Золотая клетка- А что ты пожелаешь мне?
- Я желаю тебе, чтоб ты освободился от меня. Чтоб ты был счастлив.
- Я спрашивал тебя, что ты желаешь мне. А не себе.
«Клон»
Громкий смех гостей заставил Бэкки вынырнуть из раздумий. Она вздрогнула, рассеянным взглядом обведя своих собеседников.
- О, кажется, мисс Малфой мыслями сейчас очень далеко отсюда. Правда, Ребекка?
Бэкки в очередной раз улыбнулась ничего не значащей улыбкой и поспешила уверить окружающих в обратном, мысленно же пожелав им проваливать ко всем чертям со своими разговорами и расспросами.
Ей было не до них. Она была здесь сегодня для того, чтобы поговорить с Ренье. Вернее, сказать ему, что она передумала выходить за него замуж и хочет расторгнуть помолвку. Как оказалось, собираться сделать что-то и действительно сделать - две большие разницы. Последние дни ее вынужденной французской ссылки стали для нее временем тяжелых раздумий и мятежных мыслей. Она подобно невольной певчей птичке рвалась прочь из золотой клетки, а когда оказалось, что свобода так близко, осталось только протянуть руку, она вдруг со всей отчетливостью поняла, что золотая клетка не столько ее тюрьма, сколько… ее дом. И, кто знает, сможет ли она выжить на воле.
Ее золотая клетка - роскошное поместье ее жениха в предместье Парижа, хозяйкой которого Бэкки предстояло стать в не столь отдаленном будущем, утопала в зелени цветущего парка. Сегодня Леграны давали прием по случаю дня рождения младшей сестры Ренье, и если это мероприятие и можно было описать коротко, но по делу, Бэкки назвала бы его ярмаркой тщеславия. И никак иначе. Иногда даже ее, выросшую в роскоши и ни в чем не знающую отказа, удивляло то, с каким размахом жило семейство ее жениха. Это было богатство поистине баснословное, такое, которому даже нет смысла завидовать - лучше принять как данность и молча восхищаться издалека.
Приглашение Ренье на семейное торжество она приняла с радостью. Очумев от скуки и бесконечных придирок теток Розье, которые единогласно решили, что Бэкки - «очень испорченная девочка, но из нее еще может выйти толк», а перевоспитать ее, как водится, их миссия на этой планете, бедная испорченная девочка была готова бежать без оглядки куда угодно. Только бы подальше от этого дома и его славных обитательниц. Разговоры с Нарциссой о возвращении домой результата не дали, поэтому визит к Ренье она расценила как манну небесную и хороший повод для того, чтобы, наконец, расставить все точки над «i» в их отношениях.
Однако осуществить свое намерение ей не удалось. На ее громкое заявление о том, что им нужно серьезно поговорить, ее жених улыбнулся, поцеловал ее торопливым поцелуем и пообещал обсудить с ней все, что она захочет, но только вечером. А сейчас его ждут гости. Бэкки терпеливо маячила возле Ренье весь день, изображая из себя идеальную невесту. Она разговаривала с людьми, которых не знала и знать не хотела, улыбалась, над чем-то шутила, выслушивала комплименты и под вечер прокляла всех французов до одного, потому что они придумали такой ужасный несуразный язык, на котором ей пришлось трещать весь день без остановки.
Праздник, невзирая на то, что даже Бэкки становилось страшно при мысли о том, сколько денег на него было потрачено, катился по накатанным рельсам. Его сценарий был хорошо известен наперед, ибо все подобные торжества неизменно проходили по одному и тому же шаблону. С теми же самыми действующими лицами.
В какой-то момент Бэкки обнаружила, что уже давно потеряла из виду Ренье. Впрочем, обнаружился он довольно скоро в окружении стайки щебечущих девиц. Девицы эти привели Бэкки в крайнее раздражение. Отчего-то упустив из виду момент, что она сегодня здесь как раз для того, чтобы сказать Ренье, что они больше ничего друг другу не должны и ревновать его как-то глупо, Бэкки незаметно выскользнула из шумного дома прочь, в спасительную тишину вечернего парка.
