Глава 5959.
Мадам Помфри, заявлявшая, что выписывать меня рановато, оказалась абсолютно права. Я ходил к ней лечиться вплоть до начала октября: сперва дважды в день, утром и вечером, затем только после обеда, а ближе к концу месяца появлялся пару-тройку раз в неделю, чтобы забрать приготовленную мазь, более слабый, не требовавший специальных медицинских заклинаний состав, который можно было накладывать самостоятельно.
Шрамы заживали медленно, но, судя по спокойствию мадам Помфри, никакой серьезной угрозы здоровью не представляли. Возможно, процесс тормозился невосприимчивостью волдемортовской магии к традиционным средствам лечения, и Снейп с его умением работать с темными заклятьями справился бы быстрее, но либо он ни о чем не знал, либо, что вероятнее, не считал нужным вмешиваться.
Всю первую неделю сентября больше, чем что-либо другое, меня волновала необходимость встречи с Хагридом и питонам. Я хотел узнать, как все произошло в тот дождливый день, и испытывал тягостное чувство из-за своего долга по отношению к змеям и нашему лесничему, а потому не стал откладывать разговор в долгий ящик и в воскресенье после обеда покинул замок, стремясь расставить все точки над i.
Погода выдалась плохой, на улице никого не было, так что я беспрепятственно добрался до берлоги Хагрида и постучал в дверь.
Со времени визита к Волдеморту мы с Хагридом не виделись и не разговаривали, но не потому, что намеренно избегали друг друга: я практически не выходил из замка, а Хагрид, как обычно, занимался своими делами в лесу и на огороде. Сейчас должен был состояться наш первый за несколько недель разговор, из-за которого я испытывал смешанные чувства. Хагрид не слишком хорошо относился к слизеринцам - я был исключением, - а теперь его недоверие подкреплялось одним из наиболее весомых аргументов нашей неблагонадежности и любви к Темной магии, хотя оправдываться за свой выбор перед ним или перед кем бы то ни было еще я не собирался даже в том случае, если бы принял сторону Темного Лорда по собственному желанию, без любезной помощи Дамблдора.
Спустя несколько секунд после моего стука дверь распахнулась, и на пороге выросла высоченная фигура Хагрида. Недолго думая, он схватил меня под руку и втащил в дом - я не успел даже поздороваться.
- Хорошо, что заглянул. Садись. - Хагрид подтолкнул меня к столу, и я решил, что раз ему есть что сказать, лучше пока держать язык за зубами. Хагрид вел себя необычайно деловито и сосредоточенно; он отогнал Клыка, обрадовавшегося моему приходу, одним махом сдвинул стоявшую на столе посуду в самый угол, едва не свалив всю ее на пол, и занял место напротив.
- Значит так, Линг, - проговорил он. - Не ты первый, не ты последний. Смириться с таким положением, конечно, непросто, но другого выхода у тебя нет. Один оборотень в Хогвартсе уже учился - его ты знаешь, это Люпин, - и ничего: водили каждое полнолуние в Визжащую хижину…
- Хагрид, ты оши…
- Ну-ка помолчи! - сурово прикрикнул на меня Хагрид. - Я вижу, языком чесать ты горазд, и лезть, куда тебя не просят, тоже! А ты хоть представляешь, что со мной было, когда я тебя под деревом нашел, всего в крови, покусанного? Решил, ты уже умер! - Хагрид стукнул кулаком по столу; посуда с грохотом подпрыгнула, а одна из пустых плошек упала на пол. - И чем ты только думал, когда в лес шел? Ты же не дурак, должен соображать, что из-за Сивого на тебя вся его шайка-лейка ополчилась!
- Да не нападал на меня оборотень! - Я, наконец, дождался момента, чтобы вставить слово. - Сейчас же полнолуние в разгаре! Будь я оборотнем, сидел бы под замком и дожидался превращения.
На этот раз Хагрид промолчал, глядя на меня подозрительно, словно ожидая, что я вот-вот перестану "отрицать" и сознаюсь, что да, меня действительно укусил оборотень, и скоро мне придется вернуться в Визжащую хижину, подальше от аппетитных первокурсников.
- Откуда все взяли, что это оборотень? - возмущенно продолжал я. - Сходил бы, в конце концов, к мадам Помфри да узнал, а то веришь всякой ерунде, честное слово…
- Так это сама Поппи и сказала, - уже с меньшим пылом ответил Хагрид. - Я тебя только принес, а она сразу и говорит - оборотень, мол, напал…
- Ну разумеется! - воскликнул я. - Вот когти, вот зубы - что еще она могла подумать? Но с тех пор неделя прошла, все уже давно выяснилось…
- Ладно, ладно, не буйствуй, - проговорил Хагрид успокаивающим тоном. - Верно ведь - раз сейчас полнолуние, ты бы сидел взаперти… Кто ж тогда тебя так отделал? Случаем не кентавры?
- Нет, не кентавры, - ответил я. - Патронус.
- Патронус? - поразился Хагрид, наверняка представив сверкающее серебристое создание, неспособное причинить вред даже своей непосредственной цели - дементорам.
