Глава 23 6 января.
Сегодня утром меня будто ушатом холодной воды облили: я вдруг осознала, что послезавтра уезжаю в Хогвартс. Свободе приходит конец.
Не хочу уезжать. Мерлин, как я не хочу…
Здесь – уют, покой, родные лица, задушевные разговоры. Там – злоба, блеск заклятий, разрезающих кожу, боль, кровь… И ещё – Амикус. Тварь без чести и совести.
Мама, мамочка! Неужели ты спокойно проводишь меня на вокзал, знаю, что меня ожидает в школе?
Довольно, мисс Браун. Успокойтесь.
Не хватало ещё мать сюда впутывать.
Мне семнадцать. Я совершеннолетняя. У меня есть мантия-невидимка.
Я справлюсь.
* * *
Мы с Брайаном гуляли по заснеженной роще. Он рассказывал мне интересные истории, много смеялся. В его волосах переливались капельки – растаявшие снежинки.
И хотелось пригладить ладонью влажные тёмно-русые пряди, прижаться губами к румяной от морозца щеки… Защитить. Приласкать.
Материнский инстинкт, что ли, просыпается?
7 января.
Как дура, рыдаю над раскрытым чемоданом. Не могу я вернуться в школу!
Я всего лишь маленькая, избалованная, пугливая девчонка. Почему меня заставляют сражаться с теми, кто сильнее?
Надоело играть в войну, надоело геройствовать. Тем более, у меня не слишком хорошо это получалось.
Лучшее, что можно сделать – поплыть по течению. Иначе волны захлестнут меня с головой.
Прямо сейчас пойду к маме и буду просить её не отсылать меня в Хогвартс.
Только бы она согласилась… Мы переберёмся в Германию, а если повезёт, в США. Отца к себе пригласим.
Не найдут же нас где-нибудь на ферме в Канзасе Пожиратели смерти?
Мантию-невидимку и слёзы феникса я пошлю Парвати.
Надеюсь, мои товарищи простят меня. А нет – и не надо. Я сделала свой выбор и не должна ни перед кем отчитываться.
Разве что перед своей совестью…
Раньше я думала, что у совести голос профессора МакГонагалл – твёрдый, повелительный. Но сейчас она обращалась ко мне тихо, робко, как Энни Кроткотт.
Неужели ты бросишь тех, кто в тебе нуждается?
Брошу. Своя мантия ближе к телу. И потом, разве от меня что-то зависит в этой борьбе? Я же не Гарри Поттер.
Решено. Я иду к маме. Я должна её убедить.
* * *
О, Мерлин всемогущий… Голова раскалывается. Что произошло? Каким образом система логических умозаключений, тщательно выстроенная мною, рухнула буквально за несколько минут?
…Мама и крёстная, похоже, обсуждали что-то важное: едва я вошла в гостиную, обе замолчали и как-то грустно, виновато взглянули на меня.
- Мы как раз хотели поговорить с тобой, Лав, - натянуто улыбнулась мама. – Присядь.
Я опустилась на диван, сцепила руки на коленях.
- Итак, в чём дело?
- Это касается твоей учёбы. – Она глубоко вздохнула. - Всего лишь через полгода ты могла бы сдать ЖАБА и получить диплом. Я знаю, как много это значит для тебя.
ЖАБА? Я давным-давно не вспоминала об экзаменах, а диплом меня, в общем-то, никогда не интересовал. Неужели она этого не понимает?
- Но в Хогвартсе сейчас слишком опасно. Ваши учителя не могут гарантировать вам жизнь и здоровье. Я пару дней назад встретила в Косом переулке миссис Лонгботтом с внуком – и не узнала его! У бедняги всё лицо в царапинах и кровоподтёках. Да что я тебе рассказываю – ты сама всё видела и испытала.
Действительно, к чему ты клонишь? Сообразить бы…
- Я очень боюсь за тебя, Лав. Ты даже не представляешь, как сильно. И я не хочу, чтобы ты возвращалась в Хогвартс.
Что?
- Что?!
- Учиться там – значит ежедневно рисковать жизнью. Нам лучше переждать эти тяжёлые времена где-нибудь за границей, в спокойном месте. Первое время погостим у Валерии в Париже, потом ещё что-нибудь придумаем. Возможно, Джон к нам вскоре присоединится. Ну как, согласна?
Поздравляю, Лаванда! Даже просить ни о чём не пришлось: обо всём подумали за тебя. Осталось только согласиться…
- А как же Отряд Дамблдора?
- Твоим друзьям, конечно, будет нелегко без тебя. За эти полгода ты совершила столько отважных поступков! Я раньше и не подозревала, что у меня такая храбрая дочь…
А ведь я действительно приносила пользу. И могла бы сделать ещё больше.
