Часть пятая. Глава 4. Поединок.Она никогда не думала, что счастье может разбиться так легко и так бесшумно, с тихим шорохом и безмолвным криком.
О чем ты думал, идя сюда? Хотел ли ты того, что получил? И зачем?
Она никогда не хотела видеть подобного – как на ее глазах рушится и умирает счастье. Не хотела верить, что он сделал это собственными руками. Что это он сам разрушил их мир – мир счастья.
Хотя, наверное, это был лишь ее мир, а в его…? Что такого было там, внутри него, что толкнуло его, тихого и спокойного, на этот путь?
Почему?
Словно эхо, – эхо прожитых дней и такого еще близкого счастья – этот вопрос не давал ей отвести глаз от лежавшего навзничь, словно тряпичная кукла, мужа. Сквозь слезы она едва могла различить его несовершенные черты. Рука крепко сжимала медальон.
Не было вопроса, откуда Марк взял эту смертоносную безделушку. И кто виноват в его смерти. А на другие они теперь вряд ли получат ответы. Да и было слишком страшно узнать их…
Странно, она никогда не считала себя трусихой. С детства привыкшая сражаться за свое счастье и свободу, она не раз преступала черту дозволенного, не боясь последствий или не думая о них. В доме родителей она часто по ночам пробиралась в кухню, чтобы вдоволь наесться сладкого, что ей запрещалось. Когда они погибли, - она до сих пор была уверена, что к этому приложил руку дядюшка – она каждый день своего существования боролась с ограничениями, которыми ее окружил новый опекун. Ей нельзя было покидать дом одной – она сбегала, несмотря на следующие за этим наказания. Она должна была учиться на дому – друзья родителей устроили ее отъезд в Шармбатон. Дядюшка мечтал, чтобы она вышла замуж за Маркуса, его сыночка-оболтуса, а она развлекалась, меняя парней чаще, чем мантии. Он – граф Деверо – всегда олицетворял для нее все самое ужасное в мире. Но она никогда его не боялась.
Никогда до сегодняшнего дня.
Элен крепче сжала медальон, и слезы еще сильнее полились из глаз. Чувства безысходности и страха не давали ей отойти от тела Марка, ее Марка. Боль, что поднималась из самых глубин разбитого сердца, сковала ее. Дрожащей рукой она погладила мужа по застывшему лицу, еще глупо надеясь, что все это – ужасно реальный сон.
Всего лишь сон.
Неужели так она платит за все, что натворила до того, как в ее жизни появился Марк? Платит за каждого, кого она использовала, чтобы доказать себе и дядюшке, что она вольна распоряжаться своей свободой, собой. За каждого…
Она помнила их хорошо – лица, голоса, руки, глаза. Трое были случайными, двоих она выбрала и поймала в свои сети. Трое совсем ничего не значили для нее – лишь пара минут удовольствия, почти невинного – в ее глазах, но не в глазах дядюшки.
Двое других были ей дороги, каждый по-своему, но и их она использовала. Одного – потому что хотела, второго – чтобы досадить графу. И оба стали для нее близки. Один – потому что был первым, второй – потому что был прекрасен.
А потом был Марк, который сделал то, чего никто и никогда не делал для нее – он отказался от себя самого. Она этого не хотела, но приняла как величайший дар. Она верила, что эта его жертва станет ценой их общего счастья. Оказалось, что нет.
- Почему? – прошептала она, гладя замершую навсегда грудь Марка, поправляя мантию. – Что тебя так мучило?
Она даже не думала о том, что он что-то сделал с ее памятью. Если и сделал, то теперь это было неважно. Она его простила. За все. Но до боли в груди ей хотелось узнать, почему. И посмотреть в его глаза… Потому что тогда, за несколько секунд до его конца, он не осмеливался взглянуть на нее, как бы она не хотела этого в тот момент. И она видела: ему было страшно. Она это знала…
Рука скользнула по жилету, что был на нем под мантией. Что-то зашуршало, и Элен испуганно извлекла из кармана Марка свернутый вчетверо пергамент. С внешней стороны его совершенным почерком было написано одно слово – ее имя.
