Лондон, после стольких лет ЛондонНе новое, а заново, один и об одном.
Дорога в мой дом, и для любви это не место.
Прольются все слова, как дождь,
И там, где ты меня не ждешь,
Ночные ветры принесут тебе прохладу.
На наших лицах без ответа
Лишь только отблески рассвета,
Того, где ты меня не ждешь.
Би-2 & Чичерина "Мой рок-н-ролл"
Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Она уже было совсем потеряла надежду, когда длинные монотонные гудки в трубке, наконец, сменились коротким отрывистым щелчком, и высокий нервный голос произнес заветное «алло»
- Здравствуй, - Гермиона подошла к настежь раскрытому окну, за которым открывался сказочный вид на океан. Ее обдало порывом раскаленного ветра, и она вдруг представила, как ее «здравствуй» подхватывает этот жаркий ветер, который приходит из пустыни, подхватывает и уносит далеко-далеко, на другой край света, туда, где никогда не бывает жарко, и ветра там дуют совсем другие - северные и холодные. Сотни и сотни миль расстояния между ними.
- Здравствуй. Что-то случилось?
А после в трубке снова повисла тишина. Гермиона тяжело вздохнула, впервые за прошедшие годы осознав, как много значили для нее эти редкие разговоры. Впервые в жизни она набрала этот номер просто так, а не потому, что ей было что-то нужно. Это было странно, но ей вдруг действительно захотелось услышать длинные гудки, а между ними - удары собственного сердца; услышать манерное «алло» и пару колкостей в ответ. Никаких тебе сантиментов, никаких жалоб на жизнь и разговоров по душам до самого утра.
- Я возвращаюсь в Лондон, - вдруг выпалила Гермиона. Не было особой нужды звонить, чтобы сказать это, не было, вот только ей почему-то захотелось разделить эту новость с кем-то, кто мог бы понять, как много это значило для нее.
- Не прошло и десяти лет, - в трубке презрительно хмыкнули. - И что, ты позвонила, чтобы я тебя поздравила и сказала, какая ты молодец?
Ну, разумеется, другого ответа ожидать было глупо. Она и не ожидала, а может, ожидала именно такого. Она вдруг улыбнулась, с удивлением почувствовав, что чувство тревоги, терзавшее ее последние дни, немного отступило. Но даже этой передышке она была безумно рада.
Ей было страшно - глупо отрицать очевидное. Их размеренная и, кажется, устоявшаяся раз и навсегда жизнь вдруг затрещала по швам, и наступающие перемены, которых она так страстно ожидала все эти годы, вдруг оказались не столько долгожданным шансом вернуть свое вчера, сколько нешуточной угрозой потерять свое сегодня. Вот только была ли она готова терять свое сегодня?
- Мне страшно, - сказала она. - Я так долго ждала этого, а теперь вдруг все оказалось совсем не таким однозначным, каким виделось раньше.
Она сильная и смелая, она привыкла все доводить до конца и все держать под контролем. Она не должна жаловаться, что ей страшно, потому что в этой игре не было место ни слабостям, ни страхам.
- Знаешь, моя маленькая дочь терпеть не может расчесывать волосы. Сама не знаю почему, но это для нее настоящая пытка, - на том конце провода тяжело вздохнули.
Гермиона вдруг услышала, как изменился тон ее собеседницы. Это вообще был разговор из другой жизни, не из их личной вселенной, где не было места сантиментам и слабостям.
- Они у нее сильно путаются и сбываются в колтуны. А она вместо того, чтобы расчесать их, убегает и прячется под кровать, думая, что это действительно решение проблемы. Но тебе не пять лет, и ты прекрасно понимаешь, что это не выход. Поэтому выбор за тобой - спрятаться под кровать и сделать вид, что ничего не происходит, или вычесать колтуны.
- Я боюсь, что она не простит меня, - очередной порыв ветра, пахнущий летом и океаном, влетел в комнату.