- …Но они едва ли тебя осудят. Они такие же люди, как ты.
Такие же, как и я. Значит, перед ними сейчас встаёт точно такое же искушение! А если мы все попрячемся в тёмные норы, кто же будет бороться с Пожирателями?
- В конце концов, сейчас главное – выжить.
- Мама! – резко сорвалось с моего языка. – Ты говоришь, как слизеринка!
- В самом деле? – Она невесело улыбнулась. – Пусть так. Я всего лишь забочусь о своём ребёнке.
- Я уже не ребёнок! Я взрослый человек. В школе я отвечала не только за себя, но и за младших – и справлялась с этим. У меня появились причины уважать себя, гордиться собой, быть может! – Я осеклась, встретившись с полунасмешливым взглядом Валерии.
- Это заметно.
Серьёзно она говорит или издевается?
Смейся, крёстная, если хочешь. Я всё равно скажу то, что должна сказать.
- Если я буду прятаться от опасностей, я превращусь в прежнюю пустышку Лавви.
Валерия подошла к окну, раздвинула шторы. В комнату ворвался поток света.
- Я предупреждала тебя, Эва: Лаванда откажется. Гриффиндорство у неё в крови.
Мама положила руки мне на плечи.
- Что ж, это твой выбор. Ты хорошо над ним подумала?
- Да.
- Тогда ступай собирать вещи. Помочь тебе?
- Да, спасибо, мам.
…Вот и всё. Завтра я уезжаю. Верное ли избрано решение?
Жизнь покажет.
8 января.
- Жаль, что я не могу тебя проводить. – Брайан потёр рукавицей щёку. – Пиши мне, ладно? Я хочу быть в курсе твоих дел.
- Постараюсь. Не скучай! На Пасху я приеду.
- Береги себя, ладно? Говорят, в Хогвартсе сейчас такое творится…
Я растерянно отступаю на шаг.
- Откуда ты знаешь о Хогвартсе?
- Дед рассказывал. Он волшебник, и покойная бабушка была колдуньей. А папа – сквиб.
С минуту мы молчим.
- Как думаешь, если бы мне передались способности деда, на какой факультет я бы попал? – внезапно спрашивает он.
- На Хаффлпафф, наверное, - с тихим смешком вырывается у меня. А в горле почему-то встаёт ком.
Брайан наклоняется ко мне, и его руки обвивают мои плечи. Губы соприкасаются.
Любви нет. Это просто нежность: нежданная, негаданная, непрошенная…
* * *
После холода улицы купе кажется райским оазисом. Я снимаю шапку, вешаю меховую мантию, подбегаю к окну, чтобы послать маме и Валерии воздушный поцелуй.
Они улыбаются мне. Мама стирает с ресниц слезинки, крёстная что-то ей спокойно говорит.
Мне невольно вспоминаются наш с ней прощальный разговор.
- Лав, я боюсь за тебя ничуть не меньше Эвы.
- Обещаю, я буду осторожна.
- Нет, я знаю: ты вполне можешь постоять за себя. Я говорю о твоей душе.
- О моей душе?
- Ну, о психике, если тебя больше устраивает такой вариант. Ты слишком много времени проводишь в атмосфере злобы и вражды. Насколько я понимаю, тебе каждый день приходится защищаться или защищать других с помощь боевых заклятий.
- И что из этого?
- Фридрих Ницше, маггловский философ, сказал: «Если ты слишком долго вглядываешься в бездну, то бездна начинает вглядываться в тебя». Не позволь Тьме проникнуть в твою душу. Помни: никакая цель не оправдывает дурное средство.
Я только кивнула.
Надо бы поразмыслить над её словами. Но времени нет: дверь распахивается, и в купе входит Парвати.
Она загорела, поправилась и выглядит удивительно хорошенькой.
Мы делимся друг с другом каникулярными впечатлениями. Вскоре появляется Симус, и я обнимаю его с пылкостью, неожиданной для меня самой.
Внезапно поезд трогается.
Он медленно отходит от платформы. Прощай, Лондон!
* * *
В замке, вроде бы, ничего не изменилось. Во всяком случае, следов пребывания Волдеморта и его слуг я не заметила.
В Большом зале нам подали роскошный ужин. Увы, есть с отменным аппетитом, созерцая чёрную, мрачную фигуру Снейпа (кстати, он заметно похудел и стал похож на бестелесного призрака), бывает затруднительно.
Пока я добиралась до гриффиндорской башни, Забини попытался напасть на меня, но я уложила его Ступефаем. Что ж, война продолжается!
