Глава 22Весна 1999 года выдаётся сырой и ранней. В один из апрельских дней, когда дождь, наконец, заканчивается – а вечер тёплый, почти что летний – только что вернувшийся с пляжа Ойген (дождь, да ещё весной, вовсе не кажется ему помехой для привычного и ставшего, кажется, уже обязательным ежедневного купания в океане) пытается вытащить Снейпа куда-нибудь погулять, но тот варит что-то и прерваться не может – махнув рукой, Мальсибер оставляет его в покое и уходит один.
На сей раз его заносит в китайский квартал. Он понимает это пройдя мимо двух каменных львов, охраняющих улицу, и попадает в совершенно иной мир. Начинает уже смеркаться, на домах зажигаются разноцветные фонарики: алые, с золотыми кистями, гирляндой тянутся над всей над улицей, белые, из тонкой, кажется, рисовой бумаги, с непонятными ему иероглифами висят у дверей… Запахи оглушают: из ресторанов и окон вкусно пахнет едой – в этой палитре он различает густой сладковатый запах лапши и резкий аромат жаренной рыбы, тонкий запах приправ, птицы и, кажется, кислого соуса, а еще каких-то приторных благовоний. Мальсибер начинает оглядываться в поисках места, где можно поужинать, справедливо предполагая, что дома еды ему сегодня не дождаться, а дёргать без настоящей необходимости занятого делом друга он не любит. Ойген идёт по улице – это жилой, а не туристический квартал, и ресторанчики тут довольно своеобразные. Людей на улице много – вот несколько старичков сосредоточенно и плавно выполняют какие-то завораживающие упражнения: «цигун» всплывает в памяти Мальсибера. Чуть дальше слышится стук костяшек маджонга о стол и отрывистая китайская речь.
Во дворе одного из домов заканчивается гаражная распродажа – любимое развлечение всех американцев всех этнических групп, насколько он понимает, которое, впрочем, и ему самому очень нравится. Похоже, правда, что сейчас он пришёл слишком поздно: все уже разошлись, и хозяева начинают собирать нераспроданное. Впрочем, увидев Ойгена, они ему улыбаются и останавливаются, широким жестом приглашая господина смотреть всё, что ему понравится.
Он и смотрит.
Это не обычная распродажа… и дом необычный. Магический… он чувствует магию – незнакомую, но не кажущуюся опасной – и даёт себе слово обязательно купить что-нибудь, раз уж задерживает владельцев.
А когда обнаруживает первый артефакт – понимает, что не просто «обязательно купит», а сделает это за любые деньги. Потому что найденная вещь его очаровывает и восхищает – а за это Мальсибер денег никогда не жалеет. Впрочем, цена стоит вполне божеская – он откладывает артефакт и с азартом продолжает свои поиски.
В конце концов он отбирает несколько вещей общей суммой тысячи в две долларов – очень дорого для распродажи обычной и смешно – для магических редких предметов. Когда он подходит к двери с ними в руках, та приоткрыта, а хозяйские голоса раздаются откуда-то изнутри – Ойген вежливо окликает их, но те, похоже, не слышат. Он зовёт их ещё раз, а потом, громко постучав, входит.
Внутри похоже, что сборы к отъезду идут полным ходом: всюду коробки, часть шкафов открыта и пуста… Ойген вновь громко зовёт хозяев – хозяйка выглядывает из ближайшей двери и зовёт его внутрь: на улице уже довольно темно, а расплачиваться лучше при свете.
Первое, что Мальсибер видит, войдя в комнату – дивной красоты китайская мебель: пара изящных резных алых кресел с круглыми, по форме чайной розы спинками и вставками из перламутра; в комплекте к ним – элегантный письменный стол красного дерева с кучей маленьких ящиков, ручки которых выполнены в виде драконьих голов, и резным деревянным кружевом декоративных решеток у его основания. Жемчужина кабинета - роскошный комод с нависающими, подобно облакам на гравюрах, краями. Красный лак, роспись, невероятной красоты перламутровая инкрустация – цветы и птицы… белые журавли, синие… кто это? Зяблики? Он не знает… Онемев от восторга, Мальсибер, даже позабыв про хозяев и про то, зачем он вообще здесь, подходит к чудесным предметам и, присев на корточки, осторожно проводит самыми кончиками пальцев по их поверхности. Потом, очнувшись, глядит на недоумённо смотрящих на него хозяев, встаёт, улыбается им и решительно спрашивает, указывая на мебель:
- Сколько?
