Девушка на старой фотографииВсе фотографии являются точными. Но ни в одной из них нет истины
Ричард Аведон
- Ну что, так и будем молчать? - Малфой смерил растерянную Гермиону ледяным взглядом. Тон его был таким же ледяным, как и взгляд, а, может быть, еще холоднее, и Гермиона с трудом удержалась от соблазна зябко поежиться. Она неопределенно пожала плечами, подошла к зеркалу и принялась вынимать заколки из прически, причем делала она это с таким энтузиазмом и усердием, словно не было для нее занятия в этой жизни интереснее и занимательнее.
Она знала, что соврать и отвертеться сейчас у нее не получится, и просто тянула время. Он видел ее растерянность, а значит, понял, что она что-то скрывает. Он всегда был очень проницательным, ее муж, да и два и два всегда складывал без труда, неизменно получая в результате четыре. Но говорить правду нельзя. Стоит ей только начать, одно потянет за собой другое, и вереница из ее маленьких и больших обманов начнет разматываться, точно клубок ниток, а когда размотается до конца, на ее жизни можно будет безошибочно поставить крест.
Она тяжело вздохнула, положив на туалетный столик последнюю шпильку. Молчание затягивалось, и надо было что-то говорить, но она решительно не знала, что.
- Ты ведь не поверишь, если я скажу, что была на свидании? - она сказала это просто так, чтобы досадить ему, хотя прекрасно знала, что ему все равно. Вернее, она подозревала, что такие тонкие материи как ревность вообще не доступны его пониманию.
Малфой хмыкнул.
- Ну конечно, как же я сразу не понял, в чем тут дело! Он, разумеется, высокий страстный брюнет, настолько страстный, что в пылу любовной горячки огрел тебя по голове доской?
Гермиона, наконец, повернулась к нему, встретившись с насмешливым взглядом серых глаз. Драко поднял руки, словно бы в знак примирения.
- Я бесчувственное бревно, я помню, ты неоднократно это говорила.
Ну да, так она и говорила. Малфой никогда не ревновал ее, и Гермиону это страшно задевало. В конце концов, она пришла к выводу, что ему либо все равно, либо он вообще не способен на какие-либо проявления эмоций. Зато она однажды закатила ему первостатейную сцену ревности со всеми надлежащими атрибутами, которую он запомнил надолго.
Гермиона обнаружила у него на ключице синяк, который привел ее в неописуемую ярость, и Драко тогда с удивлением смотрел на то, как его всегда уравновешенная жена яростно щурила глаза, шипела, словно змея, и советовала ему проваливать туда, где ему эти синяки оставляют. К слову сказать, синяк ему оставила Бэкки, которая любила залезать к отцу на руки и начинала требовать, чтобы он подбрасывал ее в вверх. Он послушно подбрасывал, и детское личико становилось восторженно-испуганным, девочка крепко сжимала кулачки и заливалась звонким счастливым смехом, когда Драко перехватывал ее в воздухе.
Но отчего-то, к его огромному удивлению, эти вполне разумные доводы на жену не действовали, и вместо того, чтобы благоразумно переждать бурю, он засмеялся, заявив, что она очень нравится ему в гневе, и лучше бы им прямо сейчас позвать сюда Бэкки и спросить все у нее.
- Вот только ребенка сюда приплетать не надо! - с этими словами она распахнула шкаф и принялась вышвыривать оттуда его одежду. Эта почти что киношная сцена ревности, раскрасневшиеся щеки жены, ее глаза, горевшие странным лихорадочным огнем и сваленная на кровати одежда привели его тогда в состояние какого-то странного восторга. Он никогда раньше и подумать не мог, что ее ревность доставит ему столько неподдельной мальчишечьей радости, что ему даже стало немного стыдно за это.
- Ну вот, - Гермиона с чувством выполненного долга оглядела результат своих праведных трудов, - то, что надо! Дочь, свекровь и собака остаются мне, а ты проваливай к своим девицам!
Драко рассмеялся и притянул ее к себе, а потом посмотрел ей прямо в глаза и очень серьезно сказал:
- Как ты только могла подумать, что мне может быть нужен кто-то, кроме тебя? Я бы тебя не променял и на сотню девиц. И никогда, ни единой секунды не сомневайся в этом.
Как же она не понимала, как сильно он их любит, ее и Бэкки? Ему даже иногда становилось страшно от осознания того, насколько сильно он к ним привязан. С ними у него было все, что делало эту жизнь настоящей, то, ради чего действительно стоило жить.
