Глава 39Едут долго и молча. Тот даже радио не включает почему-то. Но молчание не давит… Ойген сидит рядом, на переднем сиденье – и в какой-то момент прикрывает глаза. Кажется, что он спит – но он вспоминает. Как случайно нашёл портрет. Как так и не решился никогда с ним поговорить. Как долго и тяжело умирал его дед – была осень, и сам Ойген этого не застал, но отец писал ему (они очень активно переписывались, когда он учился), и он радовался, что его самого в это время нет дома. Как его разбудили посреди ночи – директор. Он перепугался тогда – дело-то невиданное! – что какая-то из его… шалостей вышла за рамки, но Дамблдор просто увёл его к себе в кабинет и отправил оттуда камином домой, сказав сочувственно, что его дед при смерти и хочет его увидеть. Тогда Ойген не понял, почему тот так грустно смотрел на него – а директор, видимо, просто вспоминал юного лейтенанта… они, вероятно, должны были быть знакомы когда-то. Впрочем, в то время Ойгену дела не было ни до Дамблдора, ни до самого деда – но домой он отправился, разумеется, и у кровати умирающего постоял… тот, никогда в жизни к внуку даже не прикасавшийся, подозвал вдруг его и взял за руку – Ойген помнил, как ему тогда стало вдруг холодно и неприятно, настолько, что он еле удержался от того, чтобы не вырвать руку и вообще не сбежать. «Прости, мальчик», - сказал тогда дед – и заплакал.
И умер под утро – а Ойген остался дома до похорон, а потом просто забыл обо всём этом, и вспомнил только сейчас.
Он открывает глаза и поводит плечами, стряхивая воспоминания. Они всё ещё едут – так долго! Чуть ли не час уже прошёл… столько времени тратить ежедневно на одну только дорогу – ужасно. Надо будет сделать ему портал, что ли…
Наконец, они приезжают – к маггловскому многоквартирному дому. Поднимаются на лифте на четырнадцатый этаж…
- Входите, - Арчер распахивает дверь.
Они проходят через маленький коридор в комнату – и Ойген останавливается почти на пороге. Одна из стен оклеена фотографиями – их тут сотни, если не тысячи. И хорошо, наверное, что маггловские – если бы все они ещё и двигались… полковник Арчер подходит к стене и хлопает по ней ладонью.
- Ну вот, смотрите, - говорит он.
Мальсибер подходит. Ревальт… Не только он, разумеется – там много людей, снимки, в основном, групповые. Но его не интересует больше никто, он с жадностью разглядывает своего дядю – сидящего, стоящего, смеющегося, серьёзного…
- Он был лучшим моим командиром, пусть и временным, - говорит Арчер. – А я полвека почти воевал…
- Вы же американец, - говорит Ойген. – Я думал, он воевал в британской армии… или вы были наёмником?
- Ну мы же в Европе-то вместе воевали, а наш офицер пал в бою, вот Ревальт и принял командование - усмехается тот. – Что ж вы, совсем историю не знаете? Стыдно.
Пожалуй что вправду стыдно… он ведь действительно не знает – во всяком случае, маггловскую. Хотя не такая уж она маггловская, оказывается… Он опускает голову и кивает, говорит тихо:
- Я действительно плохо знаю историю. Мы… учим другую.
- Да. Вы же волшебник, - усмехается тот. – А что у вас говорят о той войне?
- О Гриндевальде? Говорят, что его победил Дамблдор – на дуэли… и что тот добровольно удалился в построенную им же тюрьму, где и прожил, - он запинается, считая, - больше полувека. И был убит Тёмным Лордом.
- Про лорда не знаю, - отзывается Арчер, - а про Гриндевальда я тогда услышал от Ревальта… когда я шел воевать, то война эта виделась мне совсем другой.
- Вы говорили, что можете показать, - говорит Ойген.
- Говорил, - кивает хозяин квартиры. – Что ж… смотрите.
- Вам лучше сесть, - мягко говорит Ойген. – Я обещаю быть осторожным, но…
- Да знаю, - отмахивается тот, морщась. Садится в старое кресло, кивает ему на соседнее. – Давайте уже.
Мальсибер тоже садится, демонстративно достаёт палочку, смотрит… сквибу в глаза и так же демонстративно и чётко говорит:
- Легилименс.
…Зима… Лес. Холодно… Живые и мёртвые вперемешку. Много раненых … Ревальт – в шинели, кое-где заляпанной кровью – чужой – сидит на корточках рядом с одним из них и, практически не скрываясь, колдует: останавливает кровь, накладывает обезболивающие чары… Он выглядит усталым и очень сосредоточенным – закончив с одним, переходит к другому и снова колдует… И снова…
- Не выберемся, - говорит подошедший к нему парнишка.
- Выберемся, - возражает он, незаметно пряча в рукав палочку. – Вот стемнеет – и прорвёмся.