- Это не продаётся, - возражает ему хозяин, невысокий молодой китаец, очень серьёзный – и очень… маггловский.
- Я понимаю, - кивает Ойген, но отступаться не собирается. – Я хотел купить это, - он показывает им корзинку с принесёнными артефактами. – Если я правильно посчитал, всё это стоит около двух тысяч долларов… я заплачу ещё столько же за стол, комод и кресла.
Он видит, как вспыхивают их глаза, но хозяин колеблется.
- Это очень ценные вещи… они принадлежали прадеду моей жены… династия Мин… мы не планировали… не собираемся расставаться с ними.
- Четыре, - говорит Ойген и добавляет: - Только за них. Плюс ещё две за это. Всего будет шесть.
- Десять! – решительно говорит хозяйка – тоже совсем молоденькая и очень хорошенькая. – За всё. И мебель ваша.
Хозяин смотрит на неё недовольно – сумма кажется ему откровенно завышенной. Она и сама не уверена и – Мальсибер знает – готова в торгу. Но… он просто чувствует, что торговаться сейчас – не должен.
- Согласен, - говорит он. – Чек или наличные? Золото или бумажные деньги? Или и так, и так?
- Пополам! – быстро произносит хозяин. – Половина обычными долларами, половина золотом.
- Мне придётся сходить за деньгами – я не ношу с собой столько, - говорит Ойген. – Я скоро вернусь – и надеюсь найти вас здесь же. Могу я попросить вас дать слово, что вы дождётесь меня?
- Конечно, - быстро кивает хозяйка, кажется, сама не веря в свою удачу. А Ойгену становится грустно, потому что так радоваться пусть даже довольно большой сумме в обмен на отказ от такой красоты, да ещё и принадлежавшей твоему предку – это печально… Впрочем, он никак этого не показывает – напротив, кивает и, оставив артефакты на почти что уже своём комоде, активирует портключ – в казино.
Потому что дома у него таких денег нет, а банки уже закрыты. Завтра утром он первым делом зайдёт туда и заберёт нужные суммы – что золотом, что бумажками – а сейчас он просто забирает то, что нужно, из сейфа в своём кабинете, оставив, впрочем, официальную расписку с обещанием вернуть всё на место в течении сорока восьми (на всякий случай) часов – и возвращается.
Его явно не ждут так скоро – но ему рады. Он отдаёт деньги: половину пачкии стодолларовых купюр и мягкий тяжёлый мешочек с золотом.
- Пересчитайте, - просит Мальсибер.
Те пересчитывают и кивают:
- Всё верно… ну, - радостно, почти счастливо улыбаясь, говорит хозяйка, - спасибо вам. Прадедушка прожил очень длинную и счастливую – по-своему – жизнь… и очень любил эти вещи. Пусть они и вам принесут долгую жизнь и сделают вас счастливым – так, как вам нужно. Счастье – оно ведь у всех разное, - она улыбается ему и добавляет: - Я желаю от чистого сердца. Ничего не бойтесь – прадед был хорошим человеком. И он не осудил бы меня, я знаю: вещи должны принадлежать тому, кого они радуют, а мне… мне сейчас важно совсем другое, - она улыбается снова и смотрит на своего мужа.
Мальсибер ей сразу верит – и улыбается тоже. А потом, поддавшись неожиданному порыву, достаёт из кармана вторую часть стандартной десятитысячной пачки долларов, что он забрал из сейфа, и молча кладёт на покрытый старой клеёнкой стол. Потом опять улыбается, прикладывает указательный палец к своим губам, достаёт палочку, уменьшает покупку, кладёт всё в карман – и, улыбнувшись ошеломлённым хозяевам на прощанье, очень быстро выходит.
Ощущая, что только что сделал один из самых правильных поступков в своей жизни. А деньги… Деньги – это всего лишь деньги.
И уж у него они всегда будут.
