Глава 4Возвращаясь вечером в карету, я пожалела, что учусь не в Хогвартсе и не могу отправиться в слизеринскую спальню вместе с Риной. Впрочем, это недолго, рано или поздно я там поселюсь. Попрошу разрешения у мадам Максим, а если она не разрешит – все равно поселюсь. Но сегодня лучше этого не делать. Пусть они не думают, что их мнение обо мне меня волнует и что я хочу от них спрятаться.
– Ну что, Колючка, тебе свидание назначили? – с порога задала вопрос Виолетта.
– Наконец-то! – подхватила Мануэлла.
– Ты расскажешь, что именно у него в шрамах? – закончила Эсмеральда.
Я не обратила на них никакого внимания, прошла к своей кровати и медленно стала раздеваться. Они еще немного посудачили и через некоторое время угомонились, видя, что я не реагирую. Фантазии у них нет. Точнее, есть, но работает только в одну сторону.
Камилла к всеобщему хору не присоединилось, но тоже не поняла, в чем дело.
– Скажи мадам Максим! – настойчиво говорила она утром. – Он не имеет права тебя наказывать!
– Ну вот еще, – отмахнулась я.
Имеет или не имеет – это пусть они с мадам Максим и Дамблдором потом разбираются. А я пойду к нему, чтобы он не посмел потом сказать, что я струсила.
Все это я выложила во время завтрака Рине, прибавив:
– А будет наглеть – я ему второй глаз выцарапаю!
Рина смеялась так, что на нас стали оглядываться с других столов. Мне тоже стало смешно, и на урок зельеварения мы отправились в превосходном настроении.
Про профессора Снейпа я слышала всякое. В том числе и от Рины. Однако никаких мрачных предчувствий он не оправдал. Наоборот, мое настроение стало еще более радостным, когда он осадил Флер, сделавшую вид, что она не понимает по-английски. У нее это в последние дни стало любимым развлечением. МакГонагалл в ответ на ее стенания повторила фразу на чистейшем французском, а Хмури вчера попросил меня перевести. Снейп же велел ей прочесть то же самое по учебнику и не отстал от нее, пока она не уразумела, что там написано. На меня он взглянул пару раз и на этом успокоился. Я тоже. Мне одного Хмури хватило.
В шесть часов я решительно постучалась в его кабинет. Страшно мне не было ничуть. Самое худшее, что со мной может случиться, – отправят домой. Хотя как раз этого и не хотелось. Не хотелось расставаться с Риной. Да и она уже успела ко мне привыкнуть.
– Входите, мисс Розье, – послышался голос из-за двери.
Вхожу. С любопытством рассматриваю кабинет, заставленный всякими странными штуками. Но остановить на чем-то взгляд не успеваю – Хмури показывает мне на стул, стоящий возле стола. На столе – стопка листов пергамента, перо, чернильница и какая-то книга.
И что дальше?
– Мисс Розье, подчеркнуто вежливо говорит он, – ваше самомнение гораздо больше ваших знаний.
Он меня с Флер, часом, не перепутал?
– Я полагаю, вам будет полезно ознакомиться с историей той страны, куда вы приехали. И не только вам, но и вашим подругам.
Каким еще подругам? В Бобатоне у меня подруг нет. А Рина и так все знает.
– И что? – не выдерживаю я. – Что я должна делать?
– Вы должны взять эту книжку, мисс Розье, и перевести ее на французский.
Он с ума сошел? Я ему за один вечер должна целую книгу перевести?
Впрочем, книжка не очень толстая. Называется «История войны, Или то, о чем нельзя умолчать». Издана в восемьдесят втором году. Когда я в воскресенье копалась в библиотеке, мне такого не попадалось. Пока Хмури что-то еще говорит, успеваю пробежать глазами первые две страницы и убеждаюсь, что книжка еще и интересная. По крайней мере в сон не клонит.
– За один вечер я ее не переведу, – для виду возражаю я. Смысла в этом возражении нет, но должна же я посопротивляться!
