Бэйзлард — глава инсургентовКомната была погружена в тьму, лишь приглушённый свет свечи, несённой одним из мужчин, едва освещал его лицо. Он двигался с осторожностью, но не спеша, и его тень на стенах танцевала странным образом, будто отражение какого-то непостоянного, мистического движения. На его лице было какое-то напряжение, несмотря на спокойствие в голосе. Он остановился у окна, его движения были плавными, но глаза настороженно следили за окружающим, как будто ожидая чего-то.
– За нами следили? – проронил он старческим голосом, полным тревоги. – Не притащил ли кто-нибудь за собой «хвоста»?
– Всё в порядке, – уверенным тоном ответил его спутник, голос которого был более молодым. – Никого не было. Всё прекрасно.
В ту же секунду раздался чёткий щелчок, и мгновенно загорелась настольная лампа, озарившая темное пространство. Свет был мягким, но достаточно ярким, чтобы осветить кровать, на которой лежал Марк Темпе. Он был в том самом белоснежном костюме, но теперь он выглядел почти беспомощно: на его голове был компресс, а его пенсне аккуратно лежало на тумбочке рядом. Казалось, что он был в забытьи, но от резкого щелчка, который пронзил тишину, он мгновенно проснулся.
Его глаза широко раскрылись, и он соскочил с кровати, хватая воздух, будто не мог понять, где он находится. Его сердце бешено колотилось, и мозг отказывался работать, словно его сознание ещё не успело догнать тело. Он не сразу понял, что происходит, но быстро огляделся вокруг, как бы пытаясь осмыслить происходящее.
В комнате было тихо, но что-то в этом молчании заставляло его нервничать. Он зажмурил глаза, чтобы избавить их от яркого света лампы, и заметил, что в углу стоит два мужчины. Один из них, старик с морщинистым лицом и тусклым взглядом, быстро приблизился к нему. Его руки нервно потрясывались, когда он начал произносить слова, сыплющиеся как дождь.
– Я всё объясню, не переживайте, – старческий голос дрожал, и каждое слово как будто пыталось утихомирить панику, но только усиливало её. – Это не то, что вы думаете, я… мы… всё вам расскажем, только… только успокойтесь.
Марк, всё ещё с трудом приходя в себя, потянулся к тумбочке, не в силах сосредоточиться на чём-либо, кроме одной мысли: ему нужно было найти своё пенсне. Рука нервно ощупала поверхность тумбочки, и, словно специально оставленное для его удобства, пенсне оказалось прямо под его пальцами. Он осторожно надел его, и мир снова стал немного яснее. Линзы вернули ему способность видеть чётко, и он глубоко вдохнул, чтобы успокоить себя.
Марк встал с кровати, чувствуя, как его ноги слегка подкашиваются, и огляделся вокруг, вглядываясь в полумрак комнаты, пока его взгляд не остановился на старике, стоявшем напротив, с седыми усами и напряжённым выражением лица. Старик посмотрел на него с оценивающим взглядом, словно пытаясь понять, в каком состоянии находится его собеседник. Его глаза сверкали, а голос, когда он заговорил, был равномерным, но полный какой-то настороженности.
– Допустим, вам бы удалось вывести состав со станции, – произнёс он, будто этот вопрос был ключом ко всему происходящему. – И что бы вы затем предприняли?
Марк замер на месте. Вопрос, произнесённый столь спокойно, врезался в его сознание, как удар. Он ощутил, как внутри его головы всё замерло. Сначала он не мог понять, что именно он должен был бы ответить на это. Его дыхание стало учащённым, а разум, к которому он так долго стремился вернуться, теперь не мог справиться с этим вопросом.
Старик продолжал стоять напротив Марка, сложив руки за спиной и внимательно вглядываясь в него.
— Что дальше? — повторил он, словно добиваясь от Марка не просто ответа, а честного признания, чего тот на самом деле хотел достичь своим рискованным поступком. — Угнать поезд — полдела. Но что потом?