Она постаралась стереть с лица слезы, чтобы они не капали на ровные строчки чернил, которыми был исписан пергамент. Она подняла глаза – никто не обращал на нее внимания, потому что Джеймса явно колотил шок. Как скрытая истерика, что на фоне замершего Скорпиуса смотрелось дико. Конечно, каждый переживает все по-своему. Хозяева дома стояли в стороне, явно совещаясь и решая, что делать. Кажется, все продолжали жить, а ее жизнь остановилась – чтобы продолжиться потом, когда пройдет эта боль, когда затянется рана. Это будет нескоро, Элен понимала, сжимая в руках прощальное письмо Марка.
Значит, он шел сюда умирать. Он знал все.
Почему? Вся боль - в одном слове.
Рука дрожала, слезы грозили оставить кляксы на его последнем послании.
«Дорогая Элен…» Она всхлипнула, ясно услышав его голос. Ноги немного затекли, но она не хотела двигаться – лишь читать его исповедь. А иначе что это может быть?
«Дорогая Элен, я надеюсь, что тебе не пришлось видеть меня, чтобы получить это письмо. Это было бы слишком жестоко по отношению к тебе. Ведь ты ни в чем не виновата. Это я, я один. Надеюсь, что ты еще ничего не знаешь, и я смогу сам тебе рассказать о своей низости. И не только о своей.
Я долго думал, с чего начать, и понял, что все сходится на тебе – моей самой большой удаче и самой большой ошибке. Кем я был до тебя? Никем: скромным, запуганным мальчишкой-аристократом. Я всегда был в тени - слишком обыкновенный, чтобы быть заметным, слишком неуверенный в себе, чтобы что-то изменить. Я был труслив и когда-то искал сильных друзей, но сильным людям не нужны такие, как я. Разве что для минутного развлечения. Я ненавидел за это и их, и себя. Не знаю, кого больше…
А потом я встретил тебя – самую необыкновенную. Я был удивлен, что ты находишь меня интересным, что ты любишь меня. Я долго не мог в это поверить, но ты меня убедила. Мне казалось, что я обрел свой рай – за все мои мелочные страдания в прошлом. Я много думал об этом: я ведь был недостоин тебя! Но рядом с тобой я чувствовал себя другим – сильным, смелым, способным на все. На все ради тебя.
Ты действительно меня изменила: разве мог я раньше представить, что смогу стать метаморфомагом? Ведь раньше никто такого не делал, никогда! Я был первым!
Но я не хотел этим хвастаться – это было сделано только для тебя, это была наша тайна, ты помнишь? Большего мне не было нужно.
Почему, Элен? Почему ты попросила меня тогда? Попросила меняться. Ах, да, ты ведь этого не помнишь...
Ты можешь возненавидеть меня за то, что я сделал с тобой, у тебя есть на это право. Но подожди, обо всем по порядку.
В нашей жизни все было так просто, пока твой кузен не взорвался. Ты его не любила, я знаю, но ты тогда так страдала – словно предчувствовала, что за этим последует. И твой дядюшка не заставил себя ждать.
Это было так странно: стоять напротив него и слушать, что он говорил. Он всегда пренебрегал мной, считал меня слабым и жалким. И тут – весь мир, казалось, он положил к моим ногам. И тебя тоже. Он знал, на что давить. Я спасал его, а он мне дарил новую жизнь - с тобой. Я отказался от всего, хотя не так уж и много у меня было там, в жизни Флинта. Родители пережили мою смерть, а больше никого я не оставил за спиной. Правда, несмотря на запрет графа, я иногда трансгрессировал к их дому и наблюдал. Иногда я тайно посылал им деньги.
