Глава 33. Тем временем…Люциусу Малфою, Гроссмейстеру Ордена Тьмы, очень хотелось есть.
Такое бывало, если нервы на пределе, а надо выглядеть спокойным и хладнокровным. Лицо оставалось бесстрастным, и напряжение сосредотачивалось в желудке. Живот сводило болезненной пустотой.
Чтобы в поле зрения не попадал комод, на котором стояла ваза с фруктами, и при этом не пялиться вместе с остальными на закрытую дверь, Малфой отвернулся к окну и стал смотреть на закат. Окно было волшебным - на самом деле зал находился глубоко под землей. Ниже гостиной и ниже подвала. Здесь все окна могли быть только волшебными и отображать то, что видят настоящие окна наверху.
Законы Темных искусств непреложны. Только участники ритуала могут участвовать в его подготовке, ибо чужое присутствие разорвет тонкую ткань заклинаний. Поэтому сейчас Гроссмейстер вместе с остальными Пожирателями Смерти – кроме девятерых, находящихся сейчас в зале – должен торчать в прихожей и нервничать в ожидании. Неприятное ощущение. Но он же сам предоставил Долохову инициативу.
Ему-то вызов Смерти в мир живых был не нужен, а в успех Долохова он не верил.
Правда, он все же пытался выяснить у Гриндельвальда, что тот думает о шансах Долохова. Престарелый маг либо хихикал, либо отмалчивался или отвечал двусмысленно. Давить на него Малфой опасался – старик наводил на него страх, да и был скользким, как угорь. Вот и сейчас его кресло парило в самом темном углу, и его присутствие делало тень еще гуще, словно Гриндельвальд сам был окружен Тьмой.
Малфой не знал, чего от него можно ждать, и в его присутствии всегда старался держать щит окклюменции. А это добавляло напряжения и без того натянутым нервам. Не удержавшись, глянул на фрукты, красиво и аппетитно уложенные в хрустальной вазе, и поспешно отвернулся. Может, взять хотя бы то яблоко, что сверху? Вряд ли кто-нибудь подумает что-нибудь не то. Все напряжены, все пялятся на дверь ритуального зала, да и кто усомнится в том, что Гроссмейстеру в собственном доме дозволено поесть?..
Нет. Он не станет поддаваться слабости. Надо держать марку, хотя бы перед Гриндельвальдом. Старик – мастер насмешек, он порой позволяет себе такое даже в присутствии других…
Из угла донеслось негромкое хмыканье; Люциус искренне понадеялся, что Гриндельвальд не подслушал его мысли, а просто погрузился в свои. Почему-то вспомнилась восточная сказочка про магла, выпустившего джинна из бутылки…и Малфой вдруг подумал: не выпустил ли он из Нурменгарда кого-нибудь похуже?
Он очень надеялся, что нет. Ведь чего ему стоило одно лишь проникновение туда!
Нужное заклинание ему поведал престарелый, выживший из ума швейцарец, с которым пришлось делить заключение. Серый рыцарь, приспешник Гриндельвальда, один из строителей Нурменгарда. Звали его Людвиг Штейнер, и он был участником безумной вылазки против Британии - когда Серых рыцарей разбили, уцелевших взяли в плен, а Гриндельвальд проиграл в поединке с Дамблдором…
Он чуть не вздрогнул, услышав за спиной негромкий голос:
- Надо же…
Это был Гриндельвальд. Его двое эльфов подвели парящее кресло к Малфою, пока тот, ничего не подозревая, пытался любоваться закатом. Старик был горазд на подобные шуточки. Малфой повернулся и посмотрел с вежливым ожиданием.
- Людвиг еще жив? – то ли пояснил, то ли удивился Гриндельвальд. - Живуч, живуч… Последний из Серых… Что ж, рад за него. Посадили пожизненно, ни за что, можно сказать…
Малфоя прошиб холодный пот, и он поспешно отвернулся к окну. Он же держал щит!
- Ни за что? – устыдившись своего испуга, он все же позволил себе некоторую иронию. – Всего-навсего уничтожил магловскую деревню!
- Да не уничтожал он ее! – с раздражением возразил Гриндельвальд. – Маглы тогда тоже воевали, если вспомнить! Запускали через Ламанш какие-то громадные снаряды, один из них на деревню и упал. Людвиг пошел посмотреть, только и всего, такое ведь не каждый день увидишь – и нарвался на ваших...
Продолжая бормотать, он ткнул ногой эльфа, и тот послушно потащил кресло назад.
«Думать словами!» - приказал себе Гроссмейстер. Легилименту доступны образы, а не слова, не внутренний голос… Но кто может знать, что доступно Гриндельвальду? Дамблдор - милосердный дурак. Отобрал у своего бывшего друга-врага палочку, но оставил ему всю библиотеку, записи, свитки – чтоб не скучал… Проникнув в Нурменгард, Малфой обнаружил старика за столом. Тот еще обругал его и потребовал подождать, пока перечитает написанное. Пришлось его спасителю терпеливо ждать два часа!
Кто знает, что он мог открыть и придумать за пятьдесят лет!
Снейп как-то упомянул, что Темный Лорд – единственный, кто до Малфоя смог проникнуть в Нурменгард – сначала всячески улещивал и уговаривал Гриндельвальда, потом начал пытать. Однако ничего не добился, даже ответа на вопрос о Старшей палочке… Вспомнилась усмешечка Снейпа: «Дамблдор считает, что он раскаялся». Как же! Старик просто очень дальновиден. Он предвидел поражение Волдеморта!
Но несколько тетрадей Волдеморт все же прихватил. И даже то, что он узнал оттуда и продемонстрировал потом, повергло его соратников в ужас.