Марк с трудом выдавил из себя дыхание, чувствуя, как под этим вопросом его гордость рушится. Он не сводил взгляда со старика, пытаясь выудить хотя бы намёк на сочувствие в его пронзительных глазах, но вместо этого находил только холодный анализ.
— Как вас зовут? — наконец спросил Марк, голос его дрожал, но он пытался сохранить хоть видимость контроля.
Старик приподнял седую бровь, словно был удивлён, что Марк обратился к нему с этим вопросом. Но после короткой паузы ответил:
— Бэйзлард.
Марк моргнул, явно сбитый с толку.
— Бэйзлард? — переспросил он, смутно узнавая это слово. — Но это же название кинжала... Почему вас так зовут?
Он не удержался от лёгкой, нервной улыбки, добавив:
— К тому же оно вам... идёт, — сказал он чуть ли не с заискиванием. — Глаза... они у вас такие... пронзительные. Как будто колют, — с каждым словом улыбка Марка была всё более жалкой.
Старик на мгновение прищурился, словно решая, как отреагировать на шутку. Затем уголки его губ чуть дрогнули в подобии улыбки.
— Партийная кличка, — наконец соизволил он объяснить.— Сами понимаете, лучше не знать полных имен инсургентов. Так будет безопаснее, чтобы никто из наших недоброжелателей не пытался использовать эту информацию против нас.
Он сделал шаг ближе, словно разглядывая Марка под новым углом.
— А вам, как я считаю, тоже стоит своё имечко-то переменить, — заметил он с лёгкой насмешкой. — Только, глядя на вас, не знаю... назвать ли вас «Купцом», или, может, «Торгашом»? Больно уж вид у вас, хех, барский, не по нашим понятиям.
Марк невольно усмехнулся, хотя шутка оставила лёгкое чувство неловкости. Всё это время он стоял, скрестив руки на груди, но вскоре сдвинул их, чтобы потереть виски, словно пытался стряхнуть с себя головную боль.
— Так вы, значит, считаете меня... государственным преступником? — спросил он, голос его был пропитан горьким юмором, будто он надеялся выудить хотя бы намёк на облегчение от этого абсурдного разговора.
Старик моментально посерьёзнел. Его пронзительный взгляд стал ещё жёстче, а улыбка сошла на нет.
— Ну уж точно не ангелом, — сухо ответил он.
Эта фраза пронзила Марка, как колющий удар. Перед его внутренним взором мгновенно возник образ Хари, его жены, которую он всегда считал ангелом — светлым, вдохновляющим, неземным. Он напрягся, пытаясь подавить эмоции, но всё же сказал твёрдым голосом:
— Послушайте, — сказал он не терпящим возвражения тоном, — я должен освободить свою жену.
Старик сложил руки за спиной, откинулся на пятки и посмотрел на Марка так, словно тот был провинившимся учеником.
— Побег вы в одиночку не организуете, — начал он медленно, словно разжёвывая каждое слово, — это не прогулка в парке и уж точно не дело одного человека. Это требует работы команды. Слаженной, надёжной команды, которая понимает, что делает.
Марк склонил голову набок, прищурился и ответил с ноткой упрямства:
— У меня есть только я сам. И моя цель. Этого недостаточно?
Бэйзлард хмыкнул, словно вопрос его не впечатлил.
— Недостаточно. Одиночки редко добиваются успеха, особенно в таких делах. Вы не только не освободите её, но и себя погубите.
Марк, наклонив голову и прищурив глаза, словно пытаясь определить, на кого похож этот странный старик, сказал с ноткой упрямства в голосе:
— Это дело моей чести, — и тут же выпрямил спину, чтобы продемонстрировать этим собеседнику, что, мол, честь для него всё.