Я отказался от себя – не такая уж высокая цена за счастье рядом с тобой. Я стал сильным, все двери были для меня открыты! Помнишь, как ты мне сказала однажды, что я стал метаморфомагом не только снаружи, но и внутри, в душе. Наверное, ты была права.
Он – мой новый отец – многому учил меня. Он верил почему-то, что я способен стать копией его сына, но быстро разочаровался. И я даже рад, потому что, имей я сейчас те же способности, что и граф, навыки, которыми он лишь в малой доле смог меня научить, я бы стал тебе еще более противен.
Но все-таки кое-чему он меня научил. И я сожалею, что обратил это против тебя.
Я стер маленькую частичку твоей памяти. Ты не простишь меня, но я все же хочу рассказать тебе обо всем.
Я не знал, почему ты тогда попросила меня меняться, меняться согласно твоим указаниям, твоим воспоминаниям. О нем.
Если бы ты знала, что этот человек значил когда-то в моей жизни, сделала бы ты это? Глупый вопрос.
Я был в ужасе – потому что ты его откуда-то знала. Твои глаза блестели, ты улыбалась, когда смотрела на меня, но видела его. Его серебряные волосы и серебряные глаза.
В тот вечер я не работал, как сказал тебе – я напился в компании моего бывшего сокурсника, который тоже не мог спокойно говорить о твоем серебряном воспоминании. Жизнь Тобиаса оказалась сломана, косвенно по вине этого человека. Я напился, и Тоб меня подстегивал, чтобы я любыми способами узнал, что вас связывает с… Малфоем.
Ты никогда не знала его имени, причудливо…
Я пошел прямо к графу и сказал, что почти уверен, что ты мне изменяешь. Это подействовало сразу – имя Деверо не должно быть связано со скандалами. Он тут же достал из укромного места Сыворотку правды.
О, какая это была пытка, Элен! Я не буду оправдываться, ведь в твоих глазах тогда было столько муки, словно я пытал тебя, а не задавал вопросы. Ты не могла не ответить.
Это был год твоего семнадцатилетия, Бал Масок в доме Деверо. Я был там, Элен. Это был вечер, когда мы познакомились. Я был разбит и растоптан, потому что он опередил меня. Ты была с ним, хотя не знала, как его зовут. Ты запомнила его волосы и его глаза! И то, что было между вами. Он был первым, да? Я тогда струсил и не спросил у тебя, потому что не хотел слышать ответ.
Я с трудом могу описать тебе мое состояние. Ты не изменяла мне, но ты была его. Опять, понимаешь? Такое уже было, еще в школе. Мы учились вместе, спали в одной комнате. Когда-то я хотел, чтобы он стал моим другом, я тебе говорил, что искал кого-то сильного. А он всегда был сильным. Я бы мог восхищаться им, если бы не научился ненавидеть. Ненавидеть в нем того, кем я никогда не мог стать, даже будучи Маркусом Деверо. Он нашел себе другого друга, самого странного из всего его выбора.. Но, конечно, неслабого – такого же неординарного, как он сам. Это было логично, правильно, хотя я чувствовал себя еще более жалким…
А теперь я хочу рассказать тебе о ней. О Лиане МакЛаген…»
Элен едва дышала: перед глазами тут же возникла последняя секунда жизни мужа, когда он прижимал палочку к горлу беззащитной девушки, которую он, выходит, знал.
«...Она училась на год младше нас. Еще одна неординарная личность, которые всегда к нему притягивались. Или он их притягивал. Он мучил ее, он играл с нею, но глаза его оставались холодными. Просто интерес…
Это было незадолго до бала на Рождество. Он ее преследовал, чтобы она стала его спутницей (словно слабо он ее обидел в предыдущий год). А потом оставил, потеряв интерес… Совершенно случайно я наткнулся на нее, когда она плакала. Лиана МакЛаген плакала! Был миллион мыслей о том, что он сделал, какую боль ей причинил… Она ничего не рассказала, и мы просто просидели полночи вместе… Это длилось долго, несколько месяцев. Я был счастлив, она тоже перестала грустить. А однажды ночью мы столкнулись с Хеленой, моей однокурсницей. Она была вся такая сияющая, и я подумал, что она где-то была с Малфоем, они тогда встречались. Если бы я сообразил быстрее... Думаю, Лиана все поняла, но не сменила направления. Мы шли на Башню, где обычно встречались.