Правда, Малфою не довелось это увидеть, но не сказать, чтобы он особо жалел об этом. Он благополучно просидел в Азкабане и подъем Волдеморта, и его падение. Потом, когда вернулся, ему, конечно, рассказали. Глядя на соратников и видя неподдельный ужас в их глазах, Малфой сочувственно кивал и думал о том, что все это не принесло Темному Лорду победы. И что он все равно погиб.
Так существовала ли тайна Темного Лорда, было ли на самом деле его великое открытие, победа над смертью? Люциусу Малфою очень не хотелось думать, что Волдеморт обманул их, обманул его… Даже о том, что Лорд мог попросту ошибаться, и то было неприятно думать.
Наверное, он просто не довел свою работу до конца, утешал себя Гроссмейстер. Победил естественную смерть, но не успел стать полностью неуязвимым.
Неважно. Как ни странно, Люциуса Малфоя бессмертие не интересовало. То есть, хорошо бы, конечно, просто он в него не верил. Можешь прожить сто лет, тысячу лет, миллион лет… и все равно Смерть в конце концов явится за тобой, и все равно покажется, что слишком рано. А вот власть…
Власть.
Больше, чем о смерти Темного Лорда, Малфой жалел о неудаче в попытке захватить Министерство. Не стоило поручать это дело Долохову! Тому удалось наложить «Империус» на Тикнесса, ставшего заместителем Министра после отсылки Амбридж в Ирландию. Казалось бы – несомненный успех, всего шаг до победы. Тикнесс мог в свою очередь заколдовать Скриджмера… если бы Долохов, ослепленный амбициями и одержимый желанием выслужиться перед Лордом, не приказал: «Убей его!» Правда, Антонину хватило ума отправить ему в подмогу Джарвиса и Малсибера. Сообразил все же, что чиновник, полжизни просидевший в кабинетах и очень соответствующий своей фамилии (Thickness - «Толстенький». Прим. G.) – не чета старому льву Скриджмеру. Но даже втроем они не смогли противостоять старому аврору. То, что осталось от них после короткого сражения, уместилось бы в коробке из-под обуви. По слухам…
Хотя Долиш подтвердил. Видел своими глазами.
«Слишком мягко обошелся с ним Темный Лорд!» - с горечью подумал Малфой.
Хотя не мог не оценить изящества наказания. Кто-то говорил, что с тех пор Долохов смотреть не может на золотые галеоны и для покупок ему приходится таскать здоровенный мешок сиклей.
Один из тех случаев, когда Малфой жалел ос своем отсутствии. Когда Темный Лорд делал такое, на это стоило посмотреть. Хотя ему и об этом рассказали – так, что он смог представить вполне, вполне зримо.
(…Темный Лорд огорошил всех: «Я не стану наказывать тебя, Антонин. Ты проявил усердие и был всего в шаге от победы. Темный Лорд умеет ценить преданность и усердие своих слуг». Он взмахнул палочкой – и перед потрясенным Долоховым возникла куча золотых монет. «Вот твоя награда – тысяча галеонов. Бери, Антонин. Ты же не оскорбишь меня отказом, верно?»
И Долохову пришлось забрать эту награду. Он собирал монеты в мешок, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, по его лицу градом катил пот, а он собирал и собирал монеты – из настоящего золота и раскаленные почти докрасна. Пол вокруг них уже дымился.
Это был колдовской жар, и шрамы на его ладонях остались навсегда – их ничем не свести… Как не убрать и обгорелое пятно на полированном полу гостиной… но этому Малфой был рад. Он даже не стал прикрывать его ковром, решив – пусть это будет памятник утонченному искусству Темного Лорда. Да и приятно видеть, как меняется лицо Долохова каждый раз, когда на глаза попадается это пятно).
Малфой вздрогнул – кто-то из собравшихся не смог подавить чих. Звук вернул его в настоящее, и он невольно оглянулся на запертую дверь. Оттуда не доносилось ни звука. «Долго они еще?» - в раздражении подумал Гроссмейстер, уже жалея, что не изучил хотя бы бегло инструкции старика.
Вдруг все же у Долохова получится? Что еще хуже – вдруг получится не то? Опять засосало под ложечкой. Мысленно плюнув на выдержку и волю, Малфой подошел к тумбе, взял яблоко… и тут дверь распахнулась, и все синхронно вздрогнули. Бледный, с горящими глазами, Долохов вышел из зала:
- Мессир! Учитель! Мы готовы!
Малфой со вздохом положил яблоко назад.
В зал он вошел с некоторой опаской – там все должно было быть перестроено в соответствии с ритуалом, а Малфой в свое время потратил немало сил, чтобы придать ему стиль. Ему не хотелось, чтобы дизайн, в который он вложил и вкус, и душу, был испорчен и опошлен. По счастью, этого не произошло – хоть зал и изменился, но хуже не стал. Кое-что даже понравилось – например трон сейчас находился на возвышении и к нему вели три ступеньки. Как же он сам не додумался? Высота придает величия.
Правда, тут же шевельнулось опасение – кто во время ритуала должен сидеть на троне? Уступать его даже на время он не собирался. Но потом заметил в противоположном конце зала круглый подиум и, успокоившись, подумал: «Ага, ось. Понятно!»
- Я буду там стоять, - подтвердил Долохов, - и наши взгляды должны встречаться без помех, чтобы создать главную ось действия. От вас ничего не требуется, Гроссмейстер, кроме власти и контроля.
Малфой, не глядя на него, коротко кивнул и продолжил критическим взглядом осматривать зал.
Его удивила сложность изображенной на полу октограммы - четыре вписанных друг в друга восьмиконечных звезд, плюс четыре восьмигранных периметра… да такая фигура удержит целый полк демонов! Неужели Гриндельвальд считает Смерть настолько могущественной? В любом случае - похвальная предусмотрительность!