Но Бэйзлард в ответ не произнёс ни слова. Он стоял неподвижно, будто высеченная из камня статуя, и его взгляд оставался таким же пронзительным, но выражал теперь не то интерес, не то разочарование. Марк понял, что этой фразой ему старика не пронять. Сделав глубокий вдох, он попытался сменить тон:
— Слушайте, я готов на всё, что угодно. Выполню любые ваши условия. Только помогите мне. Я не могу оставить её там.
Бэйзлард едва заметно улыбнулся уголками губ, как будто именно этого он и ждал. Его голос, когда он заговорил, стал неожиданно мягким, почти дружелюбным, но с тенью некоей расчетливости:
— Какое у вас образование?
Марк удивлённо моргнул, вопрос застал его врасплох. Он почесал подбородок, обдумывая, что ответить. В его голове промелькнуло множество вариантов: от перечисления университетских степеней до рассказа о его музыкальных успехах и знании иностранных языков. Он надеялся, что обилие информации произведёт на старика впечатление, но из-за обилия деталей ответ у него не сразу сорвался с губ.
Марк наконец поднял голову, в его глазах зажглась искра гордости. Голос зазвучал твёрдо, почти торжественно:
— К вашему сведению, с прошлого года я — профессор кафедры фортепиано в Бостонском университете, в Школе искусств. Это звание, могу сказать, было не просто получено.
Он сделал короткую паузу, ожидая реакции, но Бэйзлард остался невозмутим. Это, однако, только подстегнуло Марка. Теперь он говорил с нажимом, стараясь выделить каждое слово:
— Я шёл к этому много лет. Сначала долгие годы учёбы — не просто игра, а глубокое изучение музыкальных теорий, истории искусств, педагогики. Затем — бесконечные часы за инструментом. Думаете, это просто? Подготовить себя к концерту, а потом, под светом прожекторов, на виду у сотен людей, держать зал в напряжении, каждый раз будто бы доказывая своё право быть на сцене? А после — работа ассистентом, пробивая путь в академической среде, где конкуренция жесточайшая.
Старик молчал, продолжая пристально смотреть на Марка. Лишь одна его седая бровь чуть заметно поднялась, что могло быть как знаком интереса, так и скрытого скепсиса. Марка это лишь подзадорило:
— Я не просто музыкант. Я педагог, наставник. Я знаю, как вдохновить молодёжь, как раскрыть их талант. Слышать благодарность учеников, видеть, как они достигают успеха, — вот что делает меня не просто профессором, но человеком, который оставляет след в жизни других.
Он выпрямился, словно хотел этим подчеркнуть своё достоинство. Однако старик, выслушал пылкую речь Марка с невозмутимостью опытного судьи, остался равнодушным. Лишь уголок его рта слегка дёрнулся, когда Марк завершил свою тираду. Он молчал, словно оценивая каждое слово, а затем, не меняя спокойного тона, сказал:
— Ваше образование, профессор, впечатляет. Однако...
Он выдержал паузу, словно давая вес каждому следующему слову.
— Этого слишком мало.
Марк нахмурился, словно не сразу понял смысл сказанного.
— Слишком мало для того, — продолжал старик, — чтобы оторвать голову мерзкой гадюке американского капитализма, — и последней фразе его морщинистые руки сжались в кулаки, а его пронзительные глаза, казалось, заглядывали прямо в душу собеседника.
Марк почувствовал, что атмосфера разговора становится напряжённой, и решил сменить тон.
— Но я и не собираюсь лишать голов гадюк, ни американских, ни канадских, ни каких либо других, — произнёс он мягко, почти вкрадчиво. — Я всего лишь хочу освободить свою жену.
Старик, казалось, ожидал этих слов. Его лицо вдруг оживилось, и он громко рассмеялся, запрокинув голову. Смех был неожиданным и заразительным, но в нём звучала какая-то неуловимая насмешка. Марк заметил, что у старика во рту лишь редкие зубы — все настоящие, без следов протезирования, что придало его смеху странное, первобытное звучание.
