Глава 38Теперь остаётся всего одно дело – кажущееся на фоне всего остального совсем простым и, по крайней мере, не омерзительным.
- А что профсоюз? – очень удивляется Ойген.
Нет, он, разумеется, отлично знает, что это такое. Находит, правда, достаточно странным – но раз уж тут есть такое… Но не представляет, почему и каким образом какой-то профсоюз может ему помешать. Чем, собственно?
Однако оказывается, что очень даже есть, чем. Ибо, как выясняется, с профсоюзами следует договариваться – во всяком случае, с их руководством.
С этой стороной бизнеса Мальсибер прежде не сталкивался и как-то совсем её не продумывал – попросту упустил из вида. Однако, договорившись с мафией, неужто он испугается какого-то профсоюза? Во всяком случае, те вряд ли решат его сразу убить… да и организация маггловская. А раз так…
В общем, он не предвидит проблем – вообще никаких.
Тем более, о встрече он договаривается на их территории – там они будут чувствовать себя хозяевами, а это всегда удобно. Даже очень удобно… так люди расслабленнее – а значит, более уязвимы. Просто не все это понимают, назначая встречи у себя… но это ведь их проблемы.
Он приходит, как и обычно – абсолютно вовремя, секунда в секунду открывая дверь нужной приёмной. Это его фирменный стиль, и о нём знают – не самый, возможно, удобный, но Мальсиберу он очень нравится. Он знает, что его сотрудники… его бывшие сотрудники даже делали ставки, опоздает ли он когда-нибудь - и ни разу не выиграли. У них в семье всегда очень серьёзно относились к точности, и папа выдрессировал его ещё тогда – да так, что потом, в школе, Ойген бесился, когда ему приходилось кого-нибудь ждать. Со временем это прошло, и он начал воспринимать чужие опоздания философски – но привычка к личной пунктуальности осталась.
- Мистер Мальсибер! – секретарь – мужчина – встречает его у двери. – Полко.. хм… Мистер Арчер вас ждёт. Прошу вас.
- Благодарю, - Ойген ему улыбается – открыто и искренне, как он умеет. Тот открывает перед ним дверь – и тот входит в кабинет председателя профсоюза обслуживающего персонала.
- Здравствуйте, мистер Арчер! – улыбка Мальсибера становится ярче, но ни в искренности, ни в открытости не теряет – всего в меру… а главное – он вполне искренен. Ему действительно нравится собеседник – в данный конкретный момент. Они ему все всегда нравятся… - Ойвен Мальсибер, - он энергично пересекает комнату и протягивает руку вышедшему ему навстречу из-за письменного стола человеку.
- Полковник Дэниэл Арчер… правда в отставке – представляется, поправля его и улыбаясь в усы, хозяин кабинета.
Тот уже вовсе не молод – правильнее было бы назвать его «пожилым», для старика он слишком крепок, а глаза – слишком ярки и живы. У него вообще очень внимательный и, что называется, цепкий взгляд – но чего-чего, а этого Ойген никогда не боялся. А уж тем более от маггла… Они жмут руки – крепко, уверенно, но не соревнуясь друг с другом. Хорошее деловое рукопожатие. Обмениваются приветствиями и первыми обязательно-вежливыми фразами – и садятся.
Глядят друг на друга.
Ойген вежливо разглядывает кабинет. На стенах – военные фотографии… войны, судя по всему, разные. Много. Награды…
Военный, значит. Что ж… это, пожалуй, неплохо. Значит, привык подчиняться. А это, в свою очередь, означает…
Продолжая вежливую, но уже деловую беседу, Ойген мягко касается его сознания – ему уже давным-давно не нужны никакие слова для Империо, а уж тем более накладываемого на маггла.
Маггла?
О, нет… он не маггл. Он…
В чёрных глазах Мальсибера, в самой их глубине, появляется удивление – еле заметное и практически сразу спрятавшееся.
Сквиб?