- Нам не на чем! У нас и патронов уже нет почти…
- Выберемся, - упрямо повторяет Ревальт и смотрит ему в глаза. Улыбается ободряюще. – Иди отдохни, Джейми.
- Ты отличный командир, - говорит тот. – Но ты всё-таки не волшебник.
- Посмотрим, - тот даже не улыбается. Да ведь и вправду совсем не смешно…
Рядом и чуть поодаль от него – Арчер, совсем юный и едва узнаваемый здесь. Он не ранен, но тоже очень устал и, похоже, напуган – впрочем, здесь все такие. Кроме, кажется, лейтенанта Ревальта Мальсибера – в нём, кажется, вовсе нет страха. Он подходит к Арчеру и садится рядом с ним прямо на снег. Говорит тихо:
- Я выведу вас.
- Как? – невесело улыбается тот. – Мы попались…
- Вы просто боитесь. А нечего… их там не так много, как кажется.
- А тебе самому не страшно?
- Нет, - просто говорит тот. И добавляет мягко: - Не потому, что я волшебник. Я просто знаю, что бояться не нужно. Страх мешает… Ты замёрз, - добавляет он, не таясь, накладывает согревающие чары. Арчер хмыкает:
- Хорошо вам… раз – и согрелся.
- Да, - улыбается тот. – Поможешь мне?
- Чем?
- Нам понадобятся носилки. Довольно много… нельзя оставлять раненых. Я наложу чары – сколько смогу, им будет не очень больно. И вес постараюсь уменьшить.
- Мы и одни-то не прорвёмся, - с сомнением говорит Арчер.
- Мы их тут не оставим, - жёстко говорит Ревальт. – А с мёртвых нужно собрать жетоны и всё содержимое карманов – многие жетоны не носят, как их после опознавать… займись этим.
Постепенно темнеет… Раненых собирают, готовят носилки – из веток и каких-то тряпок… Начинается снегопад. Где-то – довольно близко – всё время что-то громыхает, сполохи озаряют небо…
Оборвав заклинание, Ойген закрывает лицо руками и молча сидит так, не шевелясь.
Он помнит себя – почти в том же возрасте, всего на пару лет старше.
И – «тренировочные рейды» Долохова. Замученных и убитых потом магглов… Помнит своё первое убийство – перерезанное горло… «быстро и чисто», - сказал тогда Долохов, кажется, удивившись. А его самого тогда рвало в углу, и руки тряслись так, что он едва мог удержать палочку… и больше всего хотелось свернуться клубком, спрятаться под одеяло и никогда никуда больше не выходить. Такая живая и красная кровь… Что же они творили… зачем…
- Вы в порядке? – голос полковника Арчера возвращает его к реальности.
- Не слишком, - говорит он, неохотно отнимая от лица руки.
Да не то слово… Ему так мерзко, как никогда, кажется, не было. От себя самого. Как же жаль, что в детстве он ничего этого не знал…
- Такое сложное заклинание?
- Да нет… дело не в нём. А в том, что я там увидел.
Ойген встаёт и подходит к стене. Рассматривает фотографии… Один снимок особенно привлекает его внимание: Ревальт Мальсибер стоит, обняв двух миловидных девушек, рядом с небольшим самолётом. Он счастливо смеётся – снимок неподвижен, конечно, но момент схвачен очень удачно, и улыбка вышла очень живой.
- Вы говорили, он хотел летать, - говорит Ойген. – Я тоже люблю самолёты… они совсем не похожи на мётлы.
- А я никогда на метле не летал, - говорит Арчер. – В детстве обидно было…
- Хотите? – тут же предлагает Ойген. – На метле вполне можно летать вдвоём… я могу принести – у меня дома есть неплохая.
- А что, - медленно говорит полковник, теребя ус. – Это будет… забавно. Давайте.
- Вы позволите аппарировать прямо сюда?
- Аппарировать, - усмехается тот. – Я давным-давно живу безо всякой магии… я уже и забыл всё это. Да, конечно. Куда же ещё.
- Я сейчас, - говорит Ойген – и аппарирует домой. Там берёт в кладовке метлу – и сразу же возвращается. – Здесь вокруг м… люди, - называть тех магглами в Штатах и не принято, и сейчас как-то совсем неуместно. – Я думаю…
- Магглы, - говорит Арчер. – Простецы. Так вы нас называете?
- Вас мы называем сквибы, - говорит Ойген. – А их – да, магглы. Но это европейское слово, здесь оно…
- Да бросьте, - морщится Арчер. – Не надо тут передо мной… Вся эта политкорректность, - он машет рукой. – Вещи надо называть так, как они называются, а не изобретать новояз. Давайте свою метлу, - он встаёт.