-
Мой патронус, - уточнил я. - Он, конечно, дрессированный, но иногда у него случаются заскоки. Я хотел потренироваться, а он вдруг словно взбесился.
Хагрид уставился на меня, как на сумасшедшего - какой нормальный колдун станет тренироваться с такой тварью? - но прежде, чем он успел выразить свои эмоции словами, я продолжил:
- Спасибо, что помог мне тогда. Не представляю, как ты меня отыскал…
- Это не я, это Клык, - проворчал Хагрид. - Мы с ним собирались до фестралов прогуляться, только в лес вошли, а он раз - и куда-то исчез. Потом лаять начал, за мной прибежал, ну и привел к тебе.
Он смолк. Уверившись, что я не оборотень, Хагрид опять замкнулся, а атмосфера в его берлоге сделалась напряженной. Очевидно, лесничему было проще воспринимать меня жертвой, имея повод и моральное право на сочувствие, нежели вернуться к осознанию того, что теперь я занимаю не сторону Дамблдора, которого Хагрид чуть ли не боготворил, а его заклятого врага.
Я попрощался, не желая ни смущать Хагрида, ни лишний раз думать о Дамблдоре, и отправился в замок, запланировав свой визит к питонам на другой день, когда окажусь в более благоприятном расположении духа. У дверей я столкнулся с Кэрроу; он куда-то спешил, натягивая на голову капюшон мантии, однако кивнул мне, здороваясь, чего прежде никогда не делал, и устремился к воротам. Я вошел в замок, значительно приободрившись - приятно было вспомнить о причинах такого внезапного, пусть неискреннего и вынужденного, потепления наших отношений.
Через два дня после выписки ко мне подошел Малфой. Был вечер; я только что поужинал, сходил к мадам Помфри за очередной баночкой мази и теперь, устроившись напротив зеркала в слизеринском туалете, размазывал по шрамам синюю жгучую субстанцию, внимательно следя, чтобы она не залезала на здоровую кожу. Увлекшись процессом, я не сразу заметил Малфоя, который вошел и остановился у дверей, ожидая, пока я закончу свою процедуру или обращу на него внимание.
- Я хотел поговорить, - сказал он после того, как понял, что его увидели. - Тогда, на собрании… - он подошел ближе, стараясь не смотреть мне на грудь. - В общем, беру свои слова назад.
Этого я никак не ожидал. Положив баночку в раковину и повернувшись к Малфою, я в недоумении спросил:
- Какие еще слова?
- Все, - кратко ответил Малфой. Выглядел он необычно подавленным. Такое странное признание далось Драко с явным трудом; извиняться за сказанное было не в его стиле, а стало быть, здесь не обошлось без внешнего давления.
- Значит, - произнес я, - "лживая демагогия" вышла тебе боком?
Малфой вскинул голову, мигом утратив показную сдержанность.
- Да ты же сам ходил к Кэрроу донести обо всем, что я тогда наговорил, и он теперь угрожает сообщить о моих словах… - он запнулся, но было ясно, кем грозит Кэрроу Малфою. - Черт бы тебя побрал, Ди! Чего ты хочешь? Унизить меня? Убрать с дороги мою семью? Ты, двинутый отморозок, знать не знаешь, что это такое - каждую минуту думать о родителях, переживать за них! Они и так… и так словно заложники в собственном доме, а если он узнает, что я сказал… - Малфой в отчаянии повернулся к зеркалам и оперся руками о края соседней раковины. - Но как же я мог забыть, - спустя несколько долгих секунд он посмотрел в глаза моему отражению. - Тебе на это плевать. Или даже наоборот. Тебе это понравится. Надеешься прибрать к рукам наш дом, а? Ты ведь уже видел пару комнат…
- Кончай свою истерику, - перебил я его, испытывая неприятное ощущение дежа вю: за последние месяцы уже второй человек называл меня стукачом. - Я не ходил к Кэрроу.
- Ну конечно, - издевательски проговорил Малфой, оборачиваясь и с презрением глядя на меня.
- Я не ходил к Кэрроу! - разозлился я. Какого лешего мне опять приходится оправдываться за чужие грехи? - Тебе, разумеется, проще считать, что это я, чем кто-то из твоего круга, но извини уж за откровенность - на противника ты не тянешь и на дороге у меня не стоишь. Ищи стукача среди своих приятелей: того, кто тебе завидует, кого ты обидел, или кто держит зло на твоего отца.
Презрение с лица Малфоя не исчезло, и он с радостью не поверил бы моим словам, но мотива вредить ему или его семье у меня не было, даже несмотря на то, что на пятом курсе он (заодно с Ноттом) отправлял родителям письма, рассказывающие о моей жизни в Хогвартсе; так что Драко молчал, понимая, вероятно, что попал в еще менее приятную ситуацию, когда доносчиком мог оказаться кто угодно, даже его ближайший друг.
- Я бы на твоем месте прямо поговорил с Кэрроу, - добавил я уже более спокойным тоном. Малфой тут же очнулся.