- Да уж, перестарались! – прозвучал от двери голос Гриндельвальда. Сейчас он говорил скрипуче и устало, но его живой, цепкий взгляд ощупывал каждую деталь. – Мозаикой, в мраморе и золоте, надо же! Зачем? Можно было и мелом начертить… - он искоса глянул на переменившегося в лице Долохова и усмехнулся: - Хотя красиво, красиво, Старший Мастер!
Малфой был согласен, но не подал вида. Он уже решил сохранить зал в новом виде. Возвышение, на котором покоился теперь трон, давало прекрасный обзор на весь зал и заодно подчеркивало его ранг.
Краем уха прислушиваясь к ворчанию Гриндельвальда и невнятным разъяснениям Долохова, который неотступно следовал за парящим креслом, Гроссмейстер перевел взгляд на восьмерых участников предстоящего действа. Они стояли тесной группой поодаль и вроде забыли, что в зале находится их Гроссмейстер. Малфою это было только на руку. Мягко и незаметно отойдя в сторону, он быстро поднялся по ступенькам и уселся на трон.
Вот так. Когда они вспомнят о нем и оглянутся – они увидят его, взирающего на них с высоты. Малфой всегда придавал значение таким деталям.
У власти должен быть стиль.
- …Спираль убери! – потребовал Гриндельвальд, тыча палочкой в круг у вершины октограммы. – Украшательства! Взгляд исполнителя должен быть сосредоточен, а спираль притягивает и отвлекает! Стоит ему отвлечься и глянуть под ноги – и все, считай, сорвалось!
Долохов нервно оглянулся, сделал повелительный жест, указывая на круги. Остальные поспешно достали палочки. Прошелестели заклинания, произнесенные вразнобой, и спирали в кругах начали одна за другой исчезать.
- Надеюсь, хотя бы во время ритуала будете более синхронны! – с усмешкой заметил Гриндельвальд.
Он махнул рукой и эльфы, пыхтя, потащили кресло дальше. Малфой тоже усмехнулся – знал он эти штучки. Придраться на самом деле не к чему – какое тут отвлечение внимания, если волшебник стоит в центре этой самой спирали и полы мантии закрывают ее? Однако, если учитель не будет придираться, это плохо скажется на его авторитет.
Пожиратель, оказавшийся ближе всего к трону, взмахнул палочкой, но спираль так и осталась. Он нервно оглянулся на Гроссмейстера – глаза за прорезями маски сверкнули сумасшедшим блеском – и повторил пасс, на этот раз удачно. А, ну это же Беллатрисса… Малфой сочувственно улыбнулся и демонстративно отвернул трость, чтобы серебряная змея не смотрела в ее сторону. Беллатрисса наградила его злобным взглядом и отошла. И с чего ей злиться? Он тогда осветил ее, чтобы узнать – откуда ему было знать, что Белла боится яркого света с тех пор, как Рональд Уизли чуть не ослепил ее?
Все равно сменит гнев на милость - после смерти Нарциссы и мужа у нее больше не осталось с кем поговорить. Люциус терпел ее болтливость – во-первых, ему без жены и Драко тоже бывало одиноко, во-вторых, он узнавал немало полезного. Ему единственному Беллатрисса рассказала о том, что произошло в ту ночь, когда Темный Лорд отсутствовал. Люциус выслушал ее с неподдельным сочувствием – рыжий щенок обошелся с ней действительно мерзко. Сломал ее палочку, к которой он, предатель крови, был недостоин даже прикоснуться, избил до полусмерти… Деревенщина, как и все Уизли. Сочувствие Малфоя было вполне искренним.
Конечно, она сделала глупость, бросив заложницу, но ее можно понять – увидеть такое… По словам Беллатриссы, в появившегося в небе Волдеморта ударила чудовищной силы молния, и он исчез.
Кто мог это сделать? И как? В «неизвестное природное явление» Малфой, конечно, не верил. Поттер? Но он и Уизли в этот момент находились в гостиной, без палочек, полностью лишенные возможности колдовать… или все же не полностью? Им же удалось проникнуть в поместье, преодолев защиту. Каким-то неизвестным способом трансгрессировали из подземелья двух пленных (были еще двое – мальчишка с Пуффендуя и Оливандер; по счастью, Поттер не обнаружил главное подземелье). Уизли без палочки смог ослепить Беллатриссу. Чем? Тоже хотелось знать. Беллатрисса услышала только щелчок,, и мир наполнился невыносимо ярким светом, горевшим даже под веками… Потом на нее обрушились удары, и больше она ничего не помнила.
Да еще и серебряную руку у Петигрю отрубили. Его-то, конечно, не жалко… Хотя жаль, что не удалось расспросить и его. Это тоже были события, из-за которых Люциус жалел о своем отсутствии.
Ему многое хотелось узнать. То, что Темный Лорд отправил Петигрю под личиной того мальчишки, приказав убить Поттера – понятно, ему тоже было не жалко Хвоста. Но он доверил Петигрю ту палочку – точную копию Старшей и такую же мощную! Это не давало Люциусу покоя. Неужели Лорд верил в успех Питера?
В конце концов, после долгих размышлений, Люциус понял – так оно и есть. Петигрю был подл и пронырлив… как крыса, и шансы у него были.
Но Лорд ошибся. Петигрю не смог убить Поттера. Поттер убил Лорда.
«Что ж… - философски подумал Малфой, - никто не безошибочен, даже Лорд!»
- Мессир?..
Малфой даже вздрогнул и чуть не выругался. Он очень разозлился и на Долохова, внезапно вернувшего его в настоящее, и на себя - за то, что вздрогнул, и даже на Гриндельвальда – потому что тот усмехнулся.
- Вы готовы, как я понимаю? – выдержав паузу (чтобы овладеть голосом), холодно спросил он.
Старший Мастер поклонился – почтительно и одновременно с вызовом.
