из них поранил палец. — Ты похожа на мокрую птичку. Пойдём обратно.
Неторопливым шагом они направились в сторону тяжёлых дверей. Щелчком пальцев Драко призвал эльфа, который быстро высушил хозяев и порог от воды, а потом в мгновение ока возник у лестницы, ведущей на второй этаж, с парой пушистых пледов и кружек чая в руках.
— Разожги камин.
— Да, сэр, — тонким голоском ответил эльф и исчез.
Стены тёмно-зелёной каминной мерцали в отблесках пламени. Драко прошёл внутрь и сел прямо у источника огня. Укутавшись в плед по самую макушку, он точно хотел скрыться от всего мира. Рядом опустилась мама и протянула ему кружку с чаем, пахнущим цитрусом и мятой.
— Дождливая в этом году осень, — прокомментировала Нарцисса, глядя на оранжевые языки в камине.
— Не дождливее, чем обычно, по-моему, — пробормотал из своего кокона Драко, делая глоток чая.
Огонь вспыхнул на секунду и также резко успокоился, но сердце заколотилось чуть ли не в горле — он будто снова вернулся в тот горящий кошмар, когда его мир был разрушен навсегда.
* * *
Бумага, перья, бумага, перья, бумага, бумага, бумага. Никогда в своей жизни Рональд Уизли не видел столько канцелярских принадлежностей. Аккуратно устроившись на столе, пергаменты с отчётами и колдографиями лишь прибавлялись с каждым пришедшим членом собрания.
— Отец, почему за этим всем слежу я? Разве секретарей у нас уволили?
— Вовсе нет. Это твоё первое собрание, так что вникай в суть, сынок, — Артур похлопал его по плечу и прошёл к своему месту.
Рон закатил глаза и стал сортировать отчёты по порядку, хотя искренне не понимал, зачем ему вообще нужно их раскладывать, но отчего-то механически продолжал делить пергаменты на стопки. Когда последний был уложен поверх четвёртой бумажной башенки, в зале появился министр магии — ныне Кингсли Бруствер. Судя по походке, он был явно чем-то озадачен, да и по содержанию отчётов Рон уже догадался, что тема на повестке дня будет весьма тяжёлой.
— Доброе утро, уважаемые члены заседания. Обойдусь без вступлений и сразу перейду к наболевшему. Ознакомившись с вашими отчётами, я решил, что дело не требует отлагательств. Участились стычки между магглами и волшебниками, — Кингсли сделал глоток воды. — Ситуация может принять довольно печальный оборот, если министерство не примет надлежащие меры по искоренению межобщественной вражды. Сегодня утром я подписал указ о формировании нового отдела, который будет напрямую заниматься этим вопросом и контролировать процесс. Мистер Уизли?
Рон до сих пор не мог привыкнуть к столь высокому стилю общения старины Бруствера, с которым не далее, как чуть больше года назад, они сражались в битве за Хогвартс, а теперь давний товарищ возглавлял всё магическое сообщество и делал это с блеском.
— Да? — Артур поднялся, глядя на Кингсли с недоумением.
— С этого дня вы — начальник отдела по контролю маггло-магических отношений и совместно с Авроратом будете осуществлять всё возможное, чтобы корень проблемы был выдран как можно скорее.
— Я? А-а-а... — мистер Уизли на пару секунд потерял способность говорить. — Да, господин министр. Почту за честь, господин министр.
— Я рад. Потому что никто, кроме вас, не разбирается в магглах так же хорошо.
Кингсли широко улыбнулся, жестом попросив Артура сесть на место. Рон был очень рад за отца, ведь, сколько он его помнил, уровень помешанности на магглах у него был чуть ли не на отметке «фанатизм». Артур Уизли восхищался ими и их поразительными интеллектуальными способностями по части изобретений.
