Часть 3Вопросы некоторых цветовых деталей.
Третье ноября.
Сев проспал почти до вечера. Уходил c выражением медитативно-умиротворенной отрешенности на лице. Как и сказано в книжке этой Стении Нервы. Стало быть, слава Мерлину, полегчало. Хорошо бы, если бы он свои запасы компонентов здесь пополнил. А то вся эта восстановительная терапия…
Четвертое ноября.
В магазине мадам Малкин на заднем плане заметила того типа с вампирской рожей, что тогда болтался со Скиттер возле кондитерской. Выбирал себе что-то черно-красное. На соболезнования мадам по поводу сгоревшего Пророка вскользь упомянула очень содержательный материал про Диртихов, опубликованный у них недавно. Вампир вылетел из салона со скоростью летучей мыши, забыв сдачу. Вполне приемлемое объяснение пожару — вопиющий террористический акт против представителей свободной прессы в ответ на компромат. И Северус может продолжать спать спокойно. К тому же — Дамблдор его не искал. Значит, учебный процесс не страдает оттого, что декан позволил себе выспаться.
Пятое ноября.
Понятно, почему Дамблдор его не искал. Его искали другие. О, Люциус! Обормот! Балбес! Дурень! Где он только эту мерзость взял?! Пришел вчера обиженный на Северуса: «Как он мог так на меня орать!» Орать?! Да за такие вещи морду бьют! Одно дело — Севу в кофе его же успокоительное зелье, и совсем другое — Дамблдор. В такой сложной обстановке! Соскучился по Азкабану? Возмущаться вслух даже не стала. Пожалела. Да и бесполезно. Не понимает. Если с ним что-нибудь случится, что я буду делать без него? А Драко? А… Северус? А что было бы, если бы они на Сева вышли. Разработка-то чья? Страшно подумать, что тогда бы было с Люциусом. Он же без него… А я? А Драко? Когда у лорда Малфоя остынет воинственный пыл, попытаюсь помочь примирению. Может посоветовать Севу нейтральную территорию, что-нибудь в хорошем французском стиле?
Шестое ноября.
Утром бегала в парке вместе с Дороти. Она на ходу рассказывала эльфийские сплетни. Оказывается, Драко порвал свою розовую рубашку им на тряпки для кухни. Ее смущает, что это была одежда. Долго объясняла, что тряпки и одежда — разные вещи, а Добби просто сильно больной эльф. Она согласилась. Но, видимо, мальчик переживает. Надо написать ему, что даже если Уизли пойдет на поправку — это совсем не значит, что мисс Грейнджер снова начнет с ним встречаться. Возможно, как раз наоборот — исчезнет причина для жалости и вины.
Кажется, Люциус дуется теперь на меня. Как ребенок, честное слово! Из-за спальни. Она нравится ему самому. Еще бы! Я же знаю, что зеленое и серебряное — его любимые оттенки радости. Интересно, если пустить кроссовки по ручью, далеко ли они доплывут? Бегать в них удобно. Но мне больше нравятся танцы или размеренная ходьба с приятным собеседником в качестве метода сердечно-сосудистой тренировки и психологической разгрузки. Лучше всего для сохранения моего душевного равновесия помогает общение с Люцем. С глазу на глаз. Можно даже молча. Надо поторопить Сева с примирением. Потому, что у Люциуса душа не на месте.
Седьмое ноября.
Грейнджер к каштановым волосам пойдет темно-бирюзовое с горным хрусталем. Отослала заказ мадам Малкин. Мерки у нее есть с тех пор, как девочка заказывала рабочие мантии в начале года.
Восьмое ноября.
Дороти во время утреннего бега рассказывала, как навещала свою подружку Кору из дома Мальсибера. Попросила разрешения в следующий раз отнести туда печенья. Абсолютное безденежье семьи сказывается на эльфах. Позволила Дороти захватить чего-нибудь в добавку к печенью для детей. Эльфы эльфами, но дети Мальсибера не должны голодать. Получила сову от маменьки Диртиха. Очень пространно умоляет объяснить Люциусу, что к пожару в газете они не имеют никакого отношения. Еще бы они имели! Какая наглость! Она еще и оправдывается!
Черновик письма для миссис Диртих.
Миссис Диртих.
Делами «Ежедневного Пророка» занимается Лорд Малфой. Любое вмешательства в работу газеты с моей стороны не только невозможно, но и предосудительно. Не считаю необходимым доводить до его сведения ваши соображения по этому поводу. Решение вопроса о вашей причастности к пожару — прерогатива аврората, и сомневаться в его компетенции, а тем более влиять на ход расследования — мне, матери почтенного семейства, — не подобает. Прошу впредь по данному вопросу меня не беспокоить.
Нарцисса Малфой.
Малфой—мэнор.
Восьмое ноября.
* * *
Послала шоколад дочке Уолла.
* * *
Вечером явился Северус. Хорошо. Хорошо. Хорошо! Просто замечательно. Северус приволок Макнейру шоколад, вино и предложение участия в фармацевтическом бизнесе. Мерлин знает, где он это вино взял! Называется — Kachetinskoje. Замечательное. Темно-золотистое, приятного вязущего вкуса с невысокой кислотностью. Честно говоря, не хуже бургунского! Оказывается его даже этот знаменитый француз — Дюма высоко оценивал: «Бог, соразмеряющий суровость ветра с силами впервые остриженного ягненка, наделил грузин кахетинским вином, то есть таким, которое не опьяняет или, лучше сказать, во избежание недоразумения не ударяет в голову».
