Глава 36Чего не лечат лекарства, излечивает железо;
чего не врачует железо, исцеляет огонь;
чего не исцеляет огонь, то следует считать неизлечимым.
Гиппократ
Северус молча наблюдал за «гостьей», внешне не выказывая никаких эмоций. Благо, опыта ему было не занимать – он с трудом мог вспомнить, когда в последний раз демонстрировал кому-либо, что у него на душе. Он притворялся всегда – с самого детства и до сегодняшнего дня, с легкостью меняя на лице маски равнодушия, презрения и высокомерия.
Хотя нет, зачем лгать самому себе: конечно же, он знал, когда был искренним и тем более с кем. Но именно об этом именно сейчас стоило бы забыть. Пока.
Время вспомнить еще придет. Ради этого он здесь. И она тоже.
– Еще чаю, мисс Блэк? – Он всмотрелся в незнакомое лицо, обрамленное светлыми – слишком светлыми – волнистыми волосами. И тут же опустил глаза, стоило ей посмотреть на него.
Каждый раз, когда они встречались взглядами, ему казалось, что еще чуть-чуть, и он не выдержит. Связывающая их магия рвалась наружу, и он с трудом сдерживал вздох облегчения, когда девушка с незнакомым лицом первая отводила глаза. К счастью, она даже не представляет, что стоит ей посмотреть на него подольше, и она сможет одним взглядом потащить его за собой, как щенка на поводке.
А этого нельзя позволить. Пока нельзя.
Из них двоих только он знает, что делать. А значит – он должен быть сильнее. Она ничего не знает, ничего не умеет и ничего не помнит. И без него вряд ли с этим справится, особенно сейчас, когда за ней гоняется весь Надзор.
Северус позволил себе усмешку – вот он и снова в роли учителя. Возможно, это даже к лучшему.
– Чему вы улыбаетесь? – Оказывается, так называемая мисс Блэк все это время не спускала с него глаз. Но стоило ему поднять голову, как она тут же уставилась в чашку. Это хорошо.
– Прошлому, – он позволил себе немного искренности.
– Вам повезло. У вас есть прошлое, и даже такое, о котором можно вспоминать с улыбкой.
Он видел, что она безуспешно пытается справиться с нервной дрожью. Рука сама непроизвольно потянулась коснуться холодных женских пальцев, но он тут же отдернул ее, мысленно проклиная собственную слабость. Нельзя. Даже этого нельзя делать.
– В моем прошлом мало поводов для улыбок. Но все-таки они есть, и в этом мне очень сильно повезло, вы правы. Так что же вы искали в катакомбах, мисс Блэк? Свое прошлое?
– А оно здесь?
– Возможно.
Она вскочила, и Северус вновь с трудом выдержал ее взгляд.
– Вы знаете, кто я! – ее слова звучали как утверждение, а не как вопрос.
Он сжал кулак, впился ногтями в ладонь – слегка полегчало, физическая боль отвлекла и дала возможность сосредоточиться. Даже удалось ответить с холодной насмешкой, продолжая смотреть прямо в глаза:
– Я вижу ваше лицо второй раз в жизни. Еще два дня назад я даже не слышал об Андромахе Блэк. Что заставило вас прийти к такому выводу?
Когда она, смешавшись, вновь опустилась в кресло, Северус незаметно перевел дыхание и разжал кулак, чувствуя, что на лбу выступили капельки пота. Сколько дуэлей взглядов он еще сможет выдержать? Неужели он слабеет? Или она стала слишком сильна? И то, и другое плохо. Очень плохо, особенно если она будет продолжать молчать.
Нет ничего хуже бессилия. А он именно бессилен! Связан по рукам и ногам. Если не удастся спровоцировать ее на откровенность, заставить говорить…
– Это не мое лицо и не мое имя!
Облегчение, которое он испытал, услышав это восклицание, нельзя было сравнить ни с чем на свете. И не важно, что в ее голосе явственно прозвучали истерические нотки. Это уже мелочи. Все – мелочи, теперь он со всем справится.
Сложнее всего сейчас было сохранить видимость насмешливого равнодушия. Однако многолетний опыт и тут помог. Северус приподнял брови и небрежно произнес:
– Любопытная информация. Так вы представились мне чужим именем.
– Нет! – Ответом ему был полный возмущения взгляд. – Оно не чужое, я его сама придумала. Просто я не знаю своего. Я четыре года назад потеряла память.
– Долго же вы ждали, прежде чем решили ее вернуть.
– Что бы вы понимали! – Она опять вспыхнула, чему Северус очень порадовался. Гнев – сильная и важная эмоция, особенно для гриффиндорца. А для нее сейчас нет ничего важнее эмоций. И для него тоже – с их помощью он может понемногу управлять процессом.
– Объясните, может быть, пойму.
***
Ветер задувает свечу, но раздувает костер.
Франсуа де Ларошфуко
Вас когда-нибудь окунали то в жар, то в холод? Так, чтобы сначала опалить, как огнем, а потом с головой бултыхнуть в ледяную воду?
А я за какие-то полчаса пережила это несколько раз. И даже винить было некого – одного раза мне не хватило, и я снова уставилась, как дурочка, прямо в глаза этому человеку. Попыталась пробиться сквозь стену, которую он возвел вокруг себя, а когда мне показалось, что получилось – угодила прямо в пламя.
Мы смотрели друг на друга, и я чувствовала, что сгораю, плавлюсь, как пластмассовая кукла в костре. Это безумно больно, но сейчас я была рада даже боли, мне казалось, что в этом огне сгорят и Анна Смит, и Андромаха Блэк, а я – настоящая – восстану из пепла, как феникс. Я пришла туда, куда нужно, и к тому, кому нужно, теперь я это точно знала!
А потом он хлестнул меня ледяной насмешкой, заставив оцепенеть, отступить и едва не заплакать из-за растерянности, обиды и разочарования. Ничего не произошло! Я ничего не вспомнила и была уверена, что в моей внешности тоже ничего не изменилось! Ну почему, почему?!
Видимо, из-за этой обиды непонятно на что я вдруг завелась и выложила ему почти все, что выяснила о себе и как именно мне удалось это выяснить. Избегая только упоминать имена и названия. Если он обо мне что-то знает, то это ему ни к чему, а если не знает – незачем рассказывать лишнее.
Он слушал меня молча и только изредка, когда я останавливалась, вставлял короткие фразы, заставлявшие меня вновь заводиться и рассказывать дальше.
А потом надолго повисло молчание. Я пыталась что-нибудь прочитать по лицу своего нового знакомого… или незнакомого. Но он не смотрел на меня, и я не могла понять, горит в его глазах все то же пламя, или это отражаются огоньки свечей. Я ждала вопросов, готовила ответы и вроде бы была готова к любому экзамену, но, когда он заговорил, почувствовала себя двоечницей. Потому что он все же нашел тему, которую я не хотела обсуждать.
– Тот человек в Австралии. Вы любили его?
– Не ваше дело!
Я огрызнулась прежде, чем успела о чем-либо подумать. Любовь. Ненавижу это слово! От него у меня в груди словно нож поворачивается, а во рту появляется металлический привкус.
Но он молчал, и я все же заставила себя ответить.
– Нет. Мне просто нужен был кто-то рядом. – Я ожидала следующего вопроса, но он все продолжал молчать, и я, пересилив себя, добавила, надеясь, что он поймет и не будет больше обсуждать эту тему: – Человек, которого я любила, умер.
Еще несколько секунд молчания. Я успела краем глаза заметить впившиеся в подлокотники кресла пальцы и прочитать по губам «вдова Гектора». Почему-то у меня перехватило дыхание – показалось, что воздух стал гуще и тяжелее.
Но тут он рывком встал и сухо скомандовал:
– Дверь направо – ваша спальня. В катакомбах вас никто не найдет, поэтому спите спокойно. Завтра поговорим.