- Ты не на моем месте и никогда на нем не будешь! - огрызнулся он и в волнении заходил между туалетными кабинками и раковинами. - Что я ему скажу? Мне нечего сказать! Он не ответит, кто это был, а я не в том положении, чтобы настаивать или выражать недовольство!..
- Тогда держи свои мысли при себе, - посоветовал я, видя, что Малфой вряд ли пойдет к Кэрроу качать права. - И поменьше о том, что твои родители - заложники в собственном доме. Это еще хуже "лживой демагогии".
Малфой замер.
- Ты мне что, угрожаешь?
В такой ситуации нетрудно было перепутать совет с угрозой, но я решил не отвечать - пускай сам разбирается. Повернувшись к раковине и взяв баночку с мазью, я продолжил лечение. Если Малфою удобнее считать доносчиком меня - что ж, это, по крайней мере, убережет мои уши от его непоследовательности.
Спустя несколько секунд Малфой покинул туалет, хлопнув дверью. Я вздохнул: и почему Беллатриса не научила своего племянничка помалкивать? Сомнительно, чтобы Кэрроу настолько хотел досадить Малфоям, что собирался немедленно рассказать Темному Лорду о неосторожных словах их сына, но в обстановке повсеместных репрессий и шантажа у Кэрроу появилось действенное оружие, готовое при любой оплошности обернуться против них, и Драко не мог этого не понимать.
С другой стороны, если неизвестный "доброжелатель" изложил Кэрроу
все, что было на собрании - то есть не только реплики Малфоя, но и мои ответы, - заместитель директора оказывался в крайне щекотливом положении. Теперь он должен был помнить, что возможное нежелание наказывать Слизерин расценивалось бы мной как саботаж, а в такое время ни один здравомыслящий колдун не хотел попадать под подозрение в преднамеренном вредительстве, пусть даже этот колдун был Пожирателем Смерти. Конечно, Кэрроу ничто не угрожало, но вряд ли он собирался давать мне в руки такой козырь.
Как выяснилось на следующий день, Кэрроу стало известно обо всем содержании нашего разговора, и теперь я удостаивался вынужденных приветствий, которыми Амикус одаривал меня с кислым выражением лица, хотя особой нужды в этом ни для кого из нас не было.
Сентябрь шел своим чередом, и мои опасения, что Хогвартс превратится в филиал Бедлама, пока не оправдывались. Старшие курсы, включая Слизерин, вели себя осторожно, уделяя время выискиванию слабых мест в новых правилах и обмениваясь не большим числом колкостей, чем в прежние годы. Младшие слишком боялись нарушать, а если и нарушали, то их проступки оказывались незначительными и не удостаивались цепей.
Заклинанием, которое многие младшекурсники выучили в совершенстве уже в первый месяц пребывания в школе, было Evanesco. Недостатка в кандидатах на чистку клеток я не испытывал - иногда старосты факультетов приводили ко мне по несколько человек в день, так что я мог выбирать. Являясь в основном студентами первых трех курсов, нарушители поначалу дрожали от страха, спускаясь в тюремное помещение, однако продолжалось это недолго. К концу сентября если кто в тюрьме и испытывал страх, то только тролли.
Первый визит в их логово мог испугать даже тех, кто храбрился, делая вид, будто горные тролли не страшнее болонки, но все быстро сообразили, что эти огромные существа не могут навредить ничем, кроме страшной вони. Наказанные упражнялись в Evanesco, невольно творя самые немыслимые эффекты, метая молнии по всему подвалу и вызывая такие магические пертурбации, что их последствия ощущали на себе даже устойчивые к элементарной магии тролли. В конце концов при одном только виде посетителей несчастные пленники Хогвартса старались глубже спрятаться в выдолбленной для них норе, пока очередной нарушитель чистил клетки, попутно высекая искры из скал, создавая кратковременные шаровые молнии и азартно пытаясь загнать ими неуклюжего тролля в пещеру.
Превращение наказания в забаву, а точнее, в издевательство над невинными жертвами трудотерапии Кэрроу, тщательно от него скрывалось, иначе заместитель директора придумал бы что-нибудь новое, менее веселое и безобидное. В его присутствии учащиеся делали вид, будто весьма удручены перспективами свидания с троллями, и хотя мне не нравился такой балаган, он был все же лучше цепей и клеток.
На исходе третьей недели сентября, спустившись в тюрьму с очередным малолетним нарушителем, предвкушавшим пять минут развлечений, я увидел, что в Хогвартсе появились первые заключенные. На деревянных нарах, прислонившись спиной к решетке между двумя камерами, сидел Невилл Лонгботтом. Первокурсник впереди меня замедлил шаг, с любопытством глядя на арестанта, но я довел его до второй двери и отворил ее, поморщившись от тяжелого запаха, царившего у троллей несмотря на все наши старания содержать их клетки в относительной чистоте.
Оставив нарушителя гонять бедных троллей, я вернулся к Лонгботтому.
- Поздравляю, - сказал я.
- Спасибо, - с иронией произнес Невилл, вставая и подходя к разделявшей нас решетке, но прежде, чем он успел что-то добавить, до нас донесся крик: "Evanesco!", электрический треск молнии и рев тролля. Лонгботтом бросил взгляд в сторону распахнутой двери, посмотрел на меня и спросил:
- Может, все-таки отдашь монетку?