- Тогда ты просто поставишь точку в этой истории, - в голосе собеседницы зазвучали нотки недовольства. - Кроме того, твоя дочь девица весьма разумная и самостоятельная. Просто разыграй свои карты правильно, они у тебя не самые плохие.
- Пожалуй, вот только мне, наверное, хотелось бы, чтобы все сложилось по-другому.
- Ты, может быть, еще не заметила, но жизнь вообще штука несправедливая.
Пожалуй, это действительно было правдой. А может, было правдой только отчасти.
- Спасибо тебе. Я должна была это сказать давно. Ты очень много сделала для меня, я перед тобой в неоплатном долгу.
На несколько секунд в трубке повисла тишина. Разговор снова шел не по правилам, а играть по новым правилам они еще не умели.
- Пара десятков фотографий не такой уж неоплатный долг.
- Не в этом дело, - тихо сказала Гермиона.
- Я знаю.
Они замолчали, думая каждый о своем. Два человека на разных концах Земли, с разными судьбами, разными характерами, разным прошлым. И даже разным настоящим.
- Мне пора, - Гермиона, наконец, вынырнула из раздумий. Ей действительно было пора, ей нужно было еще проститься с Алексом. Это было самым сложным во всей этой истории, она не думала, что будет так сложно.
- Ты справишься, - правила были нарушены в третий раз, но теперь это уже не имело никакого значения. - Ты всегда справлялась, справишься и теперь.
Гермиона усмехнулась, в очередной раз удивившись тому, как судьба порой играет человеческими судьбами, словно чья-то невидимая рука, играя шахматную партию, переставляет фигуры на доске, следуя своему собственному замыслу.
- Пока.
В трубке раздались частые гудки отбоя. Она постояла еще несколько секунд у окна, глядя на бушующий океан, словно видела все это в последний раз, а потом решительно развернулась и подошла к кровати. Там, поверх покрывала, были в беспорядке разбросаны какие-то вещи, которые ей нужно было взять с собой. Она механически принялась складывать их в сумку, совершенно не задумываясь о том, что делает. Билеты и паспорт - пропуск на ту сторону Атлантики. Стопка фотографий - тот самый неоплатный долг. Гермиона взяла их в руки и медленно опустилась на кровать, задумчиво вглядываясь в изображение девушки на снимке.
Эти фото она знала наизусть, все, до самой последней ноты. Сколько часов она провела, разглядывая их, изучая, стараясь понять, разгадать ту, что была изображена на них. Порой ей не верилось, что красивая, взрослая и такая чужая девушка на фото - ее дочь.
Однажды она забыла фото Бэкки на каминной полке. В их доме в тот день были гости, и, войдя в одну из комнат, она застала одного их многочисленных знакомых Алекса рассматривающим фото Ребекки. Услышав ее шаги за спиной, он обернулся.
- Я думал, что это Алекс. Кто эта девушка? - он показал фотографию, на которой была изображена улыбающаяся Бэкки.
Гермиона, стараясь не выдать волнения, пожала плечами.
- Не знаю, наверное, начинающая актриса.
Ее собеседник рассмеялся и отрицательно покачал головой.
- Нет, она не начинающая актриса, уж я-то в этом разбираюсь. Кроме того, будь она актрисой, я бы ее запомнил. Такие лица не забываются.
Гермиона подошла к нему и забрала фото, изображая досужий интерес. В ней вдруг проснулось любопытство.
- Ты находишь ее красивой?
- Она очень красивая. Но я бы в нее не влюбился.
- Почему?
- В ней нет жизни, нет любви. Только холод и безразличие. Она… как бы тебе это объяснить… Она красавица по умолчанию, но в ней нет огонька, который способен свести с ума мужчину.
- Она счастлива? - спросила Гермиона.
- Она благополучна.
- Это одно и тоже?
