Шанс на жизнь

Глава 49. Дым и зеркала.

Несколько недель к ряду Ремус ничем не дает понять, что Дамблдор вообще говорил ему о своей идее «вернуть мне магию». И вопреки всему, что я знаю о Дамблдоре, я даже позволяю себе начать думать, что он попросту забыл об этой идее или выкинул ее из головы. В моей жизни снова появляется некое подобие рутины, состоящей из уроков ЗоТИ и занятий дуэльного клуба, часов в библиотеке в обществе Гермионы, во время которых я худо-бедно пытаюсь подтянуть свои познания в маггловских школьных предметах к предстоящим экзаменам, и уже ставших привычными вечеров у Ремуса за проверками домашних заданий студентов и нашим пособием по ЗоТИ. К слову, профессор МакГонагалл, видя мою возросшую занятость, а также то, что я больше не лезу к непенфу и не ищу других неприятностей, дает мне некоторые поблажки, так что теперь я бываю в ее кабинете намного реже, чем раньше. Это приходится как нельзя кстати, потому что у меня появляется хоть немного времени на тайные квиддичные тренировки с Невиллом на опушке Запретного леса. Вскоре к нам присоединяются близнецы Уизли, и от этого тренировки становятся если не более эффективными, то более веселыми уж точно. Потихоньку промозглый серенький март сменяется ветреным апрелем, и к этому времени я успеваю начисто забыть тот давнишний разговор с Дамблдором о том, как было бы чудесно, если бы я действительно мог вернуть себе свои волшебные силы.

Словом, со всем этим я оказываюсь совершенно не готов к тому, что одним из апрельских вечеров Ремус откладывает в сторону сочинения студентов, которые начал проверять до моего прихода, принимает тот собранный и в то же время спокойный вид, с каким он обычно заговаривает со мной о «серьезных» вещах, и говорит:

– Гарри, какое-то время назад профессор Дамблдор поделился со мной идеей, что твои магические способности можно было бы вернуть. И он сказал мне, что ты хотел бы попытаться.

От неожиданности я с маху плюхаюсь в кресло, ощущая смутную нервозность от такого непредвиденного начала разговора. Ремус терпеливо ожидает моего ответа, и я не слишком-то охотно киваю:

– Если подумать, я припоминаю, что мы с директором действительно говорили о чем-то таком.

Ремус усаживается в кресло напротив и спрашивает с легкой усмешкой:

– Разве ты не находишь мысль о том, чтобы научиться колдовать, хотя бы немного захватывающей?

– Просто не хочу настраивать себя уж слишком оптимистично, – бормочу я себе под нос, и Ремус недоверчиво хмыкает.

– Так или иначе, все это время профессор Дамблдор занимался поисками того, что, по его мнению, может вернуть тебе волшебные силы, – сообщает он. – Еще директор сказал, что ты сам выразил желание, чтобы в этом тебе помогал я, а не он. Скажу сразу, что не считаю это самым разумным, Гарри. Посуди сам, с тем опытом и знаниями, которыми обладает профессор Дамблдор, ему, конечно же, будет намного…

– Нет, – категорично перебиваю я. Ремус вопросительно смотрит на меня, и я поясняю: – Уж прости, Ремус, но слова Дамблдора звучали так, будто бы для того, чтобы понять, что не так с моей магией, нужно как минимум залезть мне в голову и хорошенько там покопаться. И покуда мне предоставили выбор, я предпочитаю, чтобы в мою голову лез ты, а не Дамблдор. И это не обсуждается.

– Хорошо, – вздыхает Ремус и добавляет почти про себя: – Видимо, то, что ты позволишь кому бы то ни было лезть себе в голову – это уже своего рода прогресс.

– Видимо, да, – киваю я, не собираясь, впрочем, развивать эту тему. – Итак? Что придумал директор?

На секунду Ремус задумывается, очевидно, подбирая слова.

– Ну, пожалуй, это можно назвать своего рода «копанием в голове», – наконец говорит он. – Профессор Дамблдор предложил мне прибегнуть к одному заклинанию, которое называется Иммерсио Сомниум.

– Сновидения наяву, – вспоминаю я.

Ремус смотрит на меня с заметным удивлением.

– Совершенно верно. Признаться, я никогда не слышал об этом заклинании до того, как о нем заговорил профессор Дамблдор. Удивительно, что тебе вообще о нем известно.

Для меня это нисколько не удивительно. Это заклинание применяли целители в моем прошлом в составе комплексной терапии для борьбы с посттравматическим стрессом. Не могу сказать, что с большим успехом.

– Наверное, я просто…

– …где-то читал о нем, – заканчивает за меня Ремус и улыбается, и по этой улыбке я понимаю, что он не верит ни единому слову.

Я пожимаю плечами.

– Да, именно так.

Ремус вздыхает и спрашивает:

– Так ты готов попытаться?

Я колеблюсь несколько секунд, прежде чем ответить. С одной стороны, это неплохая возможность позволить Дамблдору думать, что он сделал все, что мог, успокоить этим свою совесть и отстать уже наконец от меня со всем этим. С другой стороны, заклинание, о котором говорит Ремус – одно из тех, с которыми все может пойти совсем не так, как задумывалось.

В конце концов, думаю я, все упирается в то, насколько я на самом деле доверяю Ремусу.

– У меня есть одно условие, – заявляю я после паузы.

Оборотень вопросительно поднимает брови, и я продолжаю:

– Я готов попытаться, но только если Дамблдор не узнает ничего из того, что происходит в этой комнате.

– Это довольно… странное условие, – деликатно замечает Ремус.

– Вовсе нет. Я не хотел, чтобы Дамблдор копался в моей голове. Но суть останется прежней, если ты будешь рассказывать ему обо всем, что здесь происходит. Поэтому я хочу, чтобы это оставалось между нами.

– Но, Гарри, профессору Дамблдору наверняка будет любопытно узнать, как продвигаются дела, – резонно возражает Ремус. – В конце концов, все это – его идея, в первую очередь.

– И ты скажешь ему, что ничего не получилось. Или что получилось, – быстро добавляю я, увидев выражение лица Ремуса. – Зависит от результата. Но ты не будешь рассказывать ему каждую деталь, идет?

Ремус слегка хмурится, упираясь локтями в ручки кресла и сцепив пальцы в замок, и негромко спрашивает:

– Я, возможно, повторюсь… но в чем твоя проблема с профессором Дамблдором?

– У меня нет проблем с профессором Дамблдором, – с легким раздражением отвечаю я. – Но есть проблема с личным пространством. И давай просто скажем, что Дамблдор не из тех, кто оставляет слишком уж много личного пространства людям, о которых пытается заботиться.

Некоторое время Ремус обдумывает мои слова, но в конце концов кивает.

– Хорошо. Если тебе так будет спокойнее, то я обещаю, что не буду рассказывать директору никаких подробностей о том, как продвигаются наши занятия.

Я киваю, но после этого моя нервозность только возрастает.

Фокус в том, что Иммерсио Сомниум заставляет человека не просто погрузиться в сон. Оно словно заставляет нырнуть в собственной подсознание, и тогда на поверхностью может вылезти даже то, что пряталось в самых дальних закоулках разума. Я задаюсь вопросом, не приведет ли меня это заклинание в тот уголок собственного сознания, от которого я привык бежать все это время?

– Так ты готов?

Я вдруг обнаруживаю, что Ремус уже стоит напротив меня с волшебной палочкой наизготовку, и торопливо мотаю головой.

– Подожди. Вдруг что-то пойдет не так?

– Я уверяю тебя, что при малейшем поводе для беспокойства сразу же сниму заклинание, – заверяет меня Ремус, ободряюще улыбаясь. – Но тебе не стоит особенно волноваться. Все, что делает Иммерсио Сомниум – оно своего рода заставляет тебя увидеть вещи, которые до поры до времени маячат где-то на границе разума. Иногда то, что ты видишь под действием этого заклинания, не всегда просто трактовать, поскольку это действительно похоже на сновидение. Но Дамблдор надеется, что это позволит тебе рано или поздно нащупать причину, по которой ты подсознательно не хочешь использовать магию, и преодолеть ее.

Я сглатываю и с усилием очищаю собственное сознание, как перед атакой легилимента, смутно надеясь, что это поможет.

– Ладно, я готов.

– Иммерсио Сомниум! – произносит заклинание Ремус, делая в воздухе движение палочкой, напоминающее перевернутую на бок восьмерку.

Я вздрагиваю, сознательно прилагая усилие, чтобы не уклониться в сторону и не закрыться от него щитом. Как только сияние, исходящее из волшебной палочки Ремуса, достигает моей головы, я проваливаюсь во тьму.

В следующую секунду я понимаю, что вся встреча в кабинете Ремуса – это только мимолетный сон. Мне нужно выкинуть его из головы и сосредоточиться на реальности, иначе я не смогу управлять метлой. Я бросаю взгляд вниз, на собственные руки, сжимающие древко метлы, и обнаруживаю, что они покрыты вязкой свежей кровью, так густо, что крупные алые капли срываются вниз, а рукава мантии от пропитавшей их крови кажутся тяжелыми, словно гири. От неожиданности я делаю неловкое движение, руки соскальзывают с метлы, оставляя длинные кровавые разводы на рукояти, а в следующую секунду я срываюсь вниз, и мои уши закладывает от свиста ветра и чьих-то невыносимых, полных отчаяния криков.

Я тоже кричу, зажмурившись почти до боли, а потом резко просыпаюсь. Я обнаруживаю, что, наверное, дрался во сне. Я лежу на кровати в маленькой, ярко освещенной комнате без окон и дверей, и двое колдомедиков в форменной одежде целителей Святого Мунго пытаются удержать меня на месте и влить мне в горло дымящееся зелье. Я кричу, отбиваясь от них изо всех сил, пока один из них не запрокидывает мне голову, вцепившись пальцами в неожиданно длинные и спутанные волосы. Другой колдомедик подносит стакан к моим губам и вливает в рот зелье. Я снова пытаюсь кричать, захлебываюсь и задыхаюсь, а серебряная кровь единорога все стекает по моему подбородку вниз.

И прямо над своей головой я вижу семиугольную звезду из черного камня, которая источает неправильное темное сияние, и высокий холодный голос над моей головой говорит:

– Прими это, и поклянись отдать свою жизнь служению Гарри Поттеру!

– За Гарри Поттера! – вторят ему шипящие, змеиные голоса. – За Мальчика-Который-Выжил!

– Гарри, проснись! – это Ремус.

Я хватаюсь за его протянутую руку так крепко, словно это последний островок надежности в этом мире, и говорю:

– Я думал, ты умер.

Ремус улыбается, и я вдруг замечаю, что зубы у него кровавые, крупные и острые, как у волка, а глаза холодные и звериные.

– Хочешь, я покажу тебе, кто убил Джинни Уизли? – скалясь, спрашивает он.

