Глава 29. Косой Переулок.Когда мы с Дамблдором заключаем Магический Контракт, касающийся моей предстоящей работы в Хогвартсе, директор выдает мне некоторую сумму авансом. Не очень много, но на новую мантию хватит уж точно, особенно учитывая тот факт, что ни на что больше тратиться мне не придется. Ведь в Хогвартсе я живу абсолютно задаром. Вообще-то, вначале директор предлагал мне прямо-таки баснословную зарплату, очевидно, рассчитывая на мою неосведомленность в деньгах волшебников. Но я хочу, чтобы все было по-честному.
При мысли о новой работе меня охватывает какое-то радостное волнение. Я ведь никогда не работал по-настоящему. В смысле, единственной должности в моей жизни больше всего подходит определение «Убийца Волдеморта». Разве мог Мальчик-Который-Выжил быть кем-то еще? Зато теперь все обстоит совершенно иначе. Теперь никто не ждет от меня невыполнимого и мне никого не надо убивать. Идеальные условия.
Преподаватели принимают новость о моей новой должности радостно. Я даже думаю, что, пожалуй, им действительно нужен был помощник. Они мигом начинают распределять мое рабочее время, решая, кому в какой день недели я буду помогать.
– У Гигантских Фикусов начался брачный сезон, а еще приближается пора цветения папоротника! У меня рук не хватает, чтобы со всем управиться. Было бы просто чудесно, если бы ты мне помог, дорогой, – говорит профессор Спраут.
– О, а я как раз провожу инвентаризацию в Больничном крыле, – восклицает мадам Помфри. – Твоя помощь была бы очень кстати.
– Я… это… собирался пойти в лес, отловить пару нюхлеров, – подключается Хагрид. – Пойдем, покажу тебе всякую волшебную живность!
Но когда Дамблдор напоминает Снейпу, что ему нужна была помощь в приготовлении какого-то особо трудоемкого зелья, тот лишь презрительно морщит нос и цедит сквозь зубы:
– Я не подпущу к своим зельям вашего мальчика на побегушках, Альбус. Это слишком тонкая работа, чтобы поручать ее какому-то
магглу, который даже не способен осознать всей сложности магической науки Зелий.
Слово «маггл» он произносит с такой интонацией, словно говорит о чем-то особо отвратительном, вроде гноя бубонтюбера. После этих слов за столом воцаряется ошеломленная тишина. Во взглядах преподавателей, обращенных на Снейпа, читается укор. Некоторые из них украдкой поглядывают на меня, словно ожидая какой-то реакции. Наверное, они полагают, что для меня слова Снейпа – это все равно, что для слепого заявление о том, что он слишком глуп, чтобы различать цвета. Словно он оскорбил неизлечимо больного. Это неуловимо витает надо мной с самого первого дня в Хогвартсе. Я чувствую это, когда преподавателя смягчают голоса при разговоре со мной и не упоминают волшебство в моем присутствии. Как будто бы отсутствие магии – это что-то вроде неизлечимой болезни, о которой в разговорах следует тактично умалчивать. Как будто бы магглы неполноценны и не могут познать жизни во всей ее полноте.
– Профессор Снейп прав, – невозмутимо говорю я, продолжая намазывать на тост мармелад. – У меня нет никакого желания чистить тонны его котлов. Пусть этим займется кто-нибудь менее удачливый.
Это мигом развеивает повисшую было неловкость. Профессора смеются, а Снейп бормочет что-то подозрительно похожее на: «Маленький наглец!» и вылетает из Большого зала.
Уже позже я узнаю, что Снейп был недалек от истины, нарекая меня в разговоре с директором «мальчиком на побегушках». Работа в Хогвартсе несложная, но ее оказывается неожиданно много, и это на время помогает мне отключиться от окружающего и не думать о том, что мое теперешнее состояние весьма напоминает хождение по острию ножа. Любое мое неосторожное слово или действие может заварить такую кашу, которую мне едва ли удастся расхлебать. Но чем больше я вживаюсь в свою новую роль, тем меньше рискую допустить какую-либо идиотскую оплошность в разговоре с профессорами. И вскоре я начинаю ловить себя на том, что искренне наслаждаюсь общением с ними. Это все равно, что заново обрести семью, о которой уже не смел и мечтать. И я думаю, что, пожалуй, вопреки всем моим предубеждениям, Магический мир все-таки принес мне что-то хорошее.
