Кингс-КроссРано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватываясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?
Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.
Александр Грин "Бегущая по волнам"
Драко прекрасно знал, что этой ночью ему не уснуть. Подобное состояние было для него весьма привычным, и он знал его буквально до последней ноты; знал он и то, что бороться с ним бессмысленно: бессонница неизменно выходила победительницей из подобных схваток. Бороться смысла не было, да он и не хотел этого.
Бэкки уезжала в Хогвартс завтра утром - от разлуки с дочерью его отделяло всего только несколько часов. Несколько часов, теперь казавшихся особенно ничтожными. Но рано или поздно этот день должен был наступить, умом он это понимал, понимал, что должен отпустить ее, вот только сердце упрямо твердило обратное.
За окнами глухо шумел дождь. Повисшая за окнами чернильная темнота казалась настолько непроглядной, что сейчас даже сама мысль о том, что всего через несколько часов рассветет, казалась абсурдной. Дождь шумел ровно и как-то успокаивающе, создавая странную иллюзию умиротворения.
В камине жарко полыхали дрова, и сейчас это было единственным источником света. Тени в углах затеяли какую-то сложную игру, и Малфой со странной смесью равнодушия и заинтересованности наблюдал за ней.
Он кинул взгляд на часы - стрелки показывали без четверти три. Самое время отправиться спать.
Но исполнить свое намерение Драко не удалось. Дверная ручка почти неслышно повернулась, и дверь отворилась. На пороге стояла Бэкки. Бледная, с растрепанными белокурыми волосами и в длинной ночной рубашке, она сейчас здорово напоминала привидение. Увидев отца, сидевшего на диване, она чуть заметно улыбнулась, а потом все также бесшумно проскользнула в комнату, наглухо затворив за собой дверь.
- Почему ты не спишь? - Бэкки на цыпочках добежала до дивана, поджимая пальцы. Пол был почти ледяным.
- Не знаю. Не могу уснуть. А ты?
Бэкки уселась поудобнее, положив голову на плечо Драко. Она неотрывно смотрела в огонь, полыхавший в камине, и в ее огромных серых глазах плясали отблески пламени.
- Меня разбудил дождь, - задумчиво сказала девочка. Драко понял, что она сейчас где-то далеко отсюда, и не стал лезть с расспросами. Он никогда не вынуждал ее рассказывать ему больше того, что она сама готова была рассказать.
Бэкки задумчиво продолжала смотреть в огонь. Шум дождя и близость отца постепенно успокоили ее, и сердце больше не стучало как сумасшедшее. Здесь она была в безопасности, она знала это наверняка. Он мог одним лишь своим присутствием разогнать все ее ночные кошмары и воскрешающие по ночам призраки прошлого.
Ее разбудил вовсе не дождь. Она проснулась от собственного крика. Ей казалось, она кричала так громко, что перебудила весь дом. Но даже отец в кабинете, похоже, ничего не слышал. Тем лучше. Ей не хотелось лишний раз его расстраивать. А он непременно расстроится, если она заговорит о… ней.
Этот сон был ее наваждением вот уже лет… шесть, наверное. Она видела его не что, чтобы уж очень часто, но каждый раз так отчетливо и реалистично, что просыпалась от собственного крика. Став старше, Бэкки много размышляла о нем, но так и не смогла найти ему хоть сколько-нибудь разумного объяснения. Рассказать о нем отцу она не решалась - она знала, что любые упоминания о матери причиняют ему боль. И все ее вопросы снова и снова оставались без ответов.
Ей снился старый дом. Толстый слой пыли, зачехленная мебель, скрипучие половицы - он выглядел безнадежно заброшенным.
Ей снились люди. Она не знала, кто они, хотя во сне видела их лица очень отчетливо. Высокий темноволосый мужчина, рассматривающий ее со сдержанным любопытством, очень красивая голубоглазая девушка с неправдоподобно длинными белыми волосами, похожая на Снежную Королеву из старой сказки. Еще одна девушка, рыжая, похожая на лисичку, со смешливым взглядом чуть раскосых глаз. И… ее мама. Бэкки никогда не могла разглядеть ее лица, в отличие от всех остальных присутствующих. Мамино лицо все время словно бы ускользало от нее, расплывалось, и Бэкки каждый раз изо всех сил пыталась успеть посмотреть ей в глаза и спросить, почему же она все-таки бросила ее…
Но она никогда не успевает этого сделать. Раздается оглушительный грохот, потом кто-то пронзительно кричит, кричит так надрывно, что от этого крика разрывается сердце. А потом все вокруг вдруг начинает вращаться в каком-то странном калейдоскопе, и ей вдруг становится нестерпимо страшно, так страшно, как не бывало еще никогда в жизни. Она начинает пронзительно кричать, находит глазами маму и понимает, что еще секунда, и она успеет разглядеть ее лицо, а если она разглядит ее лицо, она сумеет понять все, что должна понять…
Но она не успевает. Она просыпается ровно за секунду до этого от собственного истошного крика. И она знает, что именно она кричит, когда ей снится этот сон, она неизменно кричит: «Мама!». За миг до пробуждения.
А потом она долго лежит без сна, прокручивая в голове свой сон, снова и снова. От соприкосновения с реальностью он утрачивает краски, но все равно она до боли отчетливо помнит лица этих людей. Она не помнит только лица своей матери.
Кто они, почему они снятся ей, и почему ей становится так жутко, так нестерпимо страшно в этом сне? Она не знает, но раз за разом она переживает все эти эмоции как в первый раз.
- Пап, как ты думаешь, сны, которые мы видим… они имеют большое значение? - Бэкки приподнялась и испытующе посмотрела Драко в глаза. Что-то в выражении ее лица насторожило его.
- Ты видела дурной сон?
Он никогда не относился к ее вопросам как к детским выдумкам, он всегда разговаривал с нею на равных, как со взрослой, и она росла с осознанием того, что всегда и обо всем может поговорить с отцом. И только одну тему она всегда обходила стороной в разговорах с ним. Она никогда не говорила с ним о матери. Впрочем, она не говорила о ней ни с кем. Однажды она спросила Драко, почему та уехала от них, и он тогда довольно сухо и сдержанно ответил ей, что она встретила другого мужчину, и у нее теперь новая жизнь. Как ни мала была Бэкки тогда, даже она смогла понять, что разговоры о матери неприятны отцу, и перестала спрашивать. Осознание того, что мама ушла и больше не вернется, пришло к ней как-то внезапно, просто пришло, и все. Она приняла эту истину как должное, и однажды просто перестала ждать.
Странное дело, но Бэкки почти не помнила ее - в памяти остался только странный неясный образ. Иногда ей начинало казаться, что ее воспоминания о матери похожи на туманную дымку.
По ним словно кто-то прошелся ластиком, оставив после себя лишь неясные силуэты. Поначалу она очень тосковала и скучала о ней, но постепенно тоска в ее сердце уступала место ненависти. Порою Бэкки запиралась в своей комнате и подолгу рассматривала мамину фотографию. Дома ее фотографий не было, ни одной. Она подозревала, что отец уничтожил их, когда она их бросила, и эту единственную фотографию она незаметно стащила у Пэнси из огромного фотоальбома. Вглядываясь в молодое улыбающееся лицо женщины на фотографии, Бэкки снова и снова пыталась понять, что же двигало ею, когда она бросала их?
Чем тот, другой мужчина оказался лучше ее отца?
Быть может, она теперь очень счастлива. Скорее всего, так оно и есть, иначе за все эти годы она бы хоть раз попыталась увидеться с нею. А, может, все дело в том, что у нее родились другие дети. Может, они оказались лучше и любимее, чем она, Бэкки?
Так или иначе, но постепенно боль из ее сердца исчезала, и в какой-то момент Бэкки с удивлением поняла, что совсем перестала ее ждать.
Напротив, в какой-то момент она начала бояться, что однажды та вернется и разрушит их с отцом собственный мир. Ей больше не было места рядом с ними. Она однажды сделала свой выбор. Что ж, значит, так было предначертано. Вот только сны о ней по-прежнему не отпускали ее, пугая, изматывая, заставляя снова и снова вглядываться в ее лицо, чтобы что-то понять, вот только… что?
- Видела. Я вижу его уже давно, каждый раз один и тот же. Думаешь, это что-то значит?
- Не знаю. Может, сны значат слишком много, а, может, не значат ничего вовсе, - Драко внимательно посмотрел на дочь. - Иногда мне кажется, что сны – это отголоски нашего подсознания. Что-то, о чем мы догадываемся, но чего мы не осознаем.
Ему вдруг вспомнились его собственные сны, которым он наотрез отказывался верить. Сны, которые, несмотря на свою абсурдность, однажды стали явью.
- Я видела маму, - вдруг выпалила Бэкки и уставилась на Драко перепуганными глазами.
У Малфоя перехватило дыхание. Бэкки слишком редко заговаривала с ним о матери, в последнее время почти никогда.
- И… как ты ее видела? - он изо всех сил старался, чтобы голос звучал бесстрастно, но получалось плохо.
- Я не вижу ее отчетливо, просто знаю, что это она, и все.
- Ты не говоришь с ней?
- Нет, - девочка отрицательно покачала головой. - Как думаешь, пап, она вспоминает о нас?
Бэкки снова устроилась у него на плече, и он почувствовал ее ровное дыхание. Она не ждала ответа, а если и ждала, то скорее отрицательного. Когда-то давно он отдал бы все на свете за то, чтобы Бэкки возненавидела свою мать, но сейчас, когда все так и случилось, он вдруг осознал, какую чудовищную ошибку он совершил шесть лет назад. Нет, это осознание не пришло к нему только что, в этот самый момент. Все эти шесть лет, которые прошли со дня их последней встречи, были для него временем жестокой внутренней борьбы. Борьбы со своим прошлым, борьбы с чувством вины, угрызениями совести, раскаянием и… любовью. Как бы ни пытался он убедить себя в том, что она больше ничего не значила для него, получалось плохо. Она навсегда осталась жить в его мыслях и в его памяти, и даже время было не властно над этими воспоминаниями. Нет, конечно же, он не умер без нее. Так бывает разве что в старинных шекспировских пьесах, но только не в реальной жизни. Он просто перестал жить. Вернее, перестал жить так, как жил, когда была она. Он стал жить по-другому.
Ни плохо, ни хорошо, просто по-другому.
Просто без нее.
Тогда, шесть лет назад, когда под окнами ее дома он увидел ее целующимся с другими, первым его порывом было обнаружить свое присутствие, устроить сцену ревности, бросить ей в лицо все, что он думал о ней, но… Но в последний момент что-то сдержало его, что-то, что заставило его отступить назад.
Тогда, за клокочущей в груди яростью и ревностью он не сразу разглядел то, что так давно пытался обнаружить. Грейнджер, сама того не подозревая, дала ему то, что он подсознательно искал и чего так страстно желал.
Ему нужно было оправдание, оправдание своему поведению и своей ненависти. Как бы он ни старался убедить себя в том, что он прав, получалась плохо. Без вины виноватая Грейнджер в образе великомученицы по ту сторону Атлантики здорово нервировала его. Как бы там ни было, она была виновата только перед ним. Перед дочерью она виновата не была. Ему нужно было что-то, что убедило бы его в том, что его бывшая жена действительно недостойна называться матерью Бэкки.
То, что у нее кто-то есть, явилось для него полным откровением, причем он как-то совершенно упускал из вида тот факт, что в таком положении вещей не было ничего удивительного, учитывая его последнее письмо, в котором без лишних церемоний он извещал ее о своем скором бракосочетании. Все это было фарсом, но откуда ей было это знать? Он не хотел видеть очевидного, он видел то, что хотел видеть в этой ситуации, упуская из виду то, что видеть было действительно нужно.
Тогда он впервые ревновал ее по-настоящему, может, потому что увидел ее в совершенно ином свете. Никогда он не думал, что его жена способна на такое: целоваться прямо посреди улицы, да еще и так… страстно целоваться. Этого ему вполне хватило, чтобы убедить себя в том, что она, похоже, здесь времени даром не теряла. В нем говорила ревность, и, верный своей привычке трактовать обстоятельства исключительно в свою пользу, он ушел.
Малфой был уверен - Грейнджер еще объявится. Он без устали благодарил провидение за то, что она не увидела его тем рождественским вечером под окнами своего дома, за то, что он сдержался, за то, что она не узнала, что он приходил. Какое-то время он упивался своей эйфорией - он получил то, чего хотел, ему было этого вполне достаточно.
Чувства Бэкки его интересовали мало в ту пору.
Он заводил интрижки, одну за другой, просто чтобы доказать самому себе, что ему плевать на бывшую жену, что она может проваливать ко всем чертям вместе со своей новой счастливой жизнью. Просто для того, чтобы когда она снова даст о себе знать, у него в жизни все было замечательно, пусть это даже будет не больше, чем иллюзия. Но время шло, неумолимо бежало вперед, а известий от его бывшей жены не было. Создавалось впечатление, что она просто-напросто бесследно исчезла.
Прошло около полугода, прежде чем он решился написать ей.
Она может изредка видеться с дочерью, он не будет противиться. Девочке нужна мать, и сейчас, когда Бэкки отошла от всех пережитых потрясений, встреча с матерью, вероятно, пойдет ей на пользу.
Сложно сказать, что двигало им в большей степени тогда: желание поиграть в благородство, или же желание увидеть ее. Вероятнее всего, и то, и другое.
Ответа он так и не дождался. Его письмо пришло обратно, как и два последующих.
А потом… Потом были муки совести, осознание того, что он собственными руками превратил жизнь единственной горячо любимой дочери в кошмар, осознание того, что жизнь его потеряла смысл, когда оказалось, что доказывать нечего и некому.
И вся его жизнь - театр одного зрителя без зрителя.
А потом были годы ожидания. Он искал ее, искал долго и мучительно, сам, впрочем, не до конца осознавая, для чего это делает. Вернуть ее? Просто узнать, где она и что с ней? Ради Бэкки?
Но все было тщетно: потраченные силы, деньги, время… Спустя года три после того, как Драко видел ее в последний раз в Нью-Йорке, частный детектив, который занимался ее поисками, посоветовал ему прекратить их. Если уж три года поисков не дали никаких результатов, продолжать их дальше не имеет никакого смысла. Следов Джоанны Олдридж не удалось обнаружить ни в штатах, ни за их пределами. Вероятнее всего, добавил детектив, ее уже либо нет в живых, либо же она не хочет, чтобы ее присутствие было обнаружено.
С тех пор прошло еще три года, прошли как-то незаметно. Бэкки стала единственным смыслом его жизни, величайшим сокровищем, боязнь потерять которое стала для Малфоя худшим из кошмаров. Он боялся, что однажды Грейнджер вернется, вернется для того, чтобы забрать у него дочь. Ему было страшно представить, что будет, если Бэкки узнает правду. Когда этот страх посетил его впервые, он вместе с этим страхом вдруг с удивлением распознал в своей палитре чувств еще и понимание того, что двигало его бывшей женой, когда она лгала ему. Лгала ему на протяжении многих лет, и только сейчас, оказавшись на ее месте, он до конца прочувствовал, что именно она имела в виду, говоря: «Я лгала, потому что боялась потерять тех, кого любила».
Теперь он шел ее же путем, никуда не сворачивая, потому что свернуть некуда, да и вернуться назад уже тоже нельзя.
Однажды сказав Бэкки, что мама бросила их ради другого мужчины, он избегал впоследствии этой темы, потому что худшим испытанием для него стало смотреть в глаза дочери, когда она заговаривала о маме. И о том, почему она их бросила.
Но Бэкки заводила подобные разговоры довольно редко. Она не чувствовала себя одинокой или брошенной, и в какой-то момент Драко и впрямь стало казаться, что Бэкки сумела позабыть ее. И вот теперь, в ночь перед отъездом в Хогвартс, его одиннадцатилетняя дочь блуждает без сна по огромному темному дому, потому что ее разбудил сон о маме, которая, как она считает, бросила ее шесть лет назад.
- Я думаю, она вспоминает о тебе, - наконец, сказал Малфой. - Где бы она сейчас ни была.
- Очень надеюсь, что нет, - Бэкки решительно поднялась на ноги. - Я пойду, пап. Завтра рано вставать. Дождь, кажется, прошел.
Девочка кинула взгляд на окно, за которым все еще было темно, а потом, словно решившись про себя на что-то, спросила:
- Ты очень расстроишься, если завтра я попаду не на Слизерин? Только честно.
Драко улыбнулся.
- Бэкки, это твоя жизнь, и только тебе решать, какой ей быть. Куда бы ты ни попала - я буду гордиться тобой.
Он не станет чинить своему ребенку препятствий на пути к свободе, как когда-то поступили с ним.
Бэкки заговорщически улыбнулась:
- Ты лучше всех, пап! Кстати, - она вдруг обернулась в самых дверях, - мама когда-то сказала мне, что лучший факультет Гриффиндор. Странно, я только сейчас об этом вспомнила. Хотя откуда ей это знать, она ведь никогда не училась в Хогвартсе.
Бэкки пару секунд постояла в дверях, размышляя об этом, а потом вышла, все так же бесшумно притворив за собой дверь.
Драко устало запрокинул голову на спинку дивана. Кое-что сильно тревожило его, помимо предстоящей разлуки с дочерью. Это был страх, что завтра на вокзале он увидит ту, на встречу с которой так надеялся все эти годы. Ту, встречи с которой он так боялся.
Наступившее утро первого дня осени, несмотря на дождь, ливший всю ночь без остановки, радовало яркой солнечной погодой.
Когда Бэкки, наконец, оказалась по ту сторону барьера, взору ее предстал перрон, наводненный оживленно гомонящей толпой и ярко-алый поезд в клубах дыма. Она тут же принялась выискивать в толпе Майкла и Ника, но когда не обнаружила их, самодовольно улыбнулась Драко, который остановился у одного из вагонов, поджидая ее. Нарцисса стояла чуть в стороне от них, увлеченно беседуя о чем-то с какой-то женщиной.
- Ну, и что я говорила? Эти капуши опоздали! Прямо хуже девчонок.
- Может, они бы и не опоздали, если бы не Пэнси. Ты же знаешь, что она может собираться целую вечность, - Драко решил вступиться за мальчишек. Он улыбнулся, стараясь ничем ни обнаружить своего волнения.
Малфой нервно оглядывал толпу, сам не зная, чего он хочет больше: чтобы она была сегодня здесь, или же наоборот. Почему он решил, что она вернется, когда Бэкки пойдет в школу? Он и сам не знал, но почему-то был уверен - это произойдет в какой-то особенный, кульминационный момент.
- Драко!
Позвучавший за спиной голос заставил вздрогнуть. Пару секунд ему понадобилось, чтобы понять - голос принадлежит Пэнси. Он обернулся, встретившись с ней взглядом. Пэнси, как обычно, напоминала разбуженную фурию, за ней уныло плелись странно притихшие мальчишки, толкая перед собой тележки с вещами.
- Несносные дети! - Пэнси остановилась прямо напротив Малфоя. - Не могли с вечера собраться! Я думала, мы опоздаем.
Мальчишки поравнялись с Бэкки, у которой глаза уже горели недобрым огнем.
- Так-так-так, нашим деточкам не хватило времени, чтобы собраться? - Бэкки зацокала языком.
- Хватит, Бэкс!
- Да я только начала...
- Они когда-нибудь повзрослеют? - Пэнси устало покачала головой, но, проследив за взглядом Драко, замолчала на полуслове, а потом обернулась.
Невдалеке от них стояла весьма живописная группа и что-то оживленно обсуждала.
Пэнси фыркнула и снова повернулась к Малфою, разочарованно протянув:
- Поттер и компания. Я уж думала, и правда что интересное показывают.
Малфой усмехнулся, словно бы в знак солидарности. Пэнси принялась проводить воспитательную работу среди подрастающего поколения. Подрастающее поколение в три голоса заявляло, что уже и так знает об этой жизни более, чем достаточно, и ей вряд ли удастся их хоть чем-нибудь удивить.
Малфой напряженно смотрел на Поттера и Уизли, которые стояли всего в нескольких шагах от него. Надо же, сколько лет он их не видел? Больше десяти, это точно. По правую руку от Поттера стояла его жена, все такая же рыжая и, кажется, все такая же самоуверенная. Рядом с ними трое детей: совсем маленькая рыжеволосая девчонка, мальчишка лет девяти, удивительно похожий на Поттера и долговязый симпатичный паренек, которого, они, очевидно, и провожали сегодня. Уизли, странное дело, один. Драко запоздало удивился этому факту, ведь его сын, по идее, на пару лет старше Бэкки, так почему он сегодня не здесь? Кроме того, ему страшно интересно было посмотреть на ту, ради которой он бросил Грейнджер.
Но додумать он не успел. Он встретился взглядом с Поттером и сухо кивнул ему. Тот кинул в ответ и перевел взгляд на Бэкки, но та стояла к нему спиной.
Малфой не хотел, чтобы Поттер ее видел, и у него были на то причины.
Одно Драко уяснил: Грейнджер за эти годы, похоже, знать о себе Поттеру и Уизли тоже не давала, иначе они вряд ли сохраняли бы сейчас такую невозмутимость.
- Пап, пора, похоже, - Бэкки дернула его за рукав, заставив вынырнуть из раздумий.
- Ну что, малышка, давай прощаться?
Драко наклонился, и Бэкки обвила руками его шею, прошептав на ухо:
- Я люблю тебя, папочка!
- И я люблю тебя, малышка.
Попрощавшись с Нарциссой, Бэкки велела мальчишкам занести свой чемодан, пока она попытается найти им свободные места. Еще раз помахав на прощание, она скрылась в вагоне. Она зашла едва ли не последней, детей на перроне почти не осталось.
Бэкки незаметно подняла вверх большой палец, подмигнув Майклу и Нику, которых Пэнси попеременно прижимала к себе, осыпая градом поцелуев, на что в ответ Бэкки было показано два кулака как обещание скорой и неминуемой расправы. Бэкки покачала головой и принялась протискиваться сквозь толпу, наводнившую вагон, выискивая свободные места. Где-то в середине вагона она остановилась, выглядывая в окно. Драко увидел ее и принялся махать. Она принялась изо всех сил махать в ответ, и тут услышала за спиной оклик:
- Бэкки!
Она обернулась, встретившись взглядом со своим троюродным братом. Тедди Люпин приветливо улыбался ей, сидя в купе напротив. Она улыбнулась в ответ.
- Снова в школу?
- Нет, я сегодня как провожающий.
Сидевшая напротив девушка, по виду старшекурсница, помахала Бэкки.
- Ты место ищешь?
- Поехали с нами! - сидевший рядом с девушкой мальчишка, по виду первокурсник, с готовностью вскочил. - Тедди все равно сейчас уйдет!
- Нет уж, Джеймс, назло тебе поеду с вами до Хогвартса!
Все сидевшие в купе засмеялись. Бэкки сдержанно улыбнулась.
Кроме него в купе сидело еще две девочки, по виду тоже первокурсницы, но они Бэкки интересовали мало, если не сказать, не интересовали вовсе. Одна из них не сводила взгляда с того, кого Тедди назвал Джеймсом, а вторая просто потрясенно разглядывала все вокруг.
- Наконец-то! Такое впечатление, что вас не в школу, а на войну провожали!
- Ты места нашла? - мальчишки, отдуваясь, тащили за собой чемоданы.
- Не успела.
- Почему бы тебе, Бэкс, в таком случае, не тащить свой чемодан самой?
- Вы джентельмены или нет?
- Мы за равноправие, - дружно возвестили джентельмены, продолжив, впрочем, тащить чемоданы.
- Поехали с нами! - Тедди передразнил Джеймса, который тут же залился краской. - Эх, приятель, ничего-то тебе здесь не светит! - Тедди сочувственно похлопал Джеймса по плечу.
- Почему это?
- Ну, во-первых, вроде как она обручена с каким-то французом, что ли, а во-вторых, я тебе советую сначала узнать ее фамилию, а потом рассказать об этом дома. Там все в восторг придут от твоей новой подружки, особенно тетя Джинни… Так, ладно, молодежь, мне пора, - кивнув на прощание, парень выскочил из поезда, когда тот уже тронулся. Хогварт-экспресс медленно скрылся из вида в клубах дыма.
Толпа на перроне постепенно редела. Драко и Пэнси терпеливо дожидались Нарциссу в самом начале перрона, которая все никак не могла распрощаться с многочисленными знакомыми.
- Знаешь, - задумчиво сказала Пэнси, - я почему-то была уверена, что твоя жена будет сегодня здесь.
Драко вздрогнул, услышав об этом, словно Пэнси подслушала его мысли.
- Я тоже был в этом уверен, - признался он.
- Ты хотел бы увидеть ее?
От необходимости отвечать его спасло только появление Нарциссы. Пора было уходить, и, кинув прощальный взгляд на опустевший, залитый утренним солнцем перрон, Драко вдруг остро осознал, что все это время отчаянно ждал ее. Ждал, но она так и не появилась.
«Где же ты сейчас?..»
Но ответа на его невысказанный вопрос, увы, не было, и Малфой быстро зашагал прочь, оставляя за собой опустевший перрон.
«Я попала на Слизерин. Надеюсь, что сделала правильный выбор. Хогвартс бесподобен, я в восторге! Бабушка, я попросила нашу старосту, и меня поселили в комнату, в которой когда-то жила ты.
Мальчишек тоже распределили на Слизерин. Напишите, пожалуйста, Пэнси, а то они не стали, сказали, напишут, завтра. В следующем письме обязательно расскажу обо всем подробнее.
Люблю вас, искренне ваша, Ребекка».