— А теперь неприятные новости: вчера в одиннадцать семнадцать вечера в районе Бромли были задержаны преступники, пытавшиеся ограбить маггла. Данная банда давным-давно стоит в списке разыскиваемых за мелкие грабежи и разбойные нападения, но этот случай немного отличается от предыдущих — девушка была тяжело изувечена и на данный момент проходит лечение в маггловской больнице. Ранее никакой агрессии от этих субъектов не исходило, только жажда наживы и лёгких денег.
Далее шли печальные и казусные сводки происшествий, о которых Кингсли говорил с особенной расстановкой, выслушивая мнения присутствующих. Проблема назревала весьма серьёзная, и, судя по его словам, Тони Блэр был не менее озадачен положением в Великобритании, ведь после раскрытия колдовского сообщества творилась сущая неразбериха, так что павшему министерству пришлось собрать все силы в кулак и провести много реформ, чтобы ситуация не уничтожила магический мир, который едва удалось вырвать из лап Волдеморта.
— Рон, — шепнул ему сзади Гарри, — ты теперь на нашем этаже будешь работать.
— Здорово! — искренне обрадовался Рон, пытаясь сфокусироваться на речи Кингсли, но получалось весьма плохо, ведь с самого утра он неустанно думал о Гермионе.
Он и не заметил, как прошли те полгода, что они жили вместе. Рон прекрасно помнил удивлённое лицо Гермионы, когда в конце февраля, потягивая сливочное пиво, предложил съехаться. За все годы, что Рон знал её, она стала такой родной, и время без неё казалось потраченным впустую, хотя даже после курса углубленного изучения магглов при министерстве Рон продолжал считать её загадкой. В этой невыносимо правильной и умной девушке совмещались поистине невероятные вещи, по крайней мере, раньше он замечал все и радовался каждой, но сейчас, когда их совместный досуг состоял из редких вылазок в Хогсмид или маггловского кино, Рональд Уизли глубоко задумывался над тем, что что-то идёт не так. И если Гарри с Джинни с каждым днём прирастали друг к другу, как кораллы к рифу, то между ним и Гермионой образовывалась брешь. Быть может, причиной было недостаточное внимание, быть может, независимой Гермионе требовалось время, чтобы привыкнуть, но Рона слишком заботила их разлука. Поступив на факультет магической правозащиты, она изменилась. Веселая всезнайка Грейнджер стала излишне молчаливой и ещё больше зацикливалась на учебе.
— Рон, очнись, — тряханул его за руку отец. — Собрание закончилось.
— А, точно. Извини, задумался немного, — Рон взъерошил рыжую макушку и собрал кипу пергаментов.
— Мы сегодня в новые кабинеты переезжаем. У меня, как у начальника, будет свой собственный, представляешь?
Артур был рад, как маленький мальчик, бодрой походкой шагая в сторону лифтов. Если бы Рон не помнил, каким разбитым он видел отца, ни за что бы не подумал, что тот грустит. Смерть Фреда изрядно подкосила его здоровье, как и матери. После войны они долго не могли прийти в себя и почти ничего не ели неделями, пока разозлившаяся Джинни не наслала на них летучемышиный сглаз — родители два часа бегали от назойливых рукокрылых. Рон сам часто вспоминал брата и их с Джорджем проделки. Магазин с чумовыми изобретениями работал и сейчас, только под руководством лишь одной части сумасшедшего целого под названием «неутомимые близнецы» и его жены — Анджелины. Вся семья Уизли буквально боготворила её, ведь именно ей удалось расшевелить забывшегося в своей боли Джорджа и вытащить его на воздух.
— Ты не выспался сегодня? Всё утро рассеянный, — сделал замечание Артур.
Над головой летали самолётики с письмами, и Рон хмыкнул — долго же Гермиона учила его делать подобные, только без магии.
— «Отдел магического правопорядка», — объявил диктор, и они с отцом вышли.