Он был там, стоял, как каменное изваяние, даже не привел себя в порядок после свидания.
Вот так все разбилось. Он только взглянул на нее, а она уже отпустила мою руку и сделала шаг ему навстречу.
Я ушел, ненавидя его и себя. Он не отпускал ее, и она не могла забыть. Я потом видел ее – опять плачущую, но на этот раз я просто прошел мимо. На ней было его клеймо, и я понял, что она никогда от него не избавится. Я сдался, пережил.
И тут, казалось, все повторилось. С тобой. Я с ужасом это понимал, но сделать то же самое, что и с Лианой, я не мог. Я слишком тебя люблю, я бы умер, если бы ушел. Да и ты была ему не нужна, не уверен, что он вообще о тебе помнит… И тогда я действовал спонтанно, без долгих раздумий, иначе силы бы оставили меня.
Я стер его из твоей памяти. Я стер тот вечер, заменив другим – я создал в твоей памяти попурри, чтобы вместо близости с ним у тебя остался совершенный день нашего знакомства. Я был очень аккуратен, я старался не навредить тебе – я бы никогда себе этого не простил.
Получилось. Ты забыла о нем и о том, что я сделал. Я верил, что это будет началом нашего нового счастья.
Но вина, ревность, ощущение собственного ничтожества преследовали меня. В то время твой дядюшка делал все, чтобы мне отдали пост заместителя Министра по транспорту – граф стремился к полной монополии в области летучекаминных сетей. Мелких конкурентов буквально сдувало с его пути. Но оставался один, чье влияние и чья власть в последние годы росли – быстро и уже заметно. И Деверо никак не мог с ним справиться.
Это был Драко Малфой.
Все случилось около полугода назад. Наши эльфы закончили – успешно – тесты по освоению нового вида пороха для каминов. Его оказалось проще и быстрее получить, и он давал новые возможности для путешествий. Все это было сделано в условиях полной секретности.
Помнишь, как я тебе об этом рассказывал? Раньше мы тратили недели на то, чтобы вырастить дьявольские силки, орошая их и подпитывая, чтобы потом растереть засохшие стебли в порох. Конечно, все это делали эльфы, но подземная жизнь в шахтах, где все это проходило, укорачивала их жизни. И тогда они начали делать разные эксперименты. И у них получилось: они заставляли светиться… пыль! Мелкая каменная крошка, что вечно, сотни лет, витает в воздухе шахт. Легкое свечение не пугало силки – оно их притягивало, заставляло размножаться – очень быстро. Движение светящейся крошки – размножение. Это было невероятно! Еще более невероятно, что подобное деление в течение 3-х дней убивает силки – они засыхают. Остается только срезать и растереть…
Я был счастлив, я понял, что это открытие действительно сделает меня достойным места, что мне досталось подле Министра. Но планы графа простирались дальше…
Ты знаешь, я был таким дураком, что все ему рассказал – о тебе и Скорпиусе Малфое. Но в то время он был единственным человеком, понимавшим меня... Он спасал меня от меня самого... Глупая преданность пса, которого обычно пинали, но лишь раз приласкали.