– А никто и не просит, чтобы вы это сделали за один вечер, – ласково говорит Хмури. То есть это он думает, что ласково, а на самом деле улыбается вполне себе кровожадно. – У нас с вами целый год впереди.
Ну, допустим, не год, а восемь месяцев. За это время можно всю его библиотеку перевести.
Возражать я больше не стала, взяла лист пергамента и стала писать.
Работа меня увлекла. Во-первых, приятно было в очередной раз убедиться в своем хорошем знании английского. Во-вторых, сама книга оказалась безумно интересной. Без лишних слов, без абстрактных рассуждений, автор почти бесстрастно обрисовывал картину войны с Волдемортом в конце семидесятых. Поначалу я даже не поняла, на чьей он стороне. Пару раз он даже прошелся по Министерству, причем весьма жестко. Несколько раз я увлекалась и вместо того, чтобы записать фразу, принималась читать дальше, спохватываясь только через три страницы.
О своем намерении выцарапать Хмури оставшийся глаз я не забыла, но решила отложить его до лучших времен. Во-первых, надо подучиться – пока что я даже палочку у него из рук вышибить не способна. Во-вторых, надо побольше узнать о том, что здесь происходило и происходит, чтобы знать, о чем говорить. Той фразой на уроке я и впрямь задела его за живое. Оказывается, политика Министерства зачастую приводила к тому, что они сами создавали себе врагов. Но Хмури пытался этому противодействовать... чему я, честно говоря, не очень верила.
Единственное, чего не хватало в этой книге, – фотографий. Там были перечислены все главные сторонники Волдеморта, но фотографий не было. А у меня еще несколько дней назад родилось стойкое убеждение, что я на кого-то из них сильно похожа. Иначе почему Хмури так уставился на меня еще в первый день?
За работой я сама не заметила, как часы пробили десять.
– На сегодня хватит, – сказал Хмури, отрываясь от проверки домашних работ.
Я как раз остановилась на самом интересном месте и отрываться мне не хотелось. Хотя в этой книге все места, пожалуй, были самыми интересными.
– А взять с собой ее нельзя? – вырвалось у меня.
– Нельзя, – сурово ответил Хмури. – Вы ее, того гляди, потеряете или испортите, а книга редкая.
Ну это он зря. Портить книги привычки не имею. Или он думает, что книга пойдет по рукам и ее истреплют? Это тоже зря. Кроме Рины, я бы книгу никому не дала.
– Жду вас завтра в шесть часов.
А когда я буду делать уроки, интересно?
Впрочем, впереди еще выходные. Успею.
На выходные я выпросила у мадам Максим разрешение ночевать в слизеринской спальне. Та была не очень-то довольна, но согласилась. Она постоянно мной недовольна. Тем более сейчас, когда я сцепилась с Хмури и заработала наказание на первой же неделе учебы. Но попробовала бы она мне не разрешить! Дамблдор говорил в первый день о необходимости крепить международные связи и о дружбе между волшебниками разных стран. Чем мы с Риной не положительный пример дружбы между народами?
Или Рина у них на плохом счету из-за отца? Тогда можно весь Слизерин во враги скопом записывать. Рина говорит, что у большинства родители были на стороне Темного Лорда.
И мои, скорее всего, тоже. О них мы пока еще ничего не узнали. В субботу утром Рина получила письмо от мамы и сказала мне, что у Ивэна Розье точно не было никаких детей. У меня создалось впечатление, что в письме было больше или же ее мама что-то умолчала.
Я пока не могла понять, как я отношусь к Темному Лорду. Ни в одной книге, даже в той, что я переводила для Хмури, не было толком сказано, чего он хочет и к чему стремится. Сказано было, что он хочет власти. Так власти все хотят. А то, что он проповедовал чистоту крови и очищение магического общества от влияния маглов, – это я считаю правильным. Маглы дурно на нас влияют. Взять ту же Эсмеральду. Все ее ужасные манеры и работающая только в одну сторону фантазия – от маглов. И она уже испортила всю свою компанию, большей частью чистокровных. Меня не испортила, но только потому, что я не из их компании.