На западе догорал закат, и зеленые громады деревьев казались теперь ни то облитыми жидким золотом, ни то пронизанными золотыми копьями. В воздухе уже явственно чувствовалась вечерняя прохлада, но земля все еще хранила тепло догоревшего дня. Бэкки закрыла глаза, прислушиваясь к далекому щебетанью птиц где-то в кронах деревьев, и впервые за этот долгий суматошный день разрешила себе подумать о Джеймсе. Она обхватила себя за плечи и задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Если бы она только знала, как ей поступить…
Но она не знала. Ей было всего шестнадцать, и она была влюблена. Впервые за всю жизнь, если не считать Ренье. Впервые за всю жизнь она чувствовала себя по-настоящему живой, и ей совсем не хотелось расставаться с этим новым ощущением. Она вдруг со всей отчетливостью поняла, что эта ее детская влюбленность в Джеймса Поттера - единственное, что было у нее своего в жизни. Пусть даже это ни к чему и не приведет, сейчас она не хотела думать об этом. Никогда и ничего она не решала в этой жизни сама. В детстве ее заставляли учить французский, потому что так хотела бабушка. Отец захотел, чтобы она училась на Слизерине, и она поступила на Слизерин. Она должна была уметь играть на фортепиано, она должна была уметь ездить верхом, она должна была, должна, должна… И никто никогда не спросил у нее, чего хочется ей. Это никого не интересовало. Фамилия, которую она носила, давала ей неограниченную свободу и привилегии в этом мире, в котором, что уж греха таить, слишком многое решают деньги. Но в еще большей степени ее фамилия была той самой золотой клеткой, а о какой свободе может идти речь, если все вся ее свобода ограничена клеткой. То был главный парадокс ее жизни.
Странное дело, но не далее как сегодня утром она была твердо уверена в том, что скажет Ренье, что влюблена в другого, и что он отвечает ей взаимностью. Что было бы нечестно с ее стороны его обманывать, поэтому для всех будет лучше, если они расторгнут свою помолвку тихо и мирно, хотя в глубине души она знала, что тихо и мирно не получится. Это будут обсуждать еще очень и очень долго, и вряд ли когда-нибудь об этом вообще забудут. В их кругах таких фортелей не прощали, но она знала, на что идет. По крайней мере, ей хотелось так думать. А вот теперь, сидя на заднем крыльце дома, который где-то в глубине души она считала своим и успела привыкнуть к нему, она со всей отчетливостью поняла, что ей будет сложно просто взять и вычеркнуть из своей памяти несколько прошлых лет. Кажется, кто-то из великих сказал: «Если бы я имел безрассудство верить еще в счастье, я бы искал его в привычке». Может, это была всего только привычка, но, кто знает, может, в конечном счете, она и есть счастье.
Так и не придя ни к какому выводу, Бэкки еще раз окинула взглядом парк и поднялась. Хватит тянуть, если решила, значит, надо довести начатое до конца.
Она решила обойти дом по периметру, дабы еще раз собраться с мыслями. Из распахнутых настежь окон первого этажа доносились звон бокалов и смех гостей. Никому здесь не было до нее дела, и сейчас она была как никогда этому рада.
Дойдя до парадных дверей, Бэкки остановилась. Ее решимость сделать то, что она намеревалась сделать, таяла с каждой минутой.
Размышления девушки прервал дробный стук каблучков. Через пару секунд на пороге возникла девушка, пребывающая, судя по взглядам, которые она метала, не в самом радужном расположении духа.
- Бэкки? Ренье искал тебя, куда ты запропастилась? - Изабель Легран, виновница сегодняшнего торжества, нервно улыбнулась и отвела глаза. Бэкки в нерешительности улыбнулась в ответ.