- Ты забыл добавить - "по-хорошему", - ответил я, вытащил из-под рубашки висевший на шее галеон и покачал им в воздухе.
- Зачем она тебе? - продолжал Лонгботтом. - Все равно ты не понимаешь, о чем мы переписываемся.
- Будто ты знаешь, как действуют чары Протея! - фыркнул я. - Мне совсем необязательно знать шифр, чтобы понимать смысл. И мне не нравится, что вы втягиваете в свои гриффиндорские авантюры Луну.
- Мы никого ни во что не втягиваем, - ответил Невилл. - Иди лучше спасай своих троллей, а то от них скоро пустое место останется.
- Ничего, тролли крепкие, и не такое выдержат, - проговорил я. - А вот хрупкая женщина Алекто Кэрроу, судя по всему, больше не собирается терпеть твои провокационные реплики с места. Хочешь почаще здесь бывать?
- Сколько понадобится, столько и стану бывать, - сказал Лонгботтом. Из открытой двери то и дело доносились громкие "Evanesco!" и мерцали отсветы голубоватых вспышек заклинания. В досаде я пнул решетку ногой.
- Ты что, совсем ничего не понимаешь? Думаешь, эти твои выступления нужны кому-то, кроме тебя?
- А для вас, конечно, лучше, чтобы мы молчали, - парировал Невилл, - и все было тихо, будто ничего не происходит.
- Да неужели тебя действительно волнует, что там Алекто болтает о магглах? - воскликнул я. - Это обычная пропаганда, и странно, если б нам не пытались промывать ею мозги. Только вот в чем проблема, Невилл. Ты - здоровенный семнадцатилетний лоб, и если Кэрроу на тебя разозлится, ты это худо-бедно переживешь. А если твоему примеру последует какой-нибудь впечатлительный малолетка, решивший поиграть в героя? Ты представить себе не можешь, что за тип этот Амикус, и чем меньше у него поводов наказывать, тем лучше для всех. Понятно, - сказал я уже тише, - ты кое-чему научился у Поттера, но не нужно копировать его во всем. Он негибкий, поверхностный, и с аналитикой у него туговато…
- Гарри тут не при чем! - возразил Невилл, но это была неубедительная ложь - я только усмехнулся. - И да, он не стал бы молчать! - с вызовом в голосе продолжал Лонгботтом. - Он бы придумал, что…
Из соседнего помещения снова раздался обиженный рев.
- Значит так, - перебил я Невилла, чувствуя, что троллей действительно пора спасать. - Сам можешь делать, что хочешь - ты уже большой мальчик. Но если начнешь вербовать начальные курсы, и если здесь… - я обвел рукой тюрьму, - по твоей милости станут сидеть дети, галеон отнесу Снейпу. Я не шучу, Лонгботтом. У тебя своя правда, у меня - своя.
Не дожидаясь ответа, я повернулся и отправился за разбушевавшимся первокурсником. Когда мы уходили, Невилл стоял у решетки, сунув руки в карманы, и на его лице застыло выражение упрямого несогласия. "Гриффиндор в своем амплуа", подумал я, закрыл за собой дверь, покосившись на круглое отверстие для ключа, и наложил на нее охранное заклятье.
Лонгботтом повторялся. За несколько дней до нашей встречи в тюрьме с той же просьбой, но сформулированной в более жестких выражениях, ко мне обратилась Джинни Уизли. Она подкараулила меня у входа в школу, когда семикурсники возвращались из теплиц с урока гербологии, и поманила к себе.
- Отдай галеон, - потребовала Джинни, едва я остановился рядом.
- Привет, - вежливо ответил я. - Как провела лето?
Джинни прищурилась.
- Не беси меня, Линг, - угрожающе произнесла она. - Я не посмотрю, какой ты там префект и кому теперь лижешь задницу. Отдавай галеон, по-хорошему прошу.
- Слушай, Джинни, - сказал я, не без труда удерживая себя от улыбки. - Давай начистоту. Я ведь знаю, как ты ко мне относишься. Министерство, Астрономическая башня - мы с тобой отличная команда, друг друга с полуслова понимаем. Поттера здесь нет, и нам можно больше не притво…
За такие вольности я получил уверенный удар кулаком под ребро. Джинни набросилась на меня, словно взбесившаяся миссис Норрис, и мне оставалось только прикрываться, чтобы она не задела шрамы.
- Ладно, ладно тебе! - смеялся я, отступая к входным дверям. - Да хватит, это шутка была!
- Шутка? - кричала разъяренная Джинни. - Я тебе сейчас такую шутку покажу, придурок, что тебя по кусочкам будут собирать!..
Она толкнула меня на крыльцо, и я чуть не упал, споткнувшись о ступеньку.
- Мисс Уизли!
К нам приближалась профессор Спраут с горшком склизкого кожелюба, который она левитировала перед собой на порядочном расстоянии.