- Лучше не здесь, я думаю, - говорит Ойген. – Давайте аппарируем в какое-нибудь безлюдное место – я знаю здесь несколько.
- Аппарация мне знакома, - кивает тот. – Хотя это тоже было очень давно…
Ойген подхватывает его – и аппарирует туда, где обычно сам и летает: в пустыню. Там никогда никого нет… а если вдруг кто и будет – спишет на галлюцинацию.
- Сидеть с непривычки будет не очень удобно, - предупреждает он. – Сперва я.
Он тысячи раз катал девушек – правда, все они были ведьмами, и отлично умели управляться с метлой и сами. Пожилой сквиб – это совсем другое… Ойген садится и поднимается в воздух едва ли на пару футов – так, чтобы тому было удобнее сесть.
- Я вас сам буду держать, - говорит он. – Садитесь сзади и упритесь ногами в крепления. Держитесь за талию или за плечи – как вам удобнее. В целом, посадка похожа на мотоцикл, хотя и не так удобна.
Тот садится, берёт Мальсибера за плечи – и они летят.
Сперва плавно и медленно – Ойген не представляет, как его спутник воспримет полёт, и не хочет его пугать. Но тому нравится – тут никакая легилименция не нужна, чтобы почувствовать – и Мальсибер постепенно набирает скорость, а потом и траекторию начинает менять – поначалу немного, но потом успокаивается, расслабляется – и летит уже так, как привык, свободно и очень быстро, то падая вниз, то взмывая вверх, к облакам… если бы они сейчас были. Но никаких облаков в пустыне, конечно, нет – есть солнце и синее сейчас небо, вот туда они и летят…
Летают они, наверное, часа два – и когда, наконец, спускаются, Арчер едва может стоять. Ойген подхватывает его, аппарирует к нему домой – и уже там накладывает разогревающее и обезболивающие заклятья.
А самому ему не нужно, конечно. Он летает лет с трёх – с того момента, как ему подарили первую маленькую детскую метлу.
- Какие тут самолёты, - говорит Арчер слегка потрясённо. – Спасибо.
- Самолёт – это совсем другое, - возражает Мальсибер. – Я же летал… даже в кабине пилота. Но сам пока не вожу. Это совсем разные вещи… и на метле никогда так высоко не подняться. Вам понравилось? – улыбается он.
- О да. Это было… впечатляюще. Вы всё же похожи на своего дядю, - говорит он. – В вас есть тот же огонь.
- Огонь-то есть, - он кивает и добавляет: – Я не хочу обсуждать наше сходство.
- Почему? – полковник глядит на него требовательно и очень внимательно.
- Потому что мне это больно, - честно говорит он. – Слишком не в мою пользу сравнение.
- Ну, не всем воевать, - неверно истолковывает его слова Арчер.
- Не всем, - кивает Ойген. – Расскажите ещё, - просит он. – Смотреть – это одно… расскажите.
- Расскажу, - соглашается тот. – Выпьете? У меня, правда, только виски.
- Давайте…
Виски так виски… пил же он водку. Да что он, на самом-то деле, в последнее время только не пил… даже с итальянцами пришлось какую-то крепкую дрянь. Но сейчас крепость уместна – и ему самому в кои-то веки хочется опьянеть. Потому что переносить всё это на трезвую голову – слишком.
Они сидят до ночи… Арчер рассказывает – много. О войне, о том, как мальчишкой пошёл на фронт, о том, как встретил необыкновенного английского лейтенанта, о его зажигающем души Империо… о его смерти. Арчер, тогда еще в чине сержанта, правда, при ней не присутствовал – только увидел его потом уже мёртвого. Когда до конца войны оставалась всего-то пара недель… Странно, но Ойген не плачет, хотя ему больно порой просто неимоверно. Может быть, он слишком для этого пьян… но сознание у него ясное – или, по крайней мере, кажется ему таковым. А когда он, наконец, собирается уходить, полковник Арчер приносит старую жестяную коробку и протягивает ему со словами:
- Возьмите. Я всё думал найти когда-нибудь его родственников и отдать им…
Мальсибер берёт коробку и открывает.
Там письма.
Почерк ему знаком… хотя он никогда не читал ничего, им написанного – только видел надписи на конвертах.
- Я не открывал, - говорит Арчер. – У нас тогда с почтой плохо бывало… не всё успевали отправить. Здесь не только вам… но больше я всё равно никого не нашёл. Берите.
- Спасибо, - шёпотом говорит Ойген. – Я… я пойду, - он встаёт – его тут же ведет, и он падает обратно, это смешно, но ни один из них не смеётся.
- А не опасно в таком состоянии? – серьёзно спрашивает полковник. Он тоже пьян, но ему проще – ему никуда не нужно. Во всяком случае, сейчас.
- У меня портал, - говорит Ойген – и прощается.
И сжимает браслет, крепко прижимая к себе коробку.