— Вы смелый человек, профессор, — проговорил старик, когда его смех наконец утих.
Марк, сам не удержавшись, едва заметно улыбнулся, но ответил мрачно:
— Нет, я просто глупый.
И тут старик резко хлопнул себя по колену, словно ученик, наконец правильно ответивший на сложный вопрос:
— Вот! — воскликнул он с довольной улыбкой.
Его тон был таким, будто он только что разобрался в сути человека, стоящего перед ним, и это открытие его чрезвычайно обрадовало. В его взгляде Марк прочёл не злобу, а скорее ласковый укор.
— Будет неплохо, если вы поумнеете, профессор, — сказал он мягко, с лёгкой улыбкой.
Но затем его взгляд опустился вниз, и на мгновение лицо потемнело, будто тень воспоминаний скользнула по нему. Он коротко вздохнул, затем вновь поднял глаза на Марка.
— Мы многих потеряли... во время 18 мая 1982 года, — произнёс он с явным нажимом на дату, не уточняя, о каком именно событии идёт речь и чем оно было примечательно.
Марк, ожидавший, возможно, резкого укоризна или обвинения, вдруг ощутил прилив странного веселья, нервного и неподконтрольного. Он рассмеялся — звонко, почти истерично.
— Умных потеряли, — выдохнул он сквозь смех, — а дураки остались!
Старик не обиделся, его взгляд остался таким же спокойным, но в голосе появился тяжёлый оттенок, от которого смех Марка начал увядать.
— И тех, и других поубавилось, — произнёс он мрачно, словно подводя черту под этим невесёлым разговором.
Марк, словно рассказывая историю из прошлого века, равнодушно бросил:
— Конечно, мне жаль, что ваше восстание закончилось поражением, но...
Он не успел закончить фразу. Мужчина, вошедший в комнату вместе со стариком и до сих пор молчавший, неожиданно заговорил, перебив его.
— Да, то восстание мы проиграли, — произнёс он ровным, но твёрдым голосом.
Марк резко повернул голову, его лицо выражало неподдельное удивление.
— Вы что... надеетесь на новое? — спросил он с интонацией, в которой смешались искренний интерес и лёгкая ирония.
Старик, который до этого стоял неподалёку, подошёл ближе, его шаги были медленными и целеустремлёнными. Указав жестом на кровать, он знаком велел Марку сесть. Тот, не зная, почему подчиняется, послушно опустился на край. Старик сел рядом, слегка повернувшись к нему боком.
— Да, профессор, — произнёс он вкрадчиво, глядя Марку прямо в глаза, — с вашей помощью.
Марк, переведя взгляд с Бэйзларда на второго мужчину, невольно подметил его детали: гладко выбритая голова резко контрастировала с аккуратной, чёрной, как уголь, козлиной бородкой. Мужчина по-прежнему стоял у стены, скрестив руки на груди, и, казалось, не сводил с Марка глаз.
— Давайте начнём, — произнёс он низким, твёрдым голосом, будто подводя черту под предисловием.
Бэйзлард, сидевший рядом с Марком на кровати, ответил на это коротким кивком и открыл ящик тумбочки. Оттуда он вытащил тонкую книжечку с потрёпанным корешком, что явно говорило о её многократном использовании. Покрутив её в руках, словно взвешивая, он, наконец, поднял взгляд на Марка.
— Это вам, профессор, — сказал старик мягким, но настойчивым тоном, — чтобы проштудировать, изучить и... главное — понять.
Он протянул книжку к Марку, но, словно передумав, удержал её в своих руках. В его взгляде промелькнула лёгкая строгость.
— Но помните, — добавил он, задерживая паузу, — экзаменовать вас будет он.
С этими словами Бэйзлард кивнул в сторону лысого с бородкой. Тот, уловив жест, только слегка усмехнулся уголком рта, но ничего не сказал.