- А это уже каждый решает для себя сам. Ладно, пойду поищу Алекса…
Этот разговор она потом неоднократно прокручивала в голове. Кто знает, быть может потому, что сама отчаянно пыталась найти ответ на вопрос: счастлива ли ее дочь? Она знала много фактов из ее биографии: знала, как она учится, с кем дружит, чем увлекается и с кем обручена. Но это больше походило на бесстрастное изложение биографии в каком-нибудь учебнике. Была ли она счастлива? О чем думала, над чем грустила, о чем мечтала? Об этом, пожалуй, могла рассказать только она сама. Прямоугольник глянцевой бумаги здесь был, увы, бессилен.
Из кухни доносились оживленные голоса: Алекс о чем-то спорил с Эндрю, как это бывало тысячу раз, малыш был не по годам любознателен и упрям. В воздухе витал аромат свежесваренного кофе, телевизор транслировал очередное глупое утреннее шоу, и окна были широко распахнуты, и ветер надувал невесомые белые шторы: все как всегда. И во всем этом было столько привычного, какого-то устоявшегося счастья, что у нее защемило сердце.
На минуту она застыла в дверях, словно желая запечатлеть этот момент в своей памяти. Алекс, привлеченный звуком ее шагов, обернулся, и на секунду их взгляды встретились. Гермиона знала, что может ничего не говорить, знала, что он и так понимает ее без слов. Он улыбнулся ей до боли родной улыбкой, и у нее во второй раз защемило сердце.
- Будешь кофе?
Он спрашивал это у нее каждое утро, а она каждое утро говорила «да». Он всегда просыпался чуть раньше, чем она, и всегда готовил его для нее. Этот вопрос был своеобразным ритуалом, который означал, что все в порядке, все как всегда.
- Я уже не успею. Такси будет здесь с минуты на минуту.
- Ну вот, и ты тоже меня бросаешь, - мальчик, внимательно прислушивавшийся к их разговору, обреченно вздохнул.
- Ну что ты, малыш, - Гермиона порывисто подошла в нему и потрепала по выгоревшим на солнце волосам. - Я очень скоро вернусь, обещаю!
- Куда ты уезжаешь?
- В Лондон.
- Это далеко?
- Очень, - вздохнула Гермиона, - очень далеко.
- Ты будешь мне звонить?
- Ну конечно, солнышко, каждый день. Иди сюда, - она протянула руки для объятий. Мальчик с обреченным видом протянул ручки и обвил руками шею Гермионы. Она крепко обняла его, что-то прошептав на ухо.
С улицы кто-то требовательно посигналил. Ей было пора.
- Новостей нет? – спросила Гермиона Алекса, так, чтобы малыш не услышал.
Он отрицательно покачал головой.
- Это плохо, - обеспокоенно сказала она. - Но ты в любом случае держи меня в курсе, ладно?
- Само собой. Ну что, пойдем?
Он нарочито бодро улыбнулся ей, подхватил ее чемодан и быстро пошел в сторону входной двери. Гермиона еще раз поцеловала на прощание Эндрю, взяв с него честное слово вести себя подобающим образом, и быстро пошла вслед за Алексом.
У них было не больше пары минут, чтобы проститься. Они молча стояли на залитом солнцем широком крыльце, а время бесстрастно отсчитывало секунды: раз, два, три… Они убегали как песок сквозь пальцы, и в этот самый момент Гермиона вдруг отчетливо поняла, что если он сейчас попросит ее остаться, она останется. Она подняла на него глаза, но он промолчал. Ему хотелось этого больше всего на свете, но он знал, что не имеет на это права. Однажды они условились, что если она захочет однажды уйти, он не станет ее держать. И он не стал. Так было правильно, и оба в глубине души понимали это.
- Береги себя, - он улыбнулся ей, а Гермиона вдруг поняла, что еще секунда, и она расплачется. Господи, ну не навсегда же она уезжает! Просто прощаться всегда грустно.
- Ты тоже, - она обняла его, а потом, наплевав на все приличия, поцеловала прямо на глазах у изумленного таксиста. Она давным-давно научилась жить, не оглядываясь на других.