– Нет! – кричу я, и пустота вокруг снова взрывается криками, которые кажутся далекими за бешеным свистом ветра, и я все продолжаю падать с чертовой метлы.

– Гарри!

Я отталкиваюсь обеими ногами от пола так резко, что переворачиваюсь навзничь вместе с креслом, затем перекатываюсь назад через голову и продолжаю ползком пятиться назад до тех пор, пока не врезаюсь в стену. Там мне приходится потратить некоторое время на то, чтобы нашарить свалившиеся с переносицы очки, надеть их и несколько раз яростно моргнуть, прежде чем зрение наконец обретает четкость. Я обнаруживаю себя в самом углу на полу гостиной Ремуса, и меня прошибает крупной дрожью, с которой я никак не могу совладать. Сам Ремус осторожно выятупает из-за перевернутого кресла, глядя на меня расширенными от потрясения глазами.

– С тобой все в порядке, Гарри?

Я мотаю головой, задыхаясь так, словно бежал кросс, и хрипло говорю:

– Я пас, Ремус. Больше никакого Иммерсио Сомниум.

Оборотень опускается на пол рядом со мной, и я замечаю, что поранился, только когда он направляет палочку на мои ладони, содранные о деревянное покрытие пола, и произносит целебное заклинание. Я тупо наблюдаю за тем, как выскальзывает из-под кожи и падает вниз длинная зазубренная заноза, как затягивается ссадина, выравнивается и светлеет кожа, и только после этого поднимаю взгляд на Ремуса. Он смотрит на меня в ответ с заметной тревогой.

– Что произошло? – по-прежнему хриплым голосом спрашиваю я.

Оборотень неуверенно пожимает плечами.

– Я хотел спросить об этом тебя. Что такое ты видел?

Меня передергивает.

– Это было похоже на один из моих кошмаров. – Ремус бросает на меня пристальный взгляд, и я поправляюсь: – Я хочу сказать, на кошмар. Это было похоже на кошмар. Я кричал?

Он отводит взгляд в сторону.

– Забудь об этом. Мне следовало снять заклинание раньше. Я не сразу понял, что что-то не так.

– О чем я кричал, Ремус? – настойчиво повторяю я.

– Ни о чем, – говорит он, сглатывая. – Ты просто кричал. Мне не следовало подвергать тебя этому.

Я пожимаю плечами, справедливо отмечая, что никто из нас не мог предугадать столь грандиозного эффекта.

– Мы найдем другой способ вернуть тебе магию, – твердо обещает мне Ремус, и отчего-то я не нахожу в себе сил попросить его просто оставить эту затею.

В конце концов, Ремус искренне верит в то, что пытается мне помочь.

Уже ночью того же дня, когда я впервые за черт знает сколько времени старательно очищаю свое сознание перед сном, чтобы просто не думать об увиденном под действием Иммерсио Сомниум и не навлечь на себя новые кошмары, я вспоминаю одну вещь. Там, в кошмаре, я видел черный семиугольник – тот самый, из воспоминаний Снейпа. Должно быть, из-за шока, который я испытал, услышав, как худой подросток из того же воспоминания произнес имя Волдеморта, я каким-то образом начисто забыл об этом магическом предмете. Хотя тогда он показался мне по-настоящему любопытным. Так что уже проваливаясь в сон, я думаю, что мне определенно стоит попробовать узнать хотя бы об этом, раз уж в остальных своих поисках я зашел в тупик.

Вопреки своим опасениям, той ночью я не вижу кошмаров.


****

Пасхальные каникулы радуют Хогвартс теплой и солнечной погодой, от которой все успели порядком отвыкнуть в период затяжных холодных дождей. Впрочем, студентам в этот период как всегда не до отдыха: эти каникулы – их последний шанс наверстать упущения в учебе перед лицом стремительно надвигающихся экзаменов. Я, к своему величайшему сожалению, не становлюсь исключением из этого правила. В конце концов, откладывая в сторону то, что последнее время события магического мира затягивают меня все сильнее, мои собственные экзамены никто не отменял. Хотя мы с Ремусом все же находим время, чтобы выбраться по старой памяти в Запретный лес и наловить там достаточное количество всяких зловредных тварей для приближающихся экзаменов младшекурсников.

Кроме того, как раз в этот период я и Ремус наконец сходимся во мнении, что наше пособие по ЗоТИ настолько совершенно, насколько вообще может быть. Так что мы отбираем несколько сов из хогвартской совятни и направляем копии книги на рассмотрение в издательства. Глядя на выражение лица Ремуса, когда он провожает глазами удаляющихся птиц, я вдруг очень отчетливо вспоминаю, что он делал это не раз и не два, что он бился с издательствами месяцами. Я сжимаю руки в кулаки и даю себе мысленное обещание, что на этот раз все получится, что издатели опубликуют эту книгу, для их же собственного блага.

Вместе с каникулами становится ближе и финальный матч Гриффиндор-Равенкло. Рон гоняет свою команду с одержимостью фанатика, даже несмотря на то, что отставание Гриффиндора по баллам просто феноменально, и никому толком не верится, что гриффиндорцы могут взять кубок. Из-за этого я намного реже вижусь с Невиллом, зато чаще вижусь с Гермионой, разговаривать с которой, впрочем, получается разве что через внушительную баррикаду из учебников и конспектов. Гермиона кажется немного повеселевшей в последнее время, несмотря на занятость в учебе. Я сильно подозреваю, что причина ее приподнятого настроения кроется в том, что из-за участившихся квиддичных тренировок Рон стал уделять гораздо меньше внимания Эмме Пауэлл. Невилл даже поделился со мной по секрету, что пару раз Эмма закатывала Рону сцены в общей гостиной, что, впрочем, не заставило его сократить количество тренировок и проводить с ней больше времени.

Невилл жалуется, что скоро совсем срастется со своей «Молнией» и разучится передвигаться пешком, так много у него квиддичных тренировок. Но по настоянию близнецов Уизли мы продолжаем наши тайные тренировки на опушке Запретного леса. Близнецы просят, чтобы на общих тренировках команды Невилл играл так же плохо, как обычно, и в шутку называют его «тайным оружием Гриффиндора».

– Смотри, я уже натер себе мозоли этой чертовой метлой, – жалуется Невилл, демонстрируя мне свои ладони, которые, впрочем, выглядят совершенно обычно. – Нам действительно обязательно сегодня заниматься? И, по-моему, Фред и Джордж все-таки не придут.

– Подождем их еще минут десять, – говорю я и безжалостно добавляю: – И даже если они не придут, мы будем тренироваться вдвоем.

Невилл горестно вздыхает, а я прикрываю глаза и оборачиваюсь навстречу солнцу, наслаждаясь свежими порывами апрельского ветра на лице. Правда в том, что сегодня мне до жути хочется полетать.

Мой тестрал издает беспокойное фырканье, и я опускаю руку на его тонкую шею в успокаивающем жесте. Через секунду я открываю глаза и понимаю причину беспокойства зверя: нам навстречу идут Фред и Джордж с метлами через плечо, но не одни. Приглядевшись, я понимаю, что они притащили с собой всю гриффиндорскую сборную, кроме Рона. Неудивительно, что тестрал заволновался при виде такого количества людей с метлами наперевес. Близнецы машут нам руками издалека и кричат слова приветствия, и я тоже машу рукой им в ответ.

Затем я несколько отвлекаюсь на то, как искрятся бронзой солнечные блики, отражаясь от рыжих волос Джинни Уизли, и спохватываюсь только тогда, когда близнецы Уизли и гриффиндорские охотницы оказываются в нескольких шагах от нас с Невиллом.

– Вы опоздали, – замечаю я, обращаясь к близнецам.

Анджелина, Кэтти и Джинни поглядывают на меня с некоторым интересом, и мне остается только гадать, что наговорили им Фред и Джордж по поводу этих тренировок.

– Нас задержали, – жалуется Фред.

– Не так-то просто, знаешь ли, выкрасть из школы квиддичные мячи в разгар тренировочного сезона, – добавляет Джордж, демонстрируя знакомую деревянную коробку с мячами.

– О, Мерлин, вы стащили мячи?! – в ужасе переспрашивает Невилл. – Если мадам Хуч об этом узнает, у нас у всех будут крупные неприятности.

– Не будь занудой! – хором отзываются близнецы.

– Кроме того, никто не узнает, – добавляет Анджелина. – Мы специально проверили: на сегодня ни у кого не запланирована тренировка.

– Вы не предупреждали, что у нас будет изменение в составе, – как бы между прочим замечаю я, обращаясь к близнецам.

– Мы подумали, до матча остается не так уж много времени. Стоит потренироваться полным составом, – пожимает плечами Фред.

Я иронично поднимаю брови и переспрашиваю:

– Полным составом? Где, в таком случае, вы потеряли своего капитана?

– Ну-у, поскольку Ронни в последнее время какой-то нервный, мы решили, что сейчас ему будет лучше не волноваться по пустякам… – начинает Фред.

– …а проводить квиддичную тренировку с участием нового бойфренда его бывшей подружки относится скорее к категории вещей, которая его просто взбесит… – добавляет Джордж.

– Я уже говорил сотню раз, что мы с Гермионой не встречаемся! – возмущенно встреваю я.

– …так что мы решили, что ты в некотором роде сможешь заменить его в качестве вратаря, – заканчивает Фред, решив проигнорировать мое замечание.

– А Анджелина – в качестве капитана! – добавляет Джордж.

Некоторое время я могу только стоять на месте, молчаливо поражаясь степени предательства по отношению к Рону его же собственной команды.

– Не то, чтобы мне хотелось говорить вслух очевидное, – лениво начинает Джинни, придирчиво рассматривая свои ногти, – но как наш новоявленный вратарь-сквиб собирается летать?

Я уже открываю рот, толком не зная, что именно собираюсь ответить на этот выпад, но Джордж предостерегающе поднимает руку и говорит:

– Ничего не отвечай, Гарри. Я хочу видеть их лица, когда они сами все увидят. Это взорвет твой мозг, сестренка!

Джинни лишь презрительно кривит губы, и эта гримаса придает ее лицу незнакомое, почти отталкивающее выражение. Меня вдруг посещает неприятная мысль, что наблюдая за ней сейчас, что называется, в общении, я не могу даже толком понять, нравится она мне или нет. Я поспешно встряхиваю головой, прогоняя эту мысль прочь.

– По коням! – командует тем временем Фред, подмигивая мне и ухмыляясь.

Гриффиндорская команда, в том числе непрестанно вздыхающий Невилл, рассаживается по метлам, я взбираюсь на своего тестрала, и через секунду мы вместе взмываем вверх, зависая в воздухе неровным кругом.

Изумленные до крайней степени лица Джинни, Анджелины и Кэтти, что уж там говорить, стоят того, чтобы их увидеть. Фред и Джордж покатываются со смеху, глядя на них.

