Глава 5Гарри не выходил из комнаты до самого вечера. За это время Снейп успел расчехлить мебель, немного прибрать в гостиной, разложить привезенные вещи по местам, привести в нормальный вид кухню, застелить свою постель чистым бельем. С непривычки невозможность пользоваться магией его раздражала, да и левая рука немела все больше, но это были необходимые жертвы. Пусть уж лучше рука немеет, чем горит огнем. И затеряться среди магглов значительно проще, когда не используешь магию. К тому же необходимость делать все руками, преодолевая дискомфорт, очень помогала отвлечься от ненужных мыслей.
Уже несколько дней Снейп заставлял себя не думать о том, что узнал. Он сразу наметил себе новый план действий, который исключал все прежние заветы Дамблдора, твердо решил защитить Гарри, но пока не позволял себе признаться, что заставляло его делать это. Северус и раньше защищал мальчишку, как мог, но тогда он делал это ради Лили и потому, что Дамблдор так велел. В то же время он умудрялся люто ненавидеть ребенка, который, если задуматься, ничего плохого ему не сделал. Северус убеждал себя, что мальчишка невежествен и нагл, что он заносчив и самовлюблен, но правда была в том, что все эти грехи были лишь поводом, а не причиной. Единственная причина ненавидеть Гарри была в том, что он был сыном Джеймса. И если уж быть до конца откровенным с самим собой, то главный недостаток Гарри был в том, что он не был его сыном. Он был постоянным напоминанием: Лили предпочла другого.
Впервые Снейп позволил себе осознать это, когда лежал в лазарете в Хогвартсе. Большую часть времени он был там один. Мадам Помфри ухаживала за ним, но делала это словно через силу. Люпин заходил один раз, чтобы узнать, когда Снейп сможет встать, чтобы присутствовать на собрании. Больше не навещал никто. Северус был слишком слаб, чтобы занять себя чем-то, поэтому ему оставалось только лежать, глядя в потолок, и думать. Тогда-то он и пришел к выводу, что ненавидеть Гарри Поттера ему больше не за что: тот избавился от своего самого главного недостатка, оказавшись его сыном. Только, к сожалению, он тоже ни разу его не навестил. Не то чтобы Снейп желал его видеть, но все-таки он чуть не погиб из-за мальчишки – тот мог бы проявить хоть каплю благодарности.
«А он и проявил, – одернул Снейп сам себя, вспоминая об этом сейчас. – Он сказал остальным, что тебя надо забрать и вылечить. Разве это не благодарность?»
Да, это тоже была благодарность. Или просто сострадание. Мальчик хоть и уверял всех, и себя в том числе, что жаждет убить Снейпа, пока не смог достаточно ожесточить свою душу. Он мог бы убить в пылу битвы, но не мог бросить кого-то умирать. Даже его, Снейпа.
Северус остановился у подножия лестницы и посмотрел наверх. Гарри так и не появился, хотя за окном уже стемнело. Снейп предполагал, что голод рано или поздно вынудит мальчишку спуститься, но тот проявил потрясающее упрямство, не соблазнившись даже запахом приготовленного ужина. И это несмотря на то, что обед они благополучно пропустили.
Уморить ребенка голодом в первый же день представлялось Снейпу не слишком успешным началом новых отношений, поэтому он взял приготовленный для Гарри комплект постельного белья, поднялся наверх и, даже не постучав, тихонько открыл дверь в комнату, которая когда-то была его.
***
День Гарри прошел менее продуктивно. Закинув чемодан в угол, он, сдерживая злые слезы, плюхнулся на голый матрас на кровати и уставился в серый потолок. Он был зол на Снейпа, который так активно пытался играть в отца, на МакГонагалл, которая настояла, чтобы Гарри поехал с ним, на Ремуса, который тоже всецело был на стороне зельевара, на своих друзей, которые не убедили его снова сбежать, на Дамблдора, который приучил его думать, что он Избранный. Больше всех Гарри злился на себя за то, что никак не мог взять свою жизнь под контроль. На него со всех сторон валились неприятности, а он ничего не мог им противопоставить.
Гарри слышал, как Снейп ходит внизу, что-то делает, и пытался понять, как могла произойти столь резкая перемена. Не считая согласия на смертельную дуэль, все эти дни Снейп демонстрировал твердое намерение стать для Гарри то ли опекуном, то ли просто защитником. Он спас его от Пожирателей, привез его в дом своего детства, требовал послушания и намеревался прятать от Темного Лорда всю войну. При этом он не давал ни единого повода ненавидеть себя, не издевался, не язвил и не злоупотреблял своей новой властью. Это настолько не вязалось с тем образом, который сложился в голове у Гарри, что мальчик был растерян и сбит с толку. Он все еще убеждал себя, что Снейп мог оказаться его отцом только в том случае, если когда-то изнасиловал его мать, но почему тогда остальные члены Ордена настояли, чтобы Гарри бежал с ним? Разве могли бы они простить Снейпу подобное преступление?
А если это не было изнасилованием, то что тогда? Неужели у его матери могла быть тайная связь с этим… Гарри не мог подобрать слово. Снейп был отвратителен, и Гарри было трудно представить, что жена Джеймса Поттера могла хотя бы раз предпочесть своему мужу это недоразумение в человеческом обличии. Что-то здесь было не так, но как ему теперь узнать правду?
«Можно спросить у самого Снейпа, – предложил внутренний голос. – Уж он-то должен знать, как и что у него было с Лили Поттер».
Однако спрашивать зельевара о чем-либо не хотелось. Его вообще не хотелось ни видеть, ни слышать. Лучше бы его даже не знать.
Проведя в таких невеселых раздумьях пару часов, Гарри встал, поскольку лежать было уже невмоготу, и начал ходить по комнате, желая занять себя хоть чем-нибудь. Стало теплее, из чего Гарри сделал вывод, что Снейп развел огонь в камине. В какой-то момент мальчик подумал, а не спуститься ли ему вниз, не предложить ли свою помощь, но очень быстро отказался от этой затеи. Наводить порядок в доме вдвоем было как-то уж слишком по-семейному, а становиться со Снейпом одной семьей Гарри совершенно не желал.
От нечего делать Гарри занялся исследованием комнаты, хотя она была довольно маленькой и скучной. Узкая кровать, встроенный в стену шкаф, старый комод в одном углу, письменный стол в другом.
Гарри подошел к окну и выглянул на улицу. Отсюда моря не было видно: окно выходило на задний двор, в котором, однако, не было ничего примечательного.
– Лучше бы я искал хоркруксы, – тихо пробормотал Гарри и тяжело вздохнул. Он сел на подоконник и уставился в пол невидящим взглядом. Представив, что вот так и будут проходить все его дни еще как минимум месяц, он поежился. Может, сбежать? Вернуться в Хогвартс и черт с ним, со Снейпом. Пусть один прячется.
Принять такое решение мешало только одно. За последние шесть лет Гарри успел порядком устать от опасности и смертей. Он
хотел нормальной жизни,
хотел сбежать от войны. И если быть до конца честным с самим собой, то и семью он тоже хотел.
– Но не такую! – одернул он сам себя.
Следующие полчаса прошли в философском созерцании пола и мыслях о том, какую семью Гарри предпочел бы и чем именно его не устраивает бывший профессор Снейп в качестве отца. Ни до чего принципиально нового