Он соображает, что никогда прежде не имел дела со сквибами. Слышать – слышал, а вот встречать – не встречал. Описания читать доводилось – и то, что он чувствует сейчас, на них очень похоже. Да ему больше и некем быть: его сознание не похоже на маггловское, но и на магическое не походит тоже – ничуть. Остаётся сквиб… Надо же.
Но это не самое… далеко не самое интересное.
Самое интересное – артефакты.
Которых… вероятно много, но невозможно понять сколько их и чем они являются, да и подобраны они просто отлично. Настолько, что могут, пожалуй, представлять для него некоторую проблему… могли бы – если бы он всерьёз рассчитывал на Империо.
Но он не рассчитывал: слишком многим он рисковал бы, подписывая подобным образом нужные бумаги, зачем? Он и так сумеет его убедить… так или иначе – а они договорятся.
Однако есть ещё кое-что… что-то с желаниями. Они… не то чтобы с ними что-то не так – но они…
Понять он не успевает – потому что мистер Арчер внезапно ему говорит, оборвав деловой разговор буквально на полуслове:
- Зря вы. Вы думаете, почему я, старик, тут всё сижу и сижу?
Мальсибер удивлённо вздёргивает правую бровь:
- Простите?
- Я уже старый человек, - говорит тот, глядя на Ойгена с очень странным выражением. – И очень многое видел. Видал и Империо, - он усмехается изумлению, на сей раз ясно отразившемуся в глазах собеседника. – Разное: видел американское, видел немецкое… и гриндевальдовское встречал, и какое только не попадалось… Но было, - медленно говорит он, - в моей жизни одно совершенно особенное. Империо, которое не глушило – а зажигало душу огнём. Мы с этим огнём в такие атаки ходили… казалось, что люди просто не могут сделать такое – но мы делали. И после того огня, что зажигало в нас Империо лейтенанта, никакое другое на меня уже и не действует, - он усмехается. – Потому я и сижу здесь, во главе этого профсоюза – и буду сидеть, наверное, уже до смерти.
Он замолкает.
Они глядят друг на друга – а потом полковник Арчер встаёт и вежливо предлагает:
- Виски?
Мальсибер открывает рот, чтобы ответить – а закрыть его забывает.
Потому что на стене, прежде закрытой спиной главы профсоюза, он видит старый маггловский снимок, на котором пронзительно красивый юноша в маггловской военной форме открыто улыбается в камеру.
Идентичный тому, что стоит у него самого на одной из полок в библиотеке.
- Вы знали его? – спрашивает Ойген, вставая и подходя к фотографии. – Вы ведь о нём говорили, верно?
Он проводит пальцами по побледневшей и уже выцветшей поверхности – та, другая фотография сохранилась как новая, очевидно, защищённая чарами.
- Значит, это не совпадение, - говорит Арчер, подходя к нему со стаканом виски – безо льда. – Кем он приходится вам?
- Дядей, - у Ойгена все его легенды вылетают из головы, но, впрочем, тот всё равно дядя, какая разница. – Вы говорили о нём, - повторяет он, оборачиваясь.
А потом улыбается, чувствуя что артефакты больше ему не мешают, и вновь накладывает Империо. По-другому.
Он умеет зажигать этот огонь…
И почти сразу снимает. Меньше всего он сейчас хочет причинить вред этому человеку – или обидеть его. Они глядят друг на друга – сквиб и маг, а потом второй просит:
- Расскажите мне про него. Пожалуйста.
А тот всё смотрит и смотрит… потом говорит негромко:
- Спасибо. За воспоминание. Вот так это тогда и было. Да.
- Это семейное заклинание, - отвечает негромко Ойген. – Папа меня научил. А его - дед… расскажите мне про него, - повторяет он. – Пожалуйста.
Тот протягивает ему стакан – и Мальсибер машинально берёт, и точно так же машинально делает глоток – виски обжигает, он не привык и не любит крепкие напитки, но сейчас даже не замечает этого – он смотрит на фотографию. Ревальт Мальсибер – единственный из его родни, про которого он почти ничего не знает, и чей образ не отпускает его ещё со времён Азкабана.
Единственный, перед которым ему с того же самого времени… стыдно.