– Подбери челюсть, сестренка, – советует Джордж, – иначе в рот залетит пикси!

Джинни после этой реплики возвращает себе самообладание и опаляет старшего брата возмущенным взглядом.

– Так в чем фокус? – спрашивает она, обращаясь, для разнообразия, ко мне.

– Никаких фокусов, – я пожимаю плечами. – Просто я сижу на тестрале, а ты его не видишь.

Кэтти Белл делает испуганные глаза.

– Тестрал, серьезно? Ты не боишься, что можешь накликать на себя беду? Тестралы – предвестники смерти, и ездить на них верхом уж точно не к добру!

– Кэтти, а ты никогда не задумывалась, каким образом первого сентября кареты со студентами доставляются от станции Хогсмида до замка? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал по возможности деликатнее.

Едва до Кэтти доходит смысл моих слов, как на ее возникает неподдельный ужас. Обстановку разряжает Анджелина.

– Чушь все это, про тестралов, – пренебрежительно бросает она. – Кроме того, если это поможет нам натренировать Невилла и выиграть у Равенкло, то мне лично будет глубоко плевать, летай Поттер хоть на драконе.

Я фыркаю от неожиданности, а Фред и Джордж разражаются смехом.

– Так держать, Анджелина, мне нравится твой настрой! – говорит Фред, широко ухмыляясь.

– Чего-то здесь не хватает, – бормочет Джордж, осмотревшись кругом, а в следующую секунду взмахом палочки рисует кольцы для кваффла ближе к дальнему концу «поля». Удовлетворившись делом рук своих, он вопит во всю глотку: – Хватит бездельничать, корабельные крысы! На позиции!

– К оружию! – радостно подхватывает Фред, выпуская из коробки мячи, и в ту же секунду все бросаются врассыпную, уворачиваясь от засидевшихся без дела бладжеров.

Несмотря на то, что мне еще не доводилось играть в квиддич за вратаря, да к тому же на плохо объезженном тестрале, я показываю на удивление недурные успехи. К моему четвертому взятому мячу даже Джинни перестает смотреть на меня с насмешкой и вести себя так, словно для нее все происходящее – пустая трата времени. Но наиболее впечатляющими оказываются успехи Невилла: за тренировку ему удается несколько раз поймать снитч, один раз даже лихо увернувшись при этом от бладжера, прицельно запущенного Фредом.

Мы заканчиваем тренировку только тогда, когда ясное небо начинает понемногу алеть на западе, а пробирающийся под мантии холод напоминает, что до настоящего потепления еще все-таки далеко.

– Это было фантастично! – не может угомониться Кэтти, пока мы, грязные, взмокшие и усталые, но довольные, бредем по тропинке к замку. – Невилл, я не могу поверить, что ты действительно столько раз за тренировку поймал снитч!

Кончики ушей Невилла немного розовеют от смущения, но он находит в себе силы сдержанно и с достоинством ответить:

– Да, неплохо сегодня полетали.

– Невилл, а это точно ты? – поддевает его Анджелина. – Может, тебя кто подменил? Это кажется более правдоподобным, чем то, что ты притворялся увальнем на поле все эти годы, хотя можешь по-настоящему круто летать!

Невилл идет вперед, приосанившись и горделиво улыбаясь, и мне приходит в голову, что вот сейчас он впервые кажется на своем месте среди гриффиндорцев.

Мы входим в замок, огибая всей толпой редких студентов, встречающихся в коридорах, но никто не обращает внимания на гриффиндорскую команду, возвращающуюся с тренировки, и на случайно затесавшегося в их ряды Гарри Поттера. Я про себя искренне надеюсь, что ни у кого из гриффиндорцев не возникнет идеи упомянуть тренировку при Роне. В следующую секунду мне приходит в голову, что в последнее время люди как-то уж слишком часто пытаются скрыть что-то от Рона, и эта мысль заставляет меня нахмуриться. Еще более удручающим кажется то, что в самом центре этих интриг почему-то постоянно оказываюсь я.

Ударившись в такие невеселые мысли, я едва замечаю, что гриффиндорцы вдруг останавливаются, как вкопанные, и настороженно смотрят в дальнюю сторону коридора. Проследив за их взглядами, я обнаруживаю, что к нам стремительно и целенаправленно движется Северус Снейп.

– Черт побери, он что, каким-то образом узнал, что мы выкрали мячи? – едва слышно спрашивает побледневший Джордж, наблюдая за его грозным приближением.

Впрочем, оказывается, что у Снейпа нет ровным счетом никаких претензий к гриффиндорской сборной.

– Поттер, – резким голосом говорит он, остановившись передо мной и начисто игнорируя гриффиндорцев. – Следуйте за мной. У меня к вам назрело несколько весьма любопытных вопросов.

Я внутренне холодею, потому что мне приходит в голову, что он все вспомнил. Снейп каким-то образом снял мой блок и вспомнил, как я залез к нему в воспоминания, применил Петрификус Тоталус без помощи волшебной палочки, расспрашивал про Общество Наследия и Волдеморта, а потом стер память.

– Вы ждете особого приглашения, Поттер? – резко интересуется Снейп, когда видит, что я не спешу выполнять его указание.

– Я никуда не пойду, пока вы не объясните, в чем дело, – ровным голосом отвечаю я, судорожно пытаясь сообразить, как выпутываться из этого.

– Если вы, мистер Поттер, ожидаете объяснений от меня, – елейным голосом отзывается Снейп, – то я готов предоставить их вам только в присутствии профессора Дамблдора.

Вот это уже любопытно.

Я поднимаю бровь и сухо интересуюсь:

– Значит ли ваше заявление, профессор, что вы не станете тревожить этим директора, если я обойдусь без объяснений?

Снейп слегка склоняет голову, и по блеску в его глазах я понимаю, что он в какой-то степени наслаждается этой ситуацией и возможностью припереть меня к стенке.

– А вот это, Поттер, зависит исключительно от ваших ответов на мои вопросы, – говорит он. – Итак, в каком же направлении мы пойдем?

Он с очевидной издевкой разводит руки в стороны, так что одна его рука указывает к дальнему выходу из галереи, откуда можно пройти к Большому залу и дальше вверх по лестнице, чтобы подняться в конце концов в кабинет Дамблдора, а другая рука – в сторону входа в подземелья.

Невилл бросает на меня обеспокоенный взгляд, потому что прекрасно знает, как меня «обожает» Снейп, но я едва качаю головой, давая понять, что мне не нужна помощь. Так и чувствуя на себе любопытные взгляды гриффиндорцев, я молча одергиваю мантию и не оглядываясь иду в сторону подземелий. Снейпу ничего не остается, кроме как слегка поумерить свое показное превосходство и последовать за мной.

Шагая в сторону подземелий, я задаюсь вопросом, значит ли все это, что Снейп уже успел подстраховаться на тот случай, если я снова вздумаю стереть ему память? Это кажется единственным разумным объяснением тому, что он ничуть не опасается оставаться со мной наедине после того, как уже попался однажды. А насчет того, что он до сих пор не сказал Дамблдору… Здесь два варианта, если вдуматься. Первый – у него пока что недостаточно доказательств, чтобы идти прямиком к директору. Второй, как ни странно, сводится к шантажу. Только вот какого черта Снейпу вообще могло понадобиться от меня, чтобы прибегать к шантажу?

Когда Снейп резким взмахом волшебной палочки открывает дверь своего кабинета, а затем закрывает ее за нашими спинами, я оборачиваюсь к нему с чувством, что попал в ловушку. Неприметная дверь в чулан, где я выкрал крылья аспида и залез в запретные воспоминания, так и притягивает мой взгляд, и мне приходится прилагать усилие, чтобы не смотреть в ту сторону. Заспиртованные существа, плавающие в банках у стен, глядят на нас своими пустыми бессмысленными взглядами, и в зеленоватых отблесках тлеющего в камине волшебного огня они кажутся почти зловещими. Я подавляю желание обхватить себя руками и продолжаю молча смотреть на Снейпа, ожидая, что он заговорит первым.

Снейп неторопливо подходит к письменному столу и останавливается возле него, постукивая пальцем по лежащим на столешнице листам пергамента.

– Сегодня, мистер Поттер, – почти лениво начинает он, я и внутренне напрягаюсь, – мне потребовалось получить одну… книгу, в Запретной секции. Книгу, которая содержит сведения в частности о стодневных ядах, над статьей о которых я в данный момент работаю, но наибольшая часть информации в которой посвящена темномагическим ритуалам, проклятьям и пыткам, основанным на кровной магии.

Я замираю на месте, не решаясь поверить в свою удачу.

– Однако мне не удалось получить эту книгу, – вкрадчивым голосом продолжает Снейп, глядя на меня своим холодным немигающим взглядом. – И знаете почему, Поттер?

Повисает пауза, и когда становится очевидным, что вопрос не был риторическим, мне приходится сделать само собой разумеющееся предположение:

– Потому что эту книгу уже забрал из библиотеки кто-то другой?

Снейп кивает с непроницаемым выражением лица.

– Совершенно верно, Поттер. Быть может, у вас даже есть предположения касательно того, кто был человеком, забравшим книгу?

На этом моменте я позволяю себе расслабиться окончательно: Снейп ничего не вспомнил. Он просто решил привязаться ко мне из-за книги, которую я забрал из Запретной секции в надежде найти хоть что-то о том артефакте, который видел в его же воспоминаниях. Претензия Снейпа всего лишь в том, что я взял из библиотеки книгу о Темной магии – и это, право же, такая мелочь, что мне едва удается удержаться от улыбки.

– Исходя из вашего обвиняющего тона, могу сделать предположение, что этим человеком был я, – любезно подсказываю я и добавляю, уже не в силах сдержать насмешки: – К чему вы ведете, Снейп? Я могу забирать книги из библиотеки, даже из Запретной секции. У меня есть разрешение, мне его любезно предоставил профессор Дамблдор в начале года. Так что я решительно не понимаю, в чем вы пытаетесь меня…

– Во-первых, Поттер, – с раздражением перебивает меня Снейп, – студент имеет право забрать из Запретной секции библиотеки в общежитие не более трех книг одновременно. Вы же, насколько я вижу, несколько злоупотребили своим пропуском, который был столь мягкосердечно предоставлен вам директором, и взяли намного больше изданий из особой секции. Во-вторых, ваши… – он на миг искривляет губы, чтобы продолжить с подчернутым презрением, – интересы как минимум вызывают вопросы. Потому что упомянутое мною издание было далеко не единственной темномагической книгой, которую вы забирали из библиотеки за прошедшие месяцы, Поттер. Вот же, полюбуйтесь сами.

