Глава 32Очередной вторник – 11 сентября – начинается как обычно: Ойген возвращается домой в начале девятого утра, и они с Северусом, как всегда, завтракают прямо на кухне. Мальсибер привычно включает CNN: времени читать газеты у него нет, а новости знать нужно. Они пьют кофе, когда Ойген, поглядывающий время от времени на экран, вдруг меняется в лице и замирает, ошеломлённо шепча:
- Бред какой-то…
Северус поднимает глаза – и в первый момент ему кажется, что Ойген сменил канал, и там идёт какой-то фильм-катастрофа, потому что не может же быть такого в реальности.
- Это же невозможно… Северус…
- Я не знаю, - ошеломлённо говорит тот.
Второй самолёт врезается в башню у них на глазах…
- Нам надо туда, - говорит вдруг Мальсибер. – Идём. Нужно только одеться как-то… правильно, и взять что-нибудь… зелья какие-то, я не знаю…
Он совсем не похож на себя сейчас – строгий, собранный… и отчаянный.
- Ты со мной? – спрашивает он, вставая.
Это опасно, это очень страшно, им вообще там не место – Снейп знает.
- Да, - говорит он. – Джинсы, высокие носки, спортивные ботинки, рубашка, плотная куртка, платок на шею и второй – на голову. Перчатки возьми. И я чары наложу. Иди одевайся.
Они собираются очень быстро – на всё уходит от силы четверть часа.
- Джинсы заправь, - говорит Северус, тут же и делая это – сам он уже готов – и быстро осматривает Мальсибера. – Манжеты плотнее застегни. И – очень прошу тебя, не лезь на рожон.
Он колдует, накладывая защитные чары – они помогут… но они всё равно уязвимы разве что немногим меньше, чем магглы. Ойген ждёт – и едва Снейп заканчивает, берёт его за руку и аппарирует.
Он бывал в «близнецах», так что место хорошо знает – и они появляются в одном из ближайших переулков.
Всё огорожено… Кругом полиция, пожарные, медики… и ничего, ничего не сделать. Людей выводят – с тех этажей, что не отрезаны взрывом. Те, кто сейчас наверху – смертники… В воздухе – страх и растерянность…
- Идём, - решительно говорит Мальсибер.
И они – идут. Их пропускают, принимая кто за полицейских, что за пожарных… Ойген не слишком задумывается, что внушать, шок у всех настолько силён, что хватает просто узнаваемого образа, у каждого своего.
В тот момент, когда они входят за последнее ограждение, падает первая башня.
Ойген каменеет – стоит и просто глядит, не дыша, и только стискивает руку Северуса с такой силой, что потом, позже, когда вообще дойдёт до этого дело, тот будет убирать с неё застарелые уже синяки. Снейпу и самому, впрочем, не сильно лучше – если не хуже. Так они и стоят, пока их кто-то почти не сшибает, матеря, с ног – и с этой секунды уже ни один из них в ближайшие сутки не остановится. Северус трансфигурирует их одежду в форму спасателей – и они смешиваются с теми, начиная работать.
Искать под обломками тех, кому ещё можно помочь, а потом не позволять им умереть.
Они стараются держать друг друга не в поле зрения – там почти ничего не видно уже в десятке шагов поначалу – а в поле магическом, чтобы не потеряться. Тем более что собственно лечить Мальсибер почти не умеет, а навредить – боится. Но обезболивающие чары наложить может, и кровь остановить – тоже… Он совсем не думает о том, что колдует прилюдно, при магглах, он вообще забывает, что люди вокруг – магглы, но на это почему-то никто не обращает внимания.
А вот Северус умеет лечить. И скольких смертельно раненых спасает в тот и в последующие дни – он никогда не узнает, да ему и неинтересно. Ему вообще мало что интересно будет в эти безумные дни – разве что время от времени он всё-таки станет делать заборы воздуха, складывая пробирки в зачарованный внутренний карман, потому что в воздухе здесь летает невероятное количество всяческой дряни, которую позже ему придётся как-то выводить из их организмов.
Ойгену всё это безумие до дрожи напоминает Хогвартс. Настолько, что он порой ловит себя на мысли, где же ауроры и почему, Бастет их побери, они ничего не делают… Впечатление это только усиливается при каждой встрече с другими волшебниками – их тут и много и бесконечно мало одновременно – потому что сколько бы ни было, всё равно они успевают катастрофически мало...
В первый день Мальсибера ещё хватает на то, чтобы всё же вернуться вечером в казино – прямо как есть, в форме спасателя, в пыли и крови – прийти в таком виде к управляющему и не попросить – сообщить, что он берёт отпуск, ибо нужен сейчас в Нью-Йорке, где действительно может помочь, и если это того не устраивает – он может его уволить. Тот только кивает и говорит, пряча глаза:
- Тут даже говорить не о чем… вернётесь когда вернётесь…
Трагедия слишком свежа и сильна – и сплачивает…
Ойген сразу же возвращается – и уже больше никуда не уходит. Как и Северус.
Они разбирают завалы – все вместе: маги, магглы… почти не таясь, волшебством поднимают плиты, которые не поднять никак по-другому, но даже это никого почему-то не то что не удивляет – никто этого просто не замечает, ну поднял и поднял, молодец, положи аккуратненько и продолжай. Они вытаскивают раненых, они держат их на руках… Ойген в какой-то момент наталкивается на полуживую девочку – откуда там мог взяться ребёнок? Привёл кто-то с собой на работу? Стояла в толпе вокруг? Она умирает у него на руках – он просто не успевает ничего сделать… он стоит, держа её ещё тёплый труп, у него даже сил нет кричать или плакать и ему даже почти что не больно – только очень пусто и холодно, как в Азкабане.
- Держись, - говорит ему кто-то, хлопая его по плечу. Чужие руки умело забирают у него тело. – Они иногда умирают.
Он смаргивает и смотрит непонимающе на стоящего перед ним человека в точно такой же, как у него, форме, потом кивает и заставляет себя сказать:
- Всё хорошо. Я туда.
И возвращается на развалины, тяжело и неприятно кашляя.
Он навсегда, на всю жизнь запомнит запах и вкус цемента и обгоревшего металла – и они с этих пор навечно свяжутся для него со смертью; он на какое-то время даже возненавидит небоскрёбы, не вынося этот материал, и пройдёт пара лет, прежде чем он избавится от этого нелепого чувства.
- Возвращаемся, - голос Северуса звучит рядом так неожиданно, что Ойген почему-то пугается и – он куда-то идёт в этот момент – спотыкается и едва не падает.
- Нет, - отвечает он.
- Да, - устало говорит Снейп. – Мне не нужен ещё и твой труп.
И аппарирует вместе с ним домой, где первым делом подводит Ойгена к зеркалу.
Молча.
Ойген глядит в зеркало – и не узнаёт отражение. Серое – и вовсе не только от пыли – лицо. Сжатые в нитку губы. Запавшие глаза с коричневыми тенями под ними… пустые, почти мёртвые. Человеку в зеркале лет шестьдесят…
- Там больше нет живых, - говорит Северус. – Мы сделали что могли. Поверь мне. Иди в душ сейчас.
Он сам выглядит не лучше, разве что глаза не столь неживые – зато руки ободраны и кое-как, явно наспех, перемотаны насквозь грязной повязкой.
- Ты ранен, - только сейчас замечает Мальсибер, но сил почувствовать что-то по этому поводу у него нет.
- Мелочь. Иди.
Он послушно идёт, бросает на пол одежду, включает воду, встаёт – и далеко не сразу соображает, что вода холодная. Добавляет горячей, долго-долго стоит под струями, потом начинает тяжело кашлять, до крови, наконец, обессиленно сползает по стене на пол. Вспоминает, что надо намылиться, снова встаёт, тупо смотрит на полочку с несколькими флаконами, берёт один наугад, выливает себе на руки его содержимое – чуть ли не полфлакона, трёт волосы, тело… Пены много, она попадает в рот – горькая и, вообще говоря, омерзительная, она, наконец, перебивает вкус бетона и крови, и он с жадностью слизывает её с рук, пока его не начинает сначала тошнить, а потом и не рвёт – желчью, потому что он даже не помнит, когда и что ел в последний раз. Это немного приводит его в чувство – он пьёт воду, прямо из-под крана, горячую, желудок сводит судорогой и его вновь выворачивает, а потом снова начинается приступ кашля. В этот момент и появляется Северус – уже вымытый и переодетый, открывает дверцы душевой, говорит скупо:
- Сядь, - берёт душ и быстро смывает с Ойгена пену. Потом берёт полотенце и вытирает его – тот равнодушно позволяет ему делать всё это, его тошнит, но желудок пуст и только бессмысленно сжимается в спазмах. – Дойдёшь до комнаты? – спрашивает Снейп – Мальсибер мотает головой, тот кивает и левитирует его в спальню.
Там… странно. Именно своей мирной обыденностью: кровать с белым свежим бельём, кремово-золотистые шторы… солнечный свет…
- Ложись, - Северус сам укладывает его, укрывает простынёй, а потом, поглядев на него, ещё и покрывалом – светло-голубым, мягким… Видеть всё это после того, где они только что были – больно. Ойген зажмуривается – Снейп подносит к его губам ложку: - Нужно выпить. Залпом. Это горько.
Он послушно проглатывает – горечь такая, что обжигает, он открывает глаза и натыкается на пристальный взгляд Северуса.
- Пей, - он уже подносит ему что-то другое, в стеклянном стакане. – Тоже невкусно, но получше.
Ойген пьёт – желудок вдруг обжигает, и он даже не успевает хотя бы отвернуться, когда всё выпитое возвращается обратно, и он вновь начинает кашлять до крови.
- Плохо, - хмурится Снейп. – Тогда так.
Он опять поит его чем-то – того снова рвёт, желудок горит огнём, тело колотит озноб… а поверх всего этого – кашель, кашель, вечное теперь его проклятье… Северус никак не комментирует происходящее: методично перебирает зелья, пробует новые, и, наконец, очередное не даёт такого эффекта – напротив, успокаивает спазмы, Мальсиберу даже дышать легче становится.
- Наконец-то, - бормочет Северус. Он и сам дышит тяжеловато, тоже наглотавшись там пыли, и его тоже мутит, но это всё ждёт, сперва Ойген. – Пей. Тихонько.
Он садится, наконец, рядом, и вдруг гладит его по плечу.
- Ты молодец, - говорит он тихо. – Но придётся теперь поболеть. Я с тобой посижу.
- Ты сам как? – соображает, наконец, спросить тот.
- Да что мне будет. Всё отлично. Пей медленно.
Он продолжает поить, а потом и натирать его зельями – тот порой начинает кашлять, но тошноты больше нет, зато появляется нудная, ноющая боль в висках.
- Что со мной? – спрашивает Ойген, то открывая, то вновь устало закрывая глаза. И так и так плохо: в первом случае кажется странным, неправильным видеть чистую, светлую… целую комнату, во втором – больно видеть руины и мертвецов.
- Ты надышался дымом, в котором было много всяких ненужных примесей. Я их выведу постепенно, но на это потребуется время. Это раз. Два – ты потратил слишком много сил.
- Извини.
- Не дури, - морщится он. – Ты всё правильно сделал. Теперь просто исправим последствия.
- Ты не злишься? – слабо удивляется он.
- Нет, - коротко отвечает Снейп. – Постарайся заснуть.
- А ты?
- Что я?
- Тебе тоже спать нужно.
- Ты обо мне заботишься? – усмехается Северус.
- Должен же кто-то, - пытается пошутить он.
- Я здесь лягу, - говорит Снейп. – Одного тебя сейчас не оставлю, не бойся, - он снова гладит его по плечу. – Засыпай.
- Я боюсь, - шепчет он.
- Не бойся. Сегодня снов у тебя не будет.
Это обещание Ойгена успокаивает, и он позволяет себе, наконец, заснуть.
Болеет он почти две недели – Северусу хватает одной, во время которой он, впрочем, умудряется не лежать пластом, а и за Ойгеном ухаживать, и даже что-то варить, хотя с первым ему весьма помогают эльфы – и Люциус, который, явившись к ним в пятницу, сперва ахает, обнаружив их в таком состоянии, а потом решительно заявляет, что остаётся, покуда они оба хотя бы не встанут на ноги. На яростное шипение Снейпа, категорически не желающего представать перед ним в роли пациента, Малфой возражает, что надо же ему тоже практиковаться, а тут такой случай. Возразить Северусу на это нечего, и он неохотно соглашается – и встаёт на ноги уже через день. Мальсибера вся эта ерунда не интересует: ему слишком плохо, и он просто рад тому, что рядом с ним кто-то есть, тем более кто-то близкий.
- Вы там были, - говорит Люциус, когда Ойген уже в состоянии более-менее нормально общаться, хоть и болен ещё и кашляет через слово и от тошноты едва может есть.
- Были, - сухо отзывается Снейп, демонстрируя полное нежелание развивать эту тему.
- Ты узнал из газет? – спрашивает Мальсибер.
- Сперва да… потом уже посмотрел репортаж. У меня же много дел с магглами. Ужасно.
- Мне жутко теперь видеть самолёты, - тихо и непонятно для Люциуса горько говорит Ойген. А вот Снейпу эта горечь ясна – он возражает:
- Дело не в самолётах.
- Нет, - помолчав, соглашается Ойген. – Но это… всё равно как убивать распределяющей шляпой. Понимаешь?
Люциус смотрит на него почти что испуганно – у него мелькает мысль, что тот мог пострадать не только физически, но ответ Северуса его успокаивает, хотя и ничего не проясняет:
- Понимаю. И всё же дело не в самолётах. Ты поймёшь со временем, я надеюсь.
- Я понимаю, - кивает тот. – Всё равно.
Они долго молчат, потом Малфой говорит задумчиво:
- Какое счастье, что это случилось сейчас.
- С ума сошёл? – взвивается Ойген – и закашливается. Когда он успокаивается, Люциус мягко поясняет:
- Сейчас, а не четыре года назад. Подумать страшно, что было бы, если бы Лорд это застал.
- Н-да, - мрачно усмехается Снейп. – Боюсь, никакого Хогвартса попросту не осталось бы.
- Вот так и вспомнишь добрым словом его идеи об опасности магглов, - улыбается Малфой.
- Не смешно, - неожиданно резко говорит Мальсибер. – Там люди погибли.
Люциус смотрит на него изумлённо, открывает рот, чтобы пошутить… и закрывает его. Зато Снейп отвечает – неожиданно мягко:
- Мы не будем шутить, если не хочешь.
- Не хочу, - отрезает Ойген.
Пройдёт достаточно много времени, прежде чем он сам начнёт шутить – и об этом, и о Лорде… но не о магглах. Вернее, о них он шутить будет тоже, но шутки эти никогда больше не будут уничижительными.