Если бы кто-нибудь спросил ее, какие отношения ее связывают с сестрой Ренье, она бы без колебаний ответила: никакие. У них была разница в возрасте всего три года, но познакомиться им довелось тогда, когда эти три года еще кажутся огромной разницей. Они вежливо здоровались при встрече, говорили о моде, погоде и прочей ерунде. Бэкки была в прошлом году на ее свадьбе, одобрила выбор свадебного платья, не одобрила выбор жениха и на целый год потеряла Изабель из поля зрения. Ренье писал, что она вполне благополучна в браке и очень довольна своей жизнью.
- Я тоже ищу его, но почему-то никак не нахожу, - Бэкки развела руками, словно в доказательство своих слов.
Изабель нервно передернула плечами, что можно было расценивать как угодно, а потом вдруг в упор посмотрела на Бэкки.
- Я хотела пройтись. Составишь мне компанию?
Отказывать было неудобно, посему Бэкки утвердительно кивнула и сошла с крыльца вслед за Изабель, досадуя и вместе с тем радуясь тому обстоятельству, что разговор с Ренье откладывается на неопределенное время.
Разговор не клеился. Девушки в молчании дошли до поворота, который уводил к пруду. Бэкки несколько раз пыталась завести разговор, но ее попытки заканчивались провалом.
Все также в молчании они дошли до пруда. Заходящее солнце отражалось в темной воде, отчего казалось, что вода странным образом подсвечена изнутри.
- Я беременна, Бэкки, - в тишине вечера признание Изабель прозвучало неожиданно и отчего-то совсем не радостно.
- Поздравляю, - Бэкки облегченно улыбнулась и поспешила списать странное поведение сестры Ренье на обычное волнение.
Лицо Изабель, обычно бесстрастное, сейчас выражало целую бурю эмоций.
Сестра Ренье всегда напоминала Бэкки византийскую принцессу на старинных фресках. Царственная посадка головы, темные прямые волосы, длинное четко очерченное лицо, тяжелые темные платья и роскошные украшения. Она никогда не видела, чтобы Изабель на людях проявляла эмоций больше, чем было положено по регламенту. И вот теперь она стояла напротив Бэкки и нервно заламывала руки.
- Ты не поняла! Я не хочу этого ребенка! Я ненавижу своего мужа! Я ненавижу свою жизнь, ненавижу! - она закрыла лицо руками и зарыдала.
- Изабель, - Бэкки осторожно тронула свою собеседницу за руку, - ты просто перенервничала, все хорошо. У тебя будет ребенок, подумай только, как это здорово!
Когда-то давным-давно Бэкки дала себе клятву, что когда у нее будут дети, она будет любить их так сильно, как никто до нее не любил своих детей. Она ни за что на свете не допустит, чтобы ее дети хоть на минуту усомнились в том, что их любят. Она никогда не поступит, как в свое время поступила с ней ее мать.
Бэкки до боли сжала руки в кулаки. За прошедшие годы она так и не нашла в себе сил простить свою мать. Кто знает, может, и целой жизни ей для этого будет мало.
- Здорово? Лучше ему вообще не рождаться. Думаешь, будет лучше, если он родится, а я всю жизнь буду его ненавидеть? Также как ненавижу сейчас своего мужа?
- Зачем же ты вышла за него замуж? - вопрос этот вырвался у Бэкки непроизвольно, и в ту же самую секунду она пожалела о сказанном. Это не ее дело, да и вообще, ей ли не знать, какие правила игры существовали в мире, где им обеим повезло родиться. Или не повезло.
Изабель горько усмехнулась и ничего не ответила. Но ей не надо было отвечать, Бэкки и так все знала.
- Знаешь, девочка, если однажды у тебя хватит смелости пойти наперекор и жить так, как этого хочется тебе, я буду очень за тебя счастлива. У меня вот не хватило. И платить за это мне придется всю свою оставшуюся жизнь.
Бэкки молчала, борясь с желанием спросить у своей собеседницы совета. Уж слишком напутствие Изабель было созвучно с ее собственными мыслями. Но момент был упущен, перед ней снова стояла неприступная византийская принцесса, которой не пристало никому показывать этих слабостей.
- Прости меня, Бэкки, я не должна была взваливать на тебя свои проблемы. Мне просто хотелось кому-нибудь выговориться. Я вернусь к гостям, найду Ренье и скажу ему, что ты здесь.