- Мисс Уизли, будьте так добры, откройте мне дверь, - твердо сказала профессор. Джинни с недовольным видом начала подниматься по лестнице. - И постарайтесь впредь не забывать, - продолжала она, - что за нападение на старшего префекта вы можете оказаться на цепи.
Это был камешек в мой огород: доклады Кэрроу о серьезных нарушениях входили в мои прямые обязанности. Но не только в мои.
- Профессор Спраут, - решил я не оставаться в долгу. - Пожалуйста, не нужно сообщать об этом Кэрроу. Мы с Джинни просто дурачились.
-
Профессору Кэрроу, мистер Ди, - все тем же непререкаемым тоном ответила Спраут и скрылась вместе с Джинни в замке, оставив меня у входа с улыбкой на лице.
Не знаю, какие последствия имел в виду Снейп, рисуя мне невеселые перспективы обладания Меткой, но он явно преувеличивал. Со стороны учащихся проблем не возникало и возникнуть не могло: никому не хотелось связываться с Пожирателем и, по слухам, оборотнем в одном лице, а профессора, к их чести, не делали различий между студентами. К тому же, моя репутация, сложившаяся за шесть лет учебы, была не самой худшей из возможных, поскольку единственным объектом своих опасных магических экспериментов являлся лишь я сам.
Всевозможные обязанности старосты отнимали у меня то время, которое я предпочел бы посвятить чтению купленных в Косом переулке книг. Практикумы оказались захватывающими, словно триллер, и мне не терпелось воплотить в жизнь кое-какие заклинания, но от этого воплощения меня то и дело отвлекали старосты, Кэрроу и, что хуже всего, капитаны квиддичных команд.
Я никогда не понимал квиддич и прежде был к нему равнодушен, однако теперь, оказавшись едва ли не в центре плетущихся в Хогвартсе спортивных интриг, возненавидел его всей душой, и будь моя воля, запретил бы игру ко всем чертям. Но запрещать квиддич было нельзя - спорт давал возможность выпустить пар, снять напряжение, поорать, позлиться на соперников, поболеть за своих и занять голову не изобретением изощренных методов нарушения правил, а подсчетом очков. В конечном итоге мне на выручку пришла Балстроуд. В квиддиче она разбиралась получше моего (говоря откровенно, лучше меня в нем разбирался даже Филч), и заметив, что один только вид капитанов выводит меня из равновесия, взяла разбор всех конфликтов, возникавших между командами, на себя.
Наиболее заметные перемены в отношении ко мне произошли со стороны Слагхорна. Согласно программе, в первом семестре седьмого курса мы изучали зелья, приготовление которых требовалось на вступительных экзаменах в Британский и Европейский университеты магии, а во втором должны были пройтись по всем основным положениям дисциплины и подготовиться к выпускным. Слагхорн, наконец, перестал лепить из меня гения-зельевара, способного поступить сразу на второй курс, и давал сложные, но выполнимые задачи, позволяя довести их решение до конца. К тому же, теперь он мог уделять каждому из нас больше времени, лишившись в этом году сразу трех своих учеников - Поттера, Грейнджер и Уизли.
Из всех факультетов Гриффиндор наиболее серьезно пострадал от нового закона о магглорожденных. Седьмой курс уменьшился едва ли не вполовину, шестой и пятый тоже заметно поредели. На втором месте по убыли студентов оказался Хаффлпафф; Равенкло и Слизерина закон практически не коснулся. Из-за такого сокращения седьмые курсы ходили на основные предметы вместе, и на обязательных дисциплинах народу было многовато.
Во время истории и маггловедения каждый занимался своими делами. Профессору Биннсу было все равно, слушает его кто-то или нет - он знай себе вещал о перипетиях новейшей истории, и хотя рассказы эти иногда бывали интересными, обычно я что-нибудь читал или устраивал с Пирсом бои насекомых. Мы рисовали на пергаменте жуков или тараканов, оживляли их и натравливали друг на друга. Нарисованные насекомые сражались лапами, рогами и мандибулами, и в процессе боя мы либо подрисовывали им утраченные фрагменты, либо оставляли бойцов без нашей помощи, на произвол судьбы. Иногда перед дракой мы запускали их в нарисованный лабиринт, так что прежде, чем добраться до расположенного в центре ринга, бойцам приходилось плутать по кривым переходам, возмущенно шевеля усами и пытаясь проломить двумерные стены, отделявшие их от противника.
В отличие от Биннса, Алекто Кэрроу рассказывала вдохновенно, но вся ее энергия пропадала впустую. Сперва мы восприняли ее уроки как юмористическое шоу, но быстро выяснилось, что Кэрроу не собирается нас веселить - она была настроена серьезно. Возможно, ее речи производили впечатление на первокурсников, однако седьмые курсы уже знали, что магглы хоть и бывают такими, какими их рисовало буйное воображение Алекто, но не все и не всегда. Поняв, что Кэрроу не шутит, а смеяться запрещено, мы углубились в свои занятия: писали контрольные по другим предметам, читали, переписывались или тихо болтали. Первое время никто не выступал, однако скоро нервы Гриффиндора не выдержали: защитники магглов под предводительством Лонгботтома, принявшего у Поттера эстафету правдолюбия, периодически норовили вернуть Кэрроу в реальность, желая услышать научное объяснение феномена воровства магической силы, о котором профессор с такой охотой рассуждала. Но Снейп знал, кого брать на эту должность - сестра Амикуса Кэрроу не имела никакого представления о научных достижениях магического мира, а ведь окажись на ее месте колдун с мозгами, кто знает, чем бы заканчивались подобные дискуссии.