Неожиданно он поднимает со стола лист пергамента и принимается зачитывать:

– «Средневековые ритуалы и практики экзорцизма», последняя категория доступа. «Черная книга человеческих жертвоприношений», последняя категория доступа. «Наитемнейшие из языческих ритуалов», последняя категория доступа. «Кровавый след в магической истории», последняя категория доступа. «Проклятые артефакты современности», последняя категория доступа. Мне продолжать?

– Не утруждайтесь, – холодно отвечаю я. – Общую идею я уловил.

Снейп поднимает брови в наигранном удивлении.

– Неужели? И какой же, позвольте поинтересоваться, вы сделали из этого вывод, Поттер?

– Отчего же не позволить, – я пожимаю плечами. – Для начала, теперь мне известно, что на библиотечные книги наложены модифицированные протеевы чары.

– Только на книги из Запретной секции, – пренебрежительно замечает Снейп. – Но это не тот ответ, который я от вас ожидаю. Хватить юлить, Поттер. Я жду объяснений. С чего вдруг вас так сильно заинтересовала Темная магия?

В этот момент я не знаю, что меня бесит больше: то, что Снейп столь бесцеремонно влезает в мою жизнь, просматривая списки книг, которые я брал из библиотеки, и даже делая копии этих списков, или то, что он вообще считает себя вправе на подобные обвинения. В конце концов, сам Снейп, с его увлечениями темной магией в школьные годы и участием в нелегальных слизеринских кружках, посвященных Темным искусствам, ничуть не лучше меня. Так что сейчас мне кажется верхом лицемерия, что он может стоять передо мной и с этим своим презрительным видом допытываться, почему я взял из библиотеки чертовы книги.

Тем не менее, я заставляю себе сделать глубокий вдох и ответить с показной небрежностью:

– Это не более чем научный интерес, профессор. Почему вас вообще удивляет, что ассистент преподавателя по Защите от темных искусств ищет информацию о Темной магии? Как, по-вашему, человек вообще может изучать способы защиты от чего бы то ни было, не исследовав сперва, собственно, источник опасности?

Снейп смеряет меня полным подозрения взглядом и говорит, понизив голос почти до шепота:

– Вы можете прятаться за любыми отговорками, Поттер. Но я знаю, что это не более чем пустые слова, поскольку по этому перечню несложно проследить, что ваш интерес к Темным искусствам возник намного раньше, чем Дамблдор назначил вас ассистентом Люпина и вручил вам этот нелепый дуэльный клуб. Вы можете прятаться за разрешением Дамблдора, но учтите, что если хоть что-то из этой информации по вашей милости попадет в руки студентов, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас вытурили из Хогвартса обратно в маггловский мир так скоро, что…

– Серьезно? – перебиваю я в холодном бешенстве, и, видимо, мое лицо сполна выдает мое истинное состояние, потому что Снейп вдруг замолкает под моим взглядом. – Серьезно, Снейп? Вы действительно собираетесь ломать сейчас всю эту комедию и делать вид, что так сильно обеспокоены защитой неискушенных умов хогвартских студентов от информации о Темной магии? Ради Мерлина, даже после того, как Драко Малфой по вашей милости узнал о таком заклинании, как сектумсемпра, и успешно применил его на практике?

Я презрительно фыркаю, наблюдая за тем, как и без того бледное лицо Снейпа становится почти бескровным, а черные глаза злобно сужаются.

– Что ты можешь знать об этом, Поттер? – спрашивает он, и его голос настолько тихий и злобный, что кажется, еще немного, и он зашипит на парселтанге.

– Ничего, профессор, – говорю я с притворной кроткостью. – Я ровным счетом ничего не знаю о том, каким образом к Драко Малфою попала информация о сектумсемпре, и не собираюсь задавать вам вопросов по этому поводу. Тем более, что тогда вы, помнится, спасли мне жизнь. Но покуда я не задаю вопросов вам, будет просто прекрасно, если вы в свою очередь не станете задавать вопросов мне, вы так не считаете?

На мгновение Снейп кажется по-настоящему потрясенным, словно самая что ни на есть безобидная овца только что на его глазах вдруг на секунду показала клыки, и он еще не вполне уверен, доверять ли собственному зрению.

Я вздыхаю и взлохмачиваю волосы нетерпеливым жестом.

– Послушайте, Снейп. В тот раз, когда я говорил, что обязан вам жизнью и благодарен за спасение, я действительно имел это в виду. Я просто хочу сказать, что бы вы там себе ни думали, вы мне не враг. Даже если вы сами считаете врагом меня.

– Врагом? – переспрашивает Снейп, и его губы чуть подрагивают от презрения. – Ты действительно думаешь, что я могу считать врагом – тебя? Нахального, глупого, бездарного мальчишку, неспособного даже держать в руке волшебную палочку? Ты ниже того, чтобы быть моим врагом, Поттер. Ты ниже этого, – зло повторяет он, почти выплевывая эти слова.

Снейп сколько угодно может говорить, что не считает меня своим врагом, но едкая, жгучая ненависть, которая полыхает в этот момент в его глазах, говорит нечто совершенно иное.

Я невесело усмехаюсь и пожимаю плечами.

– Как вам угодно. У меня слишком мало сил, терпения, и, скажем прямо, желания, чтобы пытаться переубедить вас в чем бы то ни было. А насчет библиотеки… Я передам книгу, которая нужна вам для статьи, через домовых эльфов. Но не советую идти с теми претензиями, которые вы тут только что выкладывали, к Дамблдору. Подумайте сами, Снейп. Что, по-вашему, ответит на все это господин директор, если ваши доводы кажутся слишком неубедительными даже глупому мальчишке, неспособному держать в руке волшебную палочку?

Я позволяю себе еще раз усмехнуться и отвесить застывшему от такой невиданной наглости Снейпу издевательский кивок, прежде чем развернуться кругом и выйти из кабинета.

И я искренне надеюсь, что моего блефа будет достаточно, чтобы Снейп действительно отбросил подальше идею предъявить этот кошмарный список книг Дамблдору.


****

Деревья уже вовсю радуют глаз свежей весенней листвой, а студенты каждую перемену высыпают во двор, чтобы насладиться солнцем и теплом, когда Ремусу начинают приходить ответы от издательств.

Он вручает мне первое же полученное письмо – от небольшого семейного издательства «Барпер и Броннингс», но по его лицу я сразу же понимаю, что там ничего хорошего. Впрочем, пробежавшись глазами по строчкам, я обнаруживаю, что и ничего плохого. Общие фразы, если вдуматься: недостаток финансирования, непопулярность жанра, новизна автора...

– Не бери в голову, – легкомысленно говорю я Ремусу, сминая письмо в кулаке и прицельным броском отправляя его в мусорную корзину. – Не повезло с этим издательством – повезет с каким-то еще. В конце концов, мы отправили с дюжину сов.

Однако ни следующая сова, ни еще одна за ней не приносит хороших новостей. Причины довольно разнообразны: от нашествия пикси, в результате которого от редакции не осталось камня на камне, если судить по истеричному тону письма, до хронической непопулярности жанра учебной литературы, и даже до того, что нахождение Сатурна во втором доме является неблагоприятным знаком для выпуска новых публикаций…

Полная картина становится окончательно ясной лишь несколько дней спустя, когда приходит ответ от издательства «Луи Барнберри и партнеры». Жирная напыщенная сова прилетает к Ремусу с письмом за завтраком в Большом зале, и некоторое время я наблюдаю за тем, как он скользит глазами по строчкам, и как с каждой секундой его лицо становится все более бледным и замкнутым, а затем просто выхватываю из его рук письмо.

– Гарри! – с укоризной восклицает оборотень, но я отмахиваюсь от него.

– Брось. Это не может быть настолько плохо.

Впрочем, когда я сам принимаюсь читать письмо, то обнаруживаю, что был неправ.

«Мистер Люпин, – гласит послание, – настоящим сообщаем вам, что ваша просьба опубликовать свое пособие по ЗоТИ в нашем издательстве не может быть исполнена. Мы являемся уважаемым, известным, даже в некотором роде почетным издательским домом. Другими словами, наша репутация безупречна. Но посудите сами, что будут говорить люди о Луи Барнберри, если он опубликует пособие по Защите от темных искусств, написанное никем иным, как оборотнем? Смех, да и только!

В связи с вышеизложенным, настоятельно советуем вам выкинуть эту бредовую идею из головы и уйти жить в леса, где вам и место.

Ваш (зачеркнуто)
С уважением (зачеркнуто)
Хорошего дня,

Луи Барнберри».

Я не замечаю, что стискиваю письмо в кулаке только тогда, когда Ремус деликатно касается моего плеча и едва слышно бормочет:

– Ничего страшного. Он имеет право выражать свое мнение.

Я качаю головой:

– Не имеет, Ремус. Он не имеет права говорить такие вещи, и я заставлю его пожалеть об этом.

Мне хочется добавить, что я заставлю его давиться его же словами, этого Луи Барнберри. Я заставлю его написать Ремусу еще одно письмо, в котором он будет рассыпаться в извинениях, и опубликовать чертову рукопись, и еще сказать за это спасибо.

Я отодвигаю от себя тарелку и поднимаюсь из-за стола.

– Прошу прощения, у меня есть дела.

Моя ярость настолько сильна, что я успеваю пройти несколько коридоров, не видя толком ничего вокруг, прежде чем мне наконец удается взять себя в руки. Затем я делаю несколько глубоких вдохов, старательно отгоняя от себя желание немедленно выйти из замка, аппарировать прямиком на порог издательства «Луи Барнберри и партнеры» и задать мистеру Барнберри знатную трепку. В этом деле требуется расчет, и, пожалуй, самое большое препятствие на пути к тому, чтобы испортить этому Барнберри жизнь, заключается в том, что я ничего о нем не знаю. Но это, по крайней мере, несложно исправить.

Я оглядываюсь по сторонам, и, убедившись, что коридор выглядит пустынным, зову негромко:

– Добби!

Домовой эльф материализуется передо мной с громким хлопком, на его лице искренняя радость.

– Гарри Поттер звал Добби! – пронзительно восклицает он. – Добби готов помочь Гарри Поттеру всем, чем только сможет!

Я еще раз быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что вопли эльфа не привлекли нежелательных свидетелей, но вокруг по-прежнему никого. Я тоже улыбаюсь и говорю:

– Спасибо, Добби, я рад. Мне действительно нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы какое-то время ты был для меня глазами и ушами. Есть один человек, Луи Барнберри, он заведует издательством в Корнуэлле. Я хочу, чтобы ты последил за ним какое-то время. А затем мы нанесем ему визит, что скажешь?

Эльф с готовностью кивает:

– Добби будет рад выполнить просьбу Гарри Поттера! Добби отправится к Барнберри прямо сейчас!

Мне приходит в голову еще одна идея.

– Постой, Добби. Есть кое-что еще.

Я достаю из кармана мантии несколько потрепанный лист пергамента, на котором я изобразил со всей реалистичностью, на которую только был способен, тот артефакт из воспоминаний Снейпа.

