Глава 3Глава 3.
***
- Ты даже не представляешь, как я рада вас видеть! – Джинни так и светится, обнимая Теда и запихивая ему в карман шоколадную лягушку. Надеюсь, он ее съест, а не потащит хвастаться в детский центр.
- Спасибо, Джин, - я с удовольствием вдыхаю знакомый аромат эльфийского вина и стаскиваю, наконец, перчатки. Я вовремя прикусила язык, когда Джинни спрашивала у меня, что я хочу выпить, поскольку мысль напиться вдрызг последние несколько дней кажется мне весьма привлекательной. – Мне бы очень хотелось повидаться и с Гарри, но, наверное, надо было предупредить.
- Он будет с минуты на минуту, - она показывает на наручные часы – миниатюрную копию тех, что таскала с собой Молли, и смеется, - мамин подарок на свадьбу.
Через несколько минут из камина с треском вываливается Гарри. А я-то думала, только я перемещаюсь с таким шумом. То есть перемещалась. Вдоволь наобнимавшись, соврав нечто невразумительное про причину столь внезапного появления, мы отправляемся на кухню, откуда доносятся одуряющие запахи тушеного мяса. Меня подташнивает. Когда я нервничаю, еда всегда вызывает у меня отвращение.
- Ты отлично выглядишь, - комплимент Гарри звучит так неуместно, что Джинни бросает на него быстрый взгляд. Положим, еще неделю назад я бы могла на это купиться, расслабившись в компании друзей и забыв про фунты, намертво прикипевшие к моей заднице, и волосы в лучших традициях досточтимого профессора, терзающего мои мысли. Но трое суток без сна еще никому на моей памяти не прибавляли шарма.
- Гарри, а что со Снейпом?
Вот так, напролом, все равно я не знаю, как лучше сформулировать вопрос.
- А что с ним? – Гарри застывает, не донеся вилку до рта. – В смысле, что ты хочешь знать?
- Его поймали? Я же почти ничего не знаю про битву, - я пожимаю плечами, отправляя в рот большой кусок мяса, чтобы занять рот и не ляпнуть ничего лишнего. Бог ты мой, как его проглотить.
- А…да… Вы с Ремусом… То есть... Прости, - он мучительно краснеет и аккуратно кладет вилку обратно на тарелку, подыскивая слова. – Нет, его не поймали. Он к тому времени уже погиб. Профессор Снейп, - он произносит «профессор» тем самым благоговейным тоном, которым раньше говорил про Альбуса, - все время был на нашей стороне. Он любил мою мать и много раз спасал мою жизнь.
Я сижу, глядя перед собой, медленно выписывая вензеля вилкой по тарелке, и слушаю. Про обещание, вырванное Дамблдором, про детство в Тупике Прядильщиков, про двух одинаковых серебристых ланей.
- Его наградили орденом Мерлина...посмертно. Про это много писали, - Джинни кивает, подтверждая его слова, - но ты в это время была в клинике.
- Вот как, - выдавливаю я.
Значит, герой. И умер. Чего ж тогда сбежал от меня, как от дракона в брачный период. Рассказать им про то, что произошло? Они решат, что у меня галлюцинации на почве нервного расстройства.
- А бывает так, чтобы тот, кто умер, каким-то образом в нужный момент оказался рядом? Когда очень-очень надо?
- Тонкс, - Гарри кладет свою ладонь поверх моей, и в его голосе появляются торжественные нотки, - Люпина не вернуть. Но мы с Джинни всегда будем рядом, ты можешь на нас рассчитывать.
Я на секунду зажмуриваюсь. Если я сейчас посмотрю ему в глаза, он может догадаться, что речь шла совсем не о Ремусе.
Всю дорогу домой, пока Тедди дремлет, уткнув голову в мои колени, я смотрю на собственное отражение в окне автобуса. Я думаю о том, что рассказал Гарри, я вспоминаю теплые искры в его глазах. Дилемма «плох Снейп или хорош» уступает в моей голове место новой, не менее мучительной – «рассказать или нет». Видимо, мне нравится усложнять себе жизнь.
Этой ночью мне удается поспать. Я проваливаюсь в сон, едва голова касается подушки. Мне снится, что меня душат узким черным шнурком от ботинок.
***
- Я вижу, вы сменили палочку.
Ленивое осенние предрассветные сумерки, серые и безликие, как все их предшественники. Дыхание поздней осени кажется ледяным. Я стою на крыльце в одной ночнушке, судорожно сжимая в руке бейсбольную биту. Открыть дверь на стук почти в чем мать родила, когда еще не рассвело… Точно, на старуху-Шляпу в моем лице случилась проруха. Гриффиндор, однозначно должен был быть Гриффиндор.
Напротив меня невозмутимо стоит вполне живой на вид Снейп. Я вдруг представляю, как это выглядит со стороны, и вся картина кажется мне такой абсурдной, что я даже не успеваю испугаться.
- Вы хорошо сохранились для покойника, - в горле щекочет, я стискиваю зубы, но мои плечи уже трясет от мелкого противного хихиканья. Я никак не могу взять себя в руки.
- Что вы смеетесь? – его голос полон битого стекла.
- Смех… - я давлюсь собственным фырканьем, - смех продлевает жизнь.
- Я могу войти? – он буквально заталкивает меня в дом и закрывает дверь.
Я открываю рот, чтобы возразить. Нет, профессор, не можете, потому что еще так рано, что даже молочник не досмотрел свои молочницкие сны, потому что я вас не ждала и еще не решила, как к вам отношусь, потому что я не одета и не причесана и еще много-много «не». В конце концов, потому что вы умерли. И нечего топтать мой ковер своими мертвыми ногами.
- Папа! – Тедди, босиком и в пижаме, обхватывает ноги ошалевшего профессора, зарываясь носом куда-то в колени, и все слова застревают у меня в горле.
Невозмутимость Снейпа явно удалось пошатнуть. Он молчит и сверлит меня глазами, и я вижу, как ходит кадык над туго застегнутым воротом. Больше всего мне сейчас хочется оторвать моего ребенка от этих чужих черных ног, но я боюсь его напугать.
- Это не папа, малыш, - я стараюсь говорить как можно спокойнее и тихонько тяну его за плечо.
- Нет?
В его глазах плещется такое отчаяние, что я чувствую, как по моему сердцу водят тупым ножом. Я не могу так его разочаровать. Он этого не заслужил.
- Нет, милый, - усилием воли я заставляю себя взглянуть сыну прямо в глаза, - это не папа. Это…дядя Северус. Папин лучший друг.
Снейп дергает плечом и с удивлением, как на посторонний предмет, смотрит на собственную руку, в которую мертвой хваткой вцепился Тедди.
- Иди надень тапочки, сынок, - ласково прошу я. – Сейчас мы будем завтракать.
- И дядя Северррус?
- И Северус, - я перевожу взгляд на лицо, напоминающее застывшую гипсовую маску и, не удержавшись, добавляю, - с воскрешением вас, профессор!
***
- Мам, дай печенье!
Тед уже слопал одно и тянется через весь стол за вторым. Я успеваю подхватить чашку с какао, которую он почти снес локтем, и машинально отхлебываю, проверяю, остыл или нет.
- А волшебное слово? – напоминаю я, но Тед молчит и хитро улыбается.
- Акцио, - подсказывает Снейп, и печенье плавно перелетает к Теду.
- Ух ты! – Тед тычет в него пальцем, отчего крошки слетают на пол, а я поворачиваюсь к Снейпу.
- Вообще-то, я имела в виду «пожалуйста». Хотя вам, наверное, это слово незнакомо.
- Еще! Еще! – с воодушевлением канючит Тед, подпрыгивая на стуле, и я понимаю, что мой сын обрел нового героя. Интересно, смогу я его убедить не рассказывать об этом в детском центре? И, похоже, мне придется постоянно собирать крошки после игры «как мы пили чай с папиным другом».
- Смотри! – кивает Снейп, делая неуловимое движение над солонкой в форме полосатой кошки. Спустя секунду кошка мигает и начинает умывать мордочку лапкой, а мой ребенок окончательно лишается дара речи.
- Может, покажешь ей свою комнату? – спрашивает Снейп.
Тед кивает так усиленно, что я начинаю опасаться за его шейные позвонки. Осторожно пересадив солонку (нет, пожалуй, теперь уже кошку) на ладонь, он медленно выходит из кухни, держа ее перед собой на вытянутой руке.
- Какого черта вы поперлись расспрашивать обо мне! - шипит Снейп, едва мой сын исчезает из виду.
- Как вы узнали, где я живу? Шпионили за мной?
- Много чести, - фыркает он, - Поттер сказал.
- Врете! Гарри думает, вы умерли! Он считает вас честным и благородным!
- А для этого обязательно надо быть мертвым? – его голос обретает прежнюю бесстрастность. – Поттер отлично знает, что со мной. И ему хватило ума предупредить меня, что вы интересуетесь моей судьбой. Пришлось нанести вам визит, пока вы не предприняли более активных поисков.
- Гарри? Не может быть! – я еще не успеваю договорить, как в памяти всплывает настороженный взгляд, то, как Гарри откладывает вилку, когда я задаю вопрос, и больше не притрагивается к ней до конца ужина. Какая влажная у него ладонь, когда он накрывает мою руку своей, говоря слова утешения. Он…Он действительно знает.
- К чему такая таинственность? – спрашиваю я.
Снейп откидывается на спинку стула и несколько секунд изучает мое лицо. Я пытаюсь выдержать этот взгляд, сосредоточив внимание на складке между его бровей, и чувствую, как мои щеки начинают пылать. Прошло то время, когда мне нравилось привлекать к себе внимание, превращая нос в пятачок. Сейчас мне неуютно.
- Для Поттера ни в чем не существует границ, - раздраженно произносит он. – Он так донимал меня, чтобы выразить свою благодарность, что возможные масштабы начали меня пугать.
- Гарри вам ничего не должен! – вспыхиваю я.
- Тут я с вами согласен, - он учтиво склоняет голову. – Но он думает иначе.
- И что?
- Я не настолько тщеславен, чтобы заживо превращаться в святые мощи. Одного Поттера я еще как-нибудь выдержу…. – он пожимает плечами, - к тому же, многим сторонникам Темного Лорда удалось скрыться.
- Так вот в чем дело! – я победно вскидываю подбородок. – Вы боитесь!
В его зрачках на секунду вспыхивает темный огонь.
– Смею уверить вас, Тонкс, - цедит он, - что боюсь исключительно неуравновешенных дамочек в неглиже с бейсбольными битами.
***
После его ухода я еще долго сижу на кухне, изучая собственные вытянутые на столе руки. Действительно, зачем я бросилась к Гарри с этими расспросами? Чтобы примириться с собственной совестью? А найди я подтверждение, что он предатель, мне стало бы легче? Какая разница, кому именно быть обязанной спасением сына, раз уж человек сделал то, что сделал. И почему, выяснив, что на самом деле он совсем не такое чудовище, как я привыкла считать, я вместо радости чувствую такую опустошенность?
Может быть, дело совсем не в нем?
Я еле оторвала от него Теда, когда Снейп сухо прощался с нами в коридоре, взяв с меня клятвенное обещание больше не упоминать его имени среди знакомых. Я пообещала это с такой готовностью, что угольная бровь взметнулась на мгновение, прежде чем его лицо вновь превратилось в непроницаемую маску. Каким бы вы ни были, профессор, я не хочу о вас вспоминать. Все это слишком сложно, а у меня и так хватает забот. К тому же мне все равно совершенно не с кем поговорить о вас.
И я стараюсь не думать о том, что поговорить мне отчего-то хочется. Излить все свои сомнения родной душе, тому, кто поймет и посочувствует, не будет задавать лишних вопросов и примет все, как есть. Тому, кто, если не сможет изгнать мою тоску, то разделит ее со мной. И мне совершенно не к кому пойти, даже Гарри теперь играет на другом поле. А единственной по-настоящему родной душе чуть больше двух лет. И она, душа эта, если и готова к каким-то излияниям, то только в адрес нового полосатого друга, из которого надо бы высыпать соль, пока ей не усеяли весь дом.
- Мама, а чем мы ее будем кормить? – вопрос Теда выводит меня из задумчивости, и я легонько треплю его по отросшим волосам. Надо его постричь, чтобы какой-нибудь особо непослушный вихор не вылез из-под банданы. И так на меня до сих пор косятся в детском центре, что я запретила ее снимать. – Чем, мама?
Знаете, что хорошего в маленьких детях? Помимо хитрой физиономии, в которой вы без труда угадываете свою собственную, и их умения открывать намертво забаррикадированные вами шкафы? То, что забота о них отнимает у вас так много времени и сил, что у вас просто не остается ни того, ни другого на длительные размышления о суровой действительности и самобичевание.