Впрочем, иногда слово брали и представители других факультетов. Однажды проняло даже Пирса. Когда Кэрроу затронула тему каннибализма, процветавшего среди диких пещерных племен, он оторвал глаза от листа, на котором его жук с ветвистыми рогами боролся с моим бронированным червяком, поднял голову и скептически произнес:
- Если бы гвинейский шаман вышел драться с нынешним главой аврората, я бы поставил на шамана. Отец рассказывал, что магия, основанная на жертвах и крови, особенно на человеческой крови, едва ли не самая сильная из всех.
- Да у этих дикарей даже палочек нет, - усмехнулась Кэрроу.
- Зато у них есть высушенные черепа, - возразил Пирс. - Они аккумулируют и трансформируют энергию…
- Эти шаманы что, приносят в жертву людей? - спросила староста Равенкло, обернувшись к Пирсу с передней парты.
- Высушенные черепа делают в Бразилии, а не в Гвинее, - со знанием дела заметила Полина, однако Пирс не сдавался:
- В Бразилии тоже есть магия крови.
- А важно, чья кровь - волшебников или магглов? - поинтересовался Крэбб.
При этих словах немедленно проснулся Гриффиндор. Разгорелась дискуссия. Пирсу пришлось отвечать и за отца, в молодости посетившего Гвинею, и за бразильских колдунов, высушивавших черепа своих жертв, и за политику чистоты крови. Жук на пергаменте давным-давно пал жертвой зубов моего червя, когда Кэрроу, наконец, утихомирила спорщиков и перешла к другим примерам из древней маггловской истории, на этот раз обойдя каннибалов стороной.
С кровью в этом году были связаны не только министерские законы и чистки.
… -
Некромантия?!
- Мы будем пробуждать мертвецов? Создавать инферналов?
- А разве это не Темная магия?
На первом уроке по древним рунам профессору Асвинн пришлось выдержать целый шквал подобных вопросов. Я уже успел почитать новый учебник, но остальные получили его только на уроке и несколько минут изумленно листали, знакомясь с темами, ожидавшими нас в этом году. Профессор Асвинн стояла перед нами с таким снисходительным выражением лица, будто мы были дошкольниками, устроившими за завтраком бунт против надоевшей каши. Когда вопросы иссякли, она взяла слово.
- Мне очень жаль, - сказала профессор, - но вы забыли все, чему учились на третьем курсе.
В классе раздалось гудение, означавшее, что конечно забыли - лет-то сколько прошло!
- Кто ответит, как Один получил руны?
- Он висел на Мировом дереве…
- … на Иггдрасиле…
- … вниз головой!
- А потом послал свой дух к рунам, чтобы их забрать, - закончила Полина. Судя по ее заинтересованному виду, темы нового учебника пришлись ей по душе.
- Вы передали общий смысл, но не сказали самого главного, - покачала головой Асвинн. - Один висел на Мировом дереве не просто так - он проходил шаманское испытание. Помните, он пронзил себя копьем, и капли его крови упали к корням Иггдрасиля? Эта кровь пробудила руны, скрытые внизу, в подземном мире, и только тогда Один смог их увидеть. Так что руны изначально принадлежат нижним мирам; магия, связанная с ними, черпает силы в глубинах, а глубины всегда темны. Разумеется, мы не будем говорить с мертвыми и создавать инферналов, но вы должны знать, как это делалось раньше, хотя бы в общих чертах. К тому же, рунная магия - это не только некромантия. Разве вам не интересно, к примеру, узнать свое животное-покровителя?
- У нас есть патронусы, - заметил Майкл Корнер.
- Животное-покровитель - не патронус, - объяснила профессор. - Это живой и сильный дух, магическое существо, призванное с помощью рун и способное помочь вам в трудную минуту… Но, разумеется, если кто-то категорически не желает учиться по этому учебнику, я подготовлю вам темы сочинений и переводы.
Желающих работать с текстами не нашлось - перспектива обрести животное-покровителя перевесила осторожное отношение к Темной магии в любом ее проявлении.
После этого урока Полина оказалась настолько захвачена рунами, что временами напоминала мне Гермиону с ее одержимостью учебниками, пособиями и самостоятельными работами. Полина буквально преследовала профессора Асвинн, стремясь получить от нее новые материалы или рекомендации по дополнительной литературе; она лишила Пирса спокойной жизни, досаждая ему своими открытиями, и то и дело повторяла, что никогда прежде не считала руны чем-то достойным внимания, поскольку никто в ее семье не увлекался этой древней магией.
- Представляешь, - восторженно говорила Полина перед одним из уроков, тыча пальцем в рунический знак из потрепанной книжки с длинным названием, известным только специалистам-рунологам, - если я правильно его вырежу, то уже нигде не заблужусь!