- Он был очень ярким, - говорит старый полковник Арчер, наливая виски теперь себе и подходя к так и стоящему рядом с фотографией Ойгену. – Я больше таких не встречал. Я думаю, что никто бы из нас без него там не выжил.
- Где – там? – тихо спрашивает Ойген.
Он ведь ничего не знает про его службу. Вообще ничего.
Только те ордена… но он и про них мало что знает. Они маггловские… и он так и не нашёл ничего о том, за что они были даны. А спросить у самого Ревальта не решился.
- В Арденнах.
Это название не говорит Ойгену ровным счётом ничего, но он не спрашивает – неуместно. Найдёт… Придёт домой – и найдёт.
- Я почти ничего не знаю о нём, - говорит он очень тихо.
- Что так?
- Вот так, - ему горько. Но что он может сейчас объяснить? – Его родители тяжело пережили его смерть, - честно говорит он. Это, пожалуй, единственное, что он может честно сказать. А врать сейчас – неуместно.
- Он любил их, - кивает Арчер. – Писал часто…
Ойген кивает. Писал… Он так и не прочитал эти письма – в юности было неинтересно, а потом не счёл себя вправе.
- Он был совсем мальчишкой, - продолжает полковник Арчер. – Да и я тоже. Мы, помню, его восемнадцатилетние праздновали… С девчатами из британского лётного взвода - краса и гордость АТА!
- Лётного? – вздрогнув, переспрашивает Ойген.
- Да, - улыбается воспоминанию Арчер. – Он говорил, война кончится – пойдёт учиться на лётчика. Его девочки с собой брали… он в небо просто влюбился.
Глаза Ойгена вдруг обжигают слёзы – он и не думает скрывать их, только говорит тихо:
- Я не знал…
- Откуда ж, - кивает тот. – Вы на него внешне очень похожи. Думаю, если б он прожил достаточно – был бы примерно таким, - говорит Арчер – и вдруг спрашивает неожиданно жёстко: - Ну а вы – достойны такого дяди?
- Нет, - просто и сразу отвечает Мальсибер. И смотрит собеседнику прямо в глаза.
Потом отворачивается и садится – но не к столу, а на диван, стоящий в стороне, у окна.
- Что так? – спрашивает тот, идя следом и садясь напротив на край стола.
- Не вышло, - он усмехается. – Я не могу рассказать. А врать не хочу, - говорит он.
- Жаль, - медленно отвечает Арчер. – Что, родители его живы?
- Нет. Я – последний.
- У него брат был. Совсем маленький.
- Я – его сын. Он тоже умер. Давно.
Ойген переводит дух и залпом выпивает виски – рот и нос обжигает, он глубоко и резко вдыхает, вспоминая, как учил его Долохов, а потом выдыхает, медленно и с силой. Глаза вновь застилают слёзы. Взгляд полковника Арчера вдруг теплеет, он наливает ему воды, протягивает стакан и говорит:
- Ревальт тоже пить не умел. Так и не научился.
Это неожиданно и приятно – Ойген кивает, берёт стакан, жадно пьёт воду. Допив, ставит его на пол – научился-таки у Долохова – и говорит:
- Да… у нас дома пили вино. Разбавленным, в основном. Расскажите про него что-нибудь, - просит он снова.
- А ведь я могу показать, - помолчав, говорит тот. – Вы ведь волшебник? И умеете, как я понимаю?
- Да, - кивает Ойген. – Умею.
Легилимент он отличный – а за последние годы стал в разы лучше. И всё же…
- Но вы же здесь не для этого, - говорит полковник Арчер. – Давайте с делами закончим.
С делами… Мерлин, он забыл совершенно. В самом деле…
- Давайте, - неохотно говорит он.
- Я читал ваши бумаги. Это неприемлемо.
- А я ваши, - говорит Ойген. Задумывается… и улыбается: - Я не могу согласиться со всем. Но…
Он быстро подходит к столу, берёт нужный документ, садится и просматривает его, вычёркивая некоторые пункты. Закончив, протягивает бумаги Арчеру:
- Вот так. Что скажете?