– Тебе известно, что это?

Едва Добби бросает взгляд на пергамент, как я понимаю, что он должен иметь об этом хоть какое-то представление: глаза эльфа испуганно расширяются, а большие уши прижимаются к голове.

– Плохой, плохой знак, – торопливо бормочет он. – Гарри Поттер должен держаться от него подальше!

Но прежде, чем я успеваю задать следующий вопрос, эльф с хлопком аппарирует. Некоторое время я продолжаю таращиться в опустевший коридор, медленно осознавая, что Добби действительно сделал нечто столь бестактное – удрал прочь прямиком посреди разговора со мной. А это кое о чем говорит, учитывая, с каким трепетом он относится к моей персоне.

– Добби! – на пробу зову я, но ничего не происходит. Я повторяю громче и нетерпеливее: – Добби!

– Он не придет.

Я мгновенно разворачиваюсь на месте, инстинктивно подбираясь, как перед боем, и обнаруживаю прямиком перед собой Дамблдора. Мое сердце учащает ход, и мне приходится приложить усилие, чтобы опустить вскинутые руки по бокам и перестать вести себя так, будто бы на меня напали. Выпавший из моих рук пергамент с изображением семиугольной звезды остается лежать на полу, как кричащее свидетельство моих недавних библиотечных поисков, которые я пытался сохранить в тайне. Я торопливо нагибаюсь, чтобы поднять проклятый пергамент и затолкать его поглубже в карман мантии, но Дамблдор, конечно же, уже успел увидеть.

Я вскидываю на директора взгляд, полный досады, но он смотрит на меня все с прежней безмятежностью. Это почти раздражает.

– Добби оставляет за собой право не приходить на зов, в конце концов, он свободный эльф, – продолжает Дамблдор с таким видом, словно я задал вопрос. На его губах появляется намек на улыбку, но взгляд остается внимательным и острым. – Должен признаться, Гарри, учитывая, что твоя свобода передвижений ограничивается этим замком, с твоей стороны было весьма умно подговорить Добби следить для тебя за мистером Барнберри. Впрочем, вынужден добавить, что меня несколько настораживает твое желание нанести ему личный визит.

Я даже не пытаюсь изображать учтивость. Когда я открываю рот, чтобы все-таки заговорить с Дамблдором, в моем голосе звучит почти бешенство:

– Вы следили за мной?

– Отнюдь, это не было моим намерением, – с легкостью говорит Дамблдор, по-прежнему с этими доброжелательными интонациями в голосе. – Я всего лишь хотел убедиться, что с тобой все хорошо. Твой уход из Большого зала был таким поспешным, что я нашел нужным узнать у профессора Люпина, в чем причина. А затем решил поговорить с тобой.

– Прекрасно, – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Ну так говорите.

На секунду Дамблдор выглядит почти шокированным моей дерзостью, так что я все же прикусываю язык и заставляю себя добавить:

– Сэр.

– Присядем? – неожиданно миролюбиво предлагает Дамблдор, указывая рукой на широкий подоконник.

Я подчиняюсь, бросая быстрый взгляд в окно, на зеленеющие свежей листвой деревья. Первый урок еще не начался, так что студенты пользуются возможностью насладиться свежим воздухом и теплом, греясь на солнце во дворе. Мне мучительно не хватает воздуха, я хочу оказаться там же, снаружи, подальше от пронзительного взгляда Дамблдора. От этого взгляда я чувствую себя в точности как проштрафившийся студент.

– Мне понятна твоя злость, Гарри, – говорит Дамблдор после долгой паузы. – Ремус Люпин – твой друг, и вы вместе приложили массу сил, работая над этим пособием по ЗоТИ, и сейчас, получая отказы от издательств, причем по такой… кхм… деликатной причине, ты считаешь это неприемлемым.

– Дело не в том, считаю ли я это неприемлемым или не считаю, – резко обрываю я. – Дело вообще не во мне. Проблема в том, что это действительно, объективно неприемлемо. Эти законы об оборотнях – фарс, они глупы и недопустимы. Но вы должны прекрасно знать это и без меня, ведь так, господин верховный судья Визенгамота? – в моем голосе звучит чуть ли не враждебность, и я с усилием заставляю себя проглотить ядовитые слова, прежде чем успею наговорить большего.

– Со своей стороны я сделал все, что мог, чтобы противостоять этим законам, уж поверь мне, – негромко отзывается Дамблдор, и его голос звучит так, что у меня вдруг пропадает желание и дальше сыпать обвинениями.

Некоторое время мы сидим в тишине настолько полной, что слышно даже отдаленные выкрики младшерурсников, затеявших шутливую баталию во дворе.

– Я не пытаюсь оправдать действующую систему, Гарри, – в конце концов говорит Дамблдор. – Она неправильна в слишком многих аспектах, но это то, с чем нам приходится мириться в настоящий момент. Однако могу сказать наверняка, что личная вендетта против Луи Барнберри здесь ничего не изменит, чего бы ты ни пытался этим добиться.

– Я знаю, – говорю я, и во взгляде Дамблдора мелькает удивление. – В глобальном смысле, это не изменит ровным счетом ничего, мне это известно, спасибо. Но, черт побери, если это позволит мне чувствовать себя лучше… почему бы и не попытаться?

Дамблдор вздыхает и говорит, глядя не на меня, а на студентов, по-прежнему резвящихся за окном:

– Мне не хотелось бы прибегать к этому аргументу, но я могу попросту запретить Добби помогать тебе в этом.

Директору все же приходится вскинуть на меня взгляд, когда я громко фыркаю от смеха.

– Вы плохо знаете Добби, профессор, – говорю я, – если действительно считаете, что чьи-либо запреты могут помешать ему выполнить мою просьбу. В конце концов, он – свободный эльф.

Я почти готов добавить, что у директора не больше шансов запретить что-либо мне самому. Но Дамблдор, похоже, и так об этом знает, потому что не пытается зайти с этой стороны.

– Профессор Люпин сказал мне, что ваша с ним попытка применить Иммерсио Сомниум не увенчалась успехом, – вместо этого вдруг говорит он.

Я ничего не отвечаю, и Дамблдор продолжает:

– Но я думаю, что нашел кое-что другое, что может помочь тебе с твоей проблемой.

Я пожимаю плечами, даже не пытаясь изобразить радость по этому поводу.

– В общем-то, я не против, профессор. Только на этот раз, пожалуйста, давайте обойдемся без кошмаров.

Я уже собираюсь подняться и уйти, наплевав на то, насколько это будет невежливым и неучтивым, когда Дамблдор говорит:

– Гарри, есть еще одна вещь. Не так давно профессор Снейп приходил, чтобы поделиться со мной своими опасениями по поводу книг, которые ты берешь из Запретной секции.

Ох, просто прекрасно.

– Ну конечно же, Снейп приходил, он же всюду сует свой нос, – вполголоса бормочу я.

Дамблдор хмурится и говорит:

– Я настоятельно прошу тебя отзываться о твоих коллегах-преподавателях в более уважительном тоне, Гарри. Так уж принято в Хогвартсе. Как я сказал, профессор Снейп был обеспокоен тем, что ты читаешь так много книг о Темной магии, он считает это небезопасным для тебя. Признаться, у меня были различные догадки насчет того, что вызвало у тебя такой интерес, но сейчас я думаю, что некоторые из них были не совсем близки к истине. Могу ли я предположить, что твой интерес к Темным искусствам имеет какое-то отношение к тому рисунку, который ты только что показывал Добби?

Я подавляю желание выругаться вслух: конечно же, Дамблдору хватило ума сопоставить два и два. Поэтому мой ответ снова выходит далеко за границы вежливости:

– Вы можете предполагать что вам угодно, сэр, я едва ли могу вам это запретить.

Дамблдор поднимает бровь, но продолжает по-прежнему терпеливо и спокойно:

– Учитывая, что мои предположения, как правило, оказываются верными, я приму это за утвердительный ответ. В таком случае, я задам тебе еще один вопрос. Где ты видел этот предмет, Гарри?

Где-то читал о нем – вот, что я ответил бы, задай мне этот вопрос Ремус, или кто угодно еще. Кто угодно, но не легилимент уровня Дамблдора. Но здесь и сейчас, под пронзительным взглядом его голубых глаз, я просто не могу солгать. Я вынужден сказать что-то, что является правдой хотя бы наполовину.

– Простите, но я не могу рассказать вам, сэр, – говорю я после паузы. – Это не моя тайна.

Вот так-то. Это тайна Снейпа, и я более чем уверен, что он предпочел бы сохранить ее.

Наверное, этот семиугольный артефакт действительно чем-то очень важен, потому что после моего отказа отвечать на вопрос выражение лица Дамблдора становится жестким и суровым, а взгляд – более испытующим, чем когда-либо прежде.

– Чьей бы тайной это ни было, – очень серьезно говорит он, – я хочу предостеречь тебя, Гарри, что этот предмет по-настоящему опасен. Ты видел его здесь, в Хогвартсе?

Я качаю головой и отвечаю, осторожно подбирая каждое слово:

– У меня нет никаких оснований полагать, что этот предмет находится где бы то ни было вблизи Хогвартса в настоящий момент.

Это правда, и взгляд директора становится менее напряженным.

– Мне было любопытно узнать о нем, вот и все, – добавляю я. – Я не лезу в неприятности.

Дамблдор качает головой и говорит:

– Некоторые вещи лучше не тревожить, мой мальчик, для твоего же собственного блага. Я бы предпочел, чтобы ты оставил свои поиски об этом предмете и проводил в Запретной секции библиотеки чуть меньше времени.

Директор не сводит с меня пристального взгляда до тех пор, пока я не киваю, давая понять, что предупреждение дошло по адресу. Затем он расплывается в своей неизменной доброжелательной улыбке.

– Так-то лучше, Гарри. Ты молод, да и весна в самом разгаре, так что я более чем уверен, что ты найдешь себе занятия поинтереснее, чем копаться в разваливающихся от времени фолиантах. Не так ли?

Дамблдор еще раз улыбается мне и подмигивает, прежде чем уйти, а я остаюсь сидеть на подоконнике, гадая, насколько этот разговор на самом деле мне навредил. Очевидно, у Снейпа есть свои подозрения, и у Дамблдора есть свои подозрения, и, что хуже, они делятся своими подозрениями друг с другом, так что я почти физически ощущаю, как они загоняют меня в угол, подлавливая на моей же лжи. Дамблдор был не просто терпеливым со мной сейчас, спокойно вынося все мои грубости – он был осторожным, он наблюдал за мной. И это означает, что сейчас уж точно не время совершать промахи. Я не должен был позволить этому дурацкому письму от Барнберри так разозлить себя, чтобы попасться на разговоре с Добби посреди коридора, а тем более так глупо показать директору изображение артефакта, подсмотренного в воспоминаниях Снейпа. Я попросту не могу позволить себе и дальше так рисковать.