Она всегда целовала его по утрам перед уходом на работу, и всегда поправляла и без того безупречно повязанный галстук - просто так, потому что ей это нравилось. Он знал, как она улыбается, знал, что ее карие глаза в полумраке всегда кажутся почти черными, и за это знание можно было отдать полжизни.
Бэкки всегда встречала его по вечерам, бежала по лестнице с радостным криком: «Папочка приехал», наплевав на все уверения бабушки, что юной леди не пристало себя так вести, а потом повисала на нем, точно маленькая проворная обезьянка. Это была его дочь - их дочь - и она была для них целым миром Их дочь - разметавшиеся белокурые локоны, звонкий смех, разбитые коленки, уроки французского, капризы и уверенность в том, что мама с папой любят ее больше всего на свете.
Зачем ему нужны были какие-то там девицы, когда у него было все, чтобы быть счастливым: наряженная на Рождество огромная елка под потолок и ожидание чуда, дразнящий запах кофе, детский смех, озорной пес с умными и добрыми глазами, вересковые поля, где они так любили кататься верхом, легкомысленные качели в саду под цветущими яблонями, запах летнего утра и абсолютная уверенность в том, что у них все и всегда будет хорошо.
Он никогда и не думал сомневаться в том, что она все это знает по умолчанию, и никогда не сомневался в том, что и для нее нет ничего более важного в жизни, чем их семья. Ему никогда не приходило в голову ее ревновать, а она называла его в связи с этим бесчувственным бревном, и жутко злилась, что он ее не ревнует. Для нее это почему-то было важно.
- Вот именно! И, заметь, я не спрашиваю - оцени мою деликатность - какие такие важные дела вытащили тебя из дома в выходной день?
- Я тебе расскажу, как только ты ответишь на мой вопрос. Что произошло сегодня ночью? Джоан, пожалуйста, не усугубляй и без того сложную ситуацию, я и так места себе не нахожу из-за Бэкки и этой проклятой посылки, а тут еще ты заявляешься под утро с разбитой головой. Ну что мне прикажешь думать? - Драко и впрямь говорил как-то устало, и Гермионе стало стыдно. В конце концов, это ведь она заварила эту кашу.
- Знаешь, после того, что я тебе расскажу, ты вполне можешь решить, что я сошла с ума, - Гермиона начала мерить комнату шагами, и даже зачем-то подошла к окну, выглянув в сад, словно желая убедиться в том, что Кристины там нет.
- Ну, может, все не так трагично.
- Я даже не знаю, с чего начать.
- Лучше всего с начала. Давай, обещаю, что буду слушать очень внимательно, - Малфой, словно бы в подтверждение своих слов, поудобнее устроился в кресле. - Начни с того момента, когда мы расстались вчера вечером.
Гермиона сделала глубокий вдох, словно собираясь нырнуть в воду.
- Я была в комнате Бэкки. Она долго не могла уснуть, а когда она, наконец, угомонилась и я пошла к себе, было около двух. Когда я пришла в комнату, сюда, часы внизу пробили два, я это хорошо запомнила. Я уснула довольно быстро, гроза была в самом разгаре. Проснулась я часа через два, было еще темно, но дождь уже закончился. Я не знаю, отчего проснулась, просто какое-то тревожное предчувствие. Я взяла часы и подошла к окну, хотела посмотреть время… - тут Гермиона ненадолго запнулась, словно бы второй раз переживая тот ужас, который ей пришлось испытать, когда она увидела в ночном саду Кристину, которую вот уже много лет считали мертвой. Кристина назвала ее Гермионой. Как ни крути, но Кристина Бернгард об этой странице ее биографии осведомлена не была. Но факт оставался фактом, и разумного объяснения эту факту определенно не находилось. - Я увидела в саду, под деревьями, Кристину. Кристину Бернгард, ты ведь ее помнишь?
Она испытующе посмотрела на Драко. Странное дело, но его это, казалось, совсем не удивило, как будто бы он ожидал это услышать.
- Ее забудешь, пожалуй. И что, ты сломя голову бросилась навстречу своей старой подружке?
Гермиона возмущенно хмыкнула.
- Она твоя подружка, не моя.
- Тогда объясни мне, зачем ты пошла вниз? Ты ведь выходила в сад?
- Выходила, - призналась Гермиона.
- Зачем? – Драко казался совершенно невозмутимым, но Гермиона видела, как на шее у него часто-часто пульсирует тонкая жилка.