На два дня я полностью забыла, что имею вообще какое-то отношение к Бобатону. Рина еще на неделе познакомила меня со своими однокурсниками, так что чувства, что я среди чужих, абсолютно не было.
В субботу вечером, когда мы с Риной доделывали уроки, я снова поймала на себе взгляд светловолосого мальчика, которого запомнила еще с первого дня. Совсем про него забыла – не до того.
Я тихонько тронула Рину за плечо и шепотом спросила:
– А это кто сидит там в углу, вон видишь, со светлыми волосами?
– Драко Малфой, – так же шепотом ответила Рина, – мой троюродный брат. Он на четвертом курсе. А что?
– Он тоже на меня смотрит. С первого дня. Влюбился что ли?
Рина подняла голову и посмотрела на меня. Очень странно. Мне ее взгляд не понравился.
– Может, познакомишь меня с ним? Я у него сама спрошу.
– Он со мной год уже не разговаривает, – с видимым облегчением отвечает Рина.
– Из-за чего?
– Я попыталась ему внушение сделать, – улыбается Рина. – Его, видишь, ли год назад на уроке ухода за магическими существами гиппогриф клюнул. То, что Драко по глупости сам нарвался, флоббер-червю понятно. Но какую он из этого трагедию сделал! Ходил чуть ли не полгода с перевязанной рукой и громко требовал, чтобы его жалели. А я не люблю, когда напоказ страдают, вообще показухи не люблю.
Это она права. Я тоже не люблю.
– Он вообще любит из себя трагическую фигуру строить. За Поттером постоянно бегает и издевается над ним, а потом всем вещает, какой нехороший этот Поттер. Ты бы видела, что тут было, когда Поттера четвертым чемпионом избрали!
– Ты бы видела, что у нас было, – мрачно добавляю я.
– А вам-то что?
– Да Эсмеральда что-то там такое нагадала, якобы из-за Поттера с Флер случится несчастье.
– С Флер не знаю, а Драко когда-нибудь нарвется. И я его останавливать не буду! – решительно говорит Рина.
Мы смеемся. Я решаю все-таки поговорить с Драко при случае.
Честно говоря, я не верила, что я не родственница Рине. Кто знает ее дядю – может, он дочь от родной сестры скрывал? А может, они просто мне не хотели говорить?
Рина точно что-то недоговаривает. Но добиваться от нее ответа силой – бесполезно.
На следующей неделе я еще два раза ходила к Хмури переводить книжку. Мне бы это занятие даже понравилось, если бы не ощущение, что он следит за каждым моим движением. Несмотря на то что сидит спиной. И если бы просто смотрел – так смотрит с явной враждебностью! Меня так и подмывало спросить – что я вам сделала? Кого я вам напомнила? Он даже на Рину не так смотрел. Впрочем, Рина спокойнее меня. Это я могу без раздумий в морду дать. А она подумает сначала и в результате не даст.
На следующем уроке защиты от темных искусств Хмури опять практиковался на мне. Но мне один раз удалось его все-таки достать. Совершенно не по правилам, в тот момент, когда он приготовился объяснять очередной прием. Упасть он, правда не упал, но пошатнулся и ухватился рукой об стол. Зато потом меня об стенку головой приложил.
Ничего. Когда-нибудь я его тоже приложу. Так, что от головы ничего не останется. От стенки тоже.
В пятницу вечером наконец-то выдался случай поговорить с Малфоем. Он первый подошел к нам с Риной и протянул значок, на котором большими буквами было написано: «Поттер – смердяк». Через минуту надпись сменилась на другую: «Поддержим Седрика!»
– Это что? – спросила Рина таким тоном, будто ей протянули слизняка или дохлую мышь.
Драко смешался – он явно ожидал восторженной реакции. Потом, вспомнив, что лучшая защита – это нападение, перешел в атаку:
– Ты что, считаешь, что нашу школу должен представлять этот придурок со шрамом?
