Глава III «Ветер в клетке»| John Williams — A window to the past |
Гарри отчего-то волновался. Он оглядывался по сторонам и приветливо улыбался посетителям паба, чувствуя лёгкую дрожь и радость предвкушения. Аппарировав в «Дырявый котёл» на двадцать минут раньше, он с долей тепла и ностальгии сидел за столом, ожидая свой заказ. Зная о пунктуальности подруги, он решил не испытывать её терпения, тем более в день рождения, поэтому заранее заказал чай с коричными пирожными со взбитыми сливками. На столе лежал заранее приготовленный букет полевых цветов. Для того, чтобы выбрать самые красивые, ему пришлось не просто встать рано утром, но и разбудить Невилла для консультации по ботанике. Друг был смешной и взъерошенный, а услышав про день рождения Гермионы, притащил около трёх томов о растениях как волшебных, так и не обладающих магическими свойствами, рассказывая о каждом в отдельности. Бедному Гарри пришлось выслушивать об их лечебных свойствах, местах распространения и способах опыления, и если бы не вовремя зазвеневшие часы, то он бы безбожно опоздал не то, что за цветами, а то и вовсе на саму встречу.
— Доброе утро, мистер Поттер, — поздоровался подошедший к нему Том, и Гарри поднялся с места, пожав ему руку.
Несмотря на свою внешнюю непривлекательность, владелец самого популярного в Лондоне колдовского паба был удивительно приятным человеком. Как-то раз Гермиона давала Гарри книгу об одном горбуне с обезображенным лицом, который до невозможности любил мир и, являясь глухим, талантливо звонил в колокола. Конечно, Тому он ни в коем случае не желал такой же трагической судьбы, но сходство в их отношении к миру было весьма очевидным.
— Доброе утро, Том. Ну, как у вас тут дела?
— Вполне себе хорошо. Клиенты стали возвращаться, а с полноценным возобновлением работы Косого переулка я перевыполнил план месяца в два раза! — радостно воскликнул тот, чуть не разлив только что принесённый чай.
— Это здорово, — улыбнулся Гарри.
— У вас тут встреча? — хитрым взглядом Том посмотрел сначала на букет, а потом на самого собеседника.
— Да, с моей самой замечательной подругой Гермионой, — и перевёл взгляд за его спину, где в дверях стояла та самая замечательная подруга и широко ему улыбалась. На ней было забавное платье в клубничку с поясом на талии в виде ленты, обычно непослушные волосы сейчас были завиты в красивые локоны. Гарри поднялся и, взяв букет в руки, протянул его подруге, которая посмотрела на него с таким невыразимым счастьем, будто ей подарили целый мир и небо в придачу. — С днём рождения, Гермиона! — он крепко обнял её, вдыхая запах малины и прикрывая глаза. Девушка-диссонанс, не иначе.
— Спасибо, Гарри! Как же мне давно цветов не дарили!
— С днём рождения, мисс Грейнджер! — Том в подарок от себя принёс чуть кривоватый торт.
— Спасибо вам, Том!
Гермиона, казалось, сияла, и Гарри был готов отдаться дементорам в руки, если кто-то скажет, что Рон поздравил её точно так же. Он был уверен, что тот либо сделал это весьма коряво, как происходило из года в год, либо, что ещё хуже, мог вообще забыть. Судя по оттенку грусти в карих глазах, второй вариант вполне имел место быть.
— Ну, рассказывай. Кто поздравил, что подарили? — Гарри поправил чуть сползшие на нос очки.
— Мама с папой подарили мне красивый волшебный шкаф.
— Шкаф?
— Ага. Я понятия не имею, где они его такой нашли, но я хочу в нём жить, — Гермиона хохотнула, отпивая чай.
— Э-э-э... а что в нём такого?
— Книги сами выставляются по алфавиту, тематике и размеру. Если случайно повредилась обложка, можно её починить и вернуть первозданный вид. Он удивительно удобный, а ещё там выдвигается небольшой удобный диванчик, который совсем не занимает места даже в маленькой комнате, представляешь?
Гарри смотрел на воодушевлённую подругу и с удовольствием слушал о её расчудесном подарке. Маггловское выражение насчёт того, что лучший подарок — это книга, как нельзя лучше выражало отношение Гермионы Грейнджер к каждому празднику. Он даже боялся представить примерное количество томов в её личной библиотеке.