- Что ж, зовите остальных, - приказал Малфой, подумав: «А тебе страшно, мой старый друг, раз рисуешься…» (О том, что ему тоже страшно, он предпочел не думать).
Долохов кивнул, и воцарилось молчание. Восемь исполнителей бесшумно, словно скользя над полом, разошлись по своим кругам, в их руках возникли посохи с мерцающими камнями. Малфой сдержанно улыбнулся. В свое время именно он убедил Темного Лорда возродить этот древний магический инструмент, в большей степени, чем палочка, пригодный для ритуалов группового волшебства.
Правда, об этой заслуге никто не знал, любые такие идеи Волдеморт автоматически считал своими. Что ж, Малфой признавал за ним это право… хоть и обидно. Но обиды он держал при себе. Главное – Лорд его ценил.
«Было главным, - с досадой напомнил себе Гроссмейстер. - Лорда больше нет». Он оглянулся, с суровой милостью во взгляде встречая вошедших в зал, и кивком указал им на место позади трона. Торфин среди них отсутствовал – он еще поправлялся от ожогов, и Малфой пожалел его.
Эльфы с негромким пыхтением отбуксировали за трон кресло Гриндельвальда. В зале постепенно воцарилась тишина. Беллатрисса еще раз оглянулась на него, и он молча дернул головй, указывая на центр октограммы: «Сосредоточься!» Долохов неторопливо взошел на свое возвышение; он старался делать все величественно и с достоинством, но все время сутулился и этим портил впечатление.
Малфой резко вскинул голову, встретился взглядом со Старшим мастером и поднял трость на уровень глаз. Тот взял посох двумя руками, воздел над головой, и свет в зале померк, а змеиную пасть и камень на конце посоха соединил луч зеленоватого света. Потом посох и трость опустились, но луч остался, световые сгустки на обоих его концах выхватывали из полумрака лица Гроссмейстера и Старшего Мастера. Малфой откинулся на спинку трона – от него больше ничего не требовалось, ось была создана. Он с интересом следил за ходом ритуала, который начинал ему все больше нравиться – хотя первоначально вызывал большие сомнения. Темный Ритуал, для которого не нужна кровь и боль – это странно… Хотя к лучшему, пленных-то у них не осталось (как могли исчезнуть Оливандер с мальчишкой?! Шутка Гриндельвальда?
Или опять Поттер? Нет, только не это! Да и если бы Поттер снова заинтересовался поместьем, тут были бы совсем другие проблемы! )
«Ладно, не нужно сейчас!» Малфой взял себя в руки.
Ось повернулась, будто стрелка громадного компаса, касаясь поочередно посохов восьмерых. С ярко горящих камней срывались струи желто-зеленого огня, скручиваясь вокруг нее спиралями, свиваясь в напряженный световой шнур. Впитав в себя энергию последней пары, снова застыла между Долоховым и Малфоем. Исполнители подняли посохи, стукнули об пол - в тишине прозвучало залпом из восьми орудий. В ответ ось загудела, будто струна; хором прошелестели заклинания. Гриндельвальд зря беспокоился о синхронности – она была на высоте. Медленно, словно с неохотой, шнур мертвенного света стал поворачиваться вертикально. Его верхний конец внезапно остановился, словно зацепившись за невидимый крюк, и он весь стал раскачиваться громадным маятником, обрисовывая сложные контуры октограммы. Линии понемногу разгорались, а маятник, наоборот, тускнел, перекачивая в них свою энергию. за ним тянулась, растекаясь в воздухе, пелена огненных язычков, и над линиями вырастали призрачные стенки – почти незримые, но несокрушимые.
По крайней мере Малфой надеялся, что несокрушимые.
Наконец ось прошла последнюю линию, сомкнув стенки. В последний раз замерцав, погасла. Пожиратели Смерти опустили посохи, перевели дух. Первый этап ритуала закончился. Некоторых заметно пошатывало, но Долохов, как и положено ведущему, стоял неподвижно, как изваяние. Выждав, снова поднял посох… и чуть не свалился со своего возвышения, когда прозвучал голос Гриндельвальда:
- Дай людям отдохнуть, дурак! – сейчас старик говорил резким, визгливым, чудовищно неуместным голосом. – Ты хоть соображаешь, что будет, если при вызове кто-нибудь хлопнется в обморок?!
Даже Малфой, не удержавшись, оглянулся. В мраке за троном лицо старика было не разглядеть. Невольно вспомнились свитки с описаниями Темных Ритуалов, хранящиеся в самой секретной части библиотеки поместья (под полом гостиной). О таких эпизодах авторы обычно умалчивают!
Долохов растерялся, но тут же почтительно склонил голову и опустил посох. Прошла минута, другая. Волшебники быстро оклемались, встали прямо, крепко сжали посохи. Они смотрели на Долохова, а тот – на Гриндельвальда. Видимо, старик кивнул, потому что Старший Мастер снова поднял посох и стал нараспев произносить заклинания – странная смесь латинских, греческих, египетских слов, вперемежку с совершенно непонятными, из каких-то уже мертвых языков. Вряд ли он сам знал смысл всех - но сила, к которой он обращался, знала. С первых же звуков зал наполнился пронзительным холодом, а в центре октограммы сгущалась тьма.
Более того – Тьма. С большой буквы. Она не просто поглощала весь свет – она его высасывала отовсюду, и в зале становилось все темнее. Долохов достал левой рукой палочку, ткнул наверх, и люстра вспыхнула ярче – чтобы тут же снова потускнеть.
Да еще холод… Малфоя когда-то насмешила идея маглов, что тепло – тоже свет, только невидимый. Но сейчас подумалось, что это может быть и правдой. Тьма поглощала тепло вместе со светом. И словно стремилась проглотить душу… Малфой внезапно содрогнулся – так действовали на людей дементоры!
