Глава 3Услышав слова сэра Генри, я впала в какое-то странное оцепенение. Ужас, который я почувствовала при мысли, что всё это может оказаться правдой, словно сковал моё тело — а мозг начал усиленно работать, пытаясь найти аргументы, которые помогли бы мне опровергнуть слова Генри Малфоя.
— Мадам? — окликнул меня призрак.
— Прошу вас, продолжайте, сэр, — справившись с собой, сказала я. Мне очень хотелось спросить, почему он так уверен в том, что Люциус проклят, но задала я совсем другой вопрос: — Что произошло дальше?
Уголок губ Генри Малфоя едва заметно дёрнулся — совсем как у Люциуса и Драко. Насколько я могла судить, подобная мимика в данном случае означала одобрение.
— Возможно, я не очень понятно объяснил. Проклятье моего отца таково, что пало не только на меня, но и на любого члена семьи Малфоев, который захотел связать свою жизнь с магглом или магглорождённым волшебником. Когда я узнал об этом... Не скажу, что я пожалел о том, что полюбил Гвинет. Если и было в моей жизни что-то, о чём я никогда ни за что не пожалел бы — так это моё чувство к ней. Не скажу я и того, что испытал чувство вины за то, что из-за меня жертвой проклятья мог стать один из моих потомков. Но всё же такой участи ни для кого из будущих Малфоев я не хотел. И так получилось, что это было последним, что я пожелал в своей человеческой жизни. Наверное, поэтому я и стал призраком.
— Я слышала, что призраками становятся те волшебники, которые побоялись отправиться в потусторонний мир, — нерешительно сказала я. Подсознательно я старалась использовать малейшую возможность отсрочить разговор об участи Люциуса.
— Возможно, — пожал плечами призрак. — Не могу ни утверждать этого, ни отрицать, поскольку с другими привидениями я никогда не общался. Сам я склонен думать, что застрял между двух миров, чтобы предостеречь от проклятья моих потомков.
— Не общались? — изумлённо посмотрела я на него. — Но, сэр, восемьсот лет! Вы не общались с душами умерших, с живыми людьми тоже — как же вы выдержали столько времени?
Малфой презрительно усмехнулся:
— Откровенно говоря, эти восемьсот лет показались мне крайне скучными. А если говорить совершенно откровенно, то я так и не смог полюбить детей, которых родила мне моя жена. Я старался быть хорошим отцом, я заботился о них, я делал всё возможное, чтобы они ни в чём не нуждались — но я так и не смог полюбить их. Поэтому меня мало интересовало, что происходит с моими детьми, внуками и правнуками — ведь в них не было и частички Гвинет. Я наблюдал со стороны, что происходит в их жизнях — но никогда не хотел общаться с кем-то из них. Однако когда я понял, что проклятье снова начало действовать, я решил поговорить с вами. Я вижу, вы мне не верите, — заметил он.
— Простите, но нет, сэр. — Я, наконец, смогла мысленно составить список фактов, которые не вписывались в теорию сэра Генри о проклятье его отца. — Слишком многое противоречит вашим словам.
— Скажите мне, что именно. Поверьте, я опровергну все ваши сомнения.
Я помолчала, собираясь с мыслями, а потом привела первый довод:
— Первое и самое главное — мы с Люциусом женаты много лет. Неужели проклятье, если оно и в самом деле существует, не подействовало раньше?
— Разве я недостаточно ясно выразился? — удивился сэр Генри. — Для того, чтобы оно начало действовать, нужно не заключение брака как такового. Вы могли бы прожить ещё много лет и так не узнать, что проклятие существует. Вы оба могли бы даже любить друг друга. Но вы не должны были знать, что ваше чувство взаимно.
При этих словах я почувствовала горечь: прошло не так много времени, чтобы я успела забыть, какая жизнь ждала бы меня, не узнай я о любви мужа.
— Вы хотите сказать... — начала я.
— Да, я видел, как ваш муж делал ту надпись на гобелене. Поначалу я думал, что проклятье начнёт действовать после этого. Но время шло, а с моим правнуком ничего не происходило.
— С ним что-то должно было произойти? — прервала я его.
— Да, — сделав едва заметную паузу, ответил сэр Генри. — Неожиданная кровопотеря.