По коридорам разносится низкий гонг, извещающий о начале первого урока, и я заставляю себя вернуться мыслями к реальности.

А реальность заключается в том, что я прогуливаю урок ЗоТИ у второкурсников, который должен вести с Ремусом прямо сейчас.

Я чертыхаюсь и бегом бросаюсь в направлении кабинета ЗоТИ.


****

Добби приносит мне новости каждый вечер. И несмотря на то, что эльф по-прежнему отказывается даже заговаривать со мной по поводу чертового артефакта из Общества наследия, в остальном его помощь оказывается попросту неоценимой. Я узнаю о Луи Барнберри много такого, что при правильном раскладе поможет мне припереть его к стенке, даже не прибегая к помощи магии – большая ценность, учитывая, что сейчас, под пристальным вниманием Дамблдора, я не могу идти на риск. Я узнаю, что Барнберри – пьяница и лгун, что дела у его издательства идут далеко не так гладко, как он пытается показать, и что он попросту надувает некоторых из своих наиболее популярных авторов, публикуя дополнительные тиражи их книг без ведома самих авторов, и тем самым экономит на выплате гонораров. Это даже слишком для издательства с «безупречной репутацией», о которой распинался Барнберри в своем письме, так что у меня буквально руки чешутся поскорее нанести ему личный визит и как следует поболтать обо всем этом.

После некоторых раздумий я выбираю для этого день, на который назначена большая игра Гриффиндор-Равенкло. С одной стороны, мне немного совестно перед Невиллом, что я не буду болеть за гриффиндорцев вместе со всеми. Но лучшей возможности у меня не будет: со всей этой шумихой насчет квиддича никто и не заметит, что меня нет в замке.

На последнем уроке ЗоТИ накануне матча я едва ли могу сосредоточиться на технике заклинаний студентов, потому что моя голова занята совершенно другим. Сегодня Добби должен был сделать самое главное – добыть вещественное доказательство грязных делишек Барнберри, при помощи которого я смогу припереть его к стенке. От этого зависит успех всего предприятия, так что мои мысли то и дело уходят в этом направлении, никак не желая сосредотачиваться на ЗоТИ.

Впрочем, не я один испытываю сегодня трудности с концентрацией внимания: гриффиндорцы то и дело принимаются перешептываться насчет предстоящего матча, а Рон Уизли и вовсе вместо положенного заклинания отрабатывает приемы по захвату воображаемого кваффла с видом одухотворенным и воинственным. Впрочем, время от времени он бросает на меня вызывающе неприязненные взгляды, словно проверяя, не собираюсь ли я отвлекать его от этой по-настоящему важной задачи своими дурацкими заданиями по ЗоТИ. Парвати Патил и Лаванда Браун поглядывают на него с нескрываемым интересом и яростно перешептываются о том, кто из них сделает первую попытку пригласить Рона на прогулку теперь, когда его отношения с Эммой Пауэлл окончательно завершились. Стоит ли говорить, что им в этот день тоже не до ЗоТИ? Гермиона окидывает их своим самым презрительным взглядом и наоборот подчеркнуто концентрируется на выполнении задания. Но мне прекрасно видно, что мысли ее витают далеко от темы сегодняшнего урока. Невилл выглядит бледным и сосредоточенным: он явно нервничает, но, по крайней мере, не находится в том беспросветном отчаянии, в каком был в преддверии других квиддичных матчей.

Когда низкий гонг оповещает о завершении урока, все испускают вздох облегчения. Студенты подхватывают свои вещи и выходят из кабинета гомонящей толпой, а я задерживаюсь на некоторое время, чтобы помочь Ремусу убрать тренировочные манекены в высокие стеллажи у стен.

Я как раз запихиваю за дверцу шкафа последнюю деревянную куклу и с усилием закрываю дверь, пока манекены не начали валиться обратно, когда Ремус вдруг негромко откашливается и говорит:

– Гарри, сегодня профессор Дамблдор сказал мне, что нашел другой способ попытаться вернуть тебе магию. Мне потребуется время, чтобы подготовиться, но, думаю, мы могли бы испытать эту идею в следующие выходные. Что скажешь?

Голос Ремуса звучит напряженно, словно он боится, что после предыдущей провальной попытки я передумаю и больше не буду участвовать в авантюрах Дамблдора. Я вижу в его нерешительности спасительную лазейку для себя и делаю попытку выкрутиться.

– О, Мерлин, серьезно, в следующие выходные? Ремус, экзамены на носу! Мы не можем отложить это на потом, когда мы все будем не так ужасно заняты?

Ремус приподнимает бровь:

– Ты что, хочешь отложить это до самых каникул?

– Каникулы – прекрасная идея! – с напускным энтузиазмом поддерживаю я. – Почему бы и нет? У нас будет масса времени. Ты просто гений, Ремус. Ну все, если мы здесь закончили, то мне пора бежать…

– Гарри, постой, – останавливает меня Ремус, когда я успеваю проделать уже не менее половины пути к выходу из кабинета.

Я вздыхаю и оборачиваюсь, отбросив притворство в сторону, потому что Ремус все равно видит меня насквозь.

– Нам обязательно пробовать снова? – спрашиваю я, и мой собственный голос звучит куда более беспомощно, чем мне того хотелось бы. – Сейчас все идет нормально, разве нет? Нам обязательно что-то менять?

Ремус вздыхает и говорит:

– Гарри, если дело в кошмарах, то, клянусь Мерлином, этого больше не повторится. Ты можешь быть уверен, что…

– А если дело не в кошмарах? – перебиваю я. – Что, если все дело в том, что на самом деле мне просто не нужна магия, Ремус?

Мне хочется знать, сможет ли он просто принять это. Но Ремус не может. Обладавший магией всю свою жизнь, существовавший в Магическом мире с самого рождения, поддавшийся иллюзии, что волшебство действительно делает жизнь лучше, он просто не может себе представить, что кто-то может отказаться от всего этого по собственной воле.

– Пожалуйста, – говорит он, – Гарри, прошу тебя, давай сделаем еще одну попытку, всего одну. Если ничего не выйдет, я обещаю, что оставлю тебя в покое, и поговорю с профессором Дамблдором. Но если все получится, только подумай, для тебя будет открыт целый новый мир. Неужели оно не стоит того?

Целый новый мир, думаю я, и все мои силы уходят на то, чтобы не расхохотаться Ремусу в лицо. Этот лицемерный магический мир, который я успел узнать достаточно хорошо, чтобы бежать от него без оглядки годами. Мир, который в этой вселенной без войны умудрился стать в некоторых аспектах еще лживее и гаже, чем был в моем прошлом, а это кое о чем говорит.

Но они никогда не оставят меня в покое, с тоской думаю я. Если я откажусь попытаться сейчас, Ремус и Дамблдор будут приходить снова и снова со своими бесконечными увещеваниями, до тех пор, пока у меня не закончатся аргументы.

С другой стороны, сейчас Ремус предлагает мне выход.

– Хорошо, – говорю я. – Одна попытка, на следующей неделе. Но если ничего не выйдет, мы оставляем эту затею и больше никогда не вспоминаем о ней.

Ремус ничего не отвечает, но кивает в ответ на мое предложение, и я торопливо выскальзываю за дверь.

В опустевшем коридоре я обнаруживаю хмурого Рона Уизли, который стоит, привалившись к стене и убрав руки в карманы мантии. Я собираюсь сделать вид, что не заметил его, и пройти мимо. Но он вскидывает голову, чтобы прямо встретиться со мной мрачным взглядом, и говорит:

– Поттер, нужно поговорить.

Я думаю о Добби, с которым назначил встречу в своей комнате сразу после окончания урока, а значит, времени у меня нет. Но что-то есть в хмуром выражении лица Рона такое, что я решаю, встреча с Добби может и подождать.

Мы заходим в первый же пустующий кабинет. Он давно не использовался, в потоках льющегося из высоких окон солнечного света видно кружащиеся в воздухе частицы пыли. Я усаживаюсь на одну из парт, укрытых пожелтевшей от времени тканью, и выжидающе смотрю на Рона. Тот остается стоять, по-прежнему глядя на меня угрюмым взглядом исподлобья, и говорит:

– Я хочу узнать кое-что от тебя, Поттер. Вчера Джинни сказала мне, что каким-то образом ты украл у меня мою квиддичную команду, что вы тренируетесь на опушке Запретного леса тайком от меня. Это так?

То, что Джинни сдала нас всех Рону, представляется не слишком-то гриффиндорским поступком, но мой едкий внутренний голос говорит, что чего-то подобного от здешней Джинни Уизли и следовало ожидать. Я приказываю голосу заткнуться и убеждаю себя, что не должен делать поспешных выводов. В конце концов, я и понятия не имею, каковы были мотивы Джинни, когда она решила рассказать обо всем брату.

Так что я отвечаю, стараясь говорить ровно и рассудительно:

– Ладно, я понял, что Джинни рассказала тебе о квиддичных тренировках, которые проводились за твоей спиной, и теперь ты злишься. Чего я не понимаю, так это почему тебе требуется подтверждение от меня, Рон? Ты что, не веришь словам собственной сестры?

Рон выглядит насупившимся, но тем не менее отвечает:

– Нет, я верю Джинни. В смысле, к чему ей врать о таком? Но когда я спросил об этом Фреда и Джорджа, они подняли меня на смех. Они спросили, как, по моему мнению, ты мог бы летать на метле, и я… Я имею в виду, в этом есть смысл, так?

Я пожимаю плечами:

– Джинни сказала правду. Я действительно помогал Невиллу с тренировками, а потом Фред и Джордж решили, что это неплохая идея – тренировать его втайне ото всех. Задумка состояла в том, чтобы игроки из Равенкло расслабились, думая, что победа у них в кармане, и оказались не готовы к встрече с сильным ловцом. И, да, так получилось, что последние пару недель мы тренировались всем составом.

Чем больше я говорю, тем более подозрительным выглядит Рон. Похоже, он считает, что я насмехаюсь над ним, как Фред и Джордж, потому что недоверчиво прищуривается и спрашивает:

– Как ты мог тренироваться с командой, если не можешь даже летать на метле? Или… – его лицо принимает потрясенное выражение, – то, что говорил профессор Люпин только что – это правда? Ты действительно пытаешься вернуть себе магию?

Я фыркаю от смеха.

– Не мели чепуху, Рон. Не знаю, что ты там услышал, но тебе должно быть прекрасно известно, что это невозможно. Я не могу летать на метле, я не владею магией. Но никто не отменял тестралов. Хагрид показал мне, как приманить одного из них. Тестралы, знаешь ли, летают, и сидя на одном из них верхом, вполне можно исхитриться поймать кваффл.