- А где ты вообще собираешься заблудиться? - устало осведомился Пирс, подпирая плечом стену кабинета.
- В лесу, например… или в незнакомом городе. Да мало ли где!
- Отец в таких случаях пользуется GPS, - саркастически заметил Пирс, чем навлек на себя Полинин гнев и вопрос Падмы Патил, с интересом слушавшей их диалог, что это за заклинание такое - GPS.
Хотя в августе я сетовал на то, что Флитвик без труда разобрался в плане Дамблдора сделать из меня Пожирателя, сейчас такая догадливость только радовала. Неизвестно, как сложились бы наши субботние уроки, оставайся он в неведении.
Придя на свое первое дополнительное занятие, я встретил укоризненный взгляд профессора.
- Ну рассказывайте, что там с вами стряслось, - проговорил Флитвик. - Директор объяснил мне в двух словах, но хотелось бы послушать полную версию.
- Просто стало любопытно, как теперь выглядит мой патронус, - со смущением в голосе ответил я, чувствуя себя полным идиотом. - Профессор, пожалуйста, не рассказывайте никому…
Флитвик усмехнулся и кивнул:
- Хорошо, хорошо, Линг, на этот счет можете не беспокоиться. Но что значит "теперь"? Ведь патронусы-тени не могут меняться, как обычные патронусы…
- Дело в том, - начал я, - что когда профессор Снейп объяснял мне про Темную метку, он сказал, что это сложное многоуровневое заклинание, которое встраивается в магические поля волшебника и каким-то образом влияет на все его колдовство. Например, заклинания воздуха стали у меня получаться хуже, а заклинания воды - лучше. Я подумал, что Метка могла повлиять и на патронуса… ну и вызвал его. А он напал. Я даже не успел ничего сделать.
Флитвик слушал меня со все возрастающим интересом.
- Подумать только, - произнес он. - Заклинание Метки сливается с магическими полями ее обладателя и перестраивает их под себя! Впечатляет, впечатляет… - он спустился со стула и начал взад-вперед ходить по кабинету. Прошла почти минута, прежде чем профессор очнулся от своих размышлений и вновь заговорил.
- Значит, теперь заклинания водной стихии получаются у вас лучше. Как думаете, почему это так?
- Скорее всего потому, что В… в смысле Темный Лорд предпочитает использовать в своих чарах элемент воды, - предположил я. Флитвик вернулся за стол.
- Ага, - сказал он. - И поэтому возникли проблемы с воздухом. А как ваша плеть?
- С плетью вроде все в порядке.
Флитвик снова помолчал.
- Кроме патронуса и чар стихий, вы заметили еще какие-нибудь изменения?
- Кажется, нет.
Я не стал упоминать о том, как чары Темной метки выглядят со стороны, уже начиная чувствовать себя объектом профессионального интереса Флитвика - иначе говоря, подопытным кроликом.
- Ну хорошо, - сказал профессор, решив, наконец, заняться делом. - Давайте посмотрим, что случилось с вашим патронусом, и начнем потихоньку его приручать.
Флитвик достал стоявший на полке преобразователь четырехмерного континуума, немного поколдовал, но на этот раз его кабинет не стал увеличиваться. Вместо этого в одной из стен возник недлинный узкий коридор, в котором моему патронусу было сложно разгуляться. Я поднялся; профессор встал рядом, держа наготове палочку.
- Он очень злой, - на всякий случай предупредил я, но Флитвик только махнул рукой.
- Вызывайте и ни о чем не беспокойтесь.
Я постарался выстрелить заклинанием как можно дальше. Мои предварительные прогнозы оправдались: окутанный ярко-малиновой аурой, патронус бросился на нас в тот же миг, как полностью обрел материальность, но через секунду налетел на выставленное Флитвиком охранное заклятье, оказавшись запертым в коридоре. Яростно шипя и мотая головой, патронус хлестал хвостом из стороны в сторону, бился лбом о невидимую преграду и пытался царапать ее когтями. Флитвик смотрел на него чуть ли не с восхищением.
- Впечатляет… - негромко повторил он. - А знаете, что впечатляет больше всего? - продолжал профессор, поднимая голову и глядя мне прямо в глаза. - То, Линг, что это чудовище - ваша неотъемлемая часть.
Сперва я не понял подтекста фразы Флитвика. Неужели мне следовало стыдиться патронуса лишь потому, что он отражал темную сторону моей личности и брал силы для воплощения в негативных эмоциях? Я собрался было возразить, однако профессор еще не закончил.
- Не поймите меня неправильно - я вовсе не ставлю вам это в вину. Напротив. Он… - Флитвик указал на разъяренного патронуса, все еще стремящегося пробить защиту, - живет в каждом из нас, без исключения. Но нам не нравится об этом думать. Куда приятнее в случае необходимости вызвать изящное, красивое, сверкающее создание, представляя его своим альтер эго… Приятно тешить себя иллюзией, будто мы хорошие, а если и делаем что-то плохое, то виноваты в этом обстоятельства… или другие колдуны, или магглы, или Министерство, или кто-нибудь еще. А он… - Флитвик снова указал на патронуса, - не позволит вам так размечтаться.