- Я испугалась, она сказала что-то вроде: «Впусти меня».
- И ты не придумала ничего лучше, чем это сделать?! – Малфой, наконец, дал волю эмоциям.
- Что ты на меня кричишь? Говорю тебе, я сильно испугалась! Я решила сначала, что это и вовсе привидение. Она была одета в какую-то странную хламиду, белую, и шла босиком по мокрой траве. Иными словами, в люди в таком виде выходить нельзя. И я решила пойти в сад.
- Почему ты не разбудила меня?
Потому что я не самоубийца, хотела было сказать Гермиона, но вслух, разумеется, озвучивать свои мысли не стала.
- Я просто растерялась. Когда я подошла к дверям, за мной увязался Чарли. Я выпустила его, а потом вышла сама. Было еще темно, но очертания предметов уже можно было различить. Я дошла где-то до середины дорожки и решила развернуться, мне стало довольно страшно. Но когда я собралась это сделать, меня кто-то сильно ударил по голове, и я потеряла сознание. Очнулась я довольно быстро, оттого что Чарли облизывал мне лицо. Я поняла, что времени прошло совсем немного, рассвести не успело. Потом я кое-как добралась до спальни, заперлась в ванной. Дальше ты знаешь. При всем при этом я попрошу тебя учесть, что никаких психотропных веществ я не принимала, галлюцинациями и психическими расстройствами никогда не страдала, - выпалив все это на одном дыхании, Гермиона села на кровать и посмотрела на Драко, словно ожидая, что он вот-вот скажет, что ей пора в дурдом.
Но он этого не говорил, только задумчиво смотрел в полыхающий камин, и в серых глазах его плясали отблески огня.
- Когда ты выпустила Чарли, куда он пошел? – спросил Драко, напряженно о чем-то размышляя.
- Господи, да какое это имеет значение?
- Имеет, раз спрашиваю.
- Он ринулся в кусты сирени, он всегда туда бежит, птиц гоняет. Ничего примечательного. А теперь ты ответь мне, где ты был сегодня?
Драко усмехнулся.
- Хотел навести справки о старой подружке.
- О какой подружке? - Гермиона посмотрела на него непонимающим взглядом. - О Кристине? Она что, и тебе показывалась? - она спросила это таким упавшим голосом, что Малфой смерил ее подозрительным взглядом.
- Нет, мне она не показывалась. По всей вероятности, по тебе она скучала больше все эти годы. Когда ты уснула под утро, ты бормотала во сне: «Не может быть, не может быть». А потом ты называла имя – Кристина - и нетрудно было догадаться, кто тебя навестил этой ночью. Мне совершенно не понравилась эта история с посылкой, да и вспомнилось еще кое-что, - Гермиона слушала, затаив дыхание, - то письмо, которое тебе принесла к воротам какая-то старуха в день нашей свадьбы. Письмо было подписано инициалами «К» и «Б», кроме того, оба эти письма были написаны в каком-то дурацком стиле, и написаны они были одним и тем же человеком.
- Почему ты так решил? - Гермиона смотрела на мужа расширившимися от удивления глазами. Тогда, на свадьбе, она была уверена, что Драко не смог различить инициалы в конце письма, а он, оказывается, смог, да еще и помнил об этом все эти годы.
- Фразы отрывистые, и эти восклицательные знаки в конце каждого предложения… Это почерк одного и того же человека.
- Что ты имел в виду, когда сказал, что наводил о Кристине справки? Ты думаешь, она жива?
- Не знаю, Джоанна. Ее дядю выпустили из тюрьмы пару лет назад, он ушел из политики, ведет очень замкнутый образ жизни и старается лишний раз не привлекать к себе внимание. Ее брат, с которым мы с тобой имели честь быть знакомы, женился и вполне благополучен. Племянница и сестра знать о себе не давала, и была официально признана мертвой спустя какое-то время. Ее никто не видел с тех пор, как она исчезла. Как ты думаешь, может она быть жива?
Гермиона пожала плечами. Она не знала ответа на этот вопрос, и он не знал. Они замолчали, слушая, как потрескивают в камине поленья.
- Ты помнишь, однажды ты сказал, что ей нужны были какие-то бумаги твоего отца?
Драко кивнул, и, как это всегда бывало, когда речь заходила об отце, выражение его лица становилось жестким и каким-то непроницаемым.
- Ты понял, что это за бумаги? – спросила Гермиона.