Рон изучает мое лицо пристальным взглядом еще несколько секунд, но затем, видимо, приходит к выводу, что я говорю правду, и упрямо склоняет голову.

– Так какого черта тебе от меня нужно, Поттер? – зло спрашивает он. – Сначала ты украл у меня девушку, теперь – команду. И я не знаю точно, что за фокус ты выкинул на вводном занятии дуэльного клуба, но знаю наверняка, что ты мухлевал, что ты не смог бы победить меня в честном поединке! Так чего ты всем этим добиваешься?

Я смотрю на Рона почти в неверии.

– Послушай, это может тебя удивить, но мир не вращается вокруг тебя! Ради Мерлина, я не отбирал у тебя команду! Я взялся за эти тренировки только потому, что хотел помочь Невиллу. Но я хочу спросить тебя вот о чем: что ты теряешь? Команда по-прежнему твоя. Думаю, ни к чему уточнять, что я не могу выйти на поле вместо тебя. Если моя идея принесла плоды и Невилл возьмет снитч на завтрашней игре, то это будет целиком твоя победа, не моя.

Рон неприятно усмехается и спрашивает:

– И в чем подвох?

– Почему обязательно должен быть подвох?

Рон качает головой:

– Брось, ты ничего не делаешь просто так. Как с той книгой из библиотеки. Ты помог нам тогда просто потому, что тебе было любопытно узнать, зачем она нам.

– Если ты действительно так считаешь, – говорю я, стараясь сохранить голос ровным и по возможности дружелюбным, – то можешь спросить у Гермионы, и она ответит тебе, что это не так.

Пожалуй, мне не следовало упоминать Гермиону, потому что и без того напряженное лицо Рона после этой фразы багровеет от гнева.

– Да как ты смеешь говорить о Гермионе, когда и без того ясно, что вся твоя «помощь» была лишь для того, чтобы подобраться к ней и украсть ее у меня, ты, скользкий, гадкий, подлый…

– Чушь, – перебиваю я, и вот теперь в моем голосе начинает пробиваться раздражение. – Ты вбил себе в голову, что я «украл» у тебя Гермиону, просто чтобы не мириться с мыслью, что она не желала тебя видеть из-за твоего отвратительного поведения. – Он возмущенно вскидывается и открывает рот, явно намереваясь спорить, но я останавливаю его жестом. – Нет, уж дослушай до конца. Я понимаю, что ты жутко кичишься своим авторитетом, но когда ты начинаешь самоутверждаться за чужой счет, кому-то вроде Гермионы это может показаться подлым. Но это не значит, что ты ничего не можешь с этим поделать. Так что я предлагаю тебе выкинуть из головы бредовую идею, что мы с Гермионой более чем друзья, и принять наконец правду, которая заключается в том, что я помогаю Гермионе с ее исследованиями, ничего больше. А переварив это, ты должен пойти и извиниться перед ней наконец. И если ты будешь достаточно искренним и раскаявшимся, она найдет в своем сердце силы простить тебя, и ты сможешь наконец перестать вести себя так, словно весь мир тебе задолжал. Как идея?

Несколько секунд Рон сосредоточено сопит, обдумывая мои слова, а потом угрюмо говорит:

– Если все это какая-то шутка с твоей стороны, то ты об этом пожалеешь, ясно?

Он одаряет меня угрожающим взглядом, прежде чем выйти из кабинета, хлопнув напоследок дверью, а я остаюсь сидеть там, не зная, смеяться мне или плакать. И из-за этого я согласился отложить встречу с Добби, чтобы выслушивать очередные бредовые упреки Рона?

Я качаю головой и отправляюсь наконец в свою комнату, где меня уже должен ждать домовой эльф.


****

Студенты толпой спешат к квиддичному полю, когда я под покровом отцовской мантии-невидимки пробираюсь к границам хогвартского антиаппарационного барьера. С собой у меня конверт с данными по поступившим в волшебные книжные лавки книгам из издательства Барнберри и выплаченным авторам гонорарам, по которым уличить Барнберри будет проще простого – их мне передал вчера Добби. Второй экземпляр бумаг предусмотрительно остался в моей комнате на тот случай, если Барнберри что-нибудь выкинет.

Оказавшись за пределами антиаппарационного барьера, я негромко зову Добби, и домовик появляется передо мной, неизменно сияющий улыбкой и готовый помочь. Я прошу Добби перенести меня в Корнуэлл, к дому Луи Барнберри, в котором располагается и его издательство, и эльф без лишних вопросов берет меня за руку и аппарирует.

Мы сразу же попадаем из весны в лето. Добби переносит нас прямиком на небольшую улицу, утопающую в цветах, зелени кустарников и сочных пальмовых деревьев. Вдалеке, в самом конце улицы, начинается набережная, отсюда даже можно увидеть блестящую на солнце полоску морской воды. По обеим сторонам улицы стоят однотипные двухэтажные дома, и они кажутся вполне обычными, если не брать в расчет несомненный магический фон, который исходит от некоторых из них. Из этого я делаю нехитрый вывод, что здесь, так же, как и в Годриковой впадине, волшебники живут бок о бок с магглами, вот почему они вынуждены маскировать свои дома.

– Спасибо, Добби, – говорю я, обращаясь к домовику. – Жди меня здесь, хорошо? Я скоро вернусь.

– Добби пойдет к морю, сэр, – отзывается эльф, с любопытством поглядывая на блестящую вдалеке полоску морской воды. – Добби еще никогда не видел моря так близко.

Я киваю и направляюсь к дому с номером пятьдесят два, который кажется напичканным магией сильнее прочих. Подойдя к нему вплотную, я понимаю, почему: аккуратный беленький домик оказывается лишь иллюзией, и когда я делаю несколько шагов вперед и иллюзия рассеивается, передо мной оказывается помпезного вида четырехэтажный особняк с балконами и колоннами, на фасаде которого красуется кричащая золотая надпись «Издательский дом «Луи Барнберри и партнеры». Буквы так и сияют, переливаясь золотыми вспышками совершенно независимо от солнечных лучей, так что от одного взгляда на них становится больно глазам.

Я поднимаюсь по лестнице до массивных деревянных дверей и берусь рукой за грозного вида дверной молоток в виде головы льва. Я громко стучусь в двери, чтобы убедиться, что хозяин жилища уж точно не пропустит моего появления, а затем почти без усилий отворяю замок с помощью магии и вхожу внутрь.

Внутри дом оказывается полон той же безвкусной роскоши, что и снаружи, но, по крайней мере, здесь оказывается сумрачно и прохладно. Я осторожно ступаю в глубину просторного полутемного помещения и осматриваюсь кругом, терпеливо ожидая.

Проходит всего несколько минут, прежде чем противоположенная дверь с шумом распахивается, впуская внутрь запыхавшегося приземистого мужчину – собственно, хозяина жилища. Его круглый живот в сочетании с невысоким ростом создает комическое впечатление, словно он не идет по земле, а будто бы перекатывается по ней, бойко перебирая своими кривыми короткими ногами. Похоже, что господина Барнберри только что сдернула с кровати тревога его охранных заклинаний, потому что он стоит в коридоре в одних пижамных штанах и криво затянутом на поясе халате. Его седые волосы, обрамляющие блестящую плешь на макушке, всклокочены сверх меры, и он дико озирается по сторонам, выставив перед собой волшебную палочку.

– Кто здесь?! – вскрикивает он неожиданно тонким, визгливым голосом. – Я вас предупреждаю, этот дом находится под охраной! Если через пять минут я не отправлю сигнал, что со мной все в порядке, сюда прибудет отряд вооруженных авроров!

– Так сделайте это, мистер Барнберри, – говорю я, стягивая с себя мантию-невидимку и заталкивая ее в карман мантии. – Отправьте свой сигнал, а потом мы поговорим.

Мое появление посреди прихожей прямиком из воздуха, очевидно, оказывается для Барнберри полнейшей неожиданностью: несколько секунд он оглядывает меня с величайшим недоумением, выкатив глаза и даже приоткрыв рот. Но уже через мгновение он берет себя в руки, и, туже затянув халат и увереннее перехватывая толстыми пальцами волшебную палочку, направляет ее прямиком мне в грудь и с вызовом спрашивает:

– И что заставляет вас, молодой человек, считать, что вы имеете право указывать мне, что делать?!

Я усмехаюсь и делаю несколько шагов вперед, сокращая расстояние между нами, и говорю:

– Поверьте мне, что это в ваших же интересах. Если вы, конечно, не хотите рассказывать отряду вооруженных авроров, как в точности вы обокрали Старлу Старлайт и Маверика Мельбурна. И это, просьба заметить, только за последние восемь дней. Мне вам назвать еще несколько имен, или общая линия для вас ясна? Мистер Барнберри, опустите палочку.

Некоторое время Луи Барнберри судорожно обдумывает свое положение: его маленькие глазки суетливо бегают из стороны в сторону, а на тучном лбе выступает испарина. Затем он со вздохом опускает волшебную палочку в карман халата, извлекает оттуда носовой платок не первой свежести, чтобы утереть пот со лба, поднимает на меня досадливый взгляд и говорит:

– Пройдемте в гостиную, мистер…

– Поттер, – любезно подсказываю я.

– Хм, я почти уверен, что где-то встречал это имя совсем недавно… – бормочет он, сопровождая меня в гостиную.

– Авроры, – напоминаю я, бесцеремонно располагаясь на кожаном диване и закидывая ноги на журнальный столик. – Вы, помнится, говорили, что они собираются явиться сюда и спасти вас из передряги? Не хотите ли отменить визит?

– Я блефовал, – уныло отмахивается Барнберри. Он плюхается в кресло сбоку и неодобрительно косится на мои грязные кроссовки, лежащие поверх его журнального столика, но ничего, впрочем, не говорит по этому поводу. Когда он снова открывает рот, его голос звучит хоть и нервозным, но неожиданно собранным: – Итак, прямо к делу. Откуда вас известно то, что вам известно, и что вы собираетесь с этим делать, мистер Поттер?

Я усмехаюсь.

– С чего вы взяли, что я собираюсь открывать вам свои источники, мистер Барнберри? Это с вашей стороны даже глупо. Что касается второго вопроса, что я собираюсь делать со своей информацией… – я пожимаю плечами. – Ничего. Совершенно, абсолютно ничего. Никаких авроров, никакого скандала, вы даже можете продолжать заниматься тем, чем занимались, и поддерживать свой привычный образ жизни. Но, сами понимаете, я предлагаю вам все это не просто так.

Мистер Барнберри шумно выдыхает, его лицо выражает облегчение.

– Сколько вы хотите?

– Мне не нужны ваши деньги.

Он издает нервный смешок.

– Бросьте, мистер Поттер, деньги нужны всем. Ну же, я прекрасно вижу, что вы весьма сообразительный молодой человек и что мы с вами можем договориться. Скажите, какова ваша цена: сто галеонов? Двести? Я дам вам деньги, а вы отдадите мне всю информацию, которую нашли по поводу моих… личных дел, и пообещаете сохранить это в тайне.