Она ушла, оставив Бэкки один на один со своими мыслями. Мыслей было много, но вот собрать их воедино никак не получалось. Ее размышления прервало появление Ренье. Он бесшумно подошел к ней сзади и обнял, застав Бэкки врасплох. Она облегченно выдохнула, когда поняла, что это он.
- Ты мог бы и поторопиться, - укоризненно сказала она. - Я весь день пытаюсь поймать тебя.
- Соскучилась? - спросил он, еще крепче прижимая ее к себе.
- Главное, чтобы твои очаровательные гостьи не скучали, - ехидно сказала она. Он улыбнулся. Она не видела его лица, но чувствовала, что он улыбается.
- Вот глупая.
- Ренье! - Бэкки решительно вывернулась из его объятий и строго посмотрела ему в глаза. Она не любила смотреть ему в глаза, когда хотела поговорить о чем-то и настоять на своем в конце концов. В его взгляде было что-то демоническое. Да и во всем его облике было что-то демоническое. Он стоял прямо напротив нее. Темные глаза, резко очерченные скулы, едва различимая морщинка в правом углу рта, оттого, что он часто усмехается уголком губ; загорелая кожа, на фоне белоснежной рубашки кажущаяся еще более смуглой, тонкие нервные пальцы и горький аромат парфюма, который она знает до самой последней ноты.
- Ренье! Нам надо поговорить! О нас с тобой
Бэкки вдруг со всей отчетливостью поняла, что ей будет очень и очень сложно сказать ему то, что она собиралась сказать. Она чувствовала, что скажи она это, она неминуемо потеряет что-то очень дорогое ее сердцу. Окончательно запутавшись в своих ощущениях, она еще раз требовательно посмотрела на него.
Но он, казалось, не был настроен на серьезный лад. Ренье смотрел на стоявшую напротив девушку и не узнавал ее. Они давно не виделись, но одно он мог сказать наверняка - Ребекка очень изменилась со дня их последней встречи. Он весь день сегодня наблюдал за ней, пытаясь уловить то новое, что открылось в ней. И вот теперь он, кажется, понял. Его драгоценная фарфоровая кукла ожила. Словно кто-то по взмаху волшебной палочки вдохнул в нее жизнь, которой в ней не было раньше. Была безжизненная кукла, которую кто-то заводил, поворачивая ключ в спине, а вот теперь перед ним стояла страстная и порывистая девушка, которая ему нравилась не в пример больше прежней. Мысль о том, что причиной этих изменения мог стать другой мужчина, едва ли пришла ему в голову.
Ренье притянул Бэкки к себе, одной рукой обнял за талию, а другой коснулся ее щеки.
- Мы с тобой успеем обсудить все на свете, у нас вся жизнь впереди. Знаешь, Бэкки Малфой, я, кажется, совсем не хочу тянуть со свадьбой до следующего лета…
Его дыхание обожгло ее кожу, и она с запоздалым сожалением успела подумать, что не стоило так пристально смотреть ему в глаза…
Парой часов позже Бэкки стояла под руку с Ренье в толпе гостей и смотрела, как Изабель и ее муж принимают поздравления от гостей - в конце вечера было объявлено об интересном положении именинницы. Бэкки безуспешно пыталась поймать взгляд Изабель, а когда ей это удалось, она не прочла в нем ничего, что напомнило бы ей о недавнем разговоре.
Драко нервно мерил шагами свой кабинет, когда на пороге возникла Бэкки. Они с Нарциссой вернулись вчера поздно вечером, и он справедливо рассудил, что разговор с дочерью лучше отложить до утра. Большую часть ночи он маялся бессонницей, снова и снова проигрывая в голове сценарий предстоящего разговора, но получалось не слишком убедительно. Под утро он странным образом успокоился, смирившись с неизбежным, и вот теперь ожидал появления Ребекки в своем кабинете.