И он ловко решил это использовать. Он видел растущую мощь Малфоев. И он видел, в какие руки эта мощь попадет в будущем. Он знал, что Драко Малфой – слабое звено, и что его сын более сильный соперник. И еще он понимал, что в его семье все наоборот. Он сравнивал меня – его наследника – и Скорпиуса, и, конечно, понимал, чем это грозит в открытой конкуренции. И тогда граф решил покончить со всем сейчас, пока он имеет перед собой более слабого противника. А заодно и… сломать Малфоя-младшего…
Я не перекладываю свою вину на графа. Нет, я сам пошел на эту месть. Просто он меня подтолкнул, он готовил меня месяцами, подогревая почву. Я был слишком слаб и труслив, чтобы самому решиться на что-то подобное. Это он заплатил комиссии Мунго, чтобы Присциллу Забини, самого открытого врага Малфоя-младшего, быстрее выпустили из Азкабана. Тогда именно на нее свалили бы – изначально – всю вину за происходящее... Он указал мне на то, что главное - завладеть эльфом Малфоя, и я смогу проникать в их дома без всяких проблем: в его квартиру, в дом его лучшего друга, в дом его тестя, в его собственный дом. Словно Троянский конь...
Это он мне подсказал больное место Скорпиуса – его девушка Лили Поттер. И он мне сказал, что для заместителя Министра нет ничего невозможного.
Все остальное я придумал сам. Я сознательно шел на эту месть, потому что устал – устал от тени Малфоя, что не оставляла меня, устал от вины, что чувствовал рядом с тобой, от презрения – к себе, что, даже стерев его из твоей памяти, не могу забыть. Это не принесло мне счастья с тобой, а без тебя я не могу быть счастлив. Я даже рад, что все закончится вот так.
Знаешь, даже с четко продуманной местью я не справился. Мне никогда не переиграть Скорпиуса. И себя самого. Я способен только совершать ошибки.
Но с самым важным – для графа – я, кажется, справился. Состояние Малфоев почти уничтожено, и с этим Скорпиус уже ничего не сможет сделать.
Самое смешное, Элен, что граф был недоволен, когда я пришел к нему с бумагами. И я его понимаю: он видел, что со второй частью я не справляюсь. Что я не в силах уничтожить Скорпиуса. Он не знал, что я это уже почти сделал. И я ему не сказал.
Элен, я опозорил его. Он предчувствовал, что скоро все выйдет на поверхность.
Я упустил Альбуса Поттера.
Я так и не получил в свои руки Джеймса Поттера.
Я сделал слишком много ошибок, и я должен за них заплатить.
Граф дал мне медальон. Думаю, ты знаешь, о чем я, ты сама мне о нем как-то рассказывала.
И на этом вся моя жизнь закончилась – сегодня утром. Отец отказался от меня. Он отказал мне в моей жизни. Он молча уничтожил меня. Он отнял тебя у меня. Или же я сам это сделал…
Я уже не знаю. Я не знаю, как найти силы и сделать то, что мне приказано. (Я продал свою жизнь графу, и он волен ею распорядиться).
Ты знаешь, мне страшно, и от этого я ненавижу себя еще сильнее. Мне страшно оставить тебя разбираться со всем, что я натворил.
Я сожалею только об одном: что так и не увижу Малфоя на коленях…
Я ничтожество, да?
Все вокруг рушится быстрее, чем я думал… (чернила казались здесь совсем свежими). Я недооценил эльфа. Элен, неужели я подставил тебя?
Будь что будет. Я отправляюсь, чтобы посмотреть в глаза моего мучителя и моей смерти. Может, мне повезет, и меня убьют – все равно кто. Это уже неважно. Я достаточно сражался – с прошлым, с графом, с Малфоем, с собой. Я проиграл... В каждом из этих поединков я проиграл.
Я – ничтожество, потому что, собираясь умереть, я и своей смертью надеюсь отомстить Малфою. За что? Наверное, за то, чем я так и не смог стать, а он смог. За то, что он получил то, чего я так и не стал достоин.
Я хочу отомстить ему за тебя.
Я люблю тебя. Прости.
Твой Марк».
Слез не было. Лишь пустота. Она подняла глаза на лежащего рядом мужа.
- Я тебя прощаю, - прошептала она, надеясь, что теперь он обрел то, чего так хотел, - покой.