Лондон встречал ее мелким моросящим дождем. Когда она прошла паспортный контроль и подошла к дверям, ею вдруг овладело странное чувство, будто с тех пор, как она покинула этот город, прошло не десять лет, а как минимум тысяча. Она глубоко вздохнула, словно перед прыжком в холодную воду, прежде чем вышла на тротуар. Стеклянные двери за ее спиной бесшумно открывались и закрывались, пропуская улетающих и прилетевших, а она все стояла и стояла под этим серым небом, вдыхая такой позабытый воздух.
Гермиона вдруг осознала, как же она отвыкла от этого стиля жизни, от этого ритма. Она совсем позабыла, какой он, Лондон, с его вечным дождем, серым небом, строгой архитектурой, зелеными газонами и представительными горожанами.
Отель, в котором она остановилась, был выдержан в лучших здешних традициях: тихая пустынная улица в историческом центре, вышколенный портье и безупречные интерьеры.
Только когда она закрыла за собой двери своего номера, она поняла, как устала. Устала не физически - эмоционально. В ее измученном сознании одна за другой мелькали мысли: странные, ускользающие.
Она без сил опустилась на идеально застеленную кровать в своем номере и бездумно посмотрела куда-то в пространство.
За окном был Лондон, она все никак не могла в это поверить и все время убеждала себя в том, что не спит. Сколько лет она мечтала о том, чтобы вернуться? Или она только убеждала себя в том, что хочет вернуться? Если бы не Бэкки, она никогда бы не вернулась сюда, она была в этом уверена. Она заново обрела себя за тысячи километров отсюда, и возвращаться сюда означало бередить старые раны, чтобы они опять начали кровоточить.
И все-таки, несмотря на страстные попытки убедить саму себя в том, что ее совсем не пугает предстоящие ей встречи, в глубине души ей было невероятно страшно. Страшно взглянуть в глаза своему прошлому, а еще страшнее осознать, что это прошлое по-прежнему имеет над тобой власть.
Время, казалось, уснуло в сумрачном полумраке ее холодного гостиничного номера, но она не спешила зажигать света. Было в этих безликих отельных сумерках что-то, что отвечало ее сегодняшнему настроению. Ей нужно было решиться, а она все медлила. Она и так непростительно задержалась - на целых десять лет.
Гермиона открыла свою сумочку и вынула стопку фотографий Бэкки, а следом за ними сложенный вчетверо листок белой бумаги. Содержание этого письма она знала наизусть, до самой последней запятой, как и номер телефона, написанный в конце письма. Несколько секунд она колебалась - позвонить или нет, но в конце концов решила повременить. Что ей советовали, правильно разыграть карты? Ну что ж, это один из ее козырей, и до поры до времени ей стоит его поберечь. Она помедлила еще несколько секунд, а потом решительно раскрыла чемодан - на этот вечер планы у нее были вполне определенные.
Трансгрессия перенесла ее только лишь к наглухо закрытым воротам. В своей новой жизни она редко пользовалась магией, и все же такие навыки не растрачиваются. Гермиона прислонилась в железным воротам и несколько секунд вглядывалась в сырой ночной мрак. Мрачная и темная громада особняка высилась на фоне чуть более светлого неба, а сразу за воротами начиналась широкая подъездная дорога - такой, какой она ее помнила, разве что деревья, возвышавшиеся по обеим ее сторонам, стали еще выше. Сейчас, в непроглядном ночном мраке дом выглядел совсем заброшенным - серые каменные стены, темные проемы стрельчатых окон на втором этаже.
На минуту ей стало страшно. Она глубоко вдохнула сырой воздух, пахнущий дождем и сырой землей. Она была совершенно одна посреди этой ночи, но страх вдруг уступил место азарту. Этот сырой холод словно привел ее в чувство. Она снова дотронулась до холодного металла кованых ворот и победно усмехнулась. Почерк ее бывшего мужа был слишком уж узнаваем во всем, да и защитные чары, наложенные на этот дом, в свое время она знала, как свои пять пальцев. Что ни говори, а в этом семействе традиции чтут. Если все получится, она сделает Малфою во всех отношениях приятный сюрприз…
Он, кажется, даже не успел удивиться. Просто секунда между двумя ударами сердца показалась ему вечностью. Его накрыла с головой волна чувств и ощущений, разобраться в которых было выше его сил. А его бывшую жену, кажется, сложившаяся ситуация совсем не смущала, скорее, напротив - забавляла. Она с беззаботной улыбкой восседала на диване, скрестив на груди руки, всем своим видом излучая беспечность.