*****
Тридцать первого июля меня ждет неожиданный сюрприз. В первые несколько секунд после того, как я захожу в Большой зал, мне кажется, что я ошибся дверью. Весь зал украшен конфетти, воздушными шарами, магическими фейверками и прочей дребеденью. Но все преподаватели сидят за столом, как и обычно, а Дамблдор, на голове которого красуется пестрый островерхий колпак, машет мне рукой, предлагая присоединиться к завтраку. Когда мне удается справиться с удивлением и занять свое место, директор принимает торжественный вид и взмахивает палочкой.
– С днем рождения, Гарри! – радостно восклицает он, и почти одновременно с этим где-то в районе потолка взрываются конфетти, засыпая весь стол яркими блестками, а прямо из воздуха появляется несколько поздравительных открыток, которые на разные голоса принимаются распевать «С днем рожденья тебя», попутно соревнуясь в громкости.
Мне приходится зажать уши руками и выдавить из себя улыбку, хотя бы отдаленно смахивающую на счастливую. Хотя оглядывая лица преподавателей, я понимаю, что поющие открытки никого кроме Дамблдора в особый восторг не привели. У Снейпа и вовсе такой вид, будто его вот-вот стошнит. Праздничный колпак зельевара лежит возле его тарелки и выглядит так, словно его хорошенько смяли, а затем с силой швырнули на стол.
Когда открытки наконец замолкают, все преподаватели принимаются поздравлять меня и дарить подарки, и вскоре я не знаю, куда деться от неловкости. По правде сказать, я и забыл, что сегодня мой день рождения. Я не привык отмечать эту дату, и со временем она потеряла для меня всякий смысл. Профессор Снейп же держится особняком и усиленно делает вид, что ничего необычного не происходит. Лишь остервенение, с которым он терзает щедро посыпанный блестками бекон на своей тарелке, говорит о том, что он вообще замечает окружающее.
Завтрак уже подходит к концу, когда профессор Дамблдор говорит:
– Итак, Гарри, ты готов к сегодняшнему мероприятию?
– Какому мероприятию? – с подозрением в голосе спрашиваю я, уже предчувствуя, что ничего хорошего мне это не сулит.
– К выходу в мир, разумеется! – радостно сообщает директор. – Ты отлично справляешься со своей работой, Гарри, но тебе пора прекратить вести жизнь затворника. А сегодняшний день как нельзя лучше подходит для того, чтобы прогуляться за пределы Хогвартса, посмотреть, как живут волшебники, развеяться, наконец. Неужели ты не согласен с этим?
Взгляды всех за столом устремляются на меня, и я чувствую, что меня приперли к стенке. А все дело в том, что я уже не первый день нахожу причины, чтобы не выходить из Хогвартса ни на какие «прогулки». Я слишком живо представляю себе толчею в Косом Переулке или Хогсмиде, чтобы желать там оказаться. И, кроме того, замок дарит мне чувство защищенности и спокойствия, с которыми я не хочу расставаться. По крайней мере, пока что. Но преподаватели настойчивы. Я пытаюсь отыскать в их лицах хоть крошечную надежду на то, что мне позволят и этот день провести, спокойно работая в оранжереях или помогая Хагриду кормить его магических животных, но все тщетно. Столкнувшись взглядом со Снейпом, я вижу в его глазах насмешку.
После недолгих колебаний я покорно вздыхаю и говорю:
– Ну хорошо. Пожалуй, мне и правда пора развеяться.
– Прекрасно! Минерва как раз хотела посетить сегодня Косой Переулок. Думаю, ей не составит труда прихватить тебя с собой, Гарри.
– Я с огромным удовольствием покажу Гарри волшебные магазины и лавки, – соглашается профессор МакГонагалл. – Уверена, мы чудесно проведем время.
Так и получается, что в свой пятнадцатый день рождения я впервые за очень долгое время оказываюсь в Косом Переулке. По сравнению с тем, каким я видел это место в последний раз, разница просто ошеломляет. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что со стен магазинов на волшебников больше не скалятся фотографии беглых и разыскиваемых Упивающихся Смертью, а дома не зияют провалами выбитых окон. Здесь царит мир, как и во всех других частях этой странной реальности, но мне все еще трудно до конца это осознать. Поэтому я с любопытством оглядываюсь вокруг, рассматривая волшебников и ведьм в разноцветных мантиях, витрины магазинов со всевозможными чудесными вещами, такими знакомыми, но уже успевшими стать немножко чужими.
– Гарри, зайдем сюда! – окликает меня профессор МакГонагалл. – Здесь продают замечательное мороженое, ты непременно должен его попробовать.
Посидев с полчаса в кафе Флориана Фортескью, мы направляемся в магазин одежды. Колокольчик на двери мелодично звенит, и из глубины магазина появляется невысокая волшебница в фиалковой мантии – мадам Малкин.
– Матильда, этому юноше нужны мантии, – говорит профессор МакГонагалл после короткого приветствия.
Волшебница кивает и проводит меня в заднюю часть помещения, чтобы снять мерки.
– Школьные мантии? – спрашивает она, поглядывая на меня с легким любопытством.
– Нет-нет, – поспешно отвечает за меня профессор МакГонагалл. – Повседневные. Практичные и не слишком кричащих оттенков. Мы возьмем сразу несколько штук.
– Разве этот юноша не учится в Хогвартсе? – удивленно спрашивает невысокая волшебница. – На вид ему дашь не больше шестнадцати…
– Гарри и правда всего пятнадцать. Но он не учится в Хогвартсе. Просто обстоятельства сложились таким образом, что ему пришлось на время переехать в замок.
Как и следовало ожидать, после этого туманного ответа любопытство в глазах мадам Малкин лишь усиливается. Но, видимо, в силу своего природного такта она больше ничего не спрашивает, и через некоторое время мы с профессором МакГонагалл забираем несколько магически уменьшенных мантий и направляемся к выходу. Я поворачиваю блестящую изогнутую ручку двери и выхожу на кажущийся слишком ярким после полутьмы магазина свет, когда неожиданно в кого-то врезаюсь.
– Ой!
– Молодой человек, смотрите, куда идете! – громыхает над моей головой чей-то суровый голос. – Вам глаза для чего даны?
Я несколько раз моргаю, а затем, когда зрение проясняется, застываю в остолбенении. Прямо передо мной стоит бабушка Невилла со своим неизменным чучелом грифа на голове, и весь ее вид выражает праведное негодование.
– Из-извините, – бормочу я, все еще не в силах оправиться от изумления. – Я не хотел…
Но бабушка Невилла меня уже не слушает. Она переводит взгляд куда-то за мое плечо и восклицает:
– О, профессор МакГонагалл! Здравствуйте. Надо же, какая неожиданная встреча!
– Здравствуйте, миссис Лонгботтом, – благожелательно откликается декан Гриффиндора. – Как ваше здоровье?
– Мерлин пока милует, – отвечает она. – Профессор МакГонагалл, я хотела спросить вас насчет нашего Невилла... Он сейчас как раз здесь со мной… Невилл! – зовет она громким командным тоном, оглядываясь куда-то назад. – Подойди-ка сюда, живо! Смотри, кого я встретила!
Через несколько секунд из толпы волшебников и ведьм выныривает немного запыхавшийся Невилл. Он кажется гораздо менее подтянутым и не таким высоким, каким я его помню, но знакомое круглое лицо с вечным чуть растерянным выражением все то же. Сейчас Невилл выглядит слегка испуганным, словно в чем-то провинился. Я смотрю на него во все глаза, как будто вижу не человека, а привидение. Впрочем, в какой-то мере это действительно так. Еще один призрак из моей прошлой жизни…
– Здравствуйте, профессор, – вежливо здоровается он, хотя выглядит при этом несколько настороженно. Профессор МакГонагалл учтиво кивает в ответ.
– Невилл, ты ведь показал не лучшие результаты по Трансфигурации в этом году, не так ли? – грозно вопрошает внука миссис Лонгботтом.
Невилл покаянно кивает и замирает, понурив голову.
– Профессор МакГонагалл, скажите, есть ли надежда на то, что он сможет сдать СОВ по Трансфигурации хотя бы на «В»?
