Глава 20— Я даже не знаю, радоваться мне таким характеристикам, или нет… — пробормотал Сириус.
— Ну, я бы не сказала, что они чрезмерно отрицательные, — начала было Гермиона, но Блэк прислонил к ее губам палец и укоризненно спросил:
— Скажи мне, маленькая умная девочка, почему ты всегда все пытаешься объяснить такими громоздкими фразами?
Гермиона осеклась. Она сама не знала, почему сказав что-то искреннее, идущее от сердца, она тут же пытается спрятаться за ворохом пустых и ничего не значащих логических объяснений своим поступкам.
— Ты боишься себя? — продолжал Сириус, не отводя от девушки пристального взгляда. — Или ты боишься тех, кто тебя окружает?
— Я не знаю, — буркнула Гермиона, отводя глаза.
— Не бойся. Просто не бойся, — тихо попросил Сириус и, вдруг, резко отстранившись от нее, преувеличенно бодрым голосом продолжил. — А теперь — вперед, на поиски Кикимера!
Гермиона удивленно взглянула на Сириуса, но промолчала. Блэк же, казалось, полностью погрузился в поиски пропавшего домовика. Он обшарил весь чердак, заглянул в чулан, но так и не нашел его.
— Ладно, пока положи подарок в его нору. Может, он найдет его и от счастья перестанет скрываться, — с сомнением произнес Сириус. Гермиона кивнула и заглянула в убежище Кикимера. Это была довольно невзрачная каморка на кухне. Большую ее часть занимали трубы — и под одной из них лежала большая куча тряпья, вокруг которой лежали чьи-то колдографии, потертые кубки, медальон и еще какой-то трудноопределимый мусор. Гермиона присела на корточки и положила одеяло, прикрывая тряпки.
— Это здесь он спит? — тихо спросила Гермиона, аккуратно раскладывая одеяло. Сириус не ответил, вертя в руках чью-то фотографию в треснувшей рамке. — Кто это?
— Беллатриса Лестрейндж. Моя кузина, Упивающаяся Смертью, верная соратница Лорда… и просто прекрасная женщина, ты не находишь? — зло бросил Сириус, «случайно» роняя фотографию в мусорное ведро. — Ой, какая неприятность…. Мать всегда любила мою кузину, и заявляла, что вот она не посрамила чести Блэков…. Впрочем, о моем братце Регулусе она отзывалась с не меньшей любовью, — добавил он, беря в руки следующий снимок. Гермиона поднялась с корточек и взглянула на колдографию. На ней был запечатлен худощавый парень, неуловимо похожий на Сириуса, не обладающий, однако, ни его живостью, ни красотой.
— Я единственный из Блэков, который учился в Гриффиндоре, — тихо проговорил Сириус, а затем, тряхнув головой, положил снимок на место. — Я думаю, что Молли с ребятами скоро вернуться, и надо будет их чем-то накормить. Ты мне не поможешь?
Гермиона кивнула, машинально отметив, что портрет брата Сириус не выбросил.
Хлопнула входная дверь, говоря о возвращении друзей. Гермиона выглянула в коридор и удивленно подняла бровь: миссис Уизли, явно чем-то разозленная, быстро сматывала свой шарф, а Гарри и Рон, напротив, еле сдерживали смех.
— Папа решил поэкспериментировать с магловской медициной, — тихо прошептала Джинни в ответ на немой вопрос Гермионы. — Его колдомедик оказался таким же повернутым, как и папа, и они решили проверить, помогают ли волшебникам швы.
Гермиона тихо хихикнула, представляя себе реакцию миссис Уизли на известие о том, что ее мужа попытались сшить, как прореху на рубашке. Джинни подтвердила предположение:
— Мама рвала и метала, пока не появился целитель. Он кое-как ее успокоил, но папе все равно здорово досталось.
— А еще мы видели Локхарта, — добавил Рон, подойдя к девушкам. — Он почти вылечился от моего заклинания — уже умеет раздавать автографы.
— И родителей Невилла, — добавил Гарри, помрачнев. Рон тут же перестал улыбаться, и, посерьезнев, кивнул:
— Ужасно. Почему Невилл нам не сказал…
— Не думаю, что таким хочется делиться, — резко заметила Джинни.
Гермиона растерянно взглянула на друзей. Гарри пояснил:
— Родители Невилла лишились разума под пытками Круциатусом. Это сделали супруги Лестрейндж и Крауч-младший. Ну, помнишь, он еще Грюмом притворялся…
Гермиона молча кивнула, повторяя про себя сказанное. Беллатриса Блэк…. Теперь уже Лестрейндж. Кузина Сириуса. «Я бы тоже не слишком бы гордилась такой семьей, — отстраненно подумала девушка, почти не слушая, о чем говорят друзья. — С другой стороны, родственников не выбирают»
Ближе к вечеру Сириус ощутил странную усталость. Это было неприятное чувство — будто остановили пружину механизма, и тот, сделав несколько холостых оборотов, отключился, что, конечно, не могло не раздражать. Сорвавшись пару раз на Люпине, Сириус понял, что лучше сегодняшний вечер провести в тишине и в одиночестве. Запершись в своей комнате, Сириус мрачно посмотрел на камин. Неровное пламя, словно испугавшись такого взгляда, затрепетало еще сильнее. Сириус раздраженно взмахнул палочкой, окончательно гася огонь. Комната погрузилась в темноту, слегка нарушаемую слабым светом уличного фонаря, что пробивался из прорех на пыльных шторах.