Правило номер один - эффект неожиданности.
Еще пару секунд Драко смотрел на нее в полной прострации, а потом усмехнулся.
- Хорошие манеры никогда не были твоей сильной стороной.
- Бытует мнение, что сия добродетель передается по наследству. Вам ли не знать, что это несколько… не моя ситуация, - она наигранно удрученно пожала плечами и снова посмотрела на него своей странной, лишенной, кажется, каких-либо эмоций улыбкой.
И все-таки он сумел взять себя в руки. Гермиона даже мысленно зааплодировала ему, но все-таки это было… снисходительное восхищение. Она знала, что этот раунд за ней, она его выиграет всухую. И, как человек, твердо уверенный в своей победе, она могла простить противнику незначительные успехи.
- Чем обязан столь позднему визиту? - Малфой демонстративно пожал плечами, словно человек, которого искренне удивило, вернее будет сказать, до глубины души поразило какое-то событие.
- Как вы полагаете, несколько лет совместной жизни и наличие общей дочери являются причиной… достаточно веской для визита?
- Спустя десять лет? Что ж, похвально, похвально… Вы позволите? - Малфой демонстративно застыл в нерешительности около массивного кожаного кресла, которое было неизменным атрибутом этой комнаты. Как и дубовый стол, за которым оно стояло, как и языки пламени, плясавшие в камине, как и пушистый ковер на полу, скрадывающий любые шаги.
- Что вы, что вы! Чувствуйте себя как дома. Ни в коем случае не хочу вас смущать, - Гермиона широким жестом обвела комнату, а потом снова скрестила на груди руки. Она словно пыталась отгородиться от него этим жестом, и Драко вдруг на минуту показалось, что вся ее беспечность - напускное, ненастоящее. Стоит только ей чуть-чуть оступиться, и она потеряет почву под ногами. Он внимательно посмотрел на нее, ожидая, что она дрогнет под его взглядом, но она иронически спокойно выдержала его взгляд.
Гермиона усмехнулась, разгадав его маневр. Нет уж, она не даст ему даже намека на моральное превосходство.
Правило номер два - оставить подачу за противником.
Повисшая в комнате тишина требовала того, чтобы ее нарушили, и подача была за ним. Это здорово его нервировало, Гермиона это чувствовала. Она продолжала смотреть на него с деланным равнодушием, хотя все это давалось ей с большим трудом. Встреча с ним произвела на нее впечатление куда большее сильное, нежели она ожидала.
Он изменился за прошедшие со дня их последней встречи годы, но возраст, казалось, пошел ему только на пользу. И все-таки она оказалась права - традициям в этом доме не изменяли. Белоснежная рубашка и строгий костюм - она знала только одного человека, который в своем собственном доме будет так выглядеть в одиннадцать часов вечера, и этим человеком был ее бывший муж. Непроизвольно ее взгляд задержался на его безымянном пальце, но обручального кольца не было. Она вдруг поймала себя на мысли, что этот факт ее… обрадовал? Господи, ей давным-давно на это наплевать, ей нет никакого дела, свободен он или нет! Это все глупости.
- Чего ты хочешь? - в его голосе зазвучал металл, и она поняла, что он, наконец, дошел до нужной кондиции. - И еще одно: как ты здесь оказалась?
- Ты сейчас в глобальном смысле? Или имеешь в виду непосредственно твой диван?
- Брось играться! Ты прекрасно меня поняла, - он начал выходить из себя, это был хороший знак.
Правило номер три - довести оппонента до бешенства. Ярость - плохой союзник.