– Думаю, основные таланты мистера Лонгботтома сосредоточены в несколько иной области, нежели Трансфигурация, – уклончиво отвечает МакГонагалл. – Но, несомненно, при должном упорстве он сможет добиться высоких результатов по своим СОВам.
Пожилая ведьма сокрушенно качает головой. Я бросаю быстрый взгляд на Невилла и вижу, что кончики ушей у него покраснели.
– А этот молодой человек… – начинает миссис Лонгботтом, кивая в мою сторону.
– Гарри, – представляет меня профессор МакГонагалл, спохватившись. – Гарри Поттер.
– Поттер? Ах, да, сын покойного Джеймса Поттера, не так ли? – спрашивает миссис Лонгботтом, подаваясь в мою сторону. Кажется, что ее острый взгляд сквозь стекла очков пронзает меня насквозь, и на миг у меня появляется странное чувство, словно меня изучают, как насекомое сквозь лупу.
– Сын Джеймса и Лили Поттеров, – кивает МакГонагалл.
– Очень интересно, – бормочет пожилая волшебница. – Что-то я не припомню, на каком он факультете.
– Дело в том, что Гарри не обучается в Хогвартсе, – говорит профессор Трансфигурации. Она бросает на меня быстрый взгляд и замолкает, словно ей неловко вдаваться в объяснения.
– Не учится? Как же так? Если не ошибаюсь, сейчас он должен быть на одном курсе с Невиллом…
Хорошо поставленный голос миссис Лонгботтом взвивается ввысь, и некоторые прохожие оборачиваются. Профессор МакГонагалл бросает на меня еще один извиняющийся взгляд, и я отворачиваюсь в сторону и отхожу от них на несколько шагов, притворяясь, что заинтересовался вращающимися в витрине магазина вредноскопами. Я не желаю смущать их своим присутствием. Пусть профессор МакГонагалл спокойно расскажет о моем появлении в Хогвартсе, в конце концов, скоро об этом в любом случае все узнают.
Изучив в подробностях все имеющиеся в ассортименте магазина вредноскопы, я понимаю, что и дальше стоять перед витриной просто нелепо, поэтому возвращаюсь обратно. К счастью, к этому времени разговор профессора МакГонагалл и миссис Лонгботтом успевает перетечь на другую тему.
– … большие успехи в Травологии, – говорит МакГонагалл. – Профессор Спраут уверена, что ему стоит продолжать работать в этой области. По-настоящему хороших целителей сейчас очень мало, а у вашего внука к этому явный талант.
– А как у Невилла продвигаются дела с ЗоТИ? – с надеждой в голосе спрашивает миссис Лонгботтом.
Профессор МакГонагалл уже собирается ответить, когда из толпы волшебников, тоже пожелавших провести этот субботний день в Косом Переулке, выныривают мужчина и женщина, которые направляются в нашу сторону.
– Невилл, мама, вот вы где! – восклицает мужчина. – Мы вас чуть было не потеряли!
– Почему ты так неожиданно от нас убежал, Невилл? – спрашивает женщина. – Нам с твоим отцом пришлось самим выбирать тебе подарок. Но, думаю, тебе он обязательно понравится, – ее круглое, как у Невилла, лицо озаряется мягкой улыбкой, а мне приходится приложить существенные усилия, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица. Подумать только! Родители Невилла, Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, живы и здоровы! И настолько отличаются от тех поседевших и словно ссохшихся людей из сорок девятой палаты Святого Мунго, которых я когда-то видел, насколько человек может отличаться от собственной тени. Теперь они выглядят счастливыми и улыбаются, и я вспоминаю, что видел их такими лишь на старой фотографии Ордена Феникса, которую мне когда-то показывал Грюм.
– Меня позвала бабушка, – бормочет Невилл. – Она случайно встретила здесь профессора МакГонагалл, и…
– О, профессор МакГонагалл, здравствуйте, – поспешно здороваются с гриффиндорским деканом Лонгботтомы.
– Извините за нашу неучтивость, – добавляет мистер Лонгботтом. – По правде сказать, сегодня у нас прямо-таки сумасшедший день. – При слове «сумасшедший» я вздрагиваю, но никто этого, похоже, не замечает. – У Невилла день рождения, а с такими праздниками всегда связаны большие хлопоты…
– Я понимаю, – с улыбкой говорит профессор МакГонагалл. – Что ж, не будем вам мешать. Всего хорошего.
Попрощавшись, Лонгботтомы удаляются. До меня доносятся последние обрывки их разговоров.
– Невилл, вот, держи свой подарок, – с энтузиазмом говорит Фрэнк Лонгботтом. – Никогда не отгадаешь, что это! Это «Молния», первоклассная метла! С ней ты непременно поможешь своей команде победить в этом году.
– Здорово, – с радостью в голосе говорит Невилл, но каким-то образом мне сразу становится ясно, что радость эта напускная.
Затем мы с профессором МакГонагалл продолжаем свою прогулку по Косому Переулку. Она рассказывает мне о волшебных магазинах, но я не особо стремлюсь поддерживать разговор, и вскоре профессор замолкает. А я все никак не могу изгнать из своих мыслей встречу с Лонгботтомами. Здравый смысл подсказывает, что я должен был этого ожидать: в конце концов, здесь, в этой реальности, в которой никогда не было Волдеморта, с родителями Невилла просто не могло произойти такой трагедии, как в моем прошлом. Но почему-то сегодняшняя встреча все равно явилась для меня полной неожиданностью. Возможно, потому, что с моими собственными родителями судьба обошлась совершенно иначе? И хотя я рад, по-настоящему рад за Невилла, я все равно не могу отогнать от себя нечто, подозрительно смахивающее на обиду. Потому что это я мог быть на месте Невилла: с живыми матерью и отцом, неохотно принимающим в подарок на день рождения лучшую в мире метлу. Но вдруг мне вспоминается не этот, а совсем другой Невилл – бледный и грустный, бережно складывающий в карман мантии подаренную матерью обертку от конфеты. А затем он же, окровавленный и неподвижный, принявший смерть от рук женщины, которая когда-то довела до безумия его родителей. И только тогда мне удается искренне улыбнуться. Потому что я знаю, что Невилл заслуживает счастья больше, чем кто-либо другой.
*****
В Хогвартс мы возвращаемся уже после обеда. Я спешу скрыться в своей комнате, сославшись на плохое самочувствие, и меня оставляют в покое. Там, оказавшись наконец наедине с собой, я принимаюсь ходить из стороны в сторону, слишком взбудораженный, чтобы заняться чем-то конкретным. Мне вдруг приходит в голову, что я совсем не знаю, как изменилось прошлое остальных моих друзей. В свое время Волдеморт так или иначе искалечил жизни почти всех волшебников. И я совершенно не представляю, какими они стали теперь, без этого губительного влияния…
– Решил протоптать дыру в полу?
От неожиданности я подскакиваю. И лишь спустя несколько секунд понимаю, что это наконец подал голос Оберон, который до этого почему-то молчал. Что ж, для него это своеобразный рекорд – не действовать мне на нервы целую четверть часа.
– Решил сострить? – вопросом на вопрос отвечаю я. – Не слишком-то удачно, между прочим.
– Мог бы просто ответить, – фыркает зеркало.
– Мог бы просто нормально спросить, – парирую я.
– Ну ладно, – картинно вздыхает Оберон. – О чем же ты так задумался, что едва не уничтожил ковер, которому, между прочим, не один век?
– Не твоего ума дело.
– Ладно, я сдаюсь! Если ты не способен на цивилизованную беседу, то нам просто не о чем разговаривать.
– Прекрасно! Если так, то Мерлин наконец услышал мои молитвы!
После этого в комнате повисает долгожданная тишина, нарушаемая лишь оскорбленными фырканьями зеркала. Я разбираю разложенные на своей кровати многочисленные подарки от преподавателей. В основном это оказываются книги или какие-то чудн
ые магические штуковины. Я бережно ставлю каждый подарок на полку или тумбочку, и вскоре моя комната обретает совсем жилой вид. В итоге на кровати остается лежать один-единственный сверток, в котором находятся купленные сегодня у мадам Малкин мантии. В магазине я так толком и не удосужился их рассмотреть, зато теперь вижу, что они в основном коричневые, темно-синие или зеленые. Среди них есть даже осенняя мантия из толстой ткани и утепленная зимняя. Надо же, профессор МакГонагалл обо всем позаботилась. Несколько черных мантий выглядят почти так же, как форма студентов Хогвартса, но без каких-либо отличительных знаков. Облачившись в одну из них, я подхожу к зеркалу, и на секунду у меня возникает жутковатое ощущение, что в отражении я вижу не себя, а другого, прежнего Гарри Поттера, у которого была всемирная известность и шрам на лбу. Но через мгновение наваждение проходит. Просто я целую вечность не носил мантии.
– Ну, это уже кое-что, – говорит Оберон. – Если бы кто-нибудь из них еще догадался подарить тебе расческу, ты почти походил бы на нормального человека.
– Тебе еще никто не говорил, что ты невыносим, а?
*****
Время летит, словно сумасшедшее, и я не успеваю оглянуться, как наступает последняя неделя лета. Меня все больше беспокоит надвигающийся учебный год. Я хожу по пустынным пока коридорам школы, кажущимся золотыми от заливающего их солнечного света, но мне уже чудится гомон голосов и смех, который заполнит их с приездом учеников. В эти последние дни лета я бессознательно стараюсь избегать людского общества. Мне надо слишком многое обдумать. Я до сих пор страшусь встречи со своими прежними друзьями. И даже несмотря на то, что мне удалось сдержать эмоции, увидев Дамблдора, Хагрида и Невилла, я не уверен, что мне удастся держать себя в руках при встрече с Роном, Гермионой, Джинни. Сможем ли мы опять стать друзьями? А если так, то не потеряю ли я их снова? Так же, как маму с папой, как Сириуса? У меня слишком много вопросов, ответы на которые мне никто не может дать.
– Гарри, тебе что-нибудь подсказать? – участливо спрашивает профессор МакГонагалл.
– Нет, спасибо, – поспешно отвечаю я, возвращаясь к реальности.
Сегодня я помогаю профессору Трансфигурации раскладывать проверочные тесты для студентов по курсам. Я быстро заглядываю в лист пергамента, который держу в руках – «Опишите процесс трансфигурации черепахи в заварочный чайник» – и откладываю его в стопку с заданиями для пятикурсников.
– А ты очень хорошо справляешься, Гарри, – замечает профессор МакГонагалл. – Не каждый студент может так быстро усвоить, чем отличаются между собой разные типы Трансфигурации. Уверена, ты мог бы достичь огромных успехов в этом предмете, если бы обучался магии. Альбус не говорил тебе, что при должном упорстве люди даже с очень низким магическим потенциалом способны научиться колдовать?
– Меня это не интересует, – рассеянно отзываюсь я, продолжая сортировать задания. – Я полностью доволен своей жизнью. – Но тут мне вспоминается недавняя автокатастрофа, которая перевернула вверх тормашками весь мой привычный мир, я морщусь и не особенно охотно добавляю: – По крайней мере, был доволен до недавнего времени. Мне не нужна магия.
– Гарри, не стоит так остро реагировать, – говорит профессор тем успокаивающим тоном, каким обычно разговаривают с больными. – Никто не думает, что отсутствие магии – это нечто постыдное. Мы просто хотим тебе помочь.
Я устало вздыхаю, отрываюсь от своей работы и смотрю МакГонагалл прямо в глаза.
– А по-моему, все в этом замке именно так и считают. Но мне не нужна помощь, профессор. Меня
действительно все устраивает, понимаете? Я не хочу учиться магии, потому что не собираюсь оставаться в мире волшебников. Я здесь только на время. Очень скоро я стану совершеннолетним и смогу вернуться обратно в маггловский мир. А может быть, даже раньше. Возможно, моя тетя совсем скоро поправится, и тогда я снова перееду на Тисовую. – Почему-то я так и не произношу слово «домой».
Во взгляде профессора столько сочувствия, что пару секунд мне кажется, что я чем-то себя выдал. Но она лишь спрашивает:
– Скучаешь по дому? Наверное, тебе очень нелегко здесь в одиночестве, без своих старых друзей. Тем более после летних событий.
Я вспоминаю Хейли, и Дерека, и даже Дадли с тетей Петуньей. Ужасно, но мне даже не удалось навестить тетю в больнице. И хотя я понимаю, что она все равно не приходит в себя, поэтому навещать ее нет никакого смысла, но все равно испытываю что-то, похожее на вину. А еще Хейли. Мы так и не помирились толком с самого дня рождения Дадли, и вряд ли уже помиримся. Остались ли у меня вообще друзья?
– Ты мог бы отправить им письмо, – продолжает профессор. – Чтобы они знали, что с тобой все хорошо.
– С совой? – усмехаюсь я. – Едва ли они это оценят. Мои друзья – магглы, профессор.
– Я поговорю с Альбусом на этот счет, – говорит МакГонагалл. – Уверена, он что-нибудь придумает.
Я качаю головой:
– Не стоит. Мне все равно не удастся объяснить им, что со мной случилось и где я теперь. Пусть лучше все остается так, как есть.
Я возвращаюсь к своей работе, и профессор, еще с минуту понаблюдав за мной пристальным взглядом, принимается что-то писать на листе пергамента.
– Вот, – говорит она через несколько минут, протягивая мне пергамент. – Будь добр, отнеси этот список в библиотеку к мадам Пиннс. Это перечень книг, которые понадобятся мне в этом году.
Я киваю и уже направляюсь к двери, когда МакГонагалл вдруг окликает меня:
– И Гарри, если у тебя возникнут какие-либо проблемы или просто захочешь поговорить – не важно, о чем – ты всегда можешь прийти сюда. Не держи все в себе. Даже очень сильные люди не могут вечно справляться в одиночку.
– Спасибо, профессор. Я это учту, – вежливо говорю я, прежде чем скрыться за дверью. Но я совершенно, абсолютно уверен, что никогда не воспользуюсь этой возможностью. О чем, впрочем, ничуть не жалею. Потому что о некоторых моих проблемах профессору Трансфигурации лучше никогда не знать.
*****
После традиционного собрания преподавателей перед началом учебного года Минерва МакГонагалл задержалась в кабинете директора, намереваясь поговорить с Дамблдором о Гарри Поттере. Состояние юноши в последнее время весьма ее беспокоило.
– Альбус, я думаю, что Гарри не хватает друзей, – сказала она, когда они устроились за столом с чашками горячего бергамотового чая. – Ты заметил, каким он стал в последнее время? Почти не выходит из своей комнаты, ни с кем не разговаривает. Меня это беспокоит.
Дамблдор устало вздохнул и потер переносицу.
– Мне кажется, его состояние вполне естественно, – наконец сказал он. – Гарри еще не оправился после летней трагедии, не успел привыкнуть к новой для него обстановке, и при этом знает, что совсем скоро все снова изменится. Он ведь понимает, что с приездом студентов Хогвартс перестанет быть таким, как сейчас. К тому же, каким бы стойким Гарри ни хотел выглядеть, я думаю, что последние события повлияли на него гораздо сильнее, чем он пытается показать.
– По-моему, он так ни с кем ни разу не поговорил об этой катастрофе, – негромко сказала МакГонагалл. – Но так ведь нельзя. Дети не могут просто взять и забыть смерть близкого человека. Для них это очень большая травма. И меня пугает, что Гарри совсем не похож на ребенка, одним днем лишившегося единственных родственников. Я ни разу не видела, чтобы он плакал или вообще каким бы то ни было образом проявлял слабость. Думаю, ему надо выговориться, но он пока ни с кем не желает сближаться.
– Всему свое время, Минерва, – мудро произнес директор. – Но, надеюсь, тебе все-таки станет спокойнее, если я скажу, что уже пригласил в Хогвартс кое-кого, с кем Гарри, возможно, удастся найти общий язык. Это старый друг его родителей, – добавил Дамблдор, поймав вопросительный взгляд коллеги.
– Надеюсь, ты прав, Альбус, – вздохнула декан Гриффиндора. – Боюсь, что первые месяцы учебы окажутся для Гарри не из легких. К сожалению, наши ученики подчас оказываются совсем не такими дружелюбными и благородными, какими нам бы хотелось их видеть.
Минерва МакГонагалл и не подозревала, насколько близко к истине находились ее предположения.