Сириус уселся на пол и замер. Эта привычка осталась у него после Азкабана — не двигаясь, глядеть в темноту, повторяя про себя лишь одно «Я не виновен». Сейчас, правда, этой мысли не было. Сириус прислушался — где-то на первом этаже разговаривали, смеялись, обсуждали последние новости. Жизнь продолжалась и без него, исчезни он сейчас — никто и не заметит. В дверь кто-то тихо постучал, и Сириус, поймав себя на том, что улыбается, буркнул, тщетно пытаясь придать голосу суровость:
— Проходи.
— Тут темно… — пробормотала Гермиона, озираясь. В глазах плавали цветные пятна, и она поморгала, чтобы быстрее освоиться. Наконец, разглядев возле кровати фигуру сидящего на полу человека, девушка без колебаний подошла к нему. — Почему ты сидишь тут, один и в темноте?
— Я не знаю, — мрачно ответил Сириус, чувствуя ее тепло рядом с собой.
Несколько секунд в комнате царила тишина. Затем, Гермиона медленно проговорила, тщательно подбирая слова:
— Я боюсь, что я буду выглядеть смешно, если не буду выражаться по-научному. Я прячусь в путаных и громоздких объяснениях от себя. А еще — мне просто действительно нравится так говорить, ведь это дает мне возможность полностью задействовать свой словарь… ой.
Гермиона осеклась, услышав тихий смешок со стороны Сириуса.
— Не бойся. Смешно ты никогда не будешь выглядеть, — тихо сказал он, обнимая девушку за плечи и прижимая к себе.
— Даже если я надену розовую кофточку, как Амбридж? — спросила Гермиона, улыбаясь.
— Даже так, — подтвердил Сириус, целуя ее. Поцелуи становились все более жаркими, и вскоре Сириус ощутил ее ладони, скользившие по его спине под свитером. Определенно, эта девчонка его с ума сведет... или в могилу. «Держи себя в руках, Бродяга, держи себя в руках, не порть ей жизнь». И один Мерлин знал, каких усилий от него потребовалось, чтобы не дать этим отчасти невинным ласкам перерасти во что-то большее.
И вполне естественно, что им было не до шороха, который раздался из пустой картины на стене.
***
— Ты передал сообщение Сириусу? — спросил Альбус, глядя на портрет Финеаса Найджелуса. Тот смущенно крякнул.
— Э-э-э… Если честно — нет.
Армандо Диппет возмущенно фыркнул со своего портрета:
— Опять дерзите?!
— Нет, просто мой пра-пра-правнук... кхм, спал, — честно ответил Финеас.
— Ты должен был его разбудить! — продолжил препираться Армандо, но Дамблдор прервал их ссору:
— Это похвально, что в тебе взыграли родственные чувства, но это сообщение первостепенной важности. Ты должен…
— Ничего я не должен! — быстро возразил Финеас, рассматривая свои ногти. — Дайте поспать человеку!
— То есть, то, что Волдеморт подбирается к пророчеству — это не важно? — тихо спросил Альбус, глядя на Блэка. Тот передернул плечами.
— Я по прежнему считаю, что это нужно бы знать самому Поттеру, а не моему правнуку.
— Гарри узнает… — рассеянно произнес Альбус, постукивая пальцем по столу. — Я попрошу Снейпа, чтобы он занялся с Гарри окклюменцией. Если их взаимная неприязнь сильна так, как я думаю, то Гарри, вместо того, чтобы защищать свой разум, лишь глубже погрузится в разум Волдеморта. И тогда, узнав о пророчестве, он захочет узнать его содержание, что повлечет за собой массу интереснейших событий.
— Я уже говорил, что вы поразительный гуманист, профессор? — кисло произнес Финеас, отрываясь, наконец, от своих ногтей.
— Да. Я делаю это ради его же блага, — твердо произнес Дамблдор, поправляя очки. — Чем раньше Гарри узнает, что он — Избранный, тем меньше жертв принесет эта война.
— Ну, надо же! В прошлый раз вы были готовы уморить половину Хогвартса, чтобы Гарри был готов совершить акт самопожертвования, — ядовито восхитился Финеас.
— Половина Хогвартса — это слишком много. Самые близкие друзья — этого достаточно, — пробормотал Дамблдор.
Финеас молча отвернулся и вышел из картины.
— Ничего не хочу сказать, сэр, но Блэк отчасти прав, — с сомнением произнесла Дайлис Дарвент со своего портрета. — Это выглядит немного жестоко — заведомо отправлять мальчика и его друзей на смерть.
— Мне тоже очень жаль Гарри, — произнес Альбус, и в его глазах заблестели слезы. — Я люблю мальчика, словно своего сына, но только он может остановить Тома Реддла. Если бы я мог, я сразился бы сам, но я лишь старый больной человек, который мечтает о теплых носках…
Портреты притихли, с сочувствием глядя на самого могущественного волшебника столетия, которому никто никогда не дарил такой простой вещи, как вязаные носки.