Ужинает он в каком-то маленьком ресторанчике неподалёку: берёт утку и рис и просит принести «какое-нибудь радостное и праздничное ваше вино» - он совсем не разбирается в китайских винах и даже не уверен в их существовании, однако ему приносят нечто золотисто-розовое и восхитительно пахнущее сливой. Вино оказывается сладким и шёлковым, утка – хрустящей, и к концу ужина Ойген пребывает в совершенно счастливом и расслабленном состоянии. Десерт он заказывает сразу – просит тоже что-нибудь аутентичное, сладкое и праздничное – и получает покрытые тонкой хрусткой карамелью бананы, которые приводят его с совершенный восторг… но сперва удивляют, потому что их ему почему-то приносят первыми, а когда он спрашивает, почему ему принесли сначала десерт, удивляются, объясняя, что именно таков порядок подачи блюд в Китае. Всё вместе настолько восхищает его, что Ойген запоминает и ресторан, и названия блюд, и решает, что, пожалуй, имеет смысл хотя бы немного выучить китайский язык, раз уж у них такая чудесная кухня, а у него теперь будет кабинет в их стиле… и надо будет, наверное, докупить туда что-то вроде кушетки… да и шкаф, пожалуй, понадобится… или два…
Лёгкое почтительное покашливание отвлекает его от этих приятных мыслей. Он приоткрывает глаза – которые сам не заметил, как и когда закрыл – и видит склонившегося перед ним в вежливом полупоклоне старика. Совершенно седой китаец, с длинными тонкими усами и такой же длинной и тонкой бородкой, спускающейся почти что до талии и примерно с середины заплетённой в косичку, протягивает ему расписную овальную чашу, полную… печенья?
- Прошу вас, пожалуйста, - говорит он. – Возьмите одно.
- Я больше не голоден, - благостно отвечает Мальсибер, - но спасибо. И принесите, пожалуйста, счёт.
- Его не обязательно есть, - очень странно отвечает китаец – на нём тёмно-синий шелковый халат, а кожа тонкая и сухая, словно бумага. – Возьмите, - настойчиво повторяет он.
Ойген с удивлением вскидывает брови:
- Не есть? А что ещё с ними делать?
- Это печенье с предсказаниями, - отвечает старик. – Возьмите одно. У вас очень важный день сегодня.
- С предсказаниями?
О, это интересно. Мальсибер задумывается, потом закрывает глаза, опускает руку в чашу и, не раздумывая больше, берет первое попавшееся. Открывает глаза, смотрит на лежащее на ладони печенье, похожее на небольшую полую раковину – и разламывает его. Внутри лежит длинная тонкая бумажка, на которой написано: «Тот, кто пьёт воду, должен помнить о тех, кто рыл колодец. Будь щедр сегодня и завтра боги удачи улыбнутся тебе». Ойген недоумённо смотрит на это, потом переводит такой же удивлённый взгляд на старика, показывает ему написанное и спрашивает:
- И как это понимать?
- Вы приняли сегодня очень важное решение,- говорит седой китаец ему. – То, что вы получили сегодня, принесёт нечто важное в вашу жизнь и изменит её.
- К лучшему, я надеюсь? – шутит Мальсибер.
- А это зависит от того, насколько вы соответствуете этому предсказанию, - туманно отвечает старик, откланивается и уходит, буквально растворяясь полупустом, в общем-то, зале.
Ойген переводит взгляд на бумажку, складывает её и прячет в то же карман, где лежат его уменьшенные покупки. Потом допивает вино, дожидается счёта, оставляет щедрые чаевые – и уходит.
…Дома он ставит на пол во всё ещё полупустой комнатке, служащей ему импровизированным кабинетом, крохотную китайскую мебель, возвращает ей первоначальный размер – и приступает к тщательному её изучению на предмет опасных и вредных заклятий. Закончив с этим только под утро и так и не найдя ничего, он идёт к Северусу. Тот спит – Мальсибер бесцеремонно садится на край кровати и тормошит его за плечо.
- Вставай, - говорит он. – У меня к тебе дело – а мне уже давно пора быть на работе.
Снейп бормочет что-то недовольное и бессвязное – Ойген воспринимает это как свидетельство пробуждения и говорит деловито:
- Запоминай. Я там купил кое-что – оставил в своём будущем кабинете на раковине. Как встанешь – посмотри повнимательнее, пожалуйста, не притащил ли я какую-нибудь гадость. Ну и вот это тоже можешь изучить, - он выкладывает на прикроватный столик купленные вчера артефакты. Снейп тем временем приоткрывает глаза и спрашивает:
- Который час?