Мимо проходили знакомые люди, с улыбкой приветствуя обоих и спрашивая о последних новостях. Рон чуть заметно поднимал уголки губ и отвечал коротко, чтобы, не дай Мерлин, не ввязаться в беседу. Говорить с кем-то сейчас совершенно не хотелось.
Войдя в свой отдел, Рон даже присвистнул, потому что по сравнению с местом, где он работал в течение полутора лет, а отец — долгие годы, это было шикарно: столы новые и блестящие, высокие и пока ещё пустые шкафы с множеством полок, замысловатая люстра в форме груши посреди потолка, доска для записей, Омут памяти и стоящая рядом с ним тумба под будущие пробирки с воспоминаниями. Кабинет Артура размещался в дальнем углу и был весьма просторным. Рон мог поклясться, что старший Уизли уже тщательно раздумывал над тем, сколько маггловских штучек в него поместится. Положив свитки пергамента на первый свободный стол, он облегчённо вздохнул.
— Пап, а сколько у нас людей будет?
— Посчитай количество стульев, и ответ незамедлительно придёт в твою голову, — Артур уже чем-то гремел у себя в кабинете.
— Двенадцать.
— К нам сегодня новенькая придёт. Некто Гленна Уилкинс.
— Да? — раздался женский голос, и Рон обернулся.
Симпатичная голубоглазая девушка стояла у двери и улыбалась.
— А мы как раз вспоминали о вас, — быстро проговорил он. — Я Рон.
— Я знаю, — ответила Гленна, останавливаясь у Омута памяти. — Приятно познакомиться.
— О, а вот и наша очаровательная новенькая! — Артур вышел из кабинета, держа в руках неизвестно откуда взявшуюся сковороду. — Мы тут переезд надумали.
— Господин министр меня уже обо всём известил. Занятная и ответственная работа нам предстоит.
Рон смотрел на неё, усиленно пытаясь вспомнить, где видел раньше. Он был уверен, что совершенно точно с ней пересекался.
— А мы раньше не встречались? — всё-таки спросил Рон.
— До конца четвёртого курса я училась в Хогвартсе. Мы были на одном курсе, только я на Когтевране.
— А! Вы были подругой Чжоу.
— Именно, — кивнула Гленна, отчего её золотистые кудри чуть качнулись. — И давайте перейдём на «ты». Нам ведь работать вместе!
— Хорошо.
— Так, вы пока перекапывайте огород воспоминаний о Хогвартсе, а я пошёл собирать своих птенцов по министерству. Надо бы решить все вопросы с переездом, — известил мистер Уизли и быстро ретировался.
— Он всегда такой?
— Работа — его отдушина. Здесь он забывает о том, что снова заполняет голову с каждым возвращением домой.
— Сожалею насчёт твоего брата.
— Спасибо.
— Вы с друзьями так и шагаете по жизни? — она села на стул, подперев кулачками подбородок.
— К счастью, да, — улыбнулся Рон. — Гарри работает в Аврорате на этом же этаже, так что видеться будем ещё чаще, а с Гермионой мы живём вместе.
— О, понимаю, — хохотнула Гленна, чуть склонив голову набок.
— Ты говоришь, что четвёртый курс отучилась в Хогвартсе, а потом?
— Потом мы переехали во Францию, и я поступила в Шармбатон.
Это слово ассоциировалось Рона с двумя вещами: представительной мадам Максим и собственным позором, который он учинил на том же злополучном четвёртом курсе.
— Я слышала, Флёр вышла замуж за твоего брата? Всегда ей восхищалась.
Гленна ещё что-то говорила, а потом ещё и ещё. Рон отвечал односложным «угу» и «ага», снова вспоминая Гермиону, которая так сильно отличалась от сидящей напротив девушки. В последнее время они чаще проводили безмолвные вечера за просмотром маггловского телевизора, чем такие оживлённые беседы. Ему не хватало её нравоучений и снисходительного «молодец, Рон», её заливистого смеха и прищуренных от злости глаз. Когда она успела потерять это? Или он сам позволил ей измениться? Измениться так, что он сам перестал её узнавать.
