Глава 30- Я не рассказывал тебе никогда, - говорит он после долгого молчания. – Хочешь послушать?
- Хочу, - кивает Снейп. Он сам не знает, правда ли это, но другой ответ всё равно сейчас невозможен.
- У отца старший брат был - начинает тот, поворачиваясь, наконец, и обтирая заплаканное лицо тыльной стороной руки. – Ревальт. Он…
Мальсибер замолкает и смотрит куда-то в пространство. Потом вдруг вскакивает и говорит:
- Пойдём.
Они идут по тёмному спящему дому и поднимаются наверх – там точно такой же коридор, идущий вдоль комнат, одну из которых Мальсибер и открывает.
- Люмос, - говорит он. – Входи.
Комната небольшая – они тут все небольшие – и обставлена очень просто: кровать, аккуратно заправленная, стол, шкаф… На стенах – старые плакаты и колдографии, на полках – в основном, школьные учебники, тоже отнюдь не новые. На тумбочке у кровати – пустой стакан и три открытых квадратных коробочки…
С двумя маггловскими медалями и орденом: медной шестиконечной звездой на сине-бело-красной полосатой колодке.
Снейп глядит вопросительно и удивлённо – Мальсибер берёт коробочку со звездой и проводит пальцами по награде.
- Он был… военным, - говорит он негромко. – Маггловским, да…
Он садится на край кровати и жестом предлагает Северусу сделать то же.
- Он учился вместе с Лордом, - начинает он медленно. – Ты ведь помнишь историю, верно? – скорее формально, чем действительно интересуется он. – Помнишь, что Дамблдор в сорок пятом победил Гриндевальда, и тот удалился в свою собственную тюрьму? Так вот у магглов в то время тоже была война… большая война, - зачем-то уточняет он. – С Германией. И дядя, - Ойген улыбается странно, грустно и, в то же время, кажется, гордо, - сбежал туда… И знаешь… Я думаю, он на фронте, наверное, встречал, Дамблдора… наверное, должен был… но знал-то он его точно - я в книгах не так давно читал и очень удивился: оказывается, тогда и магглы, и волшебники воевали вместе...
Это так странно… Мальсиберы, как считалось, всегда были вместе с Лордом. Это не вписывается ни во что… и Снейп даже не слышал никогда о том, что у его друга был дядя.
- И вот дядя… Ревальт… сбежал с шестого курса… добавил себе несколько лет – магглы же не разбираются – и пошёл к магглам. И погиб в конце войны…
Его голос с каждым словом становится всё тише и тише, и Ойген вновь замолкает, задумчиво гладя пальцами медную звезду.
- Я не так много про него знаю… остался полудетский портрет – после пятого курса – но я с ним не разговаривал никогда… а как говорить сейчас – даже не представляю. А в детстве мне его не показывали… Отец… не знаю, зачем я рассказываю тебе всё это, - вдруг говорит он, ставя коробочку с орденом на место и прикрывая лицо руками. – Тебе в самом деле интересно? Я знаю, ты выслушаешь, что бы я ни сказал, - он смотрит на Снейпа с мягкой улыбкой, - но мне не хочется говорить об этом впустую. Я не обижусь, - добавляет он очень серьёзно.
- Интересно, - искренне кивает Северус.
- Ну… тогда вот, - он встаёт, подойдя к почти что пустому письменному столу, берёт с него небольшую фотографию – маггловскую – в простой серебряной рамке. На ней – совсем молодой человек в маггловской военной форме, фамильные черты очень заметны, он настолько похож на Ойгена, что в первый момент кажется, будто бы это он и есть. Он смотрит в камеру и улыбается уверенно и спокойно. – Ревальт, - говорит Ойген, протягивая снимок Северусу. Тот берёт – и, рассмотрев, кладёт рядом с собой на кровать.
Мальсибер снова садится рядом с ним и берёт в руки коробочку с одной из медалей – на простой красной колодке с дубовыми, кажется, листьями. Он молчит очень долго, а Снейп не торопит – просто сидит рядом, дожидаясь, пока тот продолжит – чего-чего, а терпения ему не занимать.
- Папа был совсем маленьким, когда тот сбежал… его родители так и не примирились со смертью старшего сына. Как и с тем, что тот погиб так… по-маггловски. Они всегда очень любили его… и всегда ставили папе в пример. Мне кажется, его это… злило. Он сам почти и не помнил брата… так… смутно. И всегда с ним соревновался… но у покойника ведь нельзя выиграть.
Он встаёт и подходит к окну – то выходит на тихую улицу – и смотрит на маггловский дом напротив. Ойген проводит рукой по стеклу и замирает, потом поворачивается и глядит на Северуса очень печально.