— У Люциуса шла кровь?
— Да, — кивнул он. — Носом. На следующее утро после того, как вы поняли, что надпись сделал он. Когда это случилось, вы ещё спали.
— Ну хорошо, мне о такой мелочи Люциус, конечно, говорить бы не стал. Но если кровотечение — признак действия заклинания, сам-то он не мог не обратить на это внимание!
— Во-первых, мадам, это случилось всего один раз. Во-вторых, — тон сэра Генри стал едким, — если бы проклятья имели признаки, по которым люди могли определить, что они прокляты, такие заклинания вообще перестали бы применяться. Нет, ваш муж не смог бы понять, что стал жертвой заклинания. Понять смог я — потому что то же самое произошло со мной. О том, что это первый признак проклятья, рассказал мне отец.
— Значит, проклятье начало действовать...
— ...в тот миг, когда вы поняли, что надпись сделал ваш муж, — закончил призрак мою мысль.
— Но наш брак был заключён по велению магии! — на секунду поддавшись панике, воскликнула я.
— Я знаю, — пожал плечами Малфой.
— Раз вы знаете об этом, то наверняка знаете и о том, что именно этот поступок моего мужа, если отбросить все его последствия, и стал решением той задачи, ради которой заключался наш брак.
— Верно, мадам, — покачал головой призрак. — Но, став решением одной магической задачи, этот же поступок послужил толчком к возникновению другой.
— Это произошло больше полутора лет назад!
— И что из этого следует? — усмехнулся сэр Генри. — Вы были беременны, мадам. Благодаря этому обстоятельству проклятье начало действовать позже. Но всё же начало.
— Беременность Гвинет не отсрочила действие проклятья по отношению к вам, сэр, — сделала я не очень честный выпад.
На лицо сэра Генри набежала тень, но тут же исчезла.
— Потому, мадам, — не рассердившись, ответил он, — что Гвинет не была моей женой. Вы же, несмотря на ваше происхождение, являетесь законной женой моего правнука. Вы носили в своём чреве продолжателя рода, и проклятье не начало действовать до тех пор, пока ребёнок нуждался в вас.
Поражённая, я застыла. Где-то на краю моего сознания я впервые согласилась признать логичность всех утверждений призрака.
— Грудное молоко, — выдохнула я.
— Нет, всё-таки вы умны, — сэр Генри снова сделал в мою сторону едва заметный полупоклон. — Да, пока вы кормили ребёнка, он нуждался в вас. Как только вы не смогли этого делать, нужда в вас отпала.
— Значит, ваш отец считал, что материнская любовь, забота и ласка — это не то, в чём нуждается ребёнок? Даже в младенчестве?
— Мой отец вообще считал, что женщины нужны лишь для рождения детей и согревания постели. Моя жена после моей смерти была совсем отстранена от воспитания детей. Этим занимался мой отец.
— Просто удивительно, что при таком воспитании в вашем роду Люциус и Драко всё-таки научились любить, — пробормотала я и уже громче сказала: — Очевидно, вы можете ответить на все мои вопросы?
— Скорее всего, да, мадам. У меня было много времени, чтобы всё обдумать.
— Я хочу поговорить об этом с мужем, — сказала я.
— Вы всё ещё ненавидите его? — спросил он. — Настолько, что готовы его убить?
— Нет, конечно! — возмутилась я. — Как вы могли об этом подумать!
— Если вы расскажете о проклятье мужу, то он умрёт. А так у вас есть шанс его спасти.
Догадываясь, в чём заключается этот шанс, я закусила губу и не сказала ни слова, лишь вопросительно посмотрела на призрака.
— Вы правильно поняли, мадам, — ответил он. — Вы должны оставить мужа. И он не должен ничего знать о том, что произошло, почему вы покинули его. Ничего совершенно.
Я закрыла лицо руками. Не знаю, сколько времени прошло в молчании. Одна часть моего сознания кричала, что это несправедливо — неужели после стольких лет противостояния мы с Люциусом не заслужили немного если не счастья, то хотя бы покоя? А другая часть настойчиво шептала: у моей сказки был слишком счастливый конец, в жизни такого не бывает.
— Вы всё-таки не верите мне, — сказал сэр Генри, когда я подняла голову и посмотрела на него. — Скоро вы убедитесь, что я прав. И когда поверите в это, просто позовите меня.
И призрак удалился сквозь стену.
* * *
Генри Малфой был неправ. Я не верила не тому, что он сказал. Скорее, отчаянно боялась, что если я поверю, что Люциус проклят, так оно и произойдёт на самом деле.
Тревожить мужа я ни в коем случае не хотела: если верить словам призрака, от того, что Люциус узнал бы о проклятье (если, конечно, оно и в самом деле существовало), ничего не изменилось бы — я в любом случае не смогла бы помочь ему, а ему грозила смерть. Поэтому я старалась вести себя непринуждённо. Мне казалось, что мне это удавалось, но, видимо, недостаточно хорошо, потому что время от времени я ловила на себе внимательный взгляд мужа. Как только я это замечала, я как можно ласковее улыбалась Люциусу и в ответ видела, как уголок его губ едва заметно дёргался — не вниз, что обычно означало насмешку, а вверх — что должно было означать ответную улыбку.
Если же мы были наедине, то я подходила и обнимала его. Мне всегда казалось, что в его объятиях моя неуверенность, если она владела мной, словно исчезает. Взамен неё появлялось чувство, что всё в моей жизни сложится замечательно. А после того разговора с сэром Генри мне казалось, что только это чувство и даёт мне силы.
— Да что с тобой? — наконец, спросил Люциус, когда я по обыкновению, лёжа в постели, крепко обняла его, словно могла таким образом стать с ним единым целым.
— Я люблю тебя, — ответила я.
— Я знаю, — как обычно, с лёгкой необидной усмешкой ответил Люциус.
Сев и повернувшись к нему лицом, я некоторое время смотрела на него, а потом покачала головой:
— Ты не понимаешь. Я люблю тебя.
— Это ты не понимаешь, милая, — всё так же насмешливо ответил мне Люциус. — Я знаю это.
Втайне от мужа я перечитала всё, что имелось в библиотеке Малфой-мэнора об Арманде Малфое и его сыне, но никакого упоминания о наложенном проклятье не нашла. Постаралась я найти и какие-нибудь сведения, что подобные заклинания когда-нибудь применялись в истории магического мира или хотя бы то, что они принципиально возможны — но и это мне не удалось. Проклятье было наложено на род, значит, оно должно было относиться к родовым. Но все родовые заклинания Малфоев были записаны в одной-единственной книге, которую я заучила почти наизусть, хоть никогда и не смогла бы применить эти знания на практике. А если проклятие было темномагическим, то искать о нём что-то можно было даже не пытаться. В открытом доступе в библиотеках таких книг быть не могло. И вряд ли в Малфой-мэноре после войны сохранилось хоть что-то, что имело бы отношение к тёмной магии, а если даже Люциусу что-то и удалось припрятать, то о местонахождении этого знал только он. Один раз я попыталась поговорить о проклятье с Гарри, но его отвлекли просьбой помочь в доме, а больше возможности заговорить с ним на эту тему, не вызывая излишнего любопытства окружающих, мне не представилось. Обратиться же кому-либо ещё, не привлекая внимания Люциуса, было практически невозможно — если учитывать, что информаторы у него были во всех слоях магического общества, о моём интересе к темномагическим заклинаниям он узнал бы раньше, чем я получила бы ответ на первый вопрос. А то, что за сведениями о тёмной магии я обратилась не к мужу, а к постороннему человеку, насторожило бы его ещё больше.
Поначалу я осторожно, чтобы ненароком не вызвать беспокойство Люциуса, наблюдала за ним. Однако с мужем было всё в порядке, и постепенно моя тревога улеглась.
Но однажды в субботу Драко, который в этот день вместе с отцом отправился в Косой переулок, вернулся домой неожиданно скоро.
— Ты только не волнуйся, Грейнджер, — сказал он мне, когда я, узнав от Лонки, что он хочет видеть меня, пришла в библиотеку. — Просто у меня не очень хорошие новости. Отец в больнице Святого Мунго. Грейнджер!
Я покачнулась и начала оседать на пол. Оказавшийся рядом Драко подхватил меня и усадил на диван.