- Привет, пап, - Бэкки закрыла за собой двери, ведущие в кабинет, пересекла комнату, уселась на диван и скрестила на груди руки, всем своим видом выражая готовность в диалогу. Драко едва заметно усмехнулся про себя, усаживаясь в кресло. Бэкки наверняка бы удивилась, если бы узнала, что не так давно на этом же самом диване, в этой же самой позе сидела ее мать. Малфой нервно забарабанил пальцами по столу, собираясь с мыслями. Впрочем, глядя на его отстраненное выражение лица, Бэкки могла бы поклясться, что мыслями он сейчас где-то очень далеко отсюда.
- Бэкки, нам нужно серьезно поговорить.
- Давай поговорим, - Бэкки осторожно кивнула, по тону отца поняв, что он действительно не шутит.
- Речь пойдет о твоей матери. Она в Лондоне и хочет с тобой встретиться.
Драко видел, как улыбка в буквальном смысле сползла с лица Бэкки и оно стало напоминать безжизненную маску. Ни единой эмоции, но за этой маской, он знал наверняка, натянутые до предела нервы.
Бэкки подняла на него взгляд.
- А почему она решила, что я захочу с ней встречаться? Она бросила меня ребенком, и за десять лет ни разу не удосужилась поинтересоваться, как у меня дела, - в ее голосе, как и во взгляде, был лед. Если честно, Драко ожидал гораздо более бурной реакции на эту новость.
- Потому что ты не знаешь всей правды, Бэкки. А когда узнаешь… - Драко с болью посмотрел на девушку. - Думаю, многое в нашей жизни и в наших отношениях изменится.
Ну вот, самое страшное он сказал. Как ни странно, ему стало намного легче. Десять лет он боялся этого разговора, гнал от себя мысли о том, что однажды ему придется сказать эти слова. И вот теперь все оказалось до ужаса обыденно. Обычное утро за окнами, привычная обстановка. Это было даже как-то неправильно, что ли. Никакой театральности, никакой торжественности. Обычные слова, вот только после этих слов, возможно, его единственная и горячо любимая дочь возненавидит его всей душой.
- И что же это за правда? - Бэкки старалась держаться невозмутимо и независимо, однако внутри у нее бушевал ураган. Последние слова отца заставили сердце тревожно сжаться. Что-то подсказывало ей, что их жизнь действительно круто изменится после этого разговора. И ее это пугало. Она научилась жить со старыми рубцами, но вот новых ран ей не хотелось. Это было больно, она знала не понаслышке.
- Бэкки, в том, что твоя мама оставила тебя десять лет назад, виновата не только она. В этом есть и моя вина, едва ли не большая, чем ее. Она не хотела бросать тебя, никогда. В этом ее вины нет. Но она виновата в том, что я принял решение запретить ей видеться с тобой, когда узнал… о некоторых обстоятельствах ее жизни.
Бэкки смотрела на отца и отказывалась верить тем вещам, которые он ей говорил, но внутренний голос твердил, что все это правда. Правда, что ей предстоит услышать что-то страшное, неправильное, с чем ей придется учиться жить. А она не хотела учиться, не хотела мириться. Хватит с нее испорченного, потерянного детства, хватит скелетов в шкафу. Она пыталась закрыться от всего этого, но в глубине души прекрасно понимала, что ей придется выслушать то, что скажет ей отец. Он хочет этого. Да и она тоже, хоть и боится признаться себе в этом.
- Что это за обстоятельства? - севшим голосом спросила она. Что такого могла совершить ее мать, если отец счел за благо оградить ее от общения с ней, с Бэкки.
- Ты знаешь, как зовут твою маму?
Переход был неожиданным и несколько даже нелогичным, и Бэкки в изумлении уставилась на Драко.
- Причем здесь ее имя? Какое это вообще имеет значение?
Малфой посмотрел на дочь, мысленно порадовавшись тому, что бессчетное количество раз он успел проиграть в голове их разговор. Столько раз мысленно он прокручивал свой рассказ, но было одно но: во всех предыдущих версиях целью его было выставить себя в наиболее выигрышном свете, а теперь вот он смотрел в глаза своему собственному ребенку и понимал, что больше просто-напросто не имеет права ему врать. Он расскажет все как есть, без утайки и тщетных попыток прикрыться враньем. Он наконец-то давал Бэкки право на выбор, и даже если этот выбор окажется не в его пользу, что ж, он это вполне заслужил.