— Ты в порядке? — с участием спросила Гленна, заглядывая ему в глаза.
— Что? А, да. Тяжелое какое-то утро.
— Может, сходим попьём шоколада? Я всегда так делаю, когда мне грустно.
Рон возражать не стал, а лишь молча пошёл вслед за новой коллегой.
«А Гермиона колдует, когда ей грустно».
* * *
— Джинни, пасуй!
— Олаф, смотри куда бьёшь бладжером, ты Владиславу чуть череп не прошиб!
— Кто-нибудь видел снитч?
На стадионе команды Паддлмир Юнайтед творилось что-то совершенно невообразимое. Гарри сидел на трибуне и наблюдал за тренировкой с улыбкой. Оливер Вуд размахивал руками и что-то кричал игрокам, которые не обращали на него никакого внимания.
—
Сонорус! — прокричал Оливер, отчего Гарри вздрогнул. — А теперь слушайте меня, остолопы. Ты — особенно, Олаф, — Вуд кинул злобный взгляд на недовольно скривившегося игрока с короткой стрижкой и носом картошкой. — У нас впереди сезон, а вы всё лето страдали не пойми чем. И пусть мою печёнку сожрут церберы, если хоть кто-то из вас летал на метле этим летом.
— Вырезай печень, — звонко хохотнула Джинни, подмигнув ему.
— Ты не в счёт, — отмахнулся Оливер. — Сейчас вы все спускаетесь вниз, достаёте пергаменты с перьями и записываете новую тактику. В этом году у нас соревнование на уровне Европы, и я не допущу, чтобы мы продули!
Жалобный стон прокатился по всему периметру стадиона с синими полосами и возвышающимся на десятки метров флагом со скрещёнными камышами в окружении цвета чуть темнее окружающего. Джинни взмыла вверх и, сделав мёртвую петлю, опустилась на землю первой.
— Гарри, я так рада, что ты пришёл!
— У меня есть два свободных часа. Важное совещание прошло утром, так что я могу понаблюдать за вашими потугами, — хохотнул он, глядя на Оливера, что-то объясняющего одному из загонщиков.
— Ты завтракал?
— Э-э-э...
— Гарри, я ведь сто раз тебе говорила: еда на столе. Тёплая и вкусная еда, — Джинни покачала головой.
— Вот сейчас ты страшно похожа на свою маму в своём неумолимом желании меня накормить, — они сели прямо на траву.
— Да потому что у тебя есть дурацкая привычка встать утром, наглотаться кофе, запихнуть в рот бутерброд, не пережёвывая, и смыться в своё министерство, — Джинни поправила перчатки и бережно положила свою «Молнию» рядом. — А готовлю я кому? Пушистик вряд ли будет есть запеканку и тыквенный пирог.
— Джинни...
— Вот вообще ничего больше не буду делать, — она демонстративно надулась, отвернувшись. — И потом хоть умирай с голоду.
— Ну-ну-ну, я ведь недавно с того света вернулся, — Гарри улыбнулся, хотя на душе будто заскребли десятки гиппогрифов.
— Не надо, — Джинни смотрела на него серьёзно. — Просто пообещай мне, что будешь нормально питаться. Ты в последнее время выглядишь слишком бледным.
— Да не высыпаюсь просто, не волнуйся, — Гарри коснулся упрямо сжатых губ поцелуем. — Ты, наверное, иди ко всем, а то Оливер меня сейчас проклянёт или куда хуже — таки вызовет адских псов.
— Как же он всё-таки занудно всегда объясняет! Разговорится на полчаса, и ведь ничем не остановишь! Хоть заклятье оцепенения посылай, — она обречённо вздохнула и поднялась. — Я буду дома в пять, надеюсь... Так что дождись меня. Поужинаем вдвоём.
— Хорошо, — Гарри поравнялся с ней и поцеловал в щёку. — Я могу взять твою метлу ненадолго?