- Я думаю, папа потому так и не любил Дамблдора… может, винил его в смерти брата, а может просто… в пику ему. И Гриндевальда поэтому всегда уважал… а после и Лорда. Я в юности не знал ничего этого… не понимал, почему мы не общаемся с дедом, к примеру.
- Вы не общались?
- Практически нет… тот жил затворником – я его почти и не видел. Маминых родителей я знал отлично – а вот с папиным отцом мы в одном доме жили, а я его видел от силы раз в месяц. А про дядю вообще не знал… пока не нашёл однажды его фотографию. Вот эту, - он кивает на старый снимок. – Спросил папу, кто это… мне было так странно – эта маггловская вещь в нашем доме… и ты знаешь, - он возвращается и садится рядом со Снейпом, - я только сейчас понимаю некоторые вещи. И то, наверное, не до конца…
- Какие? – спрашивает тот негромко.
- Почему дед, да и отец так ненавидели магглов. И почему Дамблдор прощал мне некоторые выходки, - он улыбается. – Я же… ты не знаешь – никто не знал. Я на шестом курсе выкинул номер… меня, наверное, должны были бы выгнать, - он улыбается и замолкает, потом поворачивается и вновь улыбается, широко и грустно одновременно. – Я же тогда так разозлился на ту гриффиндорскую четвёрку… и ты ещё меня тогда изумил, когда запретил даже думать про Люпина, помнишь?
Снейп кивает. Ему не нравится этот разговор – он… не про него. А ту, старую жизнь вспоминать он не хочет. Но и останавливать Мальсибера не хочет тоже – а потому просто молчит, позволяя тому самому решать, продолжать или нет.
Тот продолжает:
- Мы подрались с Блэком как-то вечером: столкнулись в коридоре… ну, как столкнулись. Я его выследил и ждал – он шёл с какого-то свидания, и я на него налетел. И я, - он вздыхает, - когда начал проигрывать, использовал тогда Империо.
- В школе?! – ахает Снейп. Тут уже не до «этой» и «той» жизни…
- Ну да, - Мальсибер шутливо вздыхает. – Знаю, что был идиотом… Дамблдор через три секунды был там. Ну, или через пять – но очень быстро, я тогда даже ничего не успел приказать Блэку. Я когда Дамблдора увидел – даже не успел испугаться… просто подумал, что он меня сейчас, наверное, убьёт, - он смеётся.
- Представляю, - усмехается Снейп. Хотя это ложь: на самом деле он не хочет представлять себе Дамблдора.
- И вот стоим мы: я, Дамблдор и Блэк под Империо… я от ужаса даже забыл его снять – и глядим мы с директором друг на друга… и сердце у меня бьётся уже где-то в пятках, а Дамблдор всё молчит и так странно на меня смотрит… потом говорит, наконец, мол, молодой человек, что же вы, отпустите вы Сириуса и пойдёмте поговорим… а ему спать пора, поздно уже… Я снимаю Империо – Блэк только глазами хлопает, ещё бы, он-то вообще понять не может, откуда тут взялся директор… а тот его в спальню отправил и десять баллов за нахождение вне гостиной после отбоя снял – и повёл меня к себе в кабинет… А когда мы пришли – усадил за стол, чаю налил… а мне было так страшно почему-то – я даже не знаю, почему. Я ведь, вообще-то, совсем его не боялся… но он в тот момент был такой…
- Да и Империо, знаешь ли – это не бомба-вонючка, - кивает Северус.
- Это да… но я, ты знаешь, даже не думал тогда о нём – мне было просто ужасно не по себе. Он так смотрел, будто я… сделал что-то очень позорное. Не страшное – а именно что позорное. Мы какое-то время молча сидели, а потом он сказал мне: «Стыдно, молодой человек, такие таланты пользовать подобным образом. Я был бы вам очень признателен, если бы вы избавили нас с мистером Олливандером от печальной участи видеть, как сломают вашу палочку». Я даже не сразу понял его… сидел и думал, что он имеет в виду – то ли что отпускает меня, то ли что я должен сейчас сам с собой что-нибудь сделать… а он добавил: «Дайте мне слово, что никогда больше не станете так шутить. Хотя бы до тех пор, пока вы в этой школе». Я дал, конечно… а он очень грустно посмотрел на меня и добавил, что понимает, что я хотел отомстить за друга, поэтому не станет меня наказывать, хотя, по его мнению, мне не следует участвовать в следующем квиддичном матче… и что очень глупо убивать мух Авадой. Потом отпустил меня и даже баллов не снял… Я тогда изумился, что мне так легко сошло всё с рук. А сейчас понимаю… Мерлин мой, какими же мы были в школе придурками! – качает он головой – потом смотрит остро и очень внимательно на своего друга и говорит: - Извини. Про Дамблдора точно было лишним.
- Да нет, - тот задумчиво трёт свой подбородок. – Ты меня изумил. Наложить Империо в школе… только тебе это и могло с рук сойти.
- Не думаю, что это моя заслуга, - возражает Ойген. – Хотя тогда был уверен.
- А в квиддич-то ты сыграл тогда?
- В квиддич? Сыграл, конечно, - смеётся Мальсибер. – Мало ли, что там считает какой-то директор…
Он вдруг вздыхает и закрывает глаза.
- Устал? – тихо спрашивает его Снейп.
- Устал, - говорит он. – Но давай ещё посидим тут немного… и я тебе про родителей расскажу. Если хочешь.
Снейп сам не знает, хочет ли он – нет, пожалуй… ему вообще не хочется вспоминать прошлое. Однако отвечает он иначе:
- Хочу.
Ойген поворачивает голову и смотрит на него очень внимательно, потом улыбается грустно и нежно и кладёт ладонь ему на колено.
- Спасибо. Я знаю, тебе неинтересно. Но я всё равно расскажу, потому что хочу, чтобы ты знал, как и почему умерли мои родители.
- Ты говорил, потому, что ты сел в тюрьму.
- В общем-то, да… Они… они молодыми были – примерно как мы сейчас… а я же больше никогда не должен был выйти. Кто знал, что так всё получится… в общем, они попытались завести другого наследника.
Снейп хмурится: ему это неприятно. Неприятен такой подход к ситуации – хоть он и признаёт его рациональность – неприятно принятие его Ойгеном…
- У них получилось даже, хоть и не сразу… но… ты понимаешь, они же волшебники… и очень любили меня…
Его голос дрожит и затихает, он молчит какое-то время, потом улыбается отчаянно и очень грустно и продолжает:
- Поэтому… мама мне сейчас рассказала… она носила моего брата – и не хотела жить… не могла, чувствовала, что предаёт меня…
Он плачет – беззвучно, слёзы просто капают ему на колени – Ойген сидит, наклонившись вперёд, и лица его Северусу не видно. А вот слёзы видно, и даже слышно, как они падают на плотную ткань мантии – или это ему уже кажется…
- Понимала, что не права… и что ребёнок её нерождённый ни в чём не виноват… но ничего не могла поделать. А когда до родов оставалось чуть больше месяца – те начались и рано, и слишком внезапно, и всё пошло не так, и ребёнка она потеряла… а потом и сама умерла. А папа пытался её удержать… вытащить её до последнего, заставить захотеть жить… мы же умеем это нашим Империо… обычно умеем, - едва слышно добавляет он. – Но в этот раз он не сумел… и вместо этого просто ушёл вместе с ней… Империо не нашли, конечно – и решили, что они оба умерли от магического истощения, не пережив потери второго сына…
Он замолкает и плачет, плачет, очень горько и безысходно, и Северус обнимает его за плечи и гладит по ним и по голове – молча, потому что не без оснований подозревает, что правильных слов сейчас не найдёт, а молчание в таких случаях лучше, чем слова неуместные. Ойген успокаивается постепенно и затихает – дыхание его становится ровнее и глубже, и он, наконец, засыпает – Снейп сперва держит его, дожидаясь, пока он покрепче уснёт, а потом левитирует к нему в спальню.
…На полный сбор библиотеки уходит четыре дня – и ещё один на то, чтобы Ойгену уже одному пройтись по дому и забрать, в частности, портреты и постоять перед стеной с выбитым на ней генеалогическим древом.
- Я не хочу его тут оставлять, - говорит он вечером за столом. – Но мои предки, увы, были слишком уж основательны – нет бы гобелен выткать, как все нормальные люди! У всех гобелены, а то и пергаменты, насколько я знаю… нет! В этом мы уникальны! – досадует он.
- Стена несущая? – спрашивает Люциус.
- Откуда я знаю?! – получает он изумлённый ответ. – Я никогда не занимался строительством!
- Так тебе предстоит, - улыбается он. – Займись… я тебе книги дам. А стена пусть стоит пока – ты же здесь не в последний раз. Как поймёшь, как это делается – заберёшь. Ну, или если ты хочешь – давай помогу. Только оставь мне тогда дом открытым.
- Извини – не могу, - предсказуемо отказывает он. – Но за книги спасибо, возьму с благодарностью… нам же действительно строиться. Отдай Северусу, - говорит он с улыбкой – и немедленно слышит возмущённое:
- Я не собираюсь этим всем заниматься! Я сто раз говорил: делай с жильём, что хочешь, только меня в это не впутывай!
- Не буду, - послушно кивает Ойген – но взгляд, которым он обмениваются с Люциусом, заставляет того сильно в этом его обещании усомниться.