— Ой, прости, тебе, наверное, совсем не интересно слушать мою занудную историю об обычном книжном шкафе, — Гермиона потупила взгляд и слегка покраснела.
— Нет, что ты! Ты так захватывающе рассказываешь о расстановке книг по алфавиту, что аж дыхание замирает!
Они звонко рассмеялись.
— От Полумны пришёл свежий выпуск «Придиры», где на обложку разместили мою фотографию, — она закрыла лицо ладонями от стыда.
— Ты стесняешься, что ли? — Гарри был удивлён. — Не раз же твоё лицо мелькало в «Пророке» и недавно выпущенной книге, а тут журнал с малым количеством читателей.
— Ну не скажи. Между прочим, мистер Лавгуд запустил весьма удачную рекламную кампанию, и теперь они работают вместе с профессором Трелони, — судя по её кривой улыбке, она оставалась при своём мнении касательно прорицаний. — Так что моё лицо увидел не десяток, ни даже сотня волшебников, а гораздо больше.
— Тем лучше, — успокоил её Гарри. — Не всё же прятаться за учебниками, особенно такому красивому и любящему сладости носу.
— Гарри!
Он старательно сдерживал смех, запихнув в рот кусок пирожного больше, чем следовало, и был похож на забавного хомяка в круглых очках.
— Ещё мне прислали подарок Джордж и Анджелина, но я боюсь его открывать.
— Почему?
— Там ведь наверняка какая-нибудь пакостная штучка из их магазина, поэтому я решила, что если уж страдать от неё, то всем гостям.
— Хитрая ты, Гермиона!
— Не только же им надо мной потешаться, — она улыбнулась и откусила пирожное, отчего воздушный крем остался на кончике её носа. — Нет, ну безобразие какое-то! Сначала вата, теперь крем. Кажется, к концу дня я вся буду из сахара.
— Давай ещё клубничку наколдуем, чтобы подходило под платье?
— Шути-шути, я намерена отомстить вам с Джинни за свою разбитую чернильницу.
— Ну вот, я так и знал, — произнёс Гарри, притворно сокрушившись. — Это же теперь кучу заклинаний на дом надо накладывать, чтобы не пострадать.
— Легче купить мне новую чернильницу, — Гермиона хохотнула, потрепав друга по привычно торчащим во все стороны волосам.
Просидев до половины двенадцатого и выпив, по меньшей мере, пять кружек чая, заев его пирожными и тортом, из Дырявого котла они едва ли не выкатились. Далее следовала прогулка по Лондону, тем более что на смену долгим дождливым неделям пришло солнечное небо, в котором кружили стаи птиц. Гермиона с удовольствием рассказывала об учёбе, о том, какой умный у них декан, и как сильно она им восхищается. Не знай Гарри профессора Ханрахана лично, то мог бы подумать, что подруга влюбилась в него так же, как когда-то в Локонса.
Весело взмахивая маленькой сумочкой, она изредка поднимала глаза к небу, а иногда останавливалась посреди улицы, указывая на облака причудливой формы, чем сильно напоминала Полумну. Сегодня Гермиона была такой же, как в свои пятнадцать лет, разве что без школьной формы и гольфов, которые носила вплоть до конца шестого курса.
Во всём-то она подавала пример другим.
За долгими разговорами они и не заметили, как оказались у Гайд-парка. Людей было не очень много, хотя выходной предполагал семейные прогулки, резвящуюся ребятню и не поспевающих за ними матерей вкупе с задумчиво читающими газету отцами, занявшими своё место на лавочке. Гарри и Гермиона прошли вглубь огромного парка и, дойдя до фонтана, расположились в тени прямо напротив него.
— А вот если бы я применила заклятье расширения, то у нас был бы плед, — заворчала Гермиона с улыбкой, садясь на траву так, чтобы не помять платье и не оказаться в неловкой позе.
— Да ладно, зато можно представить, что мы в лесу.
— Только не в Запретном.
— А чего так?
— Там ведь пауки, а Рон их боится.
— Но ведь с нами нет Рона, — улыбнулся ей Гарри, ожидая ответной улыбки, только Гермиона погрустнела и стала рассматривать раскрытые ладони.
— Ты прав.
Повисла неловкая и весьма виноватая со стороны Гарри тишина. Он ведь давал себе обещание не упоминать его, но самолично взял и разрушил то, что создал в пабе. Они хоть и не разговаривали об их с Роном отношениях, но, будучи её лучшим другом, Гарри замечал, что всё как-то не так. Если его чувства к Джинни с каждым днём становились крепче, то о наличии подобного в отношениях Рона и Гермионы он очень сомневался. И дело было даже не в том, что они слишком разные, просто Рон не выказывал своей девушке должного внимания. За такое поведение Гарри страшно хотелось настучать ему по голове без всякой магии, но раз никто из двоих не делился с ним внутреотношенческими проблемами, значит, они не хотели впутывать в это третьих людей, и он понимал друзей, хотя и смотрел сейчас на Гермиону с долей жалости и желания крепко обнять, заверив в том, что всё обязательно наладится.
— Хочешь мороженого?
— Давай, — Гермиона перевела на него взгляд, снова улыбаясь.
— Как всегда черничное?
— Не считай я тебя своим лучшим другом, и если бы ты не был с Джинни, из Гайд-парка мы бы пошли прямиком в мэрию брак заключать, — она откинулась спиной на прохладную траву, прикрывая глаза.
Оглядевшись по сторонам, Гарри убедился, что на них не смотрят, и незаметно прошептал заклинание, наколдовав тёплый плед с рисунком снитчей и мётел.
— Ляг сюда — простудишься.
Гермиона приоткрыла один глаз, хитро оглядывая друга и созданный им плед, а потом покачала головой.
— Работник министерства, а такие вольности в присутствии магглов.
— Они и сами в курсе волшебства, только усиленно делают вид, что не понимают происходящего, — проследив за тем, чтобы подруга разместилась хорошо и удобно, Гарри пошёл за мороженым.
* * *
Гермиона смотрела на пробивающееся сквозь ветки солнце. Интересный сегодня был день. С самого утра завал подарками и поздравлениями зачастую даже от тех людей, которых она и не знала, приятности от лучшего друга и спокойная прогулка по самому красивому парку Лондона — мечта, а не день рождения, но Гарри подметил весьма верно — не было Рона. На какой-то момент она даже забыла о том, что поздравлений от собственного парня так и не получила. Обидно было до закусанной губы, но она держала лицо перед Гарри, ведь он так старался отвлечь её от грусти! Поэтому она и решила выключить ту Гермиону, что переживала и слишком много думала, оставив жизнерадостную и любящую черничное мороженое, которое уже медленно подходило к ней вместе с улыбающимся Гарри.
— Не скучала?
— Не-а, листики вон рассматриваю. Занятные такие листики, скажу тебе я, — приняв рожок, она попробовала кусочек и довольно мурлыкнула.
— Невилла на тебя не хватает, — Гарри лёг рядом также на живот, и они оба стали болтать ногами в воздухе.
— У тебя какое?
— Банановое.
— М-м-м.
— Хочешь попробовать?
— Ага.
Но не успела Гермиона откусить, как на её носу появилось холодное бледно-жёлтое сладкое пятно.
— Гарри!
Он завалился на бок и смеялся от души, глядя на разозлённую подругу, которая что-то бурчала, ища в своей сумочке платок и зеркало. Откуда-то неподалёку раздался странный шум, словно что-то падало, а потом короткий женский вскрик. Совершенно не задумываясь, Гарри и Гермиона ринулись на источник, пробегая под деревьями и прося прощения у незнакомцев за беспокойство. Шум прекратился, но друзья не переставали бежать, а когда достигли конечного пункта, то не поверили своим глазам: группа волшебников нависла над изувеченной молодой парой и шарила у них по карманам в поисках ценного.
—
Остолбеней! — тут же крикнул Гарри, и один из мужчин отлетел к ближайшему дереву.
—
Петрификус тоталус! — крикнули в ответ, но он легко поставил блок.
Началась борьба. Заклинания летели одно за другим, и Гермиона только надеялась, что их потасовку за густыми деревьями никто не видит. Раздался громкий хлопок, и к ним присоединился отряд маггло-магического урегулирования в лице Рона, Артура и Симуса. Остановив преступников, Артур пошёл прочёсывать территорию, но на их счастье никто из магглов ничего не заметил, поэтому сейчас они были только рады, что парк был настолько огромным и не забитым людьми.
— Этих отправить в министерство, а магглами я займусь сам, — отдал распоряжение Артур, кивая на Рона и Симуса. — Гермиона, Гарри, спасибо за помощь.
— А вы что здесь делаете? — Рон был немало удивлён, оглядывая всполошённых друзей с ног до головы.
— Гуляли, пока не обнаружили вот этих, — Гарри кивнул на обездвиженных волшебников.
— Вот оно как... Вдвоём? — лицо его помрачнело.
— Да, Рональд, вдвоём. Сегодня у всех нормальных людей выходной и отличная погода для дружеской, — Гермиона сделал акцент на предпоследнем слове, — прогулки.
— Рон, помоги мне! — крикнул Симус.
— Да-да, иду!
Он подхватил одного из преступников и, спустя секунду, его уже не было.
— Гермиона, — начал Гарри, но был остановлен жестом.
— Я, пожалуй, пойду домой. Ещё надо приготовить всё к празднику. Народу много придёт.
— Тебе помочь? Отправим сову Джинни. Втроём мы гораздо быстрее управимся, м? — Гарри взял её за руку, заглядывая в глаза.
— Хорошо, — быстро согласилась она, — но на кухню ни ногой!
— Будет сделано!
Глядя в блестящие на солнце зелёные глаза, Гермиона не переставала думать о том, как сильно ей повезло иметь такого замечательного друга.
* * *
Обед проходил в гробовом молчании. Длинный стол был сервирован на двоих членов семьи Малфой и заставлен разными блюдами. Драко сидел во главе, отрезая маленький кусочек запечённой телятины, а Нарцисса ела овощной салат явно без аппетита. Когда-то на этом самом месте сидело чудовище и пожиратели, когда-то здесь витал почти осязаемый страх и смерть, сейчас же в столовой царила звенящая тишина, изредка разбавляемая звуками стучащих приборов, подливаемой эльфами воды или вина. Со звоном положив нож на стол, Драко приказал:
— Уилли, включи радио.
— Да, хозяин.
Домовик щёлкнул пальцами, и старенькое, давно никем не включаемое устройство сначала затрещало, а потом из него пошёл звук.
—
К другим новостям: сегодня в двенадцать часов в районе Вестминстер четырьмя волшебниками было совершено нападение на магглов. Злоумышленников задержали на месте преступления. Ведётся расследование, так как виновные утверждают, что ничего не помнят.
— Что-то слишком часто происходят стычки двух обществ, — прокомментировала Нарцисса.
—
Министр магии Кингсли Бруствер подписал новый указ о формировании отдела по контролю и урегулированию маггло-магических отношений. Начальником отдела назначен Артур Уизли.
Удивлённо подняв брови, Драко криво усмехнулся.
—
И последнее объявление: все бывшие и настоящие пожиратели смерти, их приспешники и сообщники, явитесь в министерство магии добровольно, не усложняйте свою жизнь и не увеличивайте срок пребывания в Азкабане до бесконечного. На этом всё. С вами была Падма Патил. До следующего выпуска новостей!
Обеденный зал наполнился звоном посуды. Драко взмахнул рукой, и все стоящие фужеры и тарелки взлетели в воздух от ментальной магии, а после разом полетели вниз, разбиваясь почти синхронно. Нарцисса вздрогнула, и в следующую секунду услышала удаляющиеся шаги сына.
Оказавшись в своей комнате, Драко с силой захлопнул дверь и сел прямо на пол, хватаясь за голову.
Как же ему надоело скрываться. Как ему надоело проводить свои дни по бесконечной спирали с одним и тем же сюжетом. Как ему вообще надоело жить.
Он раскачивался на месте, будто в припадке, и тихо выл. Стены, казалось, с каждой секундой сдвигались подобно каменной клетке, из которой никогда не вылететь. И если для кого-то воздух был средством существования, то для Драко Малфоя он был горьким, как яд, что травил изнутри. Он мечтал выдрать из себя душу и не чувствовать вообще ничего. Превратиться в растение с ногами и руками, изредка разговаривающее с самим собой или теми, кому остался нужен. Там, за пределами высокого забора с витиеватым узором, была целая вселенная из звуков, лиц и голосов, а что делал он? Жалел. Себя, свою судьбу, время или всё это разом — Драко не знал, но совершенно точно корил себя за то, что когда-то давно слушал и впитывал каждое слово отца, который вырастил его глухим до чужих проблем и эмоций, слепым к людскому горю и естественности, немым, когда слова могли практически воскресить.
Кинув взгляд на рядом стоящий комод, он увидел письмо от Пэнси и зачем-то потянулся к нему; пергамент с шорохом скатился вниз от прикосновения пальцев. Аккуратно, почти бережно взяв его, Драко снова стал перечитывать написанное, словно каждая буква и запятая имели способность заживлять внутренние ожоги и порезы.
«
Привет, Пупеус!
Как же я счастлива получить твоё письмо! Сначала даже глазам не поверила, когда увидела знакомый почерк. Ты, кстати, виноват в том, что у меня болит коленка, так как от моих манёвров и спешки к сове я крепко шарахнулась ею о ножку кресла».
Драко грустно улыбнулся, ярко представляя себе взъерошенную и сонную Пэнси, несущуюся к окну. И имя... Какое же дурацкое имя он себе придумал.
«Но не буду жаловаться, ибо не пристало бывшей студентке самого лучшего факультета в мире разводить сопли и горевать о жестокой судьбе части своего бренного тела.
Я сегодня страшно устала после учёбы. Ах, да! Я же не сказала. Уже второй год я учусь в Академии имени Дамблдора (её открыли сразу же, как война закончилась, если ты вдруг не в курсе) на — тадам! — маггло-магического эксперта. Странновато звучит профессия, да? Особенно для бывшей студентки великого факультета Слизерин».
Он хохотнул в голос от иронии подруги. Несмотря на то что в Хогвартсе она была ещё той язвой, не упускающей возможность поглумиться над остальными, особенно над магглорождёнными, рядом с Драко девушка всегда была другой: заботливой, иногда сверх меры, конечно, но как бы он ни воротил от этого нос, было приятно, что кто-то спрашивал о его самочувствии, заставлял завтракать. Пэнси шла к нему с вопросами об учёбе, помогала сама. Она была рядом всегда. Совсем как Грейнджер с Поттером.
«Угадай, кто учится на параллельном курсе? Грейнджер. У неё программа экстерна, так что обучение заканчивает гораздо раньше. Всегда поражалась этой заучке. И где она только время берёт? Я слышала, что они с Уизли живут вместе. Не повезло ей. Это же большой ребёнок, за которым вечно следить надо. Они явно не пара. Она, кстати, стала совершенно другой. Не скажу, что я питаю к ней бесконечную симпатию, но уважение есть точно. Как и к Поттеру. Ему ведь орден Мерлина первой степени вручили. Чёрт... написала, не подумав, а если начну переписывать, уйдёт куча времени, у меня и так рука болит от скорости. Прости, что упомянула его, мне дико не хочется, чтобы ты грустил. Впрочем, мне всегда хотелось для тебя самого лучшего.
Какие у меня новости? Даже и не знаю... У меня появился братик прошлым летом. Дариус. Наверное, из-за того, что мама перенервничала, он родился слабеньким, но находится под постоянным присмотром лекарей. У него глаза очень на твои похожи, хотя у всего нашего семейства карие. Врачеватели говорят, что это следствие недуга, но в будущем глазки вряд ли потемнеют. Я люблю с ним возиться. На него смотришь, и как-то добрее хочется быть. Никакого зла он ещё не познал и не в курсе, как ему повезло родиться в мирное время. В тот день, когда я увидела его впервые, поняла, что нужно менять свою жизнь, перестать злиться и задирать других, ведь, по сути, они ни в чём не виноваты. Оглядываясь назад, я даже не стыжусь, что была такой мерзкой в Хогвартсе. Хотя... всё равно было весело. Дариус в свои неполные полтора года ещё не ходит, но от его прикосновений часто оживают игрушки. Вчера вот, например, мама в ванную запустила резиновых уточек, отвернулась на пару секунд, а в воде маленькие утята крякают».
Ему определённо нравилось читать письмо подруги. Оно удивительным образом смешивало в себе старую Пэнси со всеми её занозами и колкостями в отношении других, и новую, которую Драко только предстояло узнать и которая уже была для него родной.
«Ни с кем со школы я не общаюсь. Не знаю, как так вышло, если честно. Прошлым летом мы виделись с Блейзом, но потом он уехал, и никаких вестей от него не было».
Драко лёг на пол, вытягивая ноги, и едва не сшиб носком туфель стоящую вазу. Фыркнув, он и вовсе избавился от обуви, оставаясь в носках.
«Временами мне очень одиноко, потому что банально не с кем сходить на прогулку или обсудить парней. Да-да, можешь подкалывать меня сколько угодно, но я такая же влюбчивая, а всё потому, что некоторые нерадивые мальчишки не замечали меня — распрекрасную слизеринку. Хах, да я прямо шутку за шуткой выдаю, даже непривычно».
Знал ли он о чувствах лучшей подруги? Да. Только ответить взаимностью никогда не мог. Когда-то давно мама говорила ему, что выбравшая его палочка изрядно над ним поиздевалась, ведь по преданиям боярышник — знак неудачи в делах сердечных, что и доказывало его тотальное душевное одиночество из года в год. Безусловно, отбоя от девчонок у Драко Малфоя не было никогда. Он с ухмылкой вспомнил четвёртый год, когда две старшекурсницы подрались из-за того, что он никак не мог определиться, с кем пойдёт на Святочный бал.
«А ты? Что у тебя сейчас на сердце? Если хочешь, я буду писать тебе каждый день. Если хочешь, я могу приехать в гости, или ты выберешься на прогулку со мной. Сидеть целыми днями в четырёх стенах — это же пытка. Ты словно в клетке. Не подумай, что я тебя жалею, вовсе нет, просто хочу, чтобы ты знал: я всегда на твоей стороне и всегда буду.
Что ж, пора заканчивать свою писанину, а то за второй свиток моя сова спасибо не скажет. Хочу предупредить: пока ты не дашь ей что-нибудь съестное, она не улетит. Не знаю, кто этому её научил, но так получилось.
Ещё раз спасибо за письмо.
С нетерпением жду твоего ответа.
Твоя, надеюсь, подруга Пэнси».
Это «надеюсь» сильно резануло сердце. Она боялась сказать лишнее и была до последнего неуверенной в том, нужна ли ему вообще. Сколько он помнил её в школе, каждое слово и действие Пэнси тщательно взвешивала, боясь гнева Драко, а тот вертел ею, как хотел, в большинстве случаев не считаясь с её чувствами. И в эту минуту он задумался: а не сделал ли ошибки, так и не дав шанса быть рядом? Закрыв глаза, Драко представил себя, целующего Пэнси, и скривился. Он видел в ней скорее сестру, чем спутницу, и не мог поделать с этим ровным счётом ничего.
— Хозяин? — на пороге возник эльф с бинтами в маленьких ладошках.
— Что такое? — Драко поднял голову, взглянув на домовика.
— Хозяину плохо? Почему он лежит на полу?
— Всё в порядке. Просто пол показался мне весьма удобным для отдыха.
— Хозяин странный.
Малфой сел по-турецки, положив письмо рядом с собой.
— Ты что-то хотел?
— Хозяйка послала Филли помочь вам. Она думает, что вы поранились.
— Видишь? — Драко вытянул ладони вперёд, демонстрируя невредимые пальцы и тыльную сторону. — Ничего нет.
Эльф смотрел на него затравленно, будто этими самыми ладонями он сейчас изобьёт его. Впрочем, однажды отец запинал его чуть ли не до смерти, и Драко долго не видел самого маленького из их домовиков, у которого были неестественно огромные даже для эльфа бирюзовые глаза. Ещё в Хогвартсе он слышал, что Грейнджер основала что-то вроде организации по защите прав эльфов. Г.А.В.Н.Э. — дурацкое название для такой же дурацкой цели. Получилось ли у неё освободить хоть кого-то, Драко не знал, но, видя испуганное существо напротив и ловя его взгляд, он понял, наконец, почему она так отчаянно боролась за них: будучи существами крайне безобидными, они так же, как и волшебники, обладали магическими способностями и могли колдовать даже без палочек; конечно, до великих магов им было, скорее всего, далеко, но почему их тотально и бесповоротно лишили собственной воли, Драко так понять и не смог. Ведь и он сам, и его отец относились к ним крайне пренебрежительно, хотя ни один домовик в их доме не заслужил подобного отношения, и даже сейчас, стоя перепуганный и в наволочке, Филли продолжал ждать указаний, молча вынося взгляд хозяина, что лёгкостью совсем не отличался, а сам хозяин принимал, казалось, одно из важнейших и правильных решений за многие годы.
— Вернись к моей матери и скажи ей, чтобы она собрала всю старую детскую одежду и передала мне. А потом скажи эльфам, чтобы они явились в мою комнату.
— Да, сэр.
Домовик исчез, а Драко всё же переместился в кресло, сворачивая письмо. «Нужно менять свою жизнь, перестать злиться и задирать других, ведь, по сути, они ни в чём не виноваты», — и как Пэнси была права.
— Мы здесь, хозяин, — тихо произнёс Филли, протягивая Драко небольшой мешок.
Вытащив три пары своих штанишек, маленькие свитеры, комбинезоны и ботинки, Драко на глаз примерил их эльфам, но вещи оказались слишком большими.
—
Редуцио, — проговорил он заклинание, и одежда стала на размер меньше. — Подойдите ко мне, — эльфы смотрели на него широко распахнутыми глазами, отчего ему даже стало слегка не по себе, но он стоически выдержал визуальную пытку. — Это вам.
— Хозяин? — с удивлением произнесли домовики одновременно, неверяще глядя на Малфоя.
— Вы свободны.
— Но... как же... — пролепетал Элпи, и на его глазах выступили слёзы.
— Отныне вы можете решать сами, как жить, — твёрдо произнёс Драко.
— Мы служили вашей семье столько лет... — тихо сказал Уилли. — И в последнее время хозяева были добры к нам и даже не заставляли наказывать себя. Мы...
Драко был нескончаемо удивлён, что домовики не хотят уходить, ведь на их месте он бы давным-давно сбежал из этого кошмара под названием «семья чистокровных волшебников», эти же, напротив, плакали и далеко не от счастья.
— То есть вы хотите остаться?
— Так же нельзя, — ответил Элпи, вытирая длинный нос.
— Кто сказал? — на своё собственное удивление Малфой даже чуть улыбнулся, отчего эльфы распахнули глаза ещё шире.
— Мы можем остаться?
— Я вас не выгоняю, я даю вам свободу. Но если вы желаете и дальше работать на нашу семью, то я назначу вам месячное жалование в, скажем, двадцать галлеонов и пять сиклей, а взамен вы предоставите мне график работы.
Домовики выхватили одежду из рук Драко и радостно запрыгали на месте, а он смотрел на них и не верил в то, что сейчас сделал. Как это называют? «Творить добро»? Очень странная фраза для человека, который всю сознательную жизнь только и делал пакости вкупе со злом.
— Какие будут приказы, сэр?
— Для начала оденьтесь и уничтожьте свои наволочки, а потом уже и решим.
В комнате раздался тройной хлопок, а после воцарилась почти оглушающая тишина. Подойдя к окну, Драко силой дёрнул ручки на себя, и оно распахнулось, впуская в комнату не по-осеннему тёплый ветер. И даже несмотря на то, что видеть краски и запоминать их яркость ему было не дано, Драко всё-таки мог подставлять лицо под солнечные лучи и наслаждаться этим моментом. Наслаждаться тем, что живой.
Пусть и в клетке.
* * *
Гермиона сидела за пианино, медленно наигрывая один из этюдов Шопена. Рядом с ней лежала большая колдография с изображением гостей, среди которых были все знакомые лица: Джордж пытался водрузить Хагриду смешной колпак с ослиными ушами, но из-за роста не дотягивался даже до его живота, хотя попыток не оставлял; рядом с ним смеялась Анджелина, обнимая Полумну, которая как всегда витала где-то в своём мире, попутно сжимая ладонь Невилла; Гермиона стояла в центре, положив голову Гарри на плечо с правой стороны, а Джинни с левой, и девушки синхронно вздыхали, а потом улыбались; Оливер же появлялся только в конце, когда успевал только подбежать ко всем и лучезарно улыбнуться. Все они были жутко довольными и счастливыми от того, что праздник удался на славу, только на этом снимке не было места человеку, без всякого зазрения совести забывшему о дне рождении любимой девушки.
В коридоре раздался тихий скрип, обозначающий только одно — вернулся Рон. Он явно старался шагать бесшумно, только выходило плохо. Пальцы Гермионы сорвали ноты, когда Рон вошёл в гостиную и досадно вздохнул. Гермиона, быть может, и хотела бы обрушить на него шквал самых жестоких заклинаний или оглушить криком, но когда его ладони легли на плечи, не последовало ничего. Холодное, безмолвное, бесконечное равнодушие без намёка на истерики и скандал. Равнодушие для Рональда Уизли было самым большим наказанием, на что Гермиона сейчас и давила.
— Гермиона, прости меня. Я самый мерзкий и ужасный человек на свете, — прошептал он, пытаясь хоть как-то разбить атмосферу горечи и обиды, но слова его рикошетили, точно ударяясь о стену. — С днём рождения.
Он взмахнул палочкой, и в его руке появилась крохотная шкатулка с плавно двигающимися под музыку балеринами, вокруг которых парили перья и лепестки ромашек. По-прежнему даже не удостоив его взглядом, Гермиона посмотрела на подарок и громко усмехнулась, настолько громко, что Рон от этого звука вздрогнул, словно услышал появление трещины в собственном сердце.
Гермиона вспоминала, как Гарри чуть не сжёг кухню, спутав заклинания, и как они потом с Джинни восстанавливали ему спалённые ресницы и брови; как они всей компанией гостей открыли коробку с подарком Анджелины и Джорджа, гоняя по всей квартире парочку пикси, рассыпающих конфетти и рисующих каракули на обоях; как Оливер еле отговорил её прокатиться на новенькой «Молнии» по окрестностям, хотя Джорджу эта идея очень понравилась; как Невилл с упоением рассказывал о подаренных ей семенах цветов, дающих бутоны исключительно под лунным светом; как Хагрид едва не сел на Живоглота, который сейчас мирно спал на своём любимом месте у окна. И каждый вёл себя так, будто отсутствие, казалось бы, самого важного человека было мелочью и ничего не значащей вещью. Впрочем, даже сейчас Гермиона старательно делала вид, что его нет. Если прошлым утром внутри неё кипела злость и обида, то сейчас шелестела сухой тишиной пустота. Верила ли она, что когда-нибудь Рон изменится? Да. Но напрасно, ведь в полном недостатков Рональде Уизли была черта, не поддающаяся никакой логике: нескончаемый и ничем не потопляемый эгоизм, причиняющий страшную боль не только его девушке, но и собственной семье. Гермиона никогда не говорила ему открыто, но как она ненавидела его в минуты, когда тот брезгливо отбрасывал от себя новый и с любовью связанный шарф или свитер, вещь, которую мама делала специально для него, то крошечное волшебство, что никогда не обрести Гарри, — материнскую заботу. Обижаясь на чужие заслуги, стремясь превзойти своих более успешных членов семьи и стать достойным волшебником, он забыл сохранить самое главное — себя. Гермиона искренне не понимала, что вообще заставило её влюбиться в него, хотя называть таким громким словом чувство, являющееся скорее следствием отчаяния перед возможной неминуемой гибелью в войне, — решение совершенно неправильное. Она не жалела ни о чём, ведь были моменты их счастья, были минуты, когда Рон переставал быть мерзким эгоистичным слизняком и был даже внимательным, только чаша весов с его проступками и действиями, весьма гнусными, всё-таки перевешивала.
От прикосновения губ к шее Гермиона съежилась и отпрянула, мгновенно поднимаясь с места. И никаких закрытых с громким хлопком дверей, и никаких ссор, не хотелось делать ровным счётом ничего, а только превратить кровать в бездну и лететь в неё бесконечно, пока не закончится воздух. Жизнь сейчас напоминала болото, в котором она погрязла так глубоко, что уже не выбраться, и последний прутик сломал некогда любимый человек, с которым ныне даже не о чем было поговорить. Если своей ревностью к Гарри, недомолвками и упрёками Рон стремился заточить её в клетку, то ему удалось, даже тяжёлый замок вроде жалости к себе звенел у входа-выхода, но ненадолго, ведь всякая клетка имеет дыры, и во всякую клетку может явиться ветер и своим порывом сорвать петли и гвозди. И глядя в тихую ночь сквозь стекло, Гермиона уже слышала его голос. Её ветер был совсем рядом.