- Эта история началась очень давно. С завещания твоего деда, - Бэкки в очередной раз удивленно воззрилась на отца, но он жестом попросил ее не перебивать.
Надо отдать ей должное, просьбу отца Бэкки выполнила. Она потрясенно слушала его рассказ о событиях давно минувших дней. Его повествование было плавным и выверенным. Бэкки слушала его и отстраненно думала о том, что все это очень похоже на апокалипсис местного значения. Ее мир, надежный, прочный, как ей казалось все эти годы, рушился у нее на глазах, а у нее не было даже призрачного шанса все это остановить. Она знала, что он будет разрушен до конца, до самого основания, и ей предстоит отстроить новый на руинах старого, а она понятия не имела о том, где взять на это силы.
Когда Малфой договорил, в комнате повисла напряженная тишина. Бэкки сидела на диване точно изваяние, невидящим взглядом смотря куда-то мимо себя. И вот теперь, когда от ее мира, в котором она жила столько лет, остались только руины и ничего кроме руин, она подняла глаза на Драко. Она напряженно следил за ней, опасаясь ее реакции - ни то обморока, ни то затишья перед истерикой.
- Ты виделся с ней? – звенящим от напряжения голосом спросила она.
- Виделся.
- Где она остановилась?
- В отеле «Шелдон», это…
- Я знаю.
Бэкки прижала ладони к щекам. Странное дело, ладони были ледяными, а щеки полыхали. Несколько секунд она сидела молча, прислушиваясь к своим ощущениям. Но она ощущала только какую-то странную пустоту. Не было ненависти, ни не было сожалений, ярости или, напротив, смирения…
Была только пустота.
Она ничего не чувствовала, потому что внутри у нее было пусто. Вот как она себя чувствовала. Опустошенной.
- Бэкки, я знаю, что это сложно принять…
- Сложно принять? - бесцветным голосом переспросила она. - Что именно сложно принять? Что вся моя жизнь - ложь? Что мой дед, похоже, был не в себе, если вместо того, чтобы замаливать грехи перед смертью, составил дикое завещание и искалечил судьбы стольким людям? Или что моя мать ни то жертва и по совместительству героиня войны с Волан-де-Мортом, ни то аферистка, живущая под чужими именами и за десять лет ни разу не поинтересовавшаяся, как дела у ее ребенка? Но ты, папа? - голос ее дрогнул, и глаза стали медленно наполняться слезами. - Как ты мог столько лет врать мне? Зачем, папа?
Драко смотрел на дочь, которая ждала от него ответа на свой вопрос. А у него в голове звучал голос Грейнджер, которая много лет назад на точно такой же его вопрос ответила так, как он ответил бы сейчас Бэкки. Он врал ей, потому что любил. Потому что боялся потерять. И, как он сам много лет назад не понял этого, так и Бэкки сейчас не поймет, он был уверен. Поэтому он молча смотрел на нее, а она заплакала, не в силах больше сдерживать слезы
Отец так и не ответил ей. Она еще раз посмотрела на него, а потом поднялась с дивана.
- Не беспокойте меня, пожалуйста. Мне надо побыть одной. Надо многое обдумать.
Да, ей предстояло очень многое обдумать. Очень многое переосмыслить. А пока… Бэкки закусила губу, несколько секунд молча размышляя о чем-то, а потом решительно направилась к лестнице.
Стук в дверь был требовательный и настойчивый. Гермиона удивленно посмотрела на дверь своего номера: кто бы ни был сейчас по ту сторону двери, этот кто-то явно жаждет, чтобы ему открыли. Она поднялась с кровати и направилась к двери.
На пороге стояла ее дочь, словно сошедшая с глянцевых снимков, лежащих на ее тумбочке. Немая сцена длилась несколько секунд, а потом Бэкки сказала:
- Здравствуй, мама. Давно не виделись…