– Я считаю, что ты слишком много о нем думаешь. Мой брат столько о своей девушке не говорит, сколько ты – о Поттере.
При виде возмущенного лица Драко мне стало весело. Рина – молодец, умеет на место поставить. И кто сказал, что она тихая?
– Ты считаешь, что это справедливо?
Я уже не могу сдержать смех. Видно же – справедливость его не волнует. Ему хочется покрасоваться, во-первых, и чтобы его пожалели – во-вторых. Теперь понимаю, почему он с Риной год не разговаривает. Хотя я бы на месте Рины нашла более действенные методы воспитания. Жаль, он не мой брат.
А может, и брат. Я о своей родне так ничего и не узнала, но чувство, что мы с Риной – родственники, никуда не делось.
– Что именно справедливо, Драко? – невозмутимо спрашивает Рина. – Твое повышенное внимание к Поттеру?
– Я не про это говорю! – окончательно обижается Драко.
Мы смеемся уже вместе. У Драко такой несчастный вид, что становится еще смешнее, хотя дальше уже некуда. Бедный ребенок, оскорбили в лучших чувствах!
– Бетти, – обращается он ко мне, – может, ты возьмешь?
Рина делает страшные глаза. Я прекращаю смеяться и пристально смотрю на мальчика.
– Зачем?
На такой простой вопрос у него ответа нет.
– Видишь ли, Драко, – продолжаю я, – лично мне совершенно все равно, кого избрали чемпионом. Если ты хочешь привлечь к Поттеру всеобщее внимание, то ты этого уже успешно добился своими значками.
– Он слишком много о себе воображает! Сегодня его прямо с урока вызвали фотографироваться! Знаменитый Гарри Поттер, тоже мне!
– А тебе что, завидно?
– Не завидно!
– Тогда что ты к нему так прицепился? У тебя других дел нету?
– Я не прицепился!
Сколько ему лет? Четырнадцать? По-моему, не больше семи. Моя кузина так себя вела, когда была маленькая. Впрочем, она и сейчас иногда так себя ведет. Но ей еще только двенадцать. А в четырнадцать пора начинать взрослеть.
Мы на него даже не сердимся. Нам просто смешно. А он, кажется, серьезно обиделся. Теперь еще год с Риной разговаривать не будет. А ко мне вообще не подойдет.
– Драко, – говорю я серьезно, – скажи мне лучше, что ты на меня все время смотришь? Я не такая знаменитость, как Поттер.
Он смущается. В таком виде он еще смешнее, чем в обиженном. Долго смотрит в пол, потом кидает быстрый взгляд на Рину и, наконец, выпаливает на едином дыхании:
– Давай отойдем, я тебе скажу.
– Говори здесь.
– Но... – он подозрительно смотрит на Рину.
– У меня нет секретов, говори здесь.
Еще немного – и я опять засмеюсь. Но вот Рина выглядит слишком уж серьезно, и мне это не очень нравится. Что за заговоры за моей спиной?
– Через две недели у нас прогулка в Хогсмид, – произносит Драко, – туда обещала прийти моя мама. Она хочет с тобой встретиться.
Что?
Теперь уже у меня глупый вид. Я себя со стороны не вижу, но думаю, что смотрюсь именно так.
– Зачем? – ничего умнее сейчас сказать не могу.
– Просто хочет с тобой поговорить.
Ага, просто ни с того ни с сего хочет поговорить с незнакомой девочкой из Франции. Очень логично.
– Ладно, – говорю я, – когда – через две недели? Я приду.
Назначив Беатрис прийти в мой кабинет, я понятия не имел, что заставлю ее делать. Обычно наказанных учеников я сдавал Филчу – у него всегда находилась работа. Но сейчас делать этого не хотелось. Хотелось подольше побыть с ней наедине, даже несмотря на то, что меня она ненавидит. Но ненавидит-то она Хмури, а не меня! Обо мне она еще не знает.
И очень жаль, что и не узнает.
Весь вечер я мучительно думал, что же мне с ней делать. Наконец вспомнил, как в воскресенье она сидела за книгами, и довольно улыбнулся. Кажется, я нашел решение.
Девочку интересует война с Темным Лордом. В нашей библиотеке такое море книг, что в нем утонуть можно, а от Айрин объективной информации не добьешься. А еще мадам Максим спрашивала у меня, нет ли хороших книг на эту тему на французском. Я чуть не ответил, что и на английском-то хороших нет, проще написать еще одну, чем составить цельную картину из множества уже имеющихся книг. А потом сказал, что поищу.
Искать на самом деле было нечего. Книга, удовлетворяющая требованием самого придирчивого исследователя как с темной, так и со светлой стороны, существовала. Я нашел ее в библиотеке у отца. И чуть не пропустил, если бы меня не остановило имя автора. Я помнил его по грандиозному скандалу, разразившемуся в конце восьмидесятого года, когда тот попытался издать книгу о политике министерства, где хорошо прошелся по моему отцу. Той книги, я, кстати, так и не нашел. Незадачливый писатель в итоге угодил в Азкабан на полгода, потом, по выходе оттуда, видимо и написал ту книгу, что я сейчас держал в руках. Но сразу издавать ее не стал, ибо еще раз в Азкабан не хотел.
Насколько я знаю, он не принадлежал к числу Упивающихся Смертью и даже им не сочувствовал. Но не сочувствовал и Министерству.
Найденная мною книга не была запрещенной. Но в широкой продаже ее найти было нереально, да и в хогвартской библиотеке я ее не обнаружил. Зато обнаружил дома у Хмури, что было весьма кстати.
Вот ее-то я и дам Беатрис. Пусть переведет на французский. Решу сразу две задачи – и девочка узнает о том, что у нас на самом деле было, и мадам Максим получит то, что хочет.
В шесть часов она вошла в мой кабинет с видом героя, готового на страшные муки. Я чуть не улыбнулся. Но остался серьезным, объяснил, что следует делать, а сам сел к ней спиной и взялся за очередную стопку домашних работ.
Я в очередной раз был благодарен Хмури за его волшебный глаз, ибо, сидя спиной, я тем не менее мог наблюдать за девочкой. Принималась за работу она с мученическим видом, но потом втянулась и даже забыла, что ненавидит меня и мечтает откусить мне остаток носа или выцарапать глаз.
Еще бы! Я сам, когда нашел эту книгу, оторваться не мог. Даже обедать с ней пошел, хотя никогда не читаю за едой.
Может, слишком мягкое наказание?
Зато полезное. Потом еще пробегусь по тому, что она перевела, и подредактирую. Сам по переводам соскучился.
Сидели мы в полном молчании каждый за своей работой, пока не пробило десять часов. Тут я спохватился, что поздно, а ей еще в свою карету возвращаться.
Не хотелось ее отпускать почему-то. Даже несмотря на то, что мы почти не разговаривали.
Она попросила дать ей книгу с собой, но я отказался. Не столько потому, что я не люблю отдавать свои книги, а потому, что хотелось, чтобы Беатрис переводила это при мне.
Странно. Я никак не мог понять, почему мне так хочется ее видеть. Мне мало было уроков и редких встреч в коридорах. За последние два дня то чувство, которое я ощутил, едва ее увидев, выросло еще сильнее. Теперь я не просто наблюдал за нею издали. Теперь я с ней общался. Точнее, не я, а Хмури, но я принимал в этом непосредственное участие, хоть она об этом и не знала.
Я сошел с ума. Я окончательно сошел с ума. Хоть вытаскивай из сундука Хмури, и пусть он ведет уроки вместо меня. Под «Империо». А мне – залезть в сундук на его место и там найти в себе хоть каплю здравого смысла.
Рудольфус несколько раз уже упрекал меня за излишнюю эмоциональность. Я постоянно обижался, хотя сейчас вижу, что он был прав. Эта эмоциональность всех и погубила тогда. И еще погубит, если я ей дам волю.
Но я не мог заставить себя не думать о ней. Как раньше не мог не думать о Белле.