- Шестой, - бодро отвечает Мальсибер. – Ты всё запомнил?
- Скотина, - устало говорит Северус, закрывая глаза. – Я лёг в четыре.
- А я вообще не ложился. Смотри, какая дивная вещь, - говорит Ойген, беря со столика небольшую шкатулку. – Тебе понравится.
- Что ты сюда притащил? – слишком хорошо знающий своего друга Снейп вновь открывает глаза и смотрит, прищурившись. – Обязательно было нести это сразу в спальню?
- По-моему, тут нет ничего опасного, - легкомысленно пожимает плечами Мальсибер. – Я проверял. Но ты посмотри тоже, конечно.
- Проверял он, - Снейп с досадливым стоном садится и забирает у него из рук шкатулку. – Убери это отсюда немедленно и оставь хотя бы в гостиной, я посмотрю.
- Ты про кабинет слышал? – уточняет Ойген, послушно собирая принесённые артефакты.
- Угу, - Северус отчаянно зевает. – Иди отсюда – я проснусь и всё сделаю. И руки помой, что ли.
- Зачем? - удивлённо смеётся Мальсибер.
- Затем, - отрезает Снейп, падая обратно и накрываясь с головой простынёй. – Это всегда полезно, - доносится до Ойгена его приглушённый голос.
Мальсибер фыркает, встаёт, бросает на прощанье:
- Соня, - и уходит.
...Возвращается он в середине дня: поспать несколько часов и поесть, основная работа в казино – по ночам и под утро, а следующий выходной у него через неделю. Спать он, однако, не идёт, а идёт искать Снейпа. Тот предсказуемо обнаруживается у себя – сидит за столом и пишет что-то.
- Ты посмотрел? – спрашивает с порога Мальсибер.
- Посмотрел, - рассеяно кивает Снейп. – Нет ничего. Пользуйся. И мебель ужасна.
- Ты ничего не понимаешь в красоте и эстетике, - смеётся Ойген. – Она совершенна в своем изяществе и вообще прекрасна.
- Главное – чтобы тебе нравилось, - пожимает плечами Северус и уточняет: – Тебе нравится?
- Очень! - восклицает Мальсибер.
- Тогда всё в порядке. Тебе что-то нужно? – нетерпеливо спрашивает Снейп. – Я работаю, если ты не заметил.
- Заметил, - мирно говорит Ойген. – Ты будешь обедать?
- Нет. После. Не мешай мне, наконец! – раздражённо говорит он, и Мальсибер с демонстративным вздохом уходит.
Однако он вовсе не расстроен – он привык и полагает подобное поведение вполне естественным и нормальным для своего компаньона. Поскольку он голоден, он просто проходит на кухню, забирает из холодильника оставшееся с вечера жаркое, отламывает кусок хлеба, берёт бутылку холодной воды – и идёт в кабинет, где его дожидается его вчерашнее приобретение – чудесная лаковая мебель.
Наспех поев прямо там, он отставляет посуду на подоконник и приступает уже не к осмотру – к разглядыванию. С наслаждением проводит ладонями по блестящей поверхности, обрисовывает кончиками пальцев каждый цветок и каждую птицу… выдвигает все ящики, открывает все створки… И стол, и комод пусты – его это вовсе не расстраивает, он просто отмечает про себя это, продолжая всё трогать, разглядывать и разве что не обнюхивать – хотя почему «не»? Мебель чудесно пахнет деревом, лаком и благовониями, и этот запах Ойгену тоже нравится. В конце концов он слегка успокаивается и начинает рассматривать в подробностях её декор. На дверцах комода нет ни одного одинакового элемента: вроде бы идентичные птицы оказываются разными из-за разного перламутра, из которого вырезаны их перья, и такими же разными оказываются цветы и травы… Он трогает их, запоминая и наслаждаясь, обрисовывает пальцами контур – и вдруг, когда он проводит указательным пальцем по сердцевине цветка, напоминающего то ли хризантему, то ли пион, внутри что-то щёлкает и панель, на которой изображён тот, слегка выдвигается.
Потайной ящичек.
Мальсибер даже рот приоткрывает от предвкушения, осторожно выдвигает его подальше… и радостно выдыхает: внутри что-то есть.