- Тогда отвечу на твои вопросы по очереди. Относительно того, как я здесь оказалась - я все-таки окончила Хогвартс, - она выдержала эффектную паузу, - а относительно того, что мне нужно…
За первой паузой последовала пауза еще более длительная, и он вдруг понял, что сейчас она перестанет ломать комедию. Малфой внимательно посмотрел на нее, интуитивно уловив изменения в ее настроении.
Она сильно изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз. Внешне, теперь она была настоящей американкой, и ее новый образ странным образом шел ей. Она была очень загорелой - даже в полумраке комнаты это было заметно, и этот загар странным образом не вязался ни с моросящим за окном дождем, ни с холодными мрачными стенами этого дома. Она даже говорить стала по-другому. По всей видимости, десять лет, проведенных в Америке, давали о себе знать. У нее появился забавный акцент, едва уловимый, но все-таки. Она и внутренне изменилась, этого тоже было нельзя не заметить, как нельзя было не заметить того, что теперь она вряд ли станет играть по чужим правилам.
- Я хочу поговорить с дочерью. От тебя много не требуется - просто не мешать мне. Ее сейчас нет?
- Нет.
- Где она?
Малфой усмехнулся.
- Почему ты решила, что я что-то тебе скажу?
- Ты же понимаешь, ситуация изменилась, - теперь она говорила жестко и решительно, - рано или поздно я ее увижу, просто я даю тебе шанс уйти с наименьшими потерями.
- Какой широкий жест! – восхитился Малфой. - Что ты вообще о себе возомнила, ели уж на то пошло? С чего ты взяла, что моей дочери нужна мать, которая за десять лет ни разу не вспомнила о ее существовании?
- Вот это тебя уже не касается, - тон ее стал ледяным, - когда-то ты решил, что такая мать, как я, Ребекке не подходит. Ей было пять, и ты рассудил, что знаешь все лучше нее. Теперь ей шестнадцать, и она вполне разумна для того, чтобы делать самостоятельные выводы.
- Ты решила мне отомстить? Похвально. А если я решу предпринять ответные шаги?
Гермиона усмехнулась.
- Я даже дам тебе время, ну, скажем, до утра, чтобы ты смог придумать штук двадцать сценариев своих ответных шагов. Только знаешь что? - слова ее стали отрывистыми и звонкими, словно пощечины. - Чтобы ты не сделал, все будет бессмысленно. Что ты можешь сделать? Настроить против меня дочь? Умоляю, разве она сможет думать обо мне еще хуже, чем думает сейчас? Рассказать общественности, что я жива? Гарри знает, это он меня нашел, на остальных мне плевать, в случае скандала пострадает только твоя репутация. Обнародовать досье, рассказать всем, что я жила под чужим именем? Я под юрисдикцией другого государства, там всем наплевать на это. Кроме того, все эти годы я жила под своим именем. Как ни крути, это будет игра в одни ворота.
Он было собирался ответить ей что-то, но в этот самый момент дверь распахнулась, и на пороге возник Блейз Забини собственной персоной.
- Драко, ты еще долго? Мы с Пэнси собираемся по домам.
- Я спущусь через минуту.
Забини, по всей вероятности, удовлетворившись таким ответом, закрыл дверь, заставив Малфоя и Гермиону перевести дыхание. У обоих были на то свои причины.
Малфой стремительно поднялся из-за стола и, взяв в руки какую-то папку, направился к дверям.
- Я вернусь буквально через пять минут. Нам нужно договорить.
Но договорить им сегодня не удалось. Когда он вернулся, его встретила пустая комната и оставленная на столе записка.
«Не знаю, что с точки зрения этикета является большим промахом: уйти, не попрощавшись или засиживаться в гостях за полночь? В твоих интересах сделать так, чтобы наша встреча с Бэкки состоялась как можно скорее».
Больше ничего не было. Ни подписи, ни адреса, где ее можно найти.
Она решила поиграть в кошки-мышки? Она дала ему фору. Дала возможность выиграть время, и это было ее самой большой ошибкой.
Улыбнувшись чему-то про себя, Малфой смял записку и швырнул ее в камин, где бесстрастные языки пламени необратимо превратили ее в пепел.