- Но я никогда не утверждал, что во всем виноваты обстоятельства, - осторожно заметил я, разобравшись, наконец, к чему клонит профессор. - Я никого ни в чем не обвинял и не обвиняю. Наоборот, я в определенном смысле рад, что все так получилось, потому что смотрю на это как на урок. Уроки ведь не бывают хорошими или плохими. Это ученики бывают ленивыми.
- Бывают и ленивыми, - сказал Флитвик. - И вы, в отличие от них, хотите учиться. Но, стремясь к знаниям и опыту, вы готовы учиться у
всех, кто способен научить вас хоть чему-то. Дамблдор… - профессор осекся, словно пожалев, что в пылу разговора произнес имя покойного директора, - Дамблдор говорил, что вашим главным достоинством является умение принимать людей такими, какие они есть, без условий, без вопросов, без попыток переделать их под себя. Но это достоинство лишь в том случае, если не является равнодушием. Да, вы принимаете, не задаете вопросов - тем не менее, всегда ли это правильно? Уроки не бывают плохими, а вот учителя бывают, и еще как!..
- Я не согласен! - возразил я. - Учителя только учат, а решения принимают ученики. Это они выбирают, какие знания использовать и в каких обстоятельствах.
- Верно, Линг, но учителя - не функции и не бездушные машины. Они - живые люди, у них есть желания, мечты, проблемы, пристрастия… Большинство передает свою жизненную позицию косвенно, оставляя студентам возможность формировать собственное мировоззрение, но есть и такие, которые поступают с точностью до наоборот. Поэтому их ученики владеют лишь ограниченным числом вариантов применения полученных знаний и не способны принять полноценное решение с опорой на свое, а не на чужое мнение… В некотором смысле вам повезло, - Флитвик в третий раз указал на патронуса, уставшего биться о прозрачную стену и сидевшего теперь без движения, словно статуя. - Вы всегда будете видеть перед собой свою темную сторону, а потому
должны быть критичными, особенно сейчас. Не считайте, что он - настоящий вы, даже если вас станут активно к этому подталкивать.
- Выбор, о котором вы говорите, это всегда выбор одного из двух, - не удержался я, - и ни один из них не лучше другого, если нас
принуждают выбирать. В чем разница между хорошим отношением к магглам и плохим отношением к магглам, если и то, и другое продиктовано, по сути, лишь нашим превосходством над ними? Меня призывают верить, что первое правильно, а второе - нет, только потому, что с моральной точки зрения любовь лучше ненависти. А точнее, безопаснее. Все просто помешаны на безопасности!..
Я прервался, почувствовав, что зашел в своих рассуждениях не в ту степь. Флитвик молчал.
- Ваша позиция мне ясна, - наконец, произнес он, - и я подумаю, что на это ответить. А пока давайте займемся патронусом. Кажется, он у нас заскучал.
С питонами я встретился только в конце сентября. На улице ненадолго потеплело, выглянуло солнце, и ученики снова проводили выходные за стенами замка. Первую половину месяца я чувствовал себя неважно, а потому все свободное время старался уделять отдыху, оправдывая этим свое промедление, но в последнюю неделю решил, наконец, избавиться от груза неопределенности, увидеться со змеями и выяснить, что им от меня надо.
- Выглядишь недовольным, - заявил питон, выползший из норы на мой зов. - Может, нам не стоило стараться?
- Я должен был додуматься сам, - с досадой ответил я. - Все же на поверхности лежало!..
- Ага, - хмыкнул питон. - На поверхности. Ползли это мы, как вдруг видим - лежишь ты на поверхности…
Вопреки желанию я усмехнулся.
- Ладно, детеныш, слушай внимательно, - проговорил питон. - За тобой теперь должок, о чем ты наверняка уже догадался…
- И чего вы хотите? - спросил я. Питон недовольно зашипел:
- Ну что за манера такая - перебивать на самом важном месте? Говорят же тебе - слушай внимательно!
- Извини, - сказал я. Питон свился в кольца и поднял голову, став похожим на кобру.
- Но должен ты не лично нам. Твой долг жизни - перед всем змеиным племенем.
"Плохо", подумал я, тут же вспомнив о Нагайне. Питон будто прочел мои мысли.
- Разумеется, это не значит, что если на тебя нападет какой-нибудь свихнувшийся василиск, ты обязан позволить ему себя слопать. Действуй по ситуации. Просто помни, что свой долг ты можешь отдать любой попавшей в беду змее. Сегодня, завтра, через десять лет - неважно. Уяснил?
- Уяснил.
- Вот и отлично, - питон вернулся в горизонтальное положение и заскользил к норе.
"Десять лет, - скептически подумал я, поднимаясь из травы и глядя на черное отверстие, в котором исчез мой собеседник. - Твоими бы устами, змей…" Повернувшись, я направился обратно к школе, накинув на голову капюшон и не обращая внимания на гулявших неподалеку учеников, которые могли заметить мой короткий диалог.