Конечно, деньги он потеряет. А сколько будет крика… Но ему всегда везло только тогда, когда он поддавался таким вот порывам – и, в конце концов, разве он маггл, чтобы размышлять только о выгоде? Ему ведь достаточно денег… уже достаточно. Он ведь не столько ради выгоды всё это затеял – можно было добиться простого партнёрства и не устраивать весь этот цирк. Мало ли, что тут так не принято…
- Вас сожрут, - прочитав, говорит Арчер.
- Это вряд ли, - спокойно отзывается Ойген. – Здесь всё законно. И у меня нет кредитов. Подавятся.
Они глядят друг на друга – и смеются.
- Я волшебник, - говорит Мальсибер. – И не обязан играть по чужим правилам. Меня устраивают собственные.
Полковник Арчер вскидывает голову и очень пристально на него смотрит.
- Это семейный девиз? – спрашивает он.
- Нет, - очень удивляется Ойген – и только потом понимает. – Он тоже так говорил, да?
- Всегда, - кивает Арчер. – Только не говорил, что волшебник.
- Но вы знали, да?
- Я понял, когда он впервые воспользовался Империо. Понял, что чувствую.
- Он знал? Что вы знаете?
- Знал, - он снова кивает. – И что я сквиб – знал. Но ему было без разницы. Не знаю, может, в Европе все были такие, - добавляет он, - но у нас к сквибам…
- Не были, - обрывает его Ойген. – И сейчас нет.
- Он был особенным, Ревальт, - говорит полковник. – Я и после встречал волшебников… но таких никогда не видел. Ладно, - он берёт исчерканный документ и снова его просматривает. Спрашивает: - Уверены?
- Нет, - отвечает Ойген. – Но я подпишу. Скажите секретарю перепечатать набело.
- Вас сожрут за право на забастовку, - повторяет Арчер. – И за медстраховку такую.
- Посмотрим, - он пожимает плечами.
Ему плевать и на забастовку, и на страховку – всё можно решить, всегда. Он и будет решать – потом, если понадобится.
- Вы чем-то похожи, - говорит задумчиво Арчер. – Он тоже решал всё сразу и кардинально… ваш дядя.
- Отдайте бумаги секретарю, - настойчиво напоминает Мальсибер. – И расскажите.
- Да я и так расскажу, - Арчер откладывает бумаги в сторону. – А это обсудим завтра. У меня тоже есть совесть, - усмехается он.
- А у меня нет, - улыбается Ойген – но он вовсе не шутит. – Но я умею держать обещание. Впрочем, как хотите… можно и завтра.
- Отставить завтра. Едем ко мне домой, - говорит полковник Арчер, убирая документы в сейф. – У меня сегодня нет больше встреч… я полагал, мы с вами до вечера провозимся.
- Едем, - кивает Ойген. От всего этого у него слегка кружится голова – стакан виски, который был весьма щедро наполнен, играет в этом хотя и не последнюю роль, но явно не главную роль – Мальсибер давно уже научился пить, не пьянея, если так нужно.
Он встаёт и снова подходит к знакомому снимку. Гладит его кончиками пальцев… Это была первая маггловская фотография, которую он когда-то вообще взял в руки. Ему было четырнадцать, и это было лето после третьего курса – он исследовал дом, зашёл в одну из дальних комнат, и оказался в комнате дяди. Там и нашёл и этот снимок, и те награды… Отец говорить об этом отказался, отчитал его неприятно за то, что лезет не в своё дело – а спрашивать живого ещё тогда деда Ойгену даже в голову не пришло: сколько он себя помнил, тот даже не смотрел на него никогда, в самом буквальном смысле, просто глядел мимо внука и никогда с ним не разговаривал. Ойгена в детстве это пугало, а потом стало раздражать – но причину такого странного поведения он понял только недавно: он слишком был похож на своего дядю, и, вероятно, видеть его, почти полную копию погибшего сына, деду было невыносимо.
Об этом он и думает, когда они с Арчером спускаются на стоянку и садятся в мощный, хоть и не новый джип. Полковник Арчер трогает резко – визжат шины…