— Даже и спрашивать не надо было. Уж я-то знаю, каково это — скучать по полётам.
Джинни подмигнула Гарри и направилась к друзьям по команде.
—
Вверх! — скомандовал он лежащей на траве «Молнии», и та сразу же оказалась в его руке.
Оседлав метлу, он почувствовал, как кончики пальцев закололо. Давненько он не летал. Гарри оттолкнулся от земли, а после резко взмыл в небо, петляя в воздухе так, что едва не потерял очки. Льющий, как из ведра, утренний дождь уже прошёл, и о нём напоминал лишь слабый запах озона в воздухе. Гарри пролетел над трибунами по кругу, сделал пике почти у самой земли, вызвав восторженный вздох у всей команды, а потом прямо перед его глазами блеснуло золото. Снитч. Он погнался за ним, вспомнив, как делал это на протяжении многих лет хогвартского обучения, а когда тонкие крылышки забились меж его пальцев, он издал громкое «уо-о-о-о-оу!» от ощущения полной радости. Не будь он аврором, без сомнений подался бы в квиддич, потому что это было у него в крови, как говорили все его друзья и знакомые. Приземлившись, он услышал аплодисменты.
— Смотри и учись, Владислав, как за пару минут ловить снитч, — восторженно высказался Вуд. — Жаль, Гарри, что ты не ловец в нашей команде. Мир квиддича теряет прекрасного игрока, — Оливер сжал его плечо и чуть потряс.
— Может, когда-нибудь он меня обретёт, — риторически протянул Гарри, а после рассмеялся.
— У нас ведь в Хогвартсе было полно хороших игроков, — с грустью произнёс Оливер и посмотрел на рассеивающееся небо. — Джонсон, Белл, Диггори, Чанг, близнецы... — он на секунду осёкся, поворачивая голову к Джинни, которая яростно жестикулировала и доказывала свою точку зрения скептически глядящему на неё Олафу. — Даже Малфой играл неплохо, пусть и купил место в команде.
Вспомнив вечно надменную улыбку и выразительное «Поттер», Гарри покачнулся на месте от всплеска ненависти. Перед глазами заплясали чёрные точки, а ноги словно разом наполнились ватой.
— Эй, Гарри, что с тобой? — Вуд обеспокоенно схватил его за локоть, не давая упасть.
— Всё нормально, — слабо ответил он. — Переутомился на работе, наверное. Сейчас в министерстве куча дел и забот.
— Ты себя береги, — поучительным тоном произнёс Оливер. — Нас всех после войны подкосило. Мне до сих пор снятся кошмары, — Вуд стал совершенно серьёзным, и лицо его погрустнело. — Так что будь осторожнее. Джинни за тебя очень переживает. И я переживаю.
— Со мной, правда, всё в порядке.
Ещё ни разу после войны и массовых похорон друзей Гарри ни с кем ничего не обсуждал. Эти воспоминания были слишком тяжелы, и сил на то, чтобы озвучивать их, будить совсем недавно успокоившуюся боль, совершенно не было. Пусть его не беспокоил шрам, а жуткие события остались в прошлом, рана в душе не затянется никогда.
— Гарри? — к ним подошла Джинни.
— Голова закружилась с непривычки. Давно всё-таки не летал. Я буду на трибунах, если что.
Пытаясь сохранить твёрдость походки, он шёл и молился про себя, чтобы Джинни, его дорогая и родная Джинни, не пошла следом, ведь скажи он ей о своём состоянии, и она бросит всё. Сколько людей пожертвовали из-за него своим здоровьем, судьбой, душой, и Гарри больше не хотел стать причиной того, чтобы в очередной раз любимый им человек положил на алтарь его жизни свою.
Когда тьме пришёл конец, и весь магический мир вздохнул с облегчением, каждый думал о будущем. Каждый воображал следующий день, в котором уже не будет того, что было прежде.
Всё изменилось.
