«Разреши мне посидеть с тобой на кухне…»Когда Гермиона утром спустилась на кухню, непобедимый Альбус Дамблдор вел неравный поединок с печкой.
- Аберфорт! – сердито крикнул Альбус в окно. – Ты какое заклинание использовал?
- Бересту! – откликнулся Аберфорт со двора.
Дамблдор озадаченно посмотрел на печку. Учитывая его непросвещенность в вопросах домашнего хозяйства, справиться с печкой ему бы не помогла и Старшая палочка. Заколдованный им венчик тем временем давно выскочил из миски и рисовал на стене кухни картины еще не прославленного Ван Гога.
- Доброе утро, Альбус, - сказала Гермиона, доставая свою палочку. – Отойдите-ка от печки. Еще лучше – сядьте на табуретку.
- Я вполне мог бы вас накормить, - недовольно сказал Альбус, но с табуреткой он совместился очень органично.
Кулинария Гермионе давалась чуть больше, чем прорицания, хотя Гарри и Джинни, которые готовили намного лучше нее, постоянно приглашали ее обедать, «чтобы не оголодала», и дразнили «старым холостяком». Но по сравнению, например, с Роном, который, как и Альбус, в хозяйственном смысле всю жизнь прожил за спиной матери, она была просто шеф-поваром. Рон, впрочем, этого не признавал.
- У вас ловко получается, - заметил Альбус с табуретки. – Расскажите мне что-нибудь. Например, о том, где вы учились.
- Не говорите под руку, - огрызнулась Гермиона, чуть не пролив уже замешанный омлет мимо сковородки. Среди ее мужских черт, свойственных незамужним девушкам, было и неумение делать несколько дел сразу.
- Ну извините, - удивленно ответил Дамблдор. – Моя матушка, Царствие ей Небесное, по утрам болтала так… - Дамблдор осекся под взглядом Гермионы, очевидно, вспомнив о разбитой стенке в доме Батильды Бэгшот.
Впрочем, Дамблдор не смог изменить своей привычке поболтать перед завтраком и, пока Гермиона готовила, развлекал ее историями о войне Геллерта Гриндельвальда и маггловских мальчишек, совершающих набеги на сад Батильды.
- Кстати, там стоит антиаппарационный барьер, - заметила Гермиона, когда дальше отмалчиваться стало уже неприличным.
- А, это от меня, - пояснил Альбус. – Я его еще проучу. С детьми воевать вздумал.
После завтрака Альбус трансфигурировал свою табуретку в кресло-качалку и начал щуриться в пространство, очень напоминая себя в старости. Тем неожиданнее был его вопрос потерявшей бдительность Гермионе.
- Вы чистокровная, надеюсь? – небрежно спросил Альбус, не переставая раскачиваться.
- Могу я это считать официальным вызовом на дуэль? – холодно осведомилась Гермиона.
Альбус прекратил раскачиваться и внимательно посмотрел на Гермиону. По его лицу было видно, что он сожалеет о своей небрежности, но даже Гарри, который больше всех натерпелся от Дамблдора, признавал, что с извинениями у Альбуса туговато.
- Я не хотел вас обидеть, совсем наоборот, - наконец произнес Альбус. – Просто прощупывал почву для одной беседы.
- О Ницше? – ядовитым голосом спросила Гермиона.
- Вы так говорите, как будто мне должно быть стыдно за интерес к Ницше! – вскинулся Альбус.
- Должно быть, - в сердцах сказала Гермиона, хотя еще час назад она давала себе слово больше не пророчествовать. – И еще много раз будет. Не за интерес, а за то, как вы его понимаете.
- Это вы еще не познакомились с Геллертом, - обиженно сказал Альбус. – Тогда бы вы поняли, что такое расширительное толкование. Раз вы не чистокровная, я не буду его цитировать, чтобы вас не обидеть.
Гермиона только пожала плечами и отвернулась к окну.
- Ну полно вам, - миролюбиво произнес Альбус через несколько минут, и кресло-качалка снова заскрипело. – Помиримся. Удивительно, до чего люди доходят в праведном гневе.
Последняя ремарка была вполне дамблдоровская, и за нее Гермиона Альбуса простила. В конце концов, напомнила она себе, он еще не стал директором Хогвартса, но никогда не был и персонажем книги Риты Скиттер.
- Давайте я сварю вам еще кофе, - предложил Альбус.
- Ох уж не надо, - тут же преградила ему путь Гермиона. – Во имя человечества и высшего блага. Я сама вам все сварю.
Альбус спорить не стал, и Гермиона догадывалась, что не от покладистости, но ее почему-то не раздражало, что он сидит и бездельничает, пока она готовит.
- Ну не хотите про Ницше, давайте про Вагнера, - наконец подал голос Альбус, удачно выбрав момент – под руку он теперь не говорил. – Опять не слава Богу? Про него же все сейчас говорят.
- Давайте про Рильке, раз вы уж такой германофил, - предложила Гермиона, ставя кофе на стол. Про себя она подумала, что остроумный, но несправедливый намек на Гриндельвальда в ее времени поняли бы.
- Вы любите Рильке? – просиял Альбус. – Как вы думаете, он маг? Нет, не отвечайте, вы просто послушайте…
Гермиона сначала немного испугалась своего выбора – хотя она неплохо знала немецкий, Рильке она читала только в переводах, которых в 1899 еще не было. Но риск был оправдан: слушая Альбуса, она поняла, почему Германия подарила миру столько великих поэтов. Немецкий в его устах приобретал магическую силу, и Гермиона была уверена, что именно так слышал язык Рильке, поэт и маггл, которому была доступна неизвестная многим волшебникам магия.
Уступив просьбам Альбуса, она прочитала несколько своих любимых переводов, очень стараясь выбирать хотя бы переводы уже написанных стихотворений.
- Это переводы моего знакомого, - немного смущенно ответила она на удивленный вопрос Альбуса, но он понял ее смущение неправильно.
- Значит, ваши, - уверенно сказал он. – Почитайте еще. Пожалуйста. Вы замечательно пишете. И читаете.
И только когда Альбус немного робко взял ее за руку, Гермиона почувствовала, как ее оставляет тяжесть памяти. В 1899 году мир еще дремал, не зная о двух мировых и трех волшебных войнах, которые предстоят ему в следующем веке. От ницшеанских разговоров до мрачной твердыни Нурменгарда и смертельной дуэли двух старых друзей было еще несколько десятилетий. И будущий ветеран всех магических войн пока еще ни о чем этом не думал, даже если он читал Ницше и слушал Вагнера, как и многие его сверстники. Его просто привлекал интересный разговор с красивой девушкой.