Вот именно! Им и надо было то, что в голову не ударяло, а способствовало согласию и взаимопониманию. После второго бокала Северуса понесло на стихи. У него это всегда замечательно получается, а Люциус всегда на это хорошо реагирует последующим общением со мной. С глазу на глаз. Не знаю, где он эти стихи нашел, скорее всего, там же, где и вино: «Мне Тифлис горбатый снится, сазандарей звон струится… кахетинское густое хорошо в подвале пить…» Уж не представляю, как этот самый Тифлис выглядит и каков звук сазандари, наверно, все это очень сильно отличается и от Парижа, и от Лондона. Но после этих стихов я их спешно покинула, чтобы дать возможность побеседовать о деловых проблемах. А покинула очень спешно, так как явственно чувствовала нарастающее желание Люциуса пообщаться со мной среди зеленого с серебром, в тишине, за вышитым пологом. Признаюсь, я чувствовала то же самое. И пусть Северус даже при этом будет что-то вдохновенно варить вподвалах, из-за чего Северная башня рухнет на наши головы, то моим последним счастливым воспоминанием останется этот темно-золотистый отблеск вина в бокале, странные стихи Северуса и нежность Люциуса в прохладной темноте зеленой спальни. «О, как сладко с тобой молчать, уйдя в забытье. Положи меня, как печать на сердце свое…» У меня тоже есть стихи для твоего сердца, дорогой Люциус.
Некоторые имущественные вопросы.
Десятое ноября.
Получила письмо от Моравик Макнейр. С благодарностью за шоколад. И почти без орфографических ошибок. Пишет, что отец ей не покупал конфет с самого Рождества. А на виски ему хватает? Видимо… После известного скандала Макнейр по привычке напился, и (по пьяни) беседовал с дочерью — а с кем же еще? Девочка, естественно, никому ничего не рассказала — это не первый случай подобной беседы, и она научилась хранить секреты за свою детскую жизнь.
Но захотела поблагодарить Малфоев. За шоколад. Молодец. За отца переживает. Да уж! «Разве можно с гордостью сказать, что отец — работает палачом в Министерстве?» Кто бы спорил? Конечно, палач Лорда Судеб Волдеморта — звучит гораздо круче. Хотя, особой романтики в этом нет. Абсолютно. Прибил пару десятков маглов и несколько волшебников, а теперь рубит головы обешеневшим гиппогрифам. Но разве это для нее важно? Он любит дочь и доверяет ей. И, в конце концов, жить-то на что-то надо! Пригласить девочку на каникулы в имение? Люц разозлится. Скажет, что он не потерпит здесь филиала Хогвартса. Да я и сама не выдержу. Это только Северус выдерживает. И как он это выдерживает?
Кстати, Дороти рассказывала, что Мальсиберова сестра с малолетними племянниками обитают в каких-то трущобах. Помнится, у него был чудесный дом в Истборне, с видом на море. Очень большой и добротный. С флюгером в виде дракона на крыше. Куда все делось? Я даже не говорю о бедной жене Долохова, которая едва говорит по-английски и из-за этого не может найти работу. Не возвращаться же ей в Россию? Кому она там нужна с тремя детьми? А ведь Антонин не бедный человек. Был. Пожизненный срок в Азкабане. Звучит парадоксально. Может правильнее — посмертный!
Одинадцатое ноября.
«Случайно» зашла в «Горбин и Бэрк». Честно говоря, не случайно зашла, хотела кое-что уточнить. Уточнила. На витрине в пыльном шкафу браслет Беллатрикс. Парный к моему, тот самый, позволяющий узнать, где сестра. Оставшийся в доме Лестранджей после ее ареста. То есть, конфискованный Министерством. Спросила у Гобрина, откуда он на этой витрине. Долго уходил от ответа. Далеко не ушел. Сообщил, что принес Бэгмен. И что он еще туда принес? Горбин опять уходил от ответа недолго.
Недлинный список, но солидный. Все вещи — фамильные ценности семей арестованных, которыедолжны лежать в сейфах Министерства. Прекрасно. Что они лежат не там. Но при чем тут Людовик Бэгмен? Вещи — бесценные. Продаются тихо и не очень дорого. Кое-что уже ушло. Тайна клиентов? Достопочтенный Горбин, как он любит уходить от ответа! Не уйдешь.И не ушел. Тут же составил мне список клиентов. Очень содержательный. Я не собираюсь выдавать его Министерству. Как почтенная мать уважаемого семейства я признаю один авторитет — моего мужа, лорда Люциуса Малфоя. И, как почтенная мать семейства, я никогда не шатаюсь по подозрительным лавчонкам подозрительного переулка, а тем более не занимаюсь ловлей владельцев этих лавчонок в процессе убегания от ответа на мои вопросы. И, если мать почтенного семейства, для сохранения своего здоровья, бегает по парку в кроссовках, это не значит, что в наложении «Обливейта» она утратила былую виртуозность. Купила браслет у Гобрина, кстати, до «Обливейта». И никто не докажет, что это — второй. Ведь первый — многократно видели на руке матери почтенного семейства. Интересно, что скажет Люциус? А Северус? Ах, мистер Бэгмен! Ах, турнир по квиддичу «Английская осень»! Для интеграции магических масс друг в друга? Интересно, в какую министерскую авантюру он интегрировался и вместе с кем? Конфискованное имущество арестованных и осужденных разворовывается, а дети — голодают? При чем тут дети?