Главы 41 - 4241.
Оказавшись в кабинете, я встал у дверей, ожидая, пока директор войдет следом за мной, и, повинуясь его молчаливому знаку, уселся в кресло. Дамблдор бросил быстрый взгляд на Фоукса, бродившего по насесту и все еще оживленного после лицезрения Амбридж, наверняка морочившей директору голову очередным бредовым указом, и занял свое место за столом. Волшебники на портретах делали вид, что все происходящее их не интересует.
Дамблдор откинулся на спинку кресла, спокойно взглянул на меня и спросил:
- Вы действительно так ни разу и не побывали на соревнованиях?
- Нет, - ответил я.
- Потому что вам не интересен квиддич? Или просто не хотите чувствовать себя одним из многих?
- В основном потому, что есть вещи, которые интересуют меня гораздо больше квиддича, - проговорил я, тщательно подбирая слова. - Но насчет одного из многих тоже правда.
Дамблдор задумчиво кивнул.
- Удалось вам отдохнуть в эти каникулы? - спросил он после небольшой паузы.
- Да я особо не стремился, - ответил я. - Наверное, не умею отдыхать, как это принято.
- Верно, вы из тех, кто отдыхает, меняя одно занятие на другое, - согласился директор и безо всякого перехода произнес:
- Так о чем вы хотели со мной поговорить?
За прошедшую пару минут все мои волнения и беспокойства куда-то испарились, и хотя никакие идеи меня не осенили, казалось, что наша беседа, как бы она ни началась, непременно выведет в правильном направлении.
- Насколько я могу понять, сэр, - осторожно начал я, следя за выражением лица Дамблдора, - Волдеморт не утратил ко мне своего интереса, несмотря на то, что мы так внезапно распрощались. Тогда, на Гриммо, вы спрашивали, не применял ли он во время нашей встречи легилименцию - то есть для этого ему не нужна палочка, иначе это было бы очевидно. Значит, он природный легилимент?
"Как и я", хотелось добавить мне. Дамблдор наверняка подумал то же самое.
- Да, - ответил директор, - он природный легилимент.
- И, наверное, довольно сильный?..
- Самый сильный.
Директор явно не собирался влиять на динамику нашего разговора. Оно и понятно - сейчас, когда я не слишком представлял, что же именно скажу дальше, работу моих мыслей можно было, наверное, видеть без всякого проникновения в мозг. В такой ситуации я был открыт, как книга - читай не хочу.
- Значит, люди, которые с ним общаются, должны либо говорить правду, либо быть очень сильными окклюментами, - медленно продолжил я, чувствуя себя так, будто иду по тонкому льду озера - неверный шаг, мельчайшая невнимательность, и непрочная опора подо мной исчезнет. Дамблдор молча кивнул. Что ж, была не была...
- Тогда, видимо, Волдеморт не знает, что профессор Снейп и профессор Флитвик занимались со мной дополнительно?
Неожиданно директор, глядящий на меня внимательно, но без всякого выражения, улыбнулся и, кажется, немного расслабился.
- Нет, он не знает, Линг, - ответил Дамблдор и провел ладонью по длинной бороде. - Профессор Снейп - превосходный окклюмент, и думаю, вам не стоит беспокоиться о том, что Волдеморт окажется в курсе ваших занятий. Но даже без этой информации он оценивает вас вполне... - директор помедлил, - точно.
Дамблдор сказал много больше, чем я ожидал сейчас услышать, однако либо он неверно понял мои осторожные слова, либо считал, что инициатива в разговоре должна принадлежать мне - в конце концов, ведь это я к нему пришел, а не наоборот.
- Я волнуюсь не о том, что он окажется в курсе занятий, - проговорил я, - а о том, что если профессор Снейп ему о них не рассказывает, а Темный Лорд узнает об этом откуда-нибудь еще, то может получиться... нестыковка.
Взгляд Дамблдора стал более сосредоточенным; он молча рассматривал меня, словно оценивая или взвешивая сказанное.
- Так значит, вы беспокоитесь за профессора Снейпа? - наконец, спросил он.
Вопрос застиг меня врасплох. Под таким углом на происходящее я еще не смотрел. Конечно, мне было неприятно и стыдно, что в свое время я оказался невольной причиной гнева Волдеморта и его Crucio, направленного на Снейпа, но с тех пор прошло много времени, и я ни разу не задумывался о том, как часто он общается с Темным Лордом и что вообще происходит в делах Ордена. Однако сейчас, когда Дамблдор вывернул мои слова на такую изнанку, о существовании которой я даже не подозревал, я вдруг впервые осознал, что вся эта тайная война - не игрушки, не забавное приключение и не повод для веселых баек, какими мы тешили друг друга в банде, обсуждая наши прошлые успехи и грядущие свершения.
Я молчал довольно долго, сперва размышляя над словами директора, а потом над тем, как ему ответить. Все это время Дамблдор терпеливо ждал, не торопя меня ни словом, ни взглядом. Наконец, я сказал:
- Просто мне бы хотелось, чтобы у Волдеморта не было причин подвергать слова профессора сомнению. Он имеет возможность получать интересующие его сведения разными путями, и если между источниками окажутся противоречия, такая причина может возникнуть.
Директор ответил не сразу, а когда заговорил, то, к моему разочарованию, увел беседу в другое русло.
- Знаете, Линг, - сказал он, и на этот раз в голосе Дамблдора прозвучало чуть больше свойственного ему дружелюбия, - за все пять лет, что вы здесь учитесь, вы ни разу не совершили ничего, что нанесло кому бы то ни было вред.
Я вспомнил о мышах и насекомых, на которых испытывал заклятья, но тут же задвинул эту мысль подальше.
- Вы не враждуете с учениками других факультетов, не принимаете участия в предквиддичных волнениях, когда у мадам Помфри становится особенно много работы, и вообще стараетесь быть подальше от всего, что отвлекает вас от учебы. Но визит к Темному Лорду ставит вас в особое положение, независимо от вашего поведения и усердия, с которым вы учитесь. После встречи на Гриммо многие из тех, кого вы там видели, выразили сомнение в правильности моего решения показать вам это место, несмотря на то, что я постарался убедить их в отсутствии причин для недоверия...
Я усмехнулся. Дамблдор замолчал.
- Это как раз понятно, - произнес я, решив, что директор хочет услышать мой комментарий. - У Слизерина своеобразная репутация.
- Вы правы, - ответил Дамблдор, - и нельзя сказать, что она не обоснована. На этом факультете учились многие будущие темные маги, в том числе и Том Риддл, который ныне зовет себя Лордом Волдемортом.
- Да, я знаю, - пробормотал я. Директор слегка улыбнулся:
- Знаете? Если мне не изменяет память, в учебниках об этом не пишут...
- Мне Поттер... Гарри рассказывал, - ответил я, почувствовав, наконец, под ногами твердую почву. - Еще там, в доме Блэка.
- Вот как, - сказал Дамблдор, и было непохоже, что он сильно удивлен или недоволен.
Я решил, что логика нашей беседы вполне допускает слегка отклониться в сторону и обсудить одну из тем, которая все еще вызывала во мне интерес.
- Гарри говорил, что когда на втором курсе он дрался с василиском, там был какой-то дневник, в котором, по его словам, находились воспоминания Риддла, - сказал я. - Профессор Снейп однажды принес на наше занятие Омут памяти... - я кивнул на чашу, стоявшую на одной из полок директорского кабинета, - и объяснил, что воспоминания можно хранить в этой чаше или во флаконах, но ничего не говорил о том, что их можно помещать в такие предметы, как дневники... то есть в вещи, которые не являются емкостями. Но получается, воспоминания все же можно так заколдовывать?
Дамблдор снова провел ладонью по бороде, немного помедлил и сказал:
- Это были не воспоминания, Линг.
Я хотел спросить, а что же тогда, но вовремя остановил себя. Дамблдор не продолжал, и судя по тому, как развивался наш разговор, его молчание свидетельствовало, что я вполне способен самостоятельно сделать выводы из его ответа. Но на основе чего? Я никогда не встречал упоминаний о подобной магии... Дамблдор выжидающе смотрел на меня, словно я был на экзамене и только что вытянул билет.
- Но это действительно был Том Риддл? - уточнил я.
- Да, - кратко ответил Дамблдор.
"По части загадок директор легко бы переплюнул Риддла, - подумал я. - Почему нельзя просто взять и все объяснить? Ладно, что мы имеем? Мы имеем Волдеморта, который вселился в Квиррелла, однако в дневнике, судя по словам Поттера, обитал Риддл-подросток. И, тем не менее, это все равно был Темный Лорд - точнее, будущий Темный Лорд".
Воспоминания было невозможно запечатать в вещь, но в дневнике находилось то, что являлось Волдемортом и могло оставаться в предмете благодаря неизвестной мне магии... часть Темного Лорда – подростка, уничтоженная при разрушении дневника... Молния Плутона!
- Там было его сознание! - воскликнул я. - Точнее, его часть!.. Я читал о молнии Плутона, когда человек, обращенный в камень, сохранял при этом сознание и мог умереть, только если камень разрушали.
- Сознание невозможно разделить, - ответил Дамблдор. - То, что мы называем сознанием, является совокупностью, отражением, синтезом многих отдельных составляющих - функционирования нашего организма и его внутренней структуры, нашего опыта, памяти, и так далее. Без всех этих внешне обусловленных факторов никакого "сознания" не существует. Но в своих рассуждениях вы стоите на правильном пути. Я, конечно, мог бы вам подсказать, однако будет лучше, если вы разберетесь в этом сами. Все, что для этого нужно, у вас есть.
"Часть Волдеморта... часть Риддла... - думал я, испытывая ужасную досаду от того, что снова, как и с василиском, не нахожу ответа, несмотря на наличие всей информации. - Сознание не делится, воспоминания не хранятся..." Все это крутилось у меня в голове, как бешеная мельница, превращаясь в бессмысленный набор фраз, до тех пор, пока я вдруг не вспомнил слова Снейпа, сказанные мне в конце первого курса, когда я выразил сожаление относительно того, что не смогу попасть летом в Лондон. "Все, что вам нужно, находится здесь", произнес тогда профессор; почти то же сказал сейчас Дамблдор. И эта сцена, словно магические рельсы, вывела меня к другому воспоминанию - моему боггарту.
"Знаете, что происходит с душой волшебника, если он кого-то убивает - особенно если убивает так? Она раскалывается. Расщепляется. Перестает быть целой. И это не метафора. Не метафора".
- Душа?! - потрясенно прошептал я, уставясь на Дамблдора и чувствуя, как кровь отливает от лица, а руки холодеют. - Там была часть его души?
Судя по выражению, появившемуся на лице директора, я заслужил "превосходно".
- Совершенно верно, Линг, - с удовольствием произнес он и поудобнее устроился в кресле. - В дневнике действительно хранилась часть души Волдеморта. Расщепление собственной души и помещение ее отделенной части в предмет - один из самых жестоких ритуалов Темных искусств, поскольку требует для своего исполнения убийства другого человека... Я знаю, о чем вы сейчас подумали, но самого факта убийства недостаточно. Создание крестража - сложный ритуал, к которому необходимо готовиться, исполнять его осознанно и взвешенно. Осколок души запечатывается в предмет и остается там до тех пор, пока проводивший его маг не погибает. После этого запечатанный фрагмент, скажем так, просыпается и... - Дамблдор сделал паузу, подыскивая нужное определение, - поддерживает существование волшебника, который в это время ищет возможность воплотиться телесно.
"Именно это я и видел в воспоминаниях Поттера, - мелькнуло у меня в голове. - Как он вылезал из котла".
- Но зачем кому-то вообще разделять душу? - спросил я. Дамблдор, кажется, удивился.
- Разделение души позволяет магу выжить после разрушения тела, - ответил он.
- Да, - кивнул я, - это понятно. Но я имел в виду не в техническом смысле, а... в философском что ли.
- Ах, в философском, - Дамблдор улыбнулся. - Ну, с этим все просто. Волдеморт боится смерти. Это его самый главный страх.
Если я думал, что в процессе нашего разговора уже пережил самое сильное потрясение, то испытанное мною сейчас не шло ни в какое сравнение с догадкой о разделенной душе. Я был разочарован так, как никогда раньше. Самый могучий темный колдун Британии, нагоняющий страх на все магическое сообщество,
боится смерти и поэтому расщепил свою душу пополам?
Я начал смеяться.
- Этого не может быть, - сквозь смех проговорил я. - Разве можно бояться телесной смерти?
Дамблдор смотрел на меня с улыбкой.
- Вы разочарованы, - мягко констатировал он.
- Еще как, - ответил я. - Не ожидал от Волдеморта такой... банальности.
- У каждого есть свое уязвимое место, и часто не одно, - произнес Дамблдор. - Но нельзя недооценивать Темного Лорда лишь потому, что у него такие, как вы выразились, банальные страхи. За известную историю магического сообщества к сотворению крестражей прибегла лишь пара десятков волшебников – по крайней мере, в Европе и Северной Америке. Учитывая, что этот ритуал был изобретен или занесен в Европу в раннее средневековье, можете представить, насколько редко к нему обращаются... по разным причинам, конечно, но как бы темен он ни был, создание крестража требует мастерства и своего рода... - Дамблдор немного подумал, - своего рода отваги, каким бы странным вам это не показалось.
Пожалуй, директор был прав. Чтобы сотворить такое с собственной душой, надо было испытывать переполняющий ужас перед смертью или такое отчаяние от невозможности ее избежать, что ради избавления от него можно было пойти на все, и даже на такой абсурдный шаг, как лишение себя полноценной бессмертной души ради поддержания бренного телесного существования. Вероятно, для этого действительно требовалась своеобразная отвага отчаяния, поскольку маг, хотя бы в общих чертах, должен понимать, что разделив душу и вложив ее в мертвый предмет, на самом деле лишает себя жизни, а не обретает ее.
- А как же он теперь, без своего крестража? - спросил я. - Он ведь знает, что дневник разрушен, и что теперь у него только половина души.
Дамблдор молчал, не сводя с меня глаз. Опять? Что я такого сказал - или что я сказал неправильно?
- Он не знает, что дневник разрушен? - с сомнением произнес я. - Мне кажется, если он хранился у Малфоя, Волдеморт первым делом поинтересуется у него о судьбе такой драгоценности...
Дамблдор слегка кивнул.
- Безусловно, об этом он знает, - проговорил он. Я недоуменно молчал, пытаясь сообразить, к чему директор меня подталкивает.
- Не половина? - спросил я на всякий случай, хотя не был готов поверить, что кому-то может придти в голову кромсать свою душу на множество кусочков и распихивать их по разным предметам.
- Полагаю, много меньше, - ответил Дамблдор.
Какое-то время я пытался представить себе эту картину, но возникающие образы были настолько расплывчатыми и неуловимыми, что мне пришлось смириться с неспособностью своего пусть и больного воображения охватить столь дикую идею.
- Но как тогда он может чувствовать себя полноценным существом? - спросил я. - Разве он не испытывает... - мне долго не удавалось подобрать нужных слов, - внутренней пустоты из-за такого разделения?
Директор поднялся из-за стола и подошел к окну. На улице давно стемнело, и скоро должен был начаться ужин. Портреты волшебников, теперь уже не скрывая интереса, следили за нашим разговором, усевшись поудобнее в своем закартинном пространстве, словно зрители небольшого театра, где мы с Дамблдором были актерами, разыгрывающими увлекательное представление. Некоторые даже приложили к ушам допотопные слуховые трубки.
Директор долго молчал, и я понял, что ответа уже не дождусь. Впрочем, откуда ему знать, что чувствует тот, кто лишился большей части своей души?
- Линг, можно задать вам личный вопрос? - вдруг спросил Дамблдор, отвернувшись от окна и подойдя к своему креслу. - Если не захотите, не отвечайте...
- Можно, - сказал я.
- Шляпа отправляла вас в Слизерин?
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что речь идет о событиях почти пятилетней давности.
- В Равенкло, - ответил я, глядя на Дамблдора.
- А почему вы решили пойти в Слизерин?
- Из-за змеи, - проговорил я. - Увидел ее на гербе и решил, что это... - я усмехнулся, - знак.
- Знак? - удивился Дамблдор. - Вы что же, верите в
знаки?
- Иногда, - сказал я. - Если они мне нравятся. Я понимаю, что связывать предметы и события надо осторожно, потому что они действительно могут попасть в зависимость друг от друга, так что стараюсь быть осмотрительным.
Директор снова застыл в молчании, которое на этот раз казалось насыщенным, словно энергия его мыслей каким-то образом заполнила собой небольшое пространство круглого кабинета.
- Странная у нас получилась беседа, - задумчиво произнес директор, и в его голосе мне послышалась печаль. Я ждал продолжения, однако его не последовало. Дамблдор какое-то время просто смотрел на дремавшего Фоукса, а потом сказал:
- Я рад, что вы ко мне заглянули - мы провели этот час с большой пользой для нас обоих. Признаться, Линг, я полагал, вряд ли в этой жизни осталось то, что еще способно вызвать во мне удивление, однако вам удается делать это с завидной регулярностью. Взять хотя бы того персонажа, которого вы написали и оживили...
Я похолодел – неужели проклятый монах опять заглянул в гости к Макгонагалл? Дамблдор заметил мою напряженность и улыбнулся:
- Я встретил его внизу, в подземных помещениях. Надо сказать, среди тамошних обитателей он смотрится очень органично. За эти несколько лет вы проделали большой путь - я помню эскизы, которые вы рисовали на первом курсе... Ну что ж, - Дамблдор глянул на стену за моей спиной, - полагаю, вам пора спускаться в Большой зал, на ужин, иначе вы снова его пропустите. Я передам профессору Снейпу ваши опасения...
- Нет! - я в ужасе вскочил с кресла. - Не говорите ему! Пожалуйста! То есть скажите, но...
- Но не выдавать, что эта мысль исходила от вас, - помог мне Дамблдор.
- Да, - с облегчением выдохнул я, - а то он меня убьет...
И поспешно добавил:
- В переносном смысле, конечно.
Спускаясь по лестницам замка после разговора с директором, я испытывал невероятную ментальную усталость, будто два часа занимался со Снейпом окклюменцией. Конечно, Дамблдор не пытался влезть ко мне в голову, однако заставил совершить такой мозговой штурм, какой мне давно не доводилось проделывать даже во время контрольных по трансфигурации и зельям.
Чтобы обработать всю полученную информацию, требовался покой и уединение, но наступало время ужина, который теперь, после замечания Дамблдора, я не мог пропустить. Было непохоже, что директор намеревался по собственной инициативе обсуждать со мной тему этих крестражей, но он не стал переводить разговор в другое русло, когда я затронул историю с дневником, позволив мне проникнуть чуть глубже в тайны Темного Лорда. Помимо этого, основную свою задачу я выполнил: знал Снейп о том, что в школе есть информаторы, или нет, теперь моя совесть была относительно спокойна. Я не сдал источники Волдеморта - Дамблдор даже не поинтересовался, откуда я взял о них сведения, - но предупредил профессора, пусть и косвенно, что Темный Лорд пытается выстраивать в Хогвартсе дополнительную агентурную сеть.
42.
Однажды я сидел на подоконнике в ожидании начала урока по древним рунам и читал новый выпуск "Придиры", который дала мне Луна. Я как раз углубился в особенности развития личинок подъязычных врунчиков, попутно размышляя, что эти создания, судя по всему, умудрились поразить мозги всей верхушки министерства, как вдруг на подоконник рядом со мной запрыгнула Полина.
- Отвлекись-ка на минуточку, - сказала она. Я опустил журнал. Пирса поблизости не наблюдалось, а большинство учеников, ходивших на руны с разных факультетов, еще не вернулись с обеда.
- Ты не забыл, что скоро праздник? - Полина вопросительно подняла бровь. Я в недоумении пожал плечами:
- Какой еще праздник?
- Валентинов день! - воскликнула Полина. - Ну ты даешь, Линг. Совсем обалдел со своей учебой?
- А я-то здесь причем? - удивился я.
Полина смотрела так, как будто решала - то ли пожалеть меня, то ли треснуть по башке.
- Ты пригласил Луну в Хогсмид?
До меня, наконец, дошло.
- Полина, пожалуйста, - взмолился я, - кончай ты это дело! Мы с ней общаемся, болтаем о всякой ерунде, гуляем, когда есть время, журналы вот читаем... - Я показал ей "Придиру". - Но она для меня - просто хороший друг, и я очень надеюсь, что это взаимно, потому что мне сейчас не до амуров, честное слово...
- Тебе всегда не до амуров! - разозлилась Полина. - Сидишь в библиотеке, как... как леший на пне, шуршишь своими книжечками, бумажечками, журнальчиками, и всё тебе по барабану! Смотри, превратишься в конце концов в Снейпа - будешь такой же злобный, закомплексованный и недо... не скажу какой еще!
"Какое счастье, что у меня больше нет окклюменции!", с облегчением подумал я и ответил:
- Как леший на пне - это, конечно, сильный образ, но если я приглашу Луну в Хогсмид, она решит, что я испытываю к ней романтические чувства, а мне бы не хотелось ее обманывать или вселять ложные надежды. И вообще, неужели не понятно: если Темный Лорд вдруг на меня разозлится, то может взяться за людей, с которыми я дружу, типа шантажировать и все такое...
- Да провались ты со своим Темным Лордом! - взорвалась Полина и соскочила с подоконника. Стоящие у двери в кабинет Асвинн ученики испуганно посмотрели в нашу сторону. - Два придурка!
Тряхнув длинными волосами, она унеслась по коридору прочь, оставив за спиной с десяток недоумевающих и напуганных ее словами студентов. Я сделал вид, что ничего особенного не произошло, и снова раскрыл журнал, однако шевелящиеся личинки подъязычных врунчиков, изображенные на иллюстрации к статье, больше не привлекали моего внимания. "Бедняга Пирс, - думал я, - и как он с ней справляется? Она же бешеная! И чем дальше, тем больше..."
Впрочем, это было впервые, когда я действительно обрадовался отсутствию уроков со Снейпом. Услышав рассказ о патронусе, я было решил, что тех положительных эмоций, которые во мне тогда возникли, хватит не то что до зимних каникул, но и до летних, однако в последний месяц снова все изменилось. Меня то и дело охватывала необъяснимая тоска, сжимая сердце и высасывая жизненные силы, как болотная пиявка. Я пытался разобраться, в чем дело, чем вызвано такое странное состояние, однако потерпел полное фиаско. Все вероятные причины в конце концов отметались из-за их несерьезности и слишком краткого негативного воздействия.
Какое-то время мне казалось, что толчком к пробуждению этой тоски явился факт, что Снейп теперь давал уроки окклюменции Поттеру - в первый же день после каникул в одном из коридоров меня перехватила Гермиона и затащила в ближайший пустой класс.
- Послушай, Линг, - нерешительно начала она, - ты, наверное, сейчас рассердишься, но... в общем, Сириус рассказал нам, что вы со Снейпом занимаетесь окклюменцией, и...
- Занимались, - поправил я Гермиону. - А Блэк, оказывается, трепло... Не ожидал, не ожидал.
- Ну вот, я же говорила, - огорчилась Гермиона. - Просто Снейп теперь будет заниматься с Гарри, и мы хотели узнать у тебя, чего ожидать и как вообще это происходит?
- Могу ему только посочувствовать, - ответил я. - У Снейпа жесткий стиль. Ведет себя в чужих мозгах, как у себя дома, копается, роется, что-нибудь выискивает... и конечно, что-нибудь неприятное. Но учитель он хороший, так что если Поттер заинтересован в том, чтобы освоить окклюменцию, он ее освоит.
- А ты знаешь, что на отца Рона напала змея Сам-Знаешь-Кого? - спросила вдруг Гермиона.
Я отрицательно покачал головой.
- Он жив?
- Да, теперь с ним все в порядке... - Гермиона внезапно замолчала, словно передумав продолжать. "Прекрасные манеры у этих гриффиндорцев, - с досадой подумал я. - Зачем тогда было начинать?" Взяв с парты рюкзак, я сказал:
- Ладно, мне пора, у нас сейчас Амбридж, - и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и вышел в коридор, оставив Гермиону стоять в одиночестве.
Глупо было обижаться на Снейпа - конечно, он не обязан давать столько дополнительных уроков, тем более в области магии, требующей больших затрат как ментальных, так и физических сил, - однако первые несколько дней после того разговора я чувствовал себя так, словно меня предали. Потом это прошло, но, несмотря на все рациональные объяснения, которые я себе мысленно предлагал, неприятный осадок оставался еще долго.
Январское известие о сбежавших из Азкабана Пожирателях Смерти вселило в меня немного оптимизма - казалось, вот сейчас, наконец, что-нибудь да начнется, - однако Пожиратели сбежали, газеты выдали на эту тему порцию горячих новостей, и все опять заглохло. Стараниями Амбридж над Хагридом вновь нависла угроза увольнения, но за пять лет моей учебы это случалось так часто, что я уже перестал беспокоиться – как уволят, так и вернут. Раз в неделю я заглядывал к нему поболтать о том, о сем, постоянно терзаясь искушением завести разговор о великане, что прятался в лесу и лишал тамошних обитателей душевного покоя. Наконец, в один из дней, когда у меня было особенно паршивое и тоскливое настроение, я пришел к нему в берлогу и с ходу заявил:
- Слушай, Хагрид, нам надо поговорить. Только давай начистоту, ладно?
- Да ты садись, - бросил Хагрид, занимавшийся тем временем осмотром сидевших в большой коробке лукотрусов. Я опустился на стул и бросил рюкзак на пол.
- Что, лечить будешь? - спросил я, кивнув на лукотрусов.
- Это молодняк, померз вчерашней ночью, - Хагрид заботливо осматривал существ, тихо шевелящих своими лапками, похожими на тонкие ветви деревьев. - Есть у меня одно средство... Так о чем поговорить-то хотел?
- О твоем великане, - сказал я. Хагрид медленно опустил лукотруса в коробку и поднял голову.
- О каком таком великане? - напряженным голосом спросил он.
- Которого ты притащил для Дамблдора, - ответил я.
- Погоди-ка, - Хагрид помотал головой. - Откуда ты узнал? И что значит - притащил для Дамблдора?
Я смотрел на лесничего, испытывая к нему легкую зависть. Как все может быть просто! Вот мой дом, вот лес, который я люблю, вот разные живые твари, за которыми присматриваю... Мне же казалось, что я сижу в тюрьме, что Хогвартс – это огромный, красивый, спокойный Азкабан с дементорами-преподавателями, из которого я выберусь так не скоро, что мечтать о свободе сейчас бессмысленно и мучительно.
- Змеи рассказали, - ответил я.
- Змеи? - непонимающе переспросил Хагрид. - Как это – рассказа... - Но тут он замолчал, догадавшись. Я смотрел на него в ожидании ответа. - То-то я гляжу, ты с ними возишься, - произнес он через некоторое время, - мясо таскаешь с кухни... А ты, значит, змееуст, - Хагрид вздохнул и снова взял из коробки одного лукотруса. - Ну да, тогда понятно, что ты в курсе лесных дел. Только вот великана этого я привел не для Дамблдора. Это брат мой... сводный.
- Ясно, - сказал я. Моя теория об армии великанов рассыпалась как карточный домик. - И что, он в лесу так и будет куролесить? Кентавры недовольны, змеи жалуются, что он их подземные города разрушает...
- Есть такое дело, - с грустью согласился Хагрид, - но не сюда же его приводить... Он хороший, Линг, вот только диковат немного. Ему время надо, чтобы пообвыкнуть, а я не могу с ним часто бывать - уроки, Амбридж эта...
- Ничего, недолго ей осталось, - сказал я. - Преподаватели защиты все равно дольше года не держатся, так что еще четыре месяца - и прощай, Долорес.
Хагрид ничего не ответил, но во взгляде его читался пессимизм, перекликавшийся с моим собственным настроением. Из-за царившей внутри апатии мне приходилось буквально заставлять себя учиться, поскольку, дай я себе хоть немного поблажки, вернуться в режим постоянной занятости стало бы практически невозможно.
По мере приближения С.О.В. все начинали заметно паниковать - даже Пирс, обычно с легкостью сдававший все экзамены, едва к ним готовясь, заразился всеобщим настроением и огрызался, если его отрывали от учебников в разгар работы, проводя теперь свободное время не с Полиной, а в библиотеке.
Иногда мне удавалось заглянуть в Выручай-комнату, чтобы немного поразмяться с патронусом, однако новых заклинаний я больше не изучал – хватало и тех, что уже есть. С Флитвиком мы перешли к работе со стихией воды, которой я овладевал с трудом, видимо потому, что она была противоположна огню, дававшемуся мне значительно легче. Наводнения, которые я устраивал на втором курсе и которые казались мне тогда верхом собственного мастерства, теперь воспринимались как примитивное, топорное колдовство. Вода была самой сложной для работы стихией, о чем я уже знал из уроков с Макгонагалл, и одной ее капли действительно с избытком хватало, чтобы свести кого-нибудь в могилу. Впрочем, превращением телесных жидкостей в лед мы с Флитвиком не занимались. Подобная магия считалась Темной, и мы ограничивались выделением элемента воды из предметов и динамичным управлением ее объемами в различных состояниях.
- Выделите мне элемент воды, переведите его в твердую форму и создайте из него... ну, например, сферу, - говорил мне Флитвик, указывая на глиняный горшок со старой сухой землей, взятый из теплицы профессора Спраут. Где там можно было найти хоть каплю воды, учитывая, что глина - это тоже земля, да еще и обожженная? Я взмахнул палочкой, произнес экстрагирующее заклинание, но над горшком не возникло ни капли.
- Сосредоточьтесь, - сказал Флитвик. - Повнимательнее, вы не все учли.
Я вгляделся в горшок. Земля, глина... глина, земля... А! Может, там остались корни растения или какие-нибудь червяки с бактериями? Ведь к органическому материалу я еще не обращался...
Я снова махнул палочкой, и спустя несколько секунд над горшком сконденсировался небольшой шарик воды, который я успешно превратил в ледяной, оказавшийся чуть крупнее.
- Трансфигурируйте его... хм-м... в муху. Сумеете?
Потом были пауки, птицы, цветы и один раз почему-то статуя Мерлина ("Как вы его себе представляете, Линг – портретное сходство не обязательно"). Благодаря занятиям с Флитвиком мои дела на трансфигурации пошли значительно лучше, и Макгонагалл уже не делала мне столько замечаний. Хотя у меня ничего не выходило с первого раза, к началу мая, когда наши дополнительные уроки ввиду близости экзаменов пришлось прекратить, я обращался с водой гораздо увереннее.
Из-за возобновившихся тренировок в Выручай-комнате я пропустил появление в Хогвартсе нового преподавателя – кентавра Фиренца. Дамблдор пригласил его вместо Трелони, уволенной Амбридж за непрофессионализм. Судя по рассказу Флетчера, видевшего сцену изгнания от начала до конца, Трелони устроила целую драму со слезами, прощаниями и прочей патетикой. Впрочем, Дамблдор не позволил Амбридж выставить ее из замка, и теперь бывшего профессора можно было видеть бродящей по коридорам Хогвартса, словно печальное привидение, внезапно обретшее материальное тело.
- Надо будет как-нибудь к вам заглянуть, - сказал я Пирсу, чрезвычайно довольному таким поворотом дел. - У меня как раз окно. Хоть узнаю, чем астрология кентавров отличается от человеческой.
- Дело не в астрологии, - сразу оживился Пирс. - Дело в масштабах! Трелони говорила про всякую ерунду - кто подвернет ногу, кто сломает шею, - а у кентавров все глобально! Катаклизмы планетарных масштабов, падение империй, приход и уход правителей... В общем, все под впечатлением, особенно девчонки. Даже Паркинсон, а это тебе не что-нибудь.
- Кстати, я вам когда-то говорил, что это случится, - заметил Нотт, лениво листавший свои конспекты по астрономии. - На втором или на третьем курсе, уже не помню...
- Ну, ты известный пророк, - ответил я безо всякой иронии, имея в виду именно то, что сказал. У Нотта была природная способность благодаря своей интуиции точно оценивать людей и вычислять наибольшую вероятность развития каких-либо событий. Дар хоть и не истинно пророческий, но все же полезный.
- Это верно, - ухмыльнулся Нотт. После нашего разговора у теплиц он немного успокоился и больше не бросался на окружающих при каждом удобном случае. С тех пор мы ни разу не затрагивали тему его донесений, и я не знал, продолжает ли он писать своему отцу или нет, однако в моей жизни не происходило ничего, что могло бы заинтересовать Волдеморта или кого бы то ни было еще. - Кстати, как там твой каталог? Продвигается?
- Да хватит уже об этом каталоге! - огрызнулся я. Нотт засмеялся, довольный моей реакцией. Отчего-то история с каталогом стала его любимым способом меня доставать. Возможно, потому, что идея, которую не так давно предложил мне Клайв Пирс, никак не могла уложиться даже у меня в голове.
Незадолго до появления в школе Фиренца, в одно субботнее утро, когда мы только приступили к завтраку, в Большой зал влетело несколько сов, одной из которых оказалась Лета. Она опустилась перед Пирсом и довольно ухнула.
- Привет, привет, - улыбнулся ей Пирс, вынимая из прикрепленного к сове нагрудника письмо. - Так, это тебе, - он кинул мне конверт. - А это мне.
Совсем недавно я посылал Клайву Пирсу несколько своих летних работ и не ожидал столь скорого ответа. Впрочем, это было письмо, а не посылка, так что, вероятно, дело было в чем-то другом. Спрятав свернутый пергамент в рюкзак, я вернулся к еде.
Пирс тем временем отвлекся от завтрака, распечатывая свое письмо. Спустя некоторое время я случайно взглянул на него, и по коже у меня поползли мурашки. Побледневший Пирс уставился на раскрытый лист, который держал перед собой, и медленно поднимался со стула. Глаза его двигались по строчкам письма - наверное, он перечитывал его снова и снова, не в силах поверить написанному. Постепенно все сидящие поблизости от нас замолчали; Малфой, болтавший до этого с Паркинсон, тоже поднял голову и не сводил теперь с Пирса внимательного взгляда.
К нашему столу подлетела Полина.
- Что! - крикнула она и затрясла Пирса за плечо. - Что случилось!
Теперь на нас смотрели даже преподаватели. Пирс пребывал в ступоре, так что Полина выхватила у него из рук пергамент и быстро пробежала глазами текст. Окружающие молчали в ожидании. По мере того, как Полина читала письмо, на лице у нее возникала улыбка, а под конец она начала хохотать.
- Объяснит нам кто-нибудь, что здесь происходит! - воскликнул Нотт. Полина хохотала как сумасшедшая, и ее реакция создавала разительный контраст с ошеломленным Пирсом, до сих пор так и не сумевшим переварить содержание письма.
Наконец, Полина отсмеялась, сунула листок в руки Пирсу, который теперь смотрел на нее едва ли не с обидой, и шлепнула его по спине.
- С тебя причитается, братишка, - сказала она и отправилась к себе за стол.
- Пирс, я тебя убью! - обозлился Нотт, швырнув вилку на стол. - Ты нас до чертиков напугал! Немедленно объясняйся!
- Потом, не здесь, - медленно ответил тот и сел обратно. - Просто я в шоке.
- А мы, по-твоему, не в шоке? - возмутился я. - Ты хоть представляешь, что я за эту минуту себе навоображал?
- Да, это я могу представить, - ответил Пирс. - Зато ты никогда не представишь того, что написано тут... - Он помахал письмом и убрал его в сумку.
Весь день Пирс хмуро отмалчивался. Мы сунулись было к Полине, но та ответила, что не собирается обсуждать дела Пирса за его спиной, и что если он не хочет об этом рассказывать, то и она будет молчать. Однако вечером, когда Нотт пригрозил выпросить у Снейпа сыворотку правды, Пирс раскололся.
- Только не надо ржать, ладно? - сказал он мрачным голосом. Нотт немедленно расплылся в улыбке.
- В общем, у меня родилась сестра.
Мы ошеломленно молчали.
- Поздравляю, - проговорил Флетчер. - Только что в этом особенного? В зале ты вел себя так, будто все было наоборот.
- А то, что я об этом ничего не знал! - воскликнул Пирс. - Никто и словом не обмолвился! То-то они убеждали меня остаться тут на зимние каникулы!..
Нотт задумался:
- Если сейчас конец марта, значит, летом ты еще не мог ничего заметить, тем более что в августе жил у Мазерсов, а осенью и зимой был здесь. Предки решили не травмировать тебя раньше времени, - усмехнулся он.
- Не понимаю, - Пирс покачал головой. - Действительно, что в этом особенного? Наоборот, я бы только обрадовался... То есть я и сейчас рад, но... А теперь они пишут - извини, мол, что не сказали раньше.
- По-моему, все очень просто, - проговорил я, отлично понимая причины такой скрытности. - Учитывая ваших летних гостей, твой отец в такой ответственный момент просто решил обезопасить свою семью. А будь я на его месте, то вообще отправил бы жену с ребенком подальше из этой страны.
- Ты будешь смеяться, но он так и сделал, - ответил Пирс, подняв на меня глаза. - И даже мне не написал, куда они уехали. Теперь ясно, почему...
Больше мы это не обсуждали. Нотт явно чувствовал себя некомфортно, когда речь заходила о деятельности Пожирателей, хотя после той перепалки в поезде Пирс ни разу даже не намекнул на принадлежность его отца к армии Волдеморта. Я, наконец, вспомнил про свое письмо, вынул его из рюкзака, устроился на кровати поудобнее и начал читать.
"Здравствуйте, Линг, - писал мне Клайв Пирс. - Чтобы не отнимать у вас много времени в преддверии важных экзаменов, сразу перейду к делу. Недавно ко мне обратился один мой коллега, который в этом году познакомился с вашим творчеством и приобрел несколько работ. Он хотел увидеть те ваши рисунки и картины, что вы создали ранее, но поскольку большинство из них находится в частных коллекциях, сделать это практически невозможно. Тогда он предложил издать нечто вроде каталога ваших произведений. Поскольку вы плодотворный художник, далеко не все ваши поклонники имеют возможность видеть все, что вы пишете. Эта идея показалась мне интересной и легко осуществимой, поскольку я веду записи, какие картины были проданы и кому. Более чем уверен, что все эти люди предоставят мне возможность использовать приобретенные ими работы для издания каталога. Финансовую сторону этот человек берет на себя. Он не преследует коммерческих целей и намерен выпустить каталог небольшим тиражом, для ограниченного круга ваших почитателей, однако, если каталог будет пользоваться популярностью, желает оставить за собой право допечатать тираж и выставить его в открытую продажу. Если тираж будет допечатываться, вы получите процент от продаж этих дополнительных экземпляров. Чтобы процесс пошел, нам необходимо только ваше согласие. Если у вас есть какие-то собственные условия и пожелания, мы, конечно же, рассмотрим их и учтем. С уважением, Клайв".
- Так-так, - сказал Нотт, усаживаясь на мою кровать. - Что мы здесь имеем? Еще один шок?
- Что? - переспросил я, пытаясь осмыслить открывающиеся передо мной карьерные перспективы.
- Видел бы ты свое лицо, - ответил Нотт. Я бездумно протянул ему письмо, о чем потом не раз пожалел - с тех пор Нотт взял за обыкновение при каждом удобном случае дразнить меня этим злосчастным каталогом.
На следующий день во время урока истории я написал ответ. Было ясно, что единственную выгоду, которую я могу получить с этого предприятия, это реклама - с финансовой точки зрения, у неизвестного мецената были все возможности заработать на этом издании, если оно вдруг действительно кого-то заинтересует, - но поскольку я никогда не хотел становиться профессиональным художником, существующее положение вещей меня вполне устраивало. Я дал свое согласие, попросил прислать мне сверстанный вариант перед тем, как его издавать, и поставил единственное условие - пронумеровать все экземпляры первого издания. Конечно, это была сомнительная страховка от допечатки левых копий, но требовать чего-то большего я, разумеется, не мог.
Весна началась внезапно - снег, пролежавший весь март, растаял за несколько первых дней апреля, обнажив черную, сырую землю. Тепло сменило промозглые ветреные дни, и моя горка скоро превратилась в небольшую кучу льда, стекая широкими ручьями к озеру. Однако нам было не до красот природы - с каждым днем экзамены становились все ближе, а заданий - все больше. Я никак не мог закончить курсовую для Снейпа, набрав столько материала, что оказался попросту не в состоянии его обработать. Черновые записи накапливались, но мне никак не удавалось их систематизировать. Едва ли не каждую ночь мне снились стимулирующие вещества, распределенные по таблицам и графикам, вселяя еще большее отчаяние при пробуждении. Казалось, что к середине мая, когда курсовик надо будет сдавать, я попросту не успею переписать его набело.
Однажды утром, мысленно планируя свой сегодняшний распорядок дел, я направлялся в Большой зал на завтрак, не обращая внимания на то, что творится вокруг, и лишь когда уселся на свое место, с удивлением заметил, что вместо Дамблдора во главе учительского стола восседает Долорес Амбридж. Зрелище это было довольно комичное - коротышка Амбридж почти терялась на фоне величественного кресла с высокой резной спинкой. Преподаватели угрюмо поглощали свои завтраки. Ученики оживленным шепотом переговаривались.
- Что случилось? - спросил я, посмотрев на Нотта. Тот в изумлении поднял брови:
- Ты не читал объявлений?
- Я их даже не видел!
- Он весь в мечтах, - съязвил Пирс.
- Амбридж теперь директор, - сказал Нотт. - А где Дамблдор - неизвестно.
После первого урока мне с трудом удалось отыскать Луну – с гриффиндорцами я решил больше не связываться. Она стояла в одиночестве, прислонившись к подоконнику неподалеку от класса, где Макгонагалл вела трансфигурацию, и отстраненно глядела в окно, за которым спустившиеся с гор низкие серые облака проливались на землю мелким дождем.
- Привет, - сказал я, останавливаясь рядом. Луна посмотрела на меня так, словно мое появление вернуло ее сознание из каких-то далеких, одной ей доступных пространств. Все еще пытаясь сконцентрироваться на окружающей реальности, Луна меланхолично произнесла:
- О, привет... Как дела?
- Дела? - поразился я. - Какие еще дела! Ты знаешь, что произошло?
- Ты имеешь в виду ОД?
- ОД? А причем тут ОД? - насторожился я. - Только не говори мне, что вас засекли!
- Еще вчера, - сказала Луна таким тоном, словно это был общеизвестный факт. - Нас сдала Мариетта... это такая девочка... ты, наверное, ее не знаешь.
- И знать не хочу, - бросил я. - А Дамблдор, с ним что стряслось?
- Ну, Мариетта отнесла наш список Амбридж, и сюда явился Фадж с двумя аврорами... хотя, наверное, это были не настоящие авроры, потому что...
- Луна, пожалуйста, давай без теорий. Просто расскажи, что тебе известно, - попросил я. Луна пожала плечами.
- Как хочешь. В общем, вчера мы занимались - это ты, наверное, знаешь...
Я кивнул - днем монетка действительно нагрелась, сообщая о вечерней тренировке.
- А потом появился Добби - это эльф...
Я снова кивнул - кто такой Добби, объяснять мне было не надо.
- ... и сказал, что сюда идет Амбридж. Мы побежали кто куда, но ей удалось схватить Гарри. Фадж обвинил Дамблдора в создании неподконтрольной министерству вооруженной группировки и даже попытался арестовать. Думаю, ты представляешь, что из этого вышло... А Мариетта сейчас в больнице.
- Надеюсь, Гермиона придумала что-нибудь такое... чтобы на всю жизнь, - мстительно проговорил я, имея в виду чары на пергаменте. Луна покачала головой:
- Зря ты так - ведь каждый может совершить ошибку.
Я промолчал, потому что возразить тут было нечего, тем более мне.
После того, как Амбридж заняла директорский пост - но не директорский кабинет, куда горгулья ее так и не пустила, - в замке начался полный бардак. Близнецы Уизли решили, что настало, наконец, время показать все свои фокусы, и наводнили школу множеством волшебных фейерверков разной формы и величины, которые то и дело залетали в классные комнаты, рассыпая вокруг разноцветные искры. Весь день от них некуда было деваться, и этот детский сад бесил меня не меньше, чем факт, что теперь, по милости какой-то дуры, которой ни с того ни с сего взбрело в голову продать своих товарищей, я лишился возможности посещать Выручай-комнату как минимум до лета. Я не испытывал к Амбридж той ненависти, которую, судя по всему, чувствовали к ней гриффиндорцы, и воспринимал ее как неизбежное зло, чье время уже сочтено. Впрочем, мне было любопытно, что она подумала, прочтя список ОД и увидев там мою фамилию - как-никак, в Хогвартсе Амбридж опиралась на слизеринцев, из которых сколотила нечто вроде собственной полиции, куда, к моему удовольствию, не вошел ни Пирс, ни Нотт, ни Флетчер.
Возможность более тесно пообщаться с новым директором возникла у меня сразу же после пасхальных каникул, когда на доске объявлений вывесили расписание собеседований с деканами по поводу выбора будущей профессии.
- Зачем это надо? - спросил я, второй раз читая объявление и пытаясь найти в списке свою фамилию. - Я же не собираюсь уходить после пятого.
- В основном для того, чтобы выбрать предметы, - сказал Нотт. - Например, если ты хочешь стать целителем, то берешь зелья, гербологию и трансфигурацию...
- А если я не знаю, кем хочу стать?
- Никто не знает, Ди, - ответил Нотт. - Думаешь, все тут спят и видят, чтобы в шестнадцать лет отправиться спину гнуть?
- Тогда зачем это надо? - повторил я, ткнув пальцем в объявление.
- Вот и спроси у Снейпа, зачем, - усмехнулся Нотт. - Тем более, ты идешь в первый день… вслед за Крэббом, ха-ха.
В шесть часов вечера я подходил к дверям кабинета Снейпа, так и не придумав, что говорить ему о своих карьерных замыслах. Я не знал, чем хочу заниматься после школы, а те брошюры и буклеты, что были разложены на столе в нашей гостиной, вызвали во мне только отвращение. Поскольку собеседование Крэбба начиналось в пять, я решил, что Снейп уже закончил с ним беседовать, а потому пару раз стукнул в темную дверь и, не дожидаясь ответа, заглянул в кабинет.
Обычный полумрак, всегда царивший во владениях зельевара, сменился на этот раз ярким белым светом. Под потолком парил какой-то сверкающий шар, освещая квадратное помещение и представляя его в непривычном для меня виде. Здесь оказалось гораздо больше предметов, чем представлялось мне ранее. Декан сидел на своем обычном месте, а у его лабораторного стола расположилась Амбридж с неизменным блокнотом на твердом планшете, в который были заправлены какие-то желтоватые бумаги.
- Заходите, заходите, Линг, - проговорила она, увидев меня в дверях. Снейп, откинувшись на спинку стула, перекатывал по столу пустой прозрачный флакончик; на лице его было написано выражение смертной скуки. Судя по всему, беседа с Крэббом оказалась крайне утомительной.
Амбридж выдала традиционную приторную улыбку, всегда вызывавшую во мне двойственное ощущение. С одной стороны, зрелище это было противным и даже противоестественным из-за своей слащавости, а с другой – ее улыбка притягивала именно потому, что была лжива, неестественна и отвратительна. "Как Темная Метка", подумал я, проходя в кабинет и усаживаясь на стул перед Снейпом. Тот на меня даже не посмотрел, рассеянно катая флакончик между пальцами.
- Итак, Линг, - начала Амбридж, - было бы очень интересно услышать, какие у вас планы на будущее.
- Учиться еще два года, - ответил я.
- Ну разумеется, - произнесла Амбридж так, будто всячески желала успокоить мои возможные волнения на этот счет. - Однако два года - не такой уж большой срок, и вы должны хотя бы приблизительно представлять, в каком направлении будете, так сказать, двигаться дальше. Есть у вас какие-нибудь соображения по этому поводу?
- Нет, - честно ответил я. - Поэтому я хочу оставить все предметы, которые изучаю сейчас. Мало ли что пригодится...
Амбридж понимающе кивнула и зашуршала своими бумажками.
- Так-так, посмотрим, - тихонько проговорила она. - Вы изучаете руны... прекрасно... и уход за магическими животными. Как интересно, Линг - я ни разу не видела вас на уроках.
- У меня договоренность с преподавателем, - ответил я. - То, что они проходят сейчас, я уже проходил.
- Проходили, да... - Амбридж для вида снова пошуршала бумажками, а затем неожиданно спросила:
- Вы ведь магглорожденный?
- Это неизвестно, - сказал я. Амбридж удивленно подняла брови.
- Неизвестно? - переспросила она. - Здесь написано, что вы сирота и выросли в маггловском приюте.
- Верно, но это не значит, что я магглорожденный... если, конечно, у вас нет точных данных о моих родителях, - ответил я.
- Волшебники не имеют обыкновения отдавать своих детей в детские дома, - с деланным сочувствием произнесла Амбридж, не желая так легко сдаваться. - В Британии нет приютов для детей волшебников. Не хотелось бы вас разочаровывать, но ваши родители, скорее всего, магглы.
"А я знаю некоторых волшебников, которые тоже воспитывались в приюте", хотелось сказать мне, но я сдержался. Снейп, конечно же, сразу поймет, на кого я тут намекаю, и непременно взбесится, а чего ожидать от Амбридж, учиняющей мне допрос почище волдемортовского, я не знал.
- Поскольку это не доказано, то, о чем вы говорите, домыслы, - вежливо, но твердо ответил я и, не давая ей ввязать себя в продолжение переброски бессмысленными фразами, спросил:
- Только мне не очень понятно: какое отношение чистота моей крови имеет к выбору будущей профессии?
- О, - сказала Амбридж довольным голосом, - никакого отношения. Я просто любопытствую. Впрочем, вы ведь учитесь в Слизерине. Вряд ли вы попали бы на этот факультет, не будь в вас крови волшебников...
"Ха!", подумал я, но, разумеется, промолчал.
- Я бы хотела вернуться к уходу за магическими животными, - продолжила Амбридж. - Насколько я понимаю, летом вы остаетесь здесь и помогаете Хагриду?
Я кивнул.
- Вам за это платят?
- Платят? - переспросил я. - За что именно?
- Ну как же, - сказала Амбридж. - Вы ведь работаете...
- Нет, - ответил я, смутно догадываясь, к чему она клонит. - Я не работаю, я помогаю. Добровольно. Чтобы чем-то себя занять. Хагрид и без меня отлично справляется.
- Ясно, ясно... - слегка разочарованно протянула Амбридж. - Что ж, у меня пока нет вопросов. Возможно, профессор Снейп желает о чем-то с вами поговорить? - Она метнула взгляд в сторону скучающего Снейпа и заскребла пером по бумаге.
Снейп поднял голову и спросил:
- И все же, мистер Ди, может, вы немного напряжетесь и подумаете, чем бы вы хотели заниматься после окончания школы?
- Мне кажется, об этом еще рано думать, - ответил я. - Как я могу знать, что будет через два года и чем я тогда захочу заняться?
Снейп вздохнул.
- Возможно, вы решите связать свою жизнь с живописью? - спросил он.
Перо Амбридж оторвалось от бумаги, и она посмотрела на меня с новым интересом.
- Живопись - мое хобби, я не хочу делать его профессией, - ответил я.
- Так значит, вы художник? - спросила Амбридж. Я кивнул.
- Как это необычно! - проговорила она, растянув губы в улыбке. - Любопытно было бы посмотреть ваши работы.
- Не советую, - холодно бросил Снейп. - Раз уж вам пришлось не по душе убранство моего кабинета, работы мистера Ди вам понравятся еще меньше.
Амбридж покосилась на банки с заспиртованными тварями, в ярком свете шара казавшимися мертвее обычного, и промолчала. Снейп снова вздохнул.
- Ну хорошо, профессиональным живописцем вы становиться не хотите, - сказал он, всем своим видом демонстрируя желание поскорее закруглить этот нудный разговор. - Назовите хотя бы область... может, есть какое-то направление, которое привлекает вас больше остальных, какая-то сфера деятельности?
- Есть одна область, - проговорил я нерешительно, словно сомневаясь, следует ли выносить на люди свои тайные мечты. Но мне хотелось поскорее исчезнуть отсюда, заодно освободив Снейпа от неприятной обязанности слушать бред учеников и терпеть присутствие Амбридж, а потому я отважился закончить фразу.
- Иногда мне хочется связать свою жизнь с духовной сферой, - сказал я. - То есть стать монахом.
Флакончик замер, прижатый к столу указательным пальцем. Снейп и Амбридж, как по команде, подняли головы и посмотрели на меня с одинаковым выражением крайнего изумления. "Как я вас!", довольно подумал я.
- Простите... вы сказали -
монахом? - медленно повторила Амбридж, словно плохо расслышала мои слова. Я снова кивнул.
Кажется, директор не знала, что на это можно ответить. Однако удивление на лице Снейпа быстро сменилось привычным недоброжелательством. Он оставил флакончик в покое, положив его у стопки книг, и с недовольным видом уставился на меня.
- Вы слишком увлеклись тибетской мистикой, - проговорил он. - Это, конечно, интересное чтиво… в таком возрасте, как ваш… но я бы не советовал погружаться в него настолько глубоко, чтобы всерьез рассматривать возможность поступления в монастырь. Такие надежды абсолютно наивны и беспочвенны.
Я не понимал, серьезно ли он это говорит или издевается, а потому решил не отвечать, изобразив на лице смущение. Снейп, знавший меня пять лет, только скептически усмехнулся.
- В следующем году вам придется оставить как минимум один предмет, - сказал он и, не успел я и рта раскрыть, тут же добавил: - Историю нельзя. Советую оставить магических животных, поскольку вы все равно не посещаете уроки, и астрономию, где у вас дела хуже некуда. Вряд ли она пригодится вам в будущем. Руны...
- Нет, только не руны, - быстро сказал я. - А уход и астрономию можно исключить.
- Ладно, - сказал Снейп и глянул на Амбридж. - У меня всё.
- Пожалуй, у меня тоже, - кивнула ошеломленная Амбридж, не делая никаких попыток свериться со своими бумажками. Я встал, схватил с пола рюкзак и быстро покинул кабинет, чтобы не дать ей возможности вспомнить про отряд Дамблдора и поинтересоваться, какими такими судьбами меня в него занесло.