- Нет, - он покачал головой. - Я пересмотрел все бумаги в его кабинете, но не нашел ничего, что могло бы ее заинтересовать. По крайней мере, на первый взгляд. Ни одного упоминания фамилии Бернгард. Если она и искала что-то, это вряд ли было связано с ее семьей.
- Тогда это очень странно. Ты думаешь, это все же была она? Если, конечно, я все-таки не сошла с ума.
- Я думаю, что помимо того очевидного обстоятельства, что ты видела Кристину или кого-то, мистическим образом на нее похожего, есть много «но» в этой истории. Первое. И дом, и сад, окружен кольцом мощных защитных чар, и пройти сквозь этот заслон могут либо люди, которые часто бывают у нас в доме, либо те, кто приходит по нашему приглашению, либо те, кто знает, что это за чары и как их снять. И могу тебя уверить, что никто, кроме весьма ограниченного круга лиц, этого не знает.
Гермиона согласна кивнула.
- Что это может значить?
- То, что Кристина могла бы попасть в наш сад только, если бы действительно была привидением. Но, судя по твоим рассказам, она была, как бы это сказать, вполне материальной? Значит, она была живой. Но как она могла в таком случае попасть в сад? Второе. Тебя ударили по голове, ударили несильно, довольно тяжелой доской. Я был утром в саду, она валяется около дорожки в траве. Убивать тебя не собирались, иначе били бы сильнее. Значит, хотели просто попугать?
- Зачем Кристине меня пугать? Какой во всем этом смысл? Кроме того, она хоть и была со странностями, она все же была волшебницей, и воспользоваться для этих целей палочкой было бы куда сподручнее. И вообще, я слабо представляю Кристину, которая тащит за собой тяжелую доску, вгоняя в руки занозы.
- Вопрос без ответа. В другой схожей ситуации я решил бы, что тот, кто тебя ударил, боялся, что ты имеешь доступ к его палочке, и без труда может определить, что за заклинание было сотворено этой палочкой последним.
Гермиона хмыкнула.
- Где прикажешь мне искать ее палочку? Да и ее саму? На дне морском?
- Третье. Почему не лаял Чарли? Если бы в саду был чужой, он бы бросился к нему, подняв оглушительный лай, а он, по твоим словам, бросился в кусты, что он делает только в двух случаях: если в саду нет чужих или если в саду только свои. Те, кого он знает. Что скажешь?
- Мне нечего сказать, Драко, правда, нечего. Все это так или иначе приходило мне в голову, но я совершенно не представляю, как все это можно объяснить. А самое главное, зачем все это?
- Вот именно, зачем? Знаешь, я бы не удивился, если бы узнал, что все эти годы она была жива. Но я скорее бы предположил, что она распивала коктейли на тропическом острове, живя под чужим именем, а не бродила бы босиком по темному саду, обмотавшись простыней, вокруг дома людей, которые едва ли обрадуются встрече с ней и пригласят на чай, уж скорее спустят с лестницы. А эта посылка? Это какой-то бред, но она никогда не была дурой, хоть ею и прикидывалась. И если уж эта игра затеяна, она затеяна с какой-то вполне конкретной целью.
- Вот только с какой?..
Они уснули очень поздно. Вопросы по-прежнему остались только вопросами, ответов на них не находилось. Гермиона долго ворочалась в кровати, а потом забылась тревожным сном.
Во сне она видела Кристину. Гермиона стояла на краю крутого высокого обрыва, дрожа от порывов ледяного ветра, а внизу под обрывом рокотало холодное зимнее море. Вода была свинцовой, и в этой воде, внизу, она увидела Кристину. Было очень высоко, но ей удалось отчетливо ее разглядеть. Она махала ей рукой и звала купаться, уверяя, что вода просто чудо, она купается вот уже шесть лет, и еще ни разу вода ни была холодной… В какой-то момент Гермиона потеряла равновесие и соскользнула с обрыва, оглушительно закричав.
Проснулась она от собственного крика. Комнату заливал яркий солнечный свет, и теплый ветер надувал невесомые шторы на окнах. Переведя дыхание, она села в кровати, пытаясь прогнать ужас, который она испытала, когда сорвалась с обрыва в клокочущее темное море.
Если бы только она смогла разобраться во всей этой истории! Но у нее не было никаких зацепок, ничего, что могло бы хоть что-то ей объяснить. Вчера, когда они говорили о том, что произошло, она забыла об одной детали, но сегодня она вспомнила о ней и решила не откладывать это в долгий ящик.
Из-за дверей библиотеки доносилась негромкая французская речь. Гермиона тихо постучала и открыла дверь.
- Ну что, как успехи?
Бэкки, с ног до головы перемазанная чернилами, подняла на маму полные мольбы глаза. Ежедневные уроки французского были для нее сущей пыткой, но Нарцисса имела свои взгляды на воспитание внучки.
- Сегодня неплохо. Ну что ж, юная леди, у вас будет десять минут для отдыха, а потом продолжим.
- Спасибо, бабулечка, - ребенок исчез из комнаты в мгновение ока. Гермиона улыбнулась, усаживаясь в кресло напротив свекрови. На столе лежали листы пергамента, исписанные неровным детским почерком.
- Она совершенно недисциплинированна, совершенно, - покачав головой, сказала Нарцисса.
- Она просто еще очень маленькая, - Гермиона улыбнулась.
- Вы с Драко все ей позволяете. Я, признаться, тоже с трудом говорю ей нет. Вы что-то хотели, Джоан?
- Откровенно говоря, хотела у вас кое о чем спросить. Дети нашли это вчера в саду. Я решила, что его потерял кто-то из гостей, - Гермиона выложила на стол перед свекровью найденный в саду медальон. - Вы знаете, кому он принадлежит?
- Знаю. Но вы, как я понимаю, полагаете, что его потерял кто-то из приглашенных на день рождения Бэкки.
- Вероятно так оно и есть, - пожала плечами Гермиона.
- Одно я могу сказать с полной уверенностью – медальон обронила не хозяйка.
- Но почему? Вы же сказали, что знаете, кому он принадлежит?
- Он принадлежит Владиславе Шеффер, - ответила Нарцисса. - Вам о чем-нибудь говорит это имя?
- Нет, - Гермиона отрицательно покачала головой, - среди приглашенных ее не было совершенно точно.
- Конечно, ее и не могло там быть, - Нарцисса осторожно взяла в руки медальон, - хозяйка этого медальона уже много лет находится в больнице святого Мунго, в отделении, где лечат болезни психики. Если говорить как есть, то Владислава сошла с ума окончательно и бесповоротно много лет назад, когда погибла ее семья. Этот медальон подарил ей муж в день свадьбы, первая буква ее имени, и с тех пор она с ним никогда не расставалась. Это грустно, но едва ли она когда-нибудь выйдет из больницы. И я ума не приложу, как ее медальон мог попасть в наш сад.
- Может, этот просто похож?
- Все возможно, но вряд ли.
- Она была вашей подругой? - сама не зная почему, Гермиона вдруг почувствовала странное беспокойство.
- Владислава? Нет, никогда. Мы учились на одном курсе, поддерживали приятельские отношения, но не более того.
- У вас есть ее фотография? – осторожно спросила Гермиона.
- Разве что среди школьных, но это было так давно… - Нарцисса легко поднялась из кресла, подошла к одной из полок и достала альбом с фотографиями. Страницы альбома легко перелистывались, мелькали чьи-то лица, но Гермиона не смотрела. Она напряженно ждала, когда же свекровь найдет нужную фотографию.
- Вот она, смотрите, - Нарцисса протягивала невестке альбом, раскрытый на нужной странице, и Гермиона взглянула на фото.
Хогвартс, скамейка у озера, большое раскидистое дерево - она узнала бы это место и через тысячу лет. Сердце тоскливо заныло, но она быстро отогнала ненужные мысли. Люди, изображенные на снимке, представляли в данную минуту для нее интерес куда больший. Люциус и Нарцисса, молодые и беспечные, радостно улыбались в объектив. Рядом с ними стояла еще одна пара - молодой человек и девушка, такие же молодые и счастливые.
- Это Владислава и ее будущий муж, - голос Нарциссы доносился откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды.
Гермиона же продолжала жадно всматриваться в лицо девушки на фотографии. Высокие, резко очерченные скулы, зеленые с прищуром глаза, слегка раскосые, капризно изогнутые губы, густые темные волосы и победная улыбка красавицы, уверенной в своей неотразимости и власти над окружающими. Девушка на фотографии была довольно привлекательной, но отнюдь не поэтому Гермиона не могла отвести от снимка потрясенного взгляда.
Она уже видела эту женщину раньше. Шесть лет назад, еще до замужества, она видела Владиславу Шеффер в залитой дождем беседке посреди темного осеннего сада.