Но не успел додумать, как все закончилось. Жуткий пузырь черноты всколыхнулся, сжался и превратился в силуэт вполне человеческих очертаний. Он тоже был черным, поглощающим каждый падающий на него отсвет, но ощущения, что нечто высасывает свет, тепло и жизнь, больше не было. Все стояли, чего-то ожидая. Силуэт молчал. У Малфоя мелькнуло опасение, что что-то идет не так, но тут Долохов нарушил молчание:
- Ты знаешь, кто я, Смерть?
Черный силуэт встрепенулся и вроде повернул голову в его сторону. Потом раздался голос – холодный и усталый, полный не то печали, не то бесконечной скуки:
- А ты?
Голос звучал четко, но словно шел из невероятной дали – словно раскаты далекой грозы. Ощущение, что что-то пошло не так, все больше охватывало Малфоя. Как он и опасался, Долохов вызвал не того… но кого?! Уже не скрываясь, Гроссмейстер оглянулся назад, ища взгляд Гриндельвальда, но в тени за троном лица видно не было, только блеск глаз. Старик смотрел на происходящее, ничего не предпринимая.
- Разве ты не Смерть? – спросил наконец Долохов; покамест его голос звучал твердо и решительно.
- Возможно.
- Тогда ты в моей власти. Тебе не уйти отсюда, если на то не будет моей воли. Почему бы тебе не показать нам свой облик?
Прозвучало негромкое хмыканье, и черный силуэт преобразился.
Малфой невольно подался вперед. Он сам не знал, чего он ждал увидеть – никто ведь не знает, каков облик Смерти, разве что в сказках она похожа на скелет с косой…
Однако в центре октограммы стоял не скелет, а король. В короне – и без лица.
Вернее, лицо у него было… Или лица? Черты менялись постоянно, неуловимо – и в то же время заметно. Пока Малфой пытался понять, какой же формы у него нос, изменялся разрез глаз, или удлинялся подбородок, или… Лицо было невозможно запомнить, его черты были текучи, как вода или песок под действием ветра, как воск в пламени. Если смотреть долго, начинала кружиться голова, и в конце концов Малфой отвел взгляд. В остальном гость походил на обычного человека в старинном наряде. Стоял он прямо, с истинно королевской осанкой, и с вялым любопытством рассматривал полутемный зал и ошеломленных волшебников.
- Что ты, смертный, говорил насчет власти надо мной? –спросил он.
Старший Мастер твердо ответил:
- Я думаю, ты понимаешь, что ты в ловушке, из которой тебе не выбраться…
- Это? – Король поднял руку и она, к ужасу собравшихся, легко прошла сквозь световую стенку. – Это ловушка? Как она может остановить меня, если на ней нет моего имени?
- На ней твое имя, Смерть!
- Но меня вовсе не так зовут, - с недоумением возразил Король. – Я не понимаю тебя, маг. Зачем ты создал такую ловушку, не зная моего имени?
- Я знаю твое имя! – в отчаянии крикнул Долохов. – Грим Риппер!
Он взмахнул посохом, и по световым стенам пробежали ядовито-зеленые руны. Однако Король с явным любопытством потрогал – и снова не встретил преграды.
- Да, некоторые называют меня именно так, - с усмешкой подтвердил он. – А другие звали Аидом, или Одином, или Танатосом… Мне давали много имен, и, не скрою, некоторые из них неплохи. Но ни одно не мое.
- Тогда скажи нам свое имя! – приказал Долохов. – Ты не сможешь не ответить!
Король с удивлением посмотрел на него, потом, задумавшись, неожиданно сказал:
- Да, надо признать, это тебе удалось. Ты сильный маг, хотя и не особо умный.
- Так назови свое имя! – разозлился Долохов.
- У меня его нет.
Старший Мастер снова чуть не слетел с возвышения. Ошеломленный и растерянный, он посмотрел над головой Короля, ища помощь у Малфоя – и ощутил прилив надежды, увидев, что тот шепчется с Гриндельвальдом.
- Чего вы все-таки хотели? – спросил тем временем Король. – Должна же быть причина, чтобы вызвать меня! Вы желаете еще раз перезаключить договор?
Долохов хватал ртом воздух. «Какой договор?..»
И тут со стороны трона прозвучал голос Малфоя:
- Нет.
Король повернулся к нему; помолчав, негромко сказал:
- Жаль. Давно не доводилось самолично побывать среди живых. Ваше Министерство гнусно обмануло меня, закрыв мне доступ на землю и открыв его лишь для моих самых низших поданных.
- Очень сожалею, - вежливо отозвался Малфой, украдкой бросив взгляд на своего Старшего Мастера: дошло ли наконец до него, кого именно он вызвал?
Судя по разочарованному лицу – дошло.
- Мы не тебя хотели вызвать, - пояснил он. – Прости нас за беспокойство. Мы хотели вызвать и подчинить Смерть.
- А, ну да, - с усмешкой заметил Король, - я мог бы уже догадаться. Как же вы порой смешны со своими заблуждениями!
Малфой поморщился – Король превосходно владел интонациями, и сказанное прозвучало очень неприятно.
- Странно, - продолжал тот, - что именно вы, смертные, не можете понять, что такое смерть.
- Но ведь ты сам сказал, что это ты! – воскликнул Долохов.
Король с раздражением бросил через плечо:
- И я же сказал, что это не мое имя, маг! Это титул, всего лишь один из моих многочисленных титулов – потому что я Король Дементоров, Высший из высших, повелитель Страны Мертвых… все перечислять?! Потому что мертвые принадлежат мне... но лишь после смерти!
- Тогда что же такое смерть?! Просвети нас!
- Конец жизни, маг. Только и всего. Как вы запутались в своей философии! – Король презрительно усмехнулся. - Реальность проще, намного проще…
- Так не ты забираешь умерших?
- Я, конечно, кто же еще? После того, как жизнь покинула их, они в моей власти. Но не я отнимаю жизнь, увы! У меня с ней сложные отношения, и я над ней не властен. Хотя кто знает, кто знает… когда-нибудь… Ну ладно. Ты, я вижу, сомневаешься в моих словах?
- Да нет… - с колебанием выдавил Долохов.
- Разве ты своими глазами не видел этого? Не видел, что жизнь не уходит, когда дементор высасывает из человека душу? Пусть и разлученный с душой, навсегда в коме, как растение – но он продолжает жить!
- А можешь ли ты, - вкрадчиво спросил Долохов, - вернуть мертвецу жизнь?
Король с удивлением посмотрел на него, потом коротко рассмеялся:
- Смотря, что ты под этим понимаешь, Антонин Долохов!
Старший Мастер непроизвольно вздрогнул, не ожидая, что Королю известно его имя.
- Я мог бы вернуть душу в мир живых, - насмешливо отвечал Король, - но много ли будет ей от этого радости? Ей придется жить бродячим духом или на худой конец призраком – но не больше!
- А как же Камень Воскрешения? Или это только сказка?
- Нет, это не сказка, Антонин Долохов! – Король неожиданно раскатисто хохотнул, и в зале на секунду воцарился холод. – Это шутка, одна из наиболее удачных моих шуток! Столько лет прошло, а Кадмус Певерелл до сих пор не может простить! Вам не понять такого, смертные…
- Это еще как сказать!
Все вздрогнули, забыв за этим странным разговором о присутствии Гриндельвальда. Король с удивлением оглянулся:
- О, старый знакомый!
- Да, было дело, - кисло отозвался старик. – Говоришь, нам не понять? А я думаю, что все просто. Кадмус Певерелл думал, что вернул свою возлюбленную из Страны Мертвых, а на самом деле она там и оставалась.
Король задумчиво кивнул:
- Да, ты догадлив. Тысячи лет назад я придумал эту шутку – когда волшебник, владевший магией звуков, смог проникнуть в мою страну и обратился ко мне с такой же просьбой. На свою беду, я поставил лишнее условие – вывести свою возлюбленную, не оглядываясь назад. А он не утерпел, оглянулся… Я был разочарован. Но с Певереллом получилось удачно. Изящно, не правда ли? Образ той, кого он любил, ее полное подобие вернулось к нему, и через это подобие она общалась с ним, думая, что находится среди живых, но оставаясь на самом деле среди теней…
По его изменчивому лицу было трудно что-нибудь прочитать, но у всех сложилось впечатление – почему-то наводящее жуть – что Король улыбается.
- Может, тогда… - неуверенно заговорил Долохов, - Не дашь ли ты такой же Камень нам?
- Нет. Я не люблю повторяться.
Долохов замолчал, собираясь с мыслями. И тут вдруг, неожиданно для всех, подала голос Беллатрисса:
- Но раз ты можешь вернуть душу бестелесной… или даже призраком…
- Да кто вам настолько понадобился-то? – резко перебил ее Король.
- Наш повелитель! Темный Лорд!
- Что-то знакомое… А! - не договорив, Король вдруг откинул голову, и тяжелый, разрывающий барабанные перепонки хохот раскатился по залу. Волшебники содрогнулись, как от физической боли. – И какого именно? Кого из всех? Или всех?
Он оглянулся, явно наслаждаясь недоумением и растерянностью аудитории.
- Нет, его я ни в каком виде возвращать не собираюсь. Это лучший экземпляр моей коллекции. Дух, который прибывал ко мне по кусочкам и до последнего оставался среди живых… нет уж, не отдам. Попросите другое.
- А что?.. – Долохов, похоже, уже перестал соображать.
- Да что хотите! Я все равно не выполню вашу просьбу, хотя как знать… Мне интересно, смертные! Вы не можете и представить, как скучно порой существование в моей Стране. Я ведь только поэтому и явился на ваш зов.
К ужасу всех, включая Малфоя, он стремительно шагнул сквозь световые стенки, сделал всего шаг – и заскользил над полом, жутко, беззвучно, как дементор… кем, собственно, и был. Остановился лишь на последнем, внешнем периметре, но непонятно было – то ли его остановил-таки последний круг защиты, то ли… просто так решил.
Малфой бессильно откинулся на спинку трона – взгляд Короля давил, как… каменная плита. «Слишком неуклюжее сравнение… - подумал Гроссмейстер, пытаясь уцепиться за любую разумную мысль… - но верное…» Взгляд Короля словно охватил его скользким, цепким щупальцем, и Малфой начал задыхаться. «Экспекто… экспекто патронум…» Но Король был дементором из дементоров, и любое хоть мало-мальски светлое воспоминание (их у Малфоя и так было не слишком много!) тут же меркло, поглощенные ледяными глазами.
Но потом в этих изменчивых глазах мелькнул интерес, и холод истаял. Малфой лихорадочно вздохнул, наслаждаясь возможностью снова свободно дышать. Его взгляд заметался, фокусируясь на неподвижных исполнителях в своих кругах, на Долохова, замершего на своем возвышении. «Почему они ничего не делают?! Почему они не изгоняют его?»
- Потому что я этого не хочу, - любезно пояснил Король; он продолжал смотреть с интересом. – Любопытно, Люциус Малфой, Гроссмейстер Ордена Тьмы. Так ты, оказывается, не очень-то хочешь возвращения своего Лорда? А чего же ты хочешь? Ах, своего сына! Да, и супруги… хотя насчет нее не уверен, как я вижу. Так, а как же остальные? – он отвел взгляд и всмотрелся в полумрак за троном. – Не беспокойся, они нас не слышат.
- Не все, скажем так, - перебил его вздорный старческий голос. Король искоса глянул на Гриндельвальда, но промолчал.
Он глянул под ноги, и произошла странная вещь – весь круг октограммы начал вращаться, словно был не частью пола, а крепился на скрытой оси. Он поворачивался на некоторый угол, останавливаясь, когда Король оказывался перед одним из волшебников, потом продолжал движение. Наконец вращение закончилось, снова приведя его к трону.
- Ну что ж, тебе повезло, Люциус Малфой, - сказал Король. – Ты в меньшинстве. Большинство хочет возвращения… Темного Лорда.
- Ты собираешься его вернуть? – мрачно спросил Гроссмейстер.
- Конечно, нет. Я же сказал, что тебе повезло. Хотя… было бы весело, - он оглянулся на застывших исполнителей, – подарить каждому из них по Темному Лорду, а затем насладиться бесподобным зрелищем – как вся эта куча Лордов выясняет, кто из них настоящий! Однако что толку лелеять пустые надежды… Мое время истекает, и я должен буду вернуться к своим поданным, а рассчитывать на то, что вы призовете меня вновь… не стоит, верно? Вы свободны, - бросил он через плечо, и волшебники одновременно дернулись и стали ошеломленно оглядываться. Король негромко, вкрадчивым голосом продолжил: - А хочешь, я подумаю над твоим желанием, Малфой?
Драко, подумал Малфой и стиснул зубы.
- Нет!
- Ты меня разочаровываешь, - протянул Король.
- А ты меня недооцениваешь, - неожиданно для себя отрезал Малфой.
Он с трудом сдерживал дрожь. Это был безумный риск, но остановиться он не мог:
- Сделать из своего бедного мальчика призрака, которому все удовольствия жизни недоступны? За кого ты меня держишь?
- За смертного, конечно, - холодно бросил Король. – Я знаю, как вы любите себя утешать: «Наверное, там, где он сейчас, ему лучше!» Как будто вы что-то об этом знаете! Ну ладно, раз так. Быть может, ты достаточно скоро узнаешь.
Он почему-то оглянулся, смерил взглядом Долохова – тот попятился и на этот раз действительно оступился. В другой раз это позабавило бы Малфоя, но сейчас он не обратил внимания, озадаченный словами Короля,.
- Что ты хочешь этим сказать? Сам ведь признался, что не ты отнимаешь жизнь!
- Ну, тут есть одна тонкость, - снисходительно усмехнулся Король. – Даже две. Во-первых, отнять жизнь я все же могу – попросту убив тебя. Мне запрещено это делать, но иной раз я могу и плюнуть на запрет. А во-вторых… - он вдруг шагнул за предел октограммы и одним стремительным шагом одолел сразу все три ступеньки, так что его жуткое текучее лицо нависло над Малфоем, - я могу тебя поцеловать. Забыл? Тогда с твоей жизнью ничего не случится, и она останется в твоем теле. А ты составишь мне компанию… там. Встретишься с женой и сыном. Повидаешь Темного Лорда. И может быть, тебе там действительно будет лучше. Кстати, если ты боишься одиночества, я могу прихватить всех присутствующих здесь. Не желаешь?
- Ты знаешь, нет, - с обескураживающим спокойствием ответил Малфой.
Король повернулся спиной к нему, неторопливо спустился с возвышения и снова подошел к кругу.
- Как знаешь. Подумай все же, пока я здесь. А то может статься, ты пожалеешь, что не воспользовался моим предложением. А ты, Геллерт Гриндельвальд? – он вдруг повернулся к старому волшебнику. – Ты ведь несколько зажился здесь, на земле. Старый упрямец Дамблдор и то проявил больше разума.
- О! – старик вовсе не казался испуганным. – А ведь я не догадался спросить о том, как поживает там моя старый друг. Хотя, конечно, «поживает» - это несколько не то слово, но…
- …пожалуй, оно уместно, - с неожиданной досадой отозвался Король. – Вынужден признать, что существуют тени, которые брезгуют моей благосклонностью и, увы, сохраняют достаточно сил, чтобы противиться моей власти. Мне это не нравится, как ты сам понимаешь. Таких я порой отправляю назад, на новое рождение. Нет, не так, как ты думаешь. Не так, как вам хочется. За это надо платить, и они платят – памятью, воспоминаниями… Родившись вновь, они не вправе помнить, кем они были.
- Я всегда гадал, зачем это нужно, - заметил Гриндельвальд, - но сейчас вроде понял. Это нужно потому, что так нравится тебе. Верно?
- Да, и это тоже. Я ценю твой ум, Геллерт Гриндельвальд. Вот, тебе и мою загадку удалось разгадать. Скажу тебе больше - мне многое не нравится в последнее время. Каким-то образом в Страну Смерти проник живой волшебник, да еще с палочкой. И почему-то мои дементоры не могут его поймать. Четыре юных, сильных духа вырвались назад в мир живых – и это помимо моей воли. Причем стали не призраками, а обрели живые тела. Потом проник еще один - непонятный и могучий призрак, тоже вооруженный палочкой. Этот инструмент запрещен в моей Стране! У меня есть сведения, что палочками обзавелись еще несколько теней, в том числе и твой старый друг.
- Я рад за него, - заметил старик.
- А я нет. Так вот, я сейчас подумал – не хочешь ли ты составить мне компанию? Ты мог бы оказать мне неоценимую помощь. Пойдешь со мной?
- Не выйдет.
- Ты слишком стар, чтобы отказывать мне, - увещевал его Король. – Спрячь палочку, зачем она тебе?
- Да мало ли, вдруг пригодится, - проворчал старый волшебник, критически рассматривая свою палочку. – Ох, не люблю я открывать карты раньше времени, да вот, порой приходится… Экспекто Патронум!
Палочку он при этом направил почему-то на себя. Это было странно, но удивиться никто не успел.
Гриндельвальд вдруг словно весь вспыхнул, озарился ярким серебристым сиянием и неожиданно встал с кресла… или нет, не встал. Это сияние отделилось от него и выпрямилось огромным светящимся силуэтом. Король отвернулся и попятился, а сияющий гигант шагнул к нему и взмахнул рукой. Раздался хлесткий, звонкий удар, как от могучей оплеухи. Король взмыл в воздух, описал дугу и рухнул в центр октограммы.
- Проваливай, - усталым будничным голосом сказал Гриндельвальд, и Патронус погас.
Малфой провел ладонью по резной крышке, смахивая редкие пылинки, потом слегка стукнул по ней змеиной головой на трости. Музыкальная шкатулка ожила – полились медленные, тягуче-спокойные звуки пианино. Он вздохнул – Нарцисса любила эту мелодий – и вернулся к своему месту во главе стола. Никто из сидящих за столом так и не притронулся к еде, но это его мало заботило.
- Прошу вас, - на всякий случай повторил он и потянулся к фруктам.
Казалось, уже много лет он не ел с таким наслаждением.
Гриндельвальд, конечно, последовал его примеру. Все молчали. Долохов неохотно отхлебнул и отставил бокал. Он упорно смотрел непонятно куда, чтобы не встретить взгляд Гроссмейстера – даже при том, что Малфой и не думал смотреть на него.
- Все уже позади, - ободряюще сказал Малфой. – Примите мою благодарность, учитель. Я думаю, вы сегодня спасли нас всех.
- Я спасал себя, - хмыкнул Гриндельвальд, - но раз вы оказались под рукой, то можно и так сказать. Благодарность – дело хорошее.
- А как вы это сделали, учитель? – с благоговением спросила Беллатрисса. – Никто из нас не мог вызвать Патронуса, никто! Это… чудовище отбирало все самое хорошее, самое счастливое…
- А что ты пыталась вспомнить, Белла? - участливо спросил Малфой.
- То же, что и всегда – крики предателей Лонгботтомов! Но сегодня они звучали, как звон комара…
Гриндельвальд захихикал. Беллатрисса с обидой посмотрела на него:
- Учитель!..
- Что «учитель»? Наградил меня Гроссмейстер ученичками, нечего сказать! Никогда не понимал тех, кто ищет счастья на стороне! Ты сама себе счастье, дурочка! Я сам себе счастье! Но я это понимаю, а ты нет! И поэтому я сам себе Патронус. Ты не узнала моего Патронуса? Это же я! Самое хорошее, самое прекрасное в моей жизни – это я сам, и этого у меня никому не отнять, пока я жив! Спасибо за ужин, Гроссмейстер. А вас, Старший Мастер, как своего лучшего ученика, я попрошу на досуге поразмышлять о своей глупости. Размышления будьте любезны изложить на пергаменте и вручить мне не позже четверга. Простите, что покидаю вас, Гроссмейстер, но я что-то подустал.
- Мы все устали, - любезно согласился Малфой и встал. – Я все же не считаю произошедшее полным провалом. Кое-что важное мы все-таки узнали.
Было приятно увидеть, как передернулся Долохов.
Вслед за Гроссмейстером встали и остальные. Люциус наконец встретился взглядом с Долоховым – тот смотрел растерянно и с какой-то мольбой, но в глазах Гроссмейстера не было сочувствия. Малфой только приподнял уголок рта, глянул вслед уплывающему креслу и кивнул, демонстрируя полное согласие с мнением старого волшебника. Потом повернулся и направился к двери.
Если бы он оглянулся напоследок, он увидел бы, какой злостью вспыхнули глаза Долохова и, возможно, даже прочитал бы в них свой приговор. Но Малфой не любил оглядываться и поэтому вышел из гостиной со спокойной душой.
В конце концов, все закончилось благополучно. Долохов провалился, и доверие к Малфою теперь станет крепким, как никогда. Наступала очередь его плана. Правда, план нуждался в доработке, но спешить некуда.
По дороге он вызвал эльфа, приказал принести ужин в кабинет. Войдя туда, палочкой закрыл шторы – в окно уже заглядывала ночь, а Тьмы на сегодня с него хватило. Загорелись уютные лампы, а большое зеркало превратилось в еще одно окно. Там тоже была ночь, но в ней созвездьем горели окна старинного замка, вычерченном на фоне подсвеченных луной облаков.
Только сейчас он понял, что очень устал. И на душе было тягостно.
Дух, прибывший по кусочкам… Великий Мерлин! Всего-то?!! Хоркруксы! Только не один, а несколько… неважно сколько. Это и была великая тайна?
Теперь понятно, почему Волдеморт с каждым годом становился все безумнее…
Четыре юных, сильных духа, вырвавшихся из лап Смерти и обретших настоящую жизнь…
Прости меня, Лорд. Не ты победил Смерть. Так что прости, что я верил тебе, что я был верен тебе. Прости за то, что я тебя вообще знал!
Малфой смотрел на Хогвартс и размышлял.
Было время, он любил Хогвартс, как и любой волшебник, учившийся в нем. Его любил даже Темный Лорд, и Хогвартс занимал много места в его планах. Волдеморт собирался сделать его своей школой, школой Темных Искусств и темных волшебников. Но Волдеморт пал.
Глядя на Хогвартс, Люциус Малфой понял, что в сердце больше нет тех теплых чувств. «Ты убил моего сына, - сказал он изображению в зеркале. – Ты посеял в нем сомнения, и он предал Лорда. А я убью тебя. Или не я… Стоит подбросит эту идею Долохову. Ему понравится».
Еще один элемент плана встал на свое место. Хогвартс должен быть разрушен. Не сейчас, не скоро, но когда-нибудь… когда-нибудь…
Малфой вздрогнул – словно в ответ на его желание небо над Хогвартсом вспыхнуло морем огня. Только потом до него дошло, что это фейерверк.
Странно… Сегодня вроде не праздник.