Я качаю головой:

– Я же сказал, мне не нужны деньги. Мне нужно, чтобы вы опубликовали книгу, которую вам прислал некто Ремус Люпин, хогвартский профессор. Вы опубликуете его книгу, и вы принесете профессору Люпину тысячу извинений за то, что написали ему в письме, и в обмен на это я оставлю вас в покое.

Некоторое время лицо Барнберри не выражает ничего кроме замешательства, затем к нему приходит озарение.

– Тот оборотень! Вся эта белиберда из-за того проклятого оборотня! И вы… мистер Поттер, да, все верно… Я знал, что уже где-то видел эту фамилию… Вы значитесь в соавторах, не так ли?

Я киваю, и Барнберри досадливо качает головой.

– Ах, это просто смешно, – расстроенно бормочет он, продолжая в рассеянности водить платком по своему тучному лбу. – Как же вы себе это представляете, чтобы я опубликовал книгу по Защите от темных сил, которую написал оборотень? Меня же поднимут на смех! Моя репутация...

– Вас никто не просит орать во всю глотку о том, что автор – оборотень, чугунная вы голова! – в раздражении цежу я. – Просто опубликуйте книгу. Что до вашей репутации... неужели вы считаете, что она пострадает меньше, если вас заберут в аврорат для расследования дела о мошенничестве, и все вокруг узнают, что вы обманщик и вор?

Барнберри спадает с лица, в его глазах написано неподдельное отчаяние. Справедливо рассудив, что надо ковать железо, пока горячо, я добавляю голосом сухим и спокойным, почти холодным:

– Послушайте, какой вам смысл сопротивляться? Я прошу вас о таком, прямо скажем, пустяке, что будет даже обидно, если вы откажетесь. И тогда... – я делаю паузу, – я ведь могу не ограничиться одним только аврорским расследованием. Вы ведь не хотели бы со мной поссориться, мистер Барнберри?

Вот теперь Барнберри отрывается от протирания лба своим засаленным платком и впервые хорошенько заглядывает мне в лицо. Он останавливается секунду или две на моих глазах, и, наверное, вполне читает в них то, что я хочу до него донести, потому что тяжело сглатывает и отрицательно мотает головой.

– Значит, мы договорились? – поторапливаю я, желая услышать наконец внятный ответ.

– Да, мистер Поттер, – отвечает Барнберри и даже пытается выдавить дежурную улыбку, хотя по нему видно, как нелегко ему даются эти слова, – мы договорились.

– Вот и прекрасно, – я широко улыбаюсь и бесцеремонно хлопаю его по плечу, затем, словно спохватившись, протягиваю ему конверт с компроматом, добытым Добби. – В таком случае, это останется у вас. Я верю в ваше благоразумие, мистер Барнберри. Но, учитывая обстоятельства, обращаю ваше внимание, что еще один экземпляр этих документов хранится у меня. Напишите профессору Люпину как можно скорее. Разумеется, с самыми полными и обстоятельными извинениями за ваше предыдущее письмо, я бы даже рекомендовал вам сообщить, что вы переживали в тот момент особо неприятный приступ вашей хронической тролльей лихорадки и сами не ведали, что несли. И учтите, что если по каким-то причинам вы этого не сделаете, то я узнаю и приму меры. А теперь, если вы меня извините, я вынужден откланяться.

Я поднимаюсь на ноги, намереваясь уйти.

– Но откуда... вам известно... про мою лихорадку? – невнятно бормочет Барнберри мне вслед, тоже порываясь подняться, чтобы проводить меня из гостиной, но путается в тапках и плюхается обратно в кресло.

Не желая тратить на это больше времени, я набрасываю на себя мантию-невидимку и быстрыми шагами выхожу на улицу. Если повезет, мне еще удастся застать завершение матча.

Мои ожидания оправдываются как нельзя лучше: вернувшись в Хогвартс, я направляюсь прямиком к квиддичному полю, откуда доносятся комментарии Ли Джордана, перемешиваясь с воплями болельщиков, и это говорит мне о том, что матч Гриффиндор-Равенкло еще в процессе. Так что я заталкиваю мантию-невидимку поглубже в карман, прощаюсь с Добби и еще раз благодарю его за помощь, отчего домовик расплывается в сияющей улыбке, но, впрочем, бормочет что-то о том, что у него остались срочные дела, отказавшись следовать со мной на территорию Хогвартса. Я с ухмылкой советую ему запастись кремом от солнца, если он планирует вернуться на пляж, и тороплюсь присоединиться к болельщикам на поле.

Я опускаюсь на пустое место рядом с Ремусом как раз в тот момент, когда Джинни Уизли забивает впечатляющий гол, и трибуны взрываются радостными криками. Краем глаза я замечаю Дамблдора, который так и сверлит меня пристальным взглядом вместо того, чтобы следить за игрой. Но я игнорирую его и говорю намеренно громко, обращаясь к Ремусу:

– Прости, что опоздал – засиделся в совятне, нужно было отправить письмо профессору Венгерду по поводу экзаменов.

Это не совсем ложь, я действительно писал в Итон с утра. Ремус кивает и наскоро вводит меня в курс дела по поводу матча:

– Гриффиндор лидирует со счетом шестьдесят – двадцать, снитч пока не появлялся.

Я перевожу рассеянный взгляд на поле, стараясь сосредоточиться на игре. Невилл придерживается своей обычной стратегии, то есть выглядит неуверенным и неловким на метле, но в этом и состоял наш план – заставить команду противника думать, что он ни на что не способен, до того момента, как появится снитч. По крайней мере, я сильно надеюсь, что это часть игры. Другое предположение заключается в том, что он в самом деле перенервничал при виде толпы и потерял с таким трудом приобретенную уверенность в своих силах, но я гоню это предположение прочь. Рон отыгрывается на своей команде в полную силу, явно не желая прощать им их «предательство», когда они тренировались со мной втайне от него, и это не лучшим образом сказывается на работоспособности команды. В последующий час игры команде Равенкло удается сократить разрыв в счете до десяти очков, и становится понятно, что игрой охотников гриффиндорской команде в этом раунде явно не спастись.

Комментарии Ли Джордана по ходу матча становятся все более удрученными и однообразными, но в его голосе прорезается неподдельное удивление, когда он говорит:

– Похоже, что ловец Гриффиндора… увидел снитч! Разрази меня гром, Лонгботтом преследует снитч!

После этого комментария Чжоу Чанг круто разворачивается на месте и бросается в погоню за Невиллом, но разрыв слишком велик. Еще секунда – и Невилл сжимает трепыхающийся золотой мячик в кулаке.

– И Гриффиндор выигрывает матч со счетом двести десять – пятьдесят. Я не могу поверить, дамы и господа, скажите, что вы тоже это видели и я не страдаю от галлюцинаций – НЕВИЛЛ ЛОНГБОТТОМ ПОЙМАЛ СНИТЧ!

С запозданием, трибуны разражаются громогласным ревом. Все до единого члены гриффиндорской сборной, даже Рон, подлетают к Невиллу, чтобы обнять его, а у самого Невилла такой вид, словно до него еще не вполне дошло произошедшее. Гриффиндорская команда спускается вниз одной большой кучей-малой, игроки вопят от радости во всю глотку. Грязные и потные, но несомненно счастливые, они еще долго раскланиваются перед неистовствующей толпой, улыбаясь от уха до уха. Они уходят в раздевалку только тогда, когда трибуны окончательно хрипнут от воплей и болельщики начинают потихоньку подниматься со своих мест и продвигаться в сторону выходов.

– Невероятно! – доносится до меня со всех сторон. – Вы видели? Лонгботтом поймал снитч!

Каким-то образом это ощущается, как моя собственная победа, я не мог бы испытать большую гордость, даже если бы поймал этот снитч сам.

Мне удается увидеться с Невиллом только вечером: он сам находит меня в библиотеке и пробирается к моему столу, смущенно улыбаясь, пока группа девочек с Хаффлпаффа за соседним столом яростно перешептываются, бросая на него заинтересованные взгляды.

– Поздравляю, – от души говорю я, когда Невилл опускается на стул напротив. – Почему ты не празднуешь вместе с гриффиндорцами? Это твоя победа, ты заслужил как следует отпраздновать.

– Я… мы празднуем, в общей гостиной, это просто грандиозно. Фред и Джордж уже второй раз устроили вылазку за сливочным пивом в Хогсмид. Ты хочешь присоединиться? Все будут очень рады, уж поверь. Теперь, когда это уже никакой не секрет, все знают, как ты помогал команде с квиддичем.

Я качаю головой и указываю на груду книг, которые мне предстоит проштудировать.

– Если я не хочу завалить экзамены, веселье придется отложить на другой раз, Невилл. Кроме того, я хочу какое-то время не попадаться на глаза Рону. У нас с ним был разговор, и будет лучше, если у него будет время обдумать его как следует без моего участия. Так что там близнецы?

Невилл широко ухмыляется.

– Это надо видеть, Гарри, они так счастливы, словно не в квиддич выиграли, а получили «Превосходно» по всем до единого ТРИТОН! А Чжоу Чанг… Ты видел ее лицо? Держу пари, она позволила себе расслабиться, просто не ожидала, что на поле я составлю ей хоть какую-то конкуренцию. И Рон, он при всех сказал в общей гостиной, что я отлично справился, и извинился передо мной за то, что случилось на Дуэльном клубе, и признал, что он вел себя со мной, как осел. Мы, конечно, не выиграем Кубок школы, он отойдет слизеринцам, но по количеству очков мы на втором месте, и это чувствуется, как победа. Не могу дождаться, чтобы послать сову отцу… Я хочу сказать, это просто невероятно, Гарри! Это лучший день в моей жизни! Я еле вырвался из гостиной, ои не хотели отпускать меня, но я просто должен был найти тебя, чтобы сказать спасибо. Если бы ни ты, я никогда не смог бы сделать того, что сделал, мы никогда не выиграли бы этот матч!

– Брось, Невилл, – отмахиваюсь я, не в силах тем не менее сдержать широкую улыбку. – Я, может, и помог тебе в паре-другой вещей, но это ты тренировался, как проклятый, это ты взял снитч, это твоя победа. Поздравляю, дружище, так держать.

Еще какое-то время Невилл остается со мной, расписывая в мельчайших деталях свои ощущения во время матча и последующие поздравления от гриффиндорцев, но затем уходит праздновать дальше, опьяненный восторгом большой победы.

После ухода Невилла я обнаруживаю, что мне сложно сконцентрироваться на дальнейшем изучении хогвартских архивов. Сегодняшний день настолько хорош, что мне просто-напросто не хочется портить его предположением, что где-то в этом магическом мире живет и дышит отвратительное существо по имени Волдеморт.