Безумный ветер - Ты знаешь, что говорят мексиканцы о Тихом океане?
Я ответил, что не знаю.
- Говорят, что у него нет памяти. Именно там я хочу провести остаток своих дней, Рэд. В теплом месте, где исчезает память.
Стивен Кинг «Рита Хейуорт, или Побег из Шоушенка»
На Лондон непроглядной пеленой опускался густой плотный туман. Стало сыро и холодно, и сейчас было попросту невозможно поверить в то, что на календаре самый разгар лета, или хотя бы в то, что где-то на другом крае земного шара сейчас тепло и солнечно.
Бэкки с тоской выглянула в окно. Их такой долгожданный и такой ожидаемый отдых у моря теперь стоял под угрозой. На побережье погода теперь еще хуже чем здесь, и если уж отец и раньше был не в восторге от их затеи, теперь и вовсе не стоило надеяться, что он ее отпустит.
- Ну и что? - Саманта посмотрела на Бэкки, стоявшую у окна.
- Дождь, - лаконично констатировала Бэкки.
- Когда они возвращаются?
- Через два дня. Вообрази, как все могло быть здорово? Пэнси разрешила мальчишкам закатить вечеринку в честь их возращения и отдала их дом на берегу Ла-Манша в наше полное распоряжение. И если бы не проклятая погода!
Саманта неопределенно пожала плечами, бросив взгляд за окно, залитое дождем. Ехать сейчас к морю было бы и впрямь безумием, но Бэкки легких путей не искала.
На залитой ярким электрическим светом кухне было жарко и пахло свежесваренным кофе, и все, чего бы сейчас хотелось всем нормальным людям - укрыться пледом, пить все тот же пресловутый кофе и смотреть какой-нибудь бессмысленный фильм.
- Они все равно поедут! - с досадой сказала Бэкки.
- Там шторм!
- Да не об этом речь! - девушка вдруг стремительно обернулась. - Я не понимаю, что происходит с папой в последние дни. Он чем-то взволнован, причем не на шутку, а у меня даже предположений нет, что может быть этому виной, И меня он чуть ли ни под замок посадил, ну, знаешь, никуда не ходи, ничего не делай. Сюда-то и то еле-еле уговорила меня отпустить сегодня. Просто в квартире посидеть, а то я там, дома, уже просто с ума схожу в четырех стенах. А про море ему и вовсе тогда говорить не стоит, сама понимаешь, что будет.
- Может, на работе проблемы? - предположила Саманта.
- Не похоже, - Бэкки подошла к столу, отодвинула стул и села, взяв в руки чашку с горячим кофе. Пальцы были ледяными, и раскаленный форфор приятно согревал кожу. - Да и с Асторией кажется, все в порядке. Я вообще думаю, что он сделает ей предложение до конца лета.
- Ты удивительно спокойно говоришь об этом, - Саманта внимательно посмотрела на подругу, задумчиво смотревшую куда-то мимо себя.
- Я просто стараюсь не думать об этом, - вдруг сказала Бэкки. - Это бы все равно рано или поздно случилось, а я уже не в том возрасте, чтобы вести себя как глупый взбалмошный подросток. Я просто смирилась.
- Думаешь, он любит ее? - спросила Саманта.
- Вряд ли, - девушка отрицательно покачала головой, - ему просто нужен наследник, а она идеальная кандидатура на роль его жены. Когда-то он обмолвился мне, что давным-давно они были ну вроде как помолвлены, но неофициально, а так, нечто договоренности между семьями. А потом он встретил мою мать, - вопреки обыкновению, в голосе Бэкки не прозвучало злости. - Нарцисса сказала, что в нашей семье был единственный брак по любви, а папа почему-то засмеялся тогда и сказал ей, что это был брак не по любви, а по завещанию. Как думаешь, что это могло означать?
- Понятия не имею, - Сэм удивленно почала плечами. - Это твоя семья, тебе виднее.
Бэкки ничего не ответила. Порой ей казалось, что в прошлом ее семьи столько темных страниц и тайн, что узнать о них будет себе дороже, и все же порой она жалела, что не знает всей правды о разводе родителей. По мере взросления она вдруг начала задаваться вопросом: а не был ли отец тоже в какой-то мере виноват и в разводе, и в том, что она не виделась с матерью. Но все ее попытки осторожно узнать это оставались безуспешными. И все же порой ей начинало казаться, что у Драко остались чувства к бывшей жене. Но так это или нет выяснить возможным не представлялось.
- Кстати, меня тут на день рождения пригласили к одной нашей однокурснице, - Саманта вдруг хитро прищурилась, словно вдруг вспомнив о чем-то важном и забавном. - И знаешь, кто там будет?
- Седьмой курс Гриффиндора?
- Точно. В частности твой сердечный друг Джеймс Поттер. Вместе с Эйприл, они, говорят, помирились.
- Вот как? - Бэкки безразлично пожала плечами, но в голосе помимо воли прозвучало что-то, похожее на досаду. - А мне какое дело до всего этого?
- Мне почему-то казалось, что тебе есть… дело до всего этого, - Сэм изучающим взглядом посмотрела на Бэкки и рассмеялась, увидев, как та вдруг густо покраснела.
- Эй, Бэкки Малфой, осторожней, не то я решу, что ты неравнодушна к нему!
От ответа Ребекку спас прозвучавший звонок в дверь.
- Очень надеюсь, что это курьер из ресторана. Сейчас мы быстро накрываем на стол, дожидаемся отца с Асторией и садимся ужинать. В ходе этого ужина мы должны уговорить его отпустить нас. Запомни, Сэм, все ради этого. А сболтнешь при отце имя Джеймса Поттера - клянусь, я тебя закопаю!
На этой оптимистичной ноте Бэкки фурией вылетела из кухни и уже через минуту загремела замками в прихожей.
- Бэкки, имей в виду, мы еще вернемся к этому разговору!
- Только не в этой жизни!
Дождь, кажется, зарядил до утра. Джинни, сидя в полумраке гостиной под зажженным торшером, бесцельно перелистывала страницы какого-то журнала, слушая, как за темными окнами шумит дождь. С наступлением сумерек дождь только усилился, и теперь, это, скорее всего, до самого утра.
Гарри еще не вернулся. Она была уверена - очередная безрезультатная встреча с очередным частным детективом. И все они одинаково бессмысленны, они не найдут ее. Но Гарри все еще верил, а она привыкла быть с ним до конца, всегда и во всем.
Дом был погружен в тишину. Дети давно разбрелись по своим комнатам. Джеймс наверняка болтает по телефону с Эйприл, Лили наверняка читает, а вот Альбус… Нет, пусть Гарри сам с ним разговаривает, не хватало еще каких-то непонятных поездок к морю.
Входная дверь хлопнула, и Джинни стремительно поднялась с дивана. На пол упал недочитанный журнал, но она этого не заметила. Через несколько секунд она уже была в гостиной.
Гарри неподвижно стоял в дверном проеме; за его спиной была черная непроглядная ночь, полная дождя и сырого тумана. Джинни уже собиралась спросить что-то, но, увидев выражение лица мужа, осеклась на полуслове:
- Что случилось, Гарри?
Несколько секунд повисшую в комнате тишину нарушал только мерный шум дождя по ту сторону порога. Он еще не успел ответить, а она уже все поняла. За столько лет они научились понимать друг друга без слов.
- Джинни, я, кажется, нашел ее.
На побережье опускалась ночь, щедро разливая вокруг чернильную непроглядную темноту. Раскаленный песок еще дышал дневной жарой, и спасение можно было найти только у самой воды. Океан сегодня шумел как-то особенно безудержно и неистово - она отлично научилась различать его настроения, приходя сюда почти каждый день наблюдать заход солнца. Что-то тревожное слышалось сегодня в накатывающих на берег волнах, и эта тревога волей-неволей передавалась ей, словно поселяя в ее душе точно такую же безудержную бушующую стихию.
Вокруг, насколько хватало глаз, простирался пустынный пляж, освещаемый теперь только звездами и лунным светом. Этот пейзаж рождал в воображении иллюзию, будто в целом мире больше никого нет, никого и ничего. Только пустынная лента пляжа с раскаленным песком, океан, глухой рокот прибоя и шелест пальмовых кружев где-то высоко над головой. Но иллюзорная идиллия местных пейзажей была обманчива: она закрывала глаза, и уже через секунду видела его пугающе ярко и отчетливо - искрящийся, странный, эгоистичный, никогда не засыпающий и так до конца не понятый ею город. Непонятый и не принятый, город, в котором все имело свою цену, все продавалось и покупалось: недвижимость, любовь, искусство и человеческие души. Он был совсем рядом, но здесь его было почти не слышно из-за шума прибоя и все той же купленной за большие деньги видимости уединения. За ее спиной на фоне звездного неба возвышались безмолвные громады спящих особняков, под покровом ночи больше напоминавших застывших по чьей-то воле сказочных великанов. Хозяева появлялись там редко, да она их почти и не знала. Впрочем, ее это нисколько не заботило. Она снова закрыла глаза.
Из пустыни дул горячий ветер - Санта-Ана, так называли его в здешних краях. Приходил он по обыкновению из Мохаве - огромной безжизненной пустыни, протиравшейся к западу отсюда на многие, многие мили. Он неизменно нес с собою хворь и пожары, а кто-то и вовсе утверждал, что он несет с собой безумие, и она была вполне с этим согласна.
Кто-то говорил, что этот ветер нарекли в честь святой Анны - матери Девы Марии; другие утверждали, что в названии этого ветра увековечилось имя некого Санта Ана - генерала мексиканской кавалерии, славившегося своим умением пускать пыль в глаза; третьи же полагали, что Санта-Ана есть ни что иное как вариация на тему «Santanta», что в переводе значило «дьявольский ветер»…
Но, что бы там ни было, ей всегда становилось неспокойно, когда дул Санта-Ана. Так, как сегодня. Предчувствие чего-то неизвестного и пугающего не оставляло ее, но она отчего-то никак не могла разгадать природу этого чувства. И это ее пугало.
Он еще не вернулся, это она знала наверняка - всегда умела безошибочно угадать момент его возвращения. Она провела рукой по остывающему песку, набрав горсть и пропуская его сквозь пальцы.
Океан шумел совсем рядом, прибивая к берегу пенную волну. Она задумчиво прищурила глаза, пристально вглядываясь в непроглядную мглу на линии горизонта. Где-то там, на другом крае земного шара дышала респектабельным спокойствием полузабытая европейская столица, в которой она целую вечность назад оставила свое сердце. Но она не станет думать об этом, она давно уже отучила себя… вспоминать.
Небо на западе уже успело утратить последние отблески догоревшего заката, растворившиеся в синем бархате душной летней ночи. Теперь его украсили острые осколки хрустальных созвездий, украсили до самого утра.
Ей было пора: он уже вернулся, только против обыкновения ей сегодня совсем не хотелось уходить отсюда. Она словно чего-то ждала, вот только чего? Пытаясь избавиться от странного наваждения, она снова закрыла глаза, ярко представив себе его возвращение: вот он паркует машину, выходит и небрежно захлопывает дверь. Легко взбегает по ступеням крыльца, открывает дверь и входит в темный прохладный холл. В их доме всегда прохладно, даже теперь, когда весь город на грани - вот-вот заполыхает в окне пожаров, иссушенный исполинским ветром. Он никогда не зажигает света, всегда идет в пустынную огромную гостиную в темноте, почти бесшумно, чем-то напоминая ей хищного зверя. Он стягивает футболку и, не глядя, бросает ее в кресло, подходит к огромным стеклянным дверям, ведущим на просторную веранду позади дома, и открывает их. Она знает - он никогда не ищет ее глазами, никогда не смотрит, там ли она. Ему все равно, или же он, напротив, так уверен в ней…
Вместе с шумом океана в дом врывается раскаленный ветер, надувая белые невесомые занавески на окнах, словно парус, и он все также бесшумно отходит от окна. На столе неизменно стоит бутылка виски - она приучила его предпочитать виски другим напиткам. Говорит, он напоминает ей о родине. Он не возражает. Наливает немного в широкий стакан, в котором весело позвякивает лед, садится на диван, стоящий посредине огромной пустынной комнаты, запрокидывает голову назад и начинает ждать ее.
Она тем временем берет в руки брошенную на песок обувь и не спеша идет к по-прежнему темному и безмолвному дому. Он не зажигает свет – никогда - но она точно знает, что он вернулся. Она возникает в дверном проеме, облокотившись спиной о дверь, скрестив на груди руки. Он не поднимает головы, но знает, что она здесь. Не хочет первым нарушать молчание.
- Ты опоздал, - ее голос звучит под сводами огромного дома неожиданно громко. Она зажигает свет, и несколько секунд он щурится, пытаясь привыкнуть.
- Это все Санта-Ана, - он улыбается ей, и все ее тревоги вдруг исчезают, уносятся прочь, подхваченные жарким ветром. Так улыбаться ей умеет только он один, она это знает. - Тебе ведь известно, он в силу своей непредсказуемости отменяет любые договоренности.
Она пожимает плечами. Неопределенно.
- Так гласит легенда. В легендах нет ни слова правды, тебе следовало бы знать об этом.
Она делает несколько шагов навстречу ему, ступая на цыпочках босыми ногами. Наливает виски в стакан и делает несколько глотков. Скоро в голове зашумит, словно она вновь окажется на берегу океана, и все недодуманные мысли сразу станут простыми и понятными. Она садится рядом с ним. А потом кладет голову ему на колени. Забрасывает загорелые ноги на подлокотник и ставит стакан с виски себе на живот. Тонкое стекло приятно холодит кожу. Он ловит ее взгляд, а потом берет в руки прядь ее волос и пропускает их меж пальцев, точь-в-точь как она делала с песком на пляже. Ее волосы пахнут океаном и жарким ветром, и он задумчиво произносит в пространство:
- Ты всегда становишься беспокойной, когда дует Санта-Ана.
Она ничего не отвечает ему, только улыбается едва заметной улыбкой, а потом закрывает глаза. Ему не нужно ничего объяснять, он и так знает о ней все.
- Там, на холмах, сейчас, должно быть, так хорошо… Там пусто, только ветер шумит в кронах и обдувает апельсины на деревьях, чтобы они были слаще, - она вдруг распахивает глаза, и он видит их прямо перед собой.
Сейчас, ночью, они кажутся почти черными и совсем безжизненными, как ночная пустыня, та самая, из которой приходит раскаленный ветер.
- Хочешь, поедем туда прямо сейчас? Эндрю проспит до утра, ты же знаешь.
Она с трудом борется с искушением согласиться - его предложение так заманчиво. Мчаться на дикой скорости по пустой дороге, вдыхать жаркий ветер и, запрокинув голову, смотреть на кажущиеся такими близкими звезды.
Но это было бы слишком эгоистично. Он устал за день, она это знает. Она проводит ладонью по его щеке и отрицательно качает головой.
- Пора спать, слишком поздно, - она поднимается с дивана и несколько секунд стоит, приложив ладонь ко лбу в бесцельных попытках сохранить равновесие. Голова кружится просто нестерпимо - ни то от позднего часа, ни то от неразбавленного виски. Он поднимается вслед за ней, отводит ее руку от лица и целует долгим поцелуем, отчего ее голова начинает кружиться еще сильнее.
- Тебе надо поспать. Завтра будет совсем другой день.
Она кивает утвердительно, но он знает, что ей не уснуть сегодня. Ей всегда плохо спится в эти душные жаркие ночи. Она снова будет до утра бродить по безмолвному уснувшему дому, неслышно ступая босыми ногами; будет думать о чем-то, известном только ей одной; будет вспоминать о ком-то, безвозвратно, навсегда оставшемся в прошлом…
- Знаешь, если сегодня ты совершишь какое-нибудь безумство, мне будет легче думать, что ты совершила все это из-за ветра.
Она усмехается едва заметно и слушает его неторопливые шаги на лестнице.
Она и впрямь заснет сегодня только под утро, забывшись тревожным сном, и проспит до самого обеда. Когда на следующий день она спустится вниз, их дом будет полон острого солнечного света и шума океана. Тихий океан шумит по-особенному, это она знает наверняка.
С огромной веранды их дома открывается поистине потрясающий вид: бескрайняя водная даль, играющая на солнце прозрачными аквамаринами. На самой линии горизонта небесная лазурь смешивается с морской, растворяясь в дымчатом мареве. Там, кажется, нет ни тревог, ни уныния.
Как жаль, что это всего лишь мираж.
Завтрашний день они проведут вместе, она в этом уверена. Но до утра еще далеко.
Его шаги стихают на лестнице, и пару минут она слушает тишину. В наступившей тишине снова отчетливо становится слышен ветер, его неистовые порывы и раскаленное дыхание.
Санта-Ана.
Ветер безумных.
Она снова устало опускается на диван, бесцельно блуждая по комнате взглядом. На журнальном столике прямо перед ней громоздится кипа запечатанных конвертов, которые обязательно нужно просмотреть. Какие-то приглашения, какие-то счета, открытки и куча рекламных проспектов. Один из конвертов вдруг падает на пол, и она наклоняется, чтобы поднять его.
Имя отправителя - лаконичное, знакомое до самой последней буквы, когда-то такое родное, когда-то так сильно любимое и когда-то так безнадежно, так безвозвратно утраченное…
Несколько секунд Гермиона молча рассматривала его, словно боясь поверить своим глазам. Быть может, она и впрямь сошла с ума? А иначе как это объяснить? Столько лет спустя, когда все так прочно, так надежно похоронено в самых темных, самых отдаленных уголках души? Призраки давным-давно обрели покой в своих душных гробницах, и лишь иногда она дает им волю, лишь иногда выпускает их, дает одержать им над собой верх.
Сколько же воды утекло с тех пор?
Речка-жизнь - стремительная безудержная, никогда не поворачивающая вспять, далеко унесла ее от когда-то таких знакомых берегов…
Так или иначе, все устроилось.
Все забылось, так или иначе.
Она осторожно вскрыла конверт и развернула плотный лист бумаги, исписанный полузабытым знакомым почерком. Быстро пробежав глазами написанное, она осторожно сложила листок и снова убрала его в конверт.
Это и впрямь безумие!
Она порывисто поднялась с дивана и заметалась по комнате. Щеки горели каким-то странным лихорадочным огнем, и ей вдруг на минуту захотелось, чтобы все это оказалось дурным сном. Господи, десять долгих лет она подсознательно ждала чего-то подобного, верила, надеялась, и вот теперь, когда все это случилось, ей вдруг стало страшно. Страшно оттого, что стоило ей сделать хоть бы один шаг - и обратного пути для нее уже не было. А поставить на карту все, что ей досталось таким трудом ради призрачного миража… Вернуться туда, где ее, может быть, совсем не ждут?
Гермиона вдруг остановилась посреди огромной, ярко освещенной пустой гостиной и прислушалась. Сердце на минуту тревожно сжалось. Господи, о чем она думает? Еще не поздно разорвать это странное письмо на мелкие кусочки и в прямом смысле пустить его по ветру. Сделать вид, что ничего не было. Жить дальше, как будто ничего не случилось.
Так она убеждала себя, убеждала и все равно не верила себе. Ничего уже не будет как раньше, и жизнь снова привела ее к развилке. А она совсем не знает, куда ей нужно идти. Когда-то давно она знала ответ на этот вопрос, ей бы и в голову не пришло размышлять над этим. Но теперь? Теперь ей было что терять, уж кто-кто, а она не понаслышке знала, каково это.
Второй этаж тонул во мраке, только из-под двери одной из комнат пробивался слабый луч света. Гермиона, неслышно ступая босыми ногами, подошла к двери и прислушалась. По ту сторону царила тишина, и она осторожно повернула ручку. Дверь неслышно отворилась, и Гермиона сделала несколько осторожных шагов по направлению к кровати, в которой безмятежно спал мальчик лет пяти. Несколько секунд она, улыбаясь, наблюдала за спящим ребенком, а потом осторожно поправила подушку и все так же бесшумно вышла из комнаты.
В их комнате царила темнота. Гермиона все так же неслышно подошла в широко распахнутому окну, сквозь которое безудержно лился серебристый лунный свет. В лицо ей подуло горячим ветром, и на минуту она закрыла глаза, прогоняя из головы все посторонние мысли. Ветер вздымал огромные волны, гнул к земле пальмы, которые, казалось, вот-вот сломятся под его напором.
За ее спиной вдруг послышался шум, и Гермиона стремительно обернулась.
- Алекс, - тихо позвала она, но ответом ей была тишина.
Он спал, разметавшись на огромной кровати, и во сне казался очень беспомощным. Господи, она бы все отдала за то, чтобы он сейчас проснулся, ей так хотелось поговорить с ним! Но он спал, и она не стала его будить. Только, наклонившись, поцеловала едва ощутимым поцелуем и, захватив с прикроватной тумбочки мобильный, быстро вышла из комнаты.
Спускаясь по лестнице, она быстро набирала по памяти номер телефона. Набирала она его редко, но позвонив по нему однажды, запомнила его уже навсегда. Один гудок, второй, третий… Что, если ей сейчас не ответят?
Она успела оставить за спиной последнюю ступень огромной лестницы и была готова нажать отбой, когда на том конце провода послышалось сонное и слегка манерное «алло».
Гермиона непроизвольно улыбнулась, а потом сказала:
- Здравствуй, Ингрид. Я разбудила тебя?
Несколько секунд Гермиона с улыбкой слушала свою собеседницу - разговор явно забавлял ее, а потом вдруг лицо ее вмиг стало серьезным.
- Да, конечно, позови, я жду.
Пару минут в трубке царила мертвая тишина, но, в конце концов, ее молчание было вознаграждено.
- Здравствуй. Нам нужно встретится… Да, можно там, я знаю, где это…. Через сколько… Думаю, часа через полтора, я на машине, а потом, помолчав, добавила:
- Случилось. Нет, не он, но… давай все при встрече, ладно?
Завершив разговор, Гермиона несколько секунд задумчиво смотрела куда-то в пространство, а потом глубоко вдохнула и выдохнула. Главное сейчас - сохранять самообладание и не наломать дров. С другой стороны, разве мчаться посреди ночи неизвестно куда одной - не безумие?
Но она уже сделала свой выбор, а отступать она не привыкла. Выйдя на крыльцо, она несколько раз подбросила в воздух ключи от машины, сверкнувшие в лунном свете кинжальным блеском, а потом быстро пошла прочь от спящего дома. Где-то там, в этой душной непроглядной калифорнийской ночи, ее уже ждали.