— Вот уж не думал, что это так подействует на тебя, — сказал он, протягивая мне стакан с водой.
— Что с ним? — сделав глоток, хрипло прошептала я.
— Пока не знаю, — ответил Драко. — Отец захотел посмотреть, как обстоят дела на моём производстве. Но когда мы уже собрались уходить, он внезапно просто упал на пол. Как я ни старался, привести его в чувство не мог. Тогда я переместил его в больницу. Там целитель сказал, что это какое-то заклинание, но рассказывать мне ничего не стал.
— Не стал? — переспросила я.
— Не стал, — повторил Драко. — Только я не совсем понял почему: то ли он не знает, что с отцом, то ли он просто не стал рассказывать это мне. Может быть, тебе он что-то расскажет.
— Да, конечно, — опомнилась я. — Я сейчас, только возьму кое-что с собой.
Оказавшись в спальне, я позволила себе несколько раз всхлипнуть. Не сделай я этого, не знаю, смогла бы я сдержаться в больнице. Успокоившись и приведя себя в порядок, я уже взялась за ручку двери, чтобы открыть её.
— Ну что, теперь вы мне поверили? — раздался за моей спиной знакомый голос.
Я повернулась и увидела у противоположной стены сэра Генри.
— Идите к чёрту! — с яростью выплеснула я свой страх за Люциуса и вышла, громко хлопнув дверью.
* * *
В больнице меня встретил целитель Макдафф.
— Похоже, что вы стали семейным колдомедиком Малфоев, — чувствуя, что ещё немного — и я потеряю контроль над собой, попыталась пошутить я. — Надеюсь, Люциус не скупится на оплату ваших услуг?
— С того раза, когда вы оказались здесь во время вашей первой беременности, мистер Малфой значительно увеличил пожертвования больнице. Благодаря этому жалованье всему персоналу было повышено, и мне в том числе. Отдельно же оплачивать мои услуги не нужно — и об этом мы изначально договорились с вашим мужем.
Я кивнула: о почти фанатичной преданности целителя своему делу в магическом обществе только что легенды не слагались. Глубоко вздохнув, я, наконец, спросила:
— Вы можете мне объяснить, что с Люциусом? Драко сказал, что вы...
— Видите ли, миссис Малфой, — поняв меня с полуслова, ответил Макдафф, — иногда бывают обстоятельства, когда мы сообщаем о состоянии пациента сначала супругу и только потом — родителям или детям. На мой взгляд, сейчас именно такой случай.
Я оглянулась: за нашим недолгим разговором мы оказались довольно далеко от входной двери; Драко же, насколько я поняла, специально немного отстал.
— Всё так плохо? — снова повернулась я к колдомедику.
— Видите ли... Я никогда не встречался ни с чем подобным. До вашего прихода я пересмотрел всё, что только смог, но не нашёл никаких упоминаний о чём-то похожем.
— Но что-то же вы предполагаете? — помолчав, чтобы справиться с нахлынувшей паникой, спросила я.
— Единственное, что я могу вам с уверенностью сказать — это не просто темномагическое заклинание, а проклятье. Ваш муж не раз помогал нам с такого рода заклинаниями. Но, честно говоря, я сомневаюсь, что в подобном случае сумел бы помочь даже он. Миссис Малфой, вы очень бледны...
— Прошу вас, продолжайте, — справившись с собой, сказала я. — Почему вы считаете, что Люциус не смог бы помочь вам?
— Не уверен, что совершенно буду прав, но единственное, что я могу предположить — это родовое проклятье. Родовое проклятье... — повторил целитель и вздохнул. — Такие заклинания не предусматривают контрзаклинаний. Если это действительно оно, то я бессилен что-либо сделать.
Я с силой закусила губу, чтобы удержать возглас отчаянья.
— Он обречён? — спросила я и сама поразилась своему тону: настолько спокойным он был.
— Боюсь, что да, миссис Малфой.
После недолгого молчания я задала вопрос, ответа на который боялась больше всего:
— И... сколько времени у нас осталось?
— Если динамика не изменится, то месяц. Может быть, полтора.
— Так мало? — с отчаяньем прошептала я.
— Мне очень жаль, миссис Малфой. Разумеется, я постараюсь найти какую-нибудь информацию, как помочь вашему мужу. Но, боюсь, вероятность этого ничтожно мала, поэтому обнадёживать вас напрасно я не хочу.
Я кивнула в знак признательности.
— Могу я навестить Люциуса? — спросила я.
— Разумеется. Если хотите, в палате мистера Малфоя члены семьи могут находиться круглосуточно. Единственная просьба — чтобы одновременно не было слишком много посетителей. Я распоряжусь, чтобы вас проводили.
— Благодарю, — отказалась я от его предложения. — Но Драко, думаю, сможет проводить меня.
— Как вам будет угодно, — ответил целитель и попрощался.
* * *
В палате я села в кресло рядом с кроватью Люциуса и долго молча глядела на него. Знаю, что мой гордый муж вряд ли захотел бы, чтобы я видела его в таком состоянии. Но находиться где-то ещё тогда для меня было равнозначно преступлению.
— Грейнджер, — нарушил тишину стоявший у окна Драко. — Возникли кое-какие проблемы. Отцу стало плохо на глазах у свидетелей, да и в больнице нас многие видели. Не сегодня — так завтра о произошедшем узнают все вокруг. Думаю, Нику и Ливи об отце должны рассказать мы.
Всё так же не отрывая взгляда от Люциуса, я согласно кивнула.
— Тогда я попрошу у МакГонагалл разрешение забрать детей из школы до понедельника. Сейчас вернусь домой, а потом отправлюсь в Хогвартс. Как только я заберу Ника и Оливию, мы придём.
Пару минут я обдумывала предложение Драко. С одной стороны, Люциус ни за что не разрешил бы детям видеть его беспомощным, с другой — если сэр Генри ошибается и тот способ, который он считал единственной возможностью помочь моему мужу, не подействует, то Николас и Оливия могут и не увидеть отца живым. Поэтому я снова кивнула.
— Пусть Астория присмотрит за Патрисией. Я останусь здесь, — сказала я. — Сегодня будет, наверное, уже поздно, поэтому приходите завтра.
Согласившись со мной, Драко попрощался.
Когда он ушёл, я взяла руку Люциуса и прижала его ладонь к своей щеке, а через какое-то время пересела из кресла на кровать и, обняв мужа, положила голову ему на грудь.
Весь вечер я могла думать только о том, насколько большое место стал занимать Люциус в моей жизни. Насколько всё-таки могут быть непредсказуемы повороты судьбы! Нас разделяло всё, что только может разделять двух людей, когда мы вынуждены были заключить брак, и это продолжалось много лет. Но странное дело — сейчас я не могла уже и вспомнить тех чувств. Я помнила, что ненавидела и боялась Люциуса. Я помнила, что такое было, — но
как это было, я вспомнить не могла. Кто бы мог подумать, что при всех наших противоречиях Люциус откроется мне — мне! — с другой, лучшей стороны. Кто бы мог подумать, что те его качества, которые до нашего брака вызывали во мне если не ненависть и презрение, то насмешку, как член его семьи я признаю самым лучшим, что в нём было. Особенно его стремление контролировать окружающих и принимать за них решения. Потому что видит бог, даже когда он меня ненавидел, во всём, что не касалось нашего противостояния, решения, которые он принимал, были не самыми худшими для меня — Люциус всегда учитывал мои интересы. Вспомнить хотя бы такую мелочь, как мой страх оказаться на публике после того, как стало известно о нашем браке: тогда мы отправились на приём всего за пять минут до его начала — Люциус максимально, насколько позволяли правила приличия, сократил время моего пребывания в обществе. Я поймала себя на мысли, что Люциус избаловал меня. Да-да, избаловал. Перебирая в памяти всё, что произошло в моей жизни, последнее своё самостоятельное решение, которое я смогла вспомнить, было решение защитить Люциуса от заклинаний моих друзей на нашей свадьбе. А дальше... Когда я сталкивалась с проблемой — по-настоящему трудной проблемой — Люциус словно играючи избавлял меня от неё. Сейчас я знаю, насколько непросто давался ему каждый такой широкий жест по отношению ко мне. Но я была его женой, и одного этого было достаточно, чтобы он поддерживал меня. Поэтому можете себе представить, как изменилось его поведение, когда из жены, которую он не выбирал, я превратилась в любимую женщину. Да, он избаловал меня. При таком отношении я просто отвыкла принимать важные решения — ведь до этого за меня их принимал Люциус.
Но подействовавшее проклятье всё изменило: отныне все решения относительно моей жизни мне снова придётся принимать самой. И первое из них — это решение оставить Люциуса. Разумеется, я не позволила бы ему умереть, и если необходимость покинуть его давала даже призрачный шанс спасти моего мужа, я этот шанс упускать не собиралась — это я поняла в тот миг, как услышала о родовом проклятье из уст целителя.
— Грейнджер! — раздался над моим ухом голос Драко, и я почувствовала, как кто-то потряс меня за плечо.
Не сразу я поняла, где нахожусь, когда подняла голову и посмотрела на него.
— Грейнджер, уже утро, — продолжал между тем Драко. — Ты хотела, чтобы дети пришли утром. Я пока не пустил их, на случай, если тебе нужно привести себя в порядок.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарила я. За своими размышлениями я не заметила, как заснула, прижавшись к груди Люциуса, и проспала так всю ночь.
Видеть, как дети сдерживают слёзы, оказалось тяжелее, чем я предполагала. Отцовские уроки поведения не прошли для них бесследно, и сейчас, войдя в палату Люциуса, двойняшки молча расположились возле его кровати. Оливия присела на край, положила ладонь на руку Люциуса и низко наклонила голову, а Николас встал в ногах, глядя на отца. Я заметила, как крепко он сжал челюсти — совсем так, как это делал Люциус. И только когда дети повернулись ко мне, я увидела, как блестят их глаза.
Обняв двойняшек, я тихонько шепнула им:
— Всё будет хорошо.
Вернувшись домой, я решила отложить разговор с призраком Генри Малфоя до вечера. Я попыталась заняться повседневными делами, но мысли упорно возвращались к Люциусу. От них меня не смогла отвлечь даже младшая дочь, которая настойчиво требовала, чтобы я с ней играла. Двойняшки, словно чувствуя, насколько мне тяжело, позвали её погулять в парк и заняли игрой, а я села на скамью и наблюдала за ними.
— О чём думаешь, Грейнджер? — спросил Драко, остановившись возле меня.
Я молча пододвинулась, освобождая место рядом на скамье.
— Ты мне так и не рассказала, что сказал целитель, — сев, продолжил он.
Не сумев сдержать рыдания, я всхлипнула и прижала ко рту ладони.
— Всё так плохо? — прежде чем задать вопрос, Драко сделал небольшую паузу, но справиться с волнением ему не удалось: лёгкую дрожь в его голосе я всё же уловила.
Я не ответила, только кивнула. Некоторое время мы провели в молчании.
— Драко! — Поддавшись внезапному порыву, я повернулась к Малфою и вцепилась в его рукав. — Ты мне это уже обещал однажды, но пообещай снова. Если со мной что-нибудь случится, ты не оставишь Николаса, Оливию и Патрисию. Пообещай, что будешь всегда заботиться о них. И ещё о Мелиссе — если есть кто-то, кому я могу спокойно доверить Мелиссу, то это ты.
— Грейнджер, что ты такое говоришь? — повернулся ко мне Драко. — Ты что задумала?
— Не задумала, — покачала я головой, отпуская его рукав и вновь садясь прямо. — Тебе я лгать не буду: дела у Люциуса обстоят не лучшим образом. И если он умрёт... Как бы пафосно это не звучало, но мне кажется, что я умираю вместе с ним. Я просто хочу быть уверена, что о тех, кого я люблю, есть кому позаботиться. — Мне удалось довольно убедительно сказать это — наверное потому, что мои слова не были совсем ложью.
— Обещаю, — просто ответил Драко и, испытующе глядя на меня, добавил: — Но, может быть, всё ещё обойдётся.
— Я надеюсь, — слабо улыбнулась я.
Вечер неумолимо приближался. Уложив Патрисию спать и дождавшись, пока она заснёт, я с тяжёлым сердцем зашла в спальню и позвала:
— Сэр Генри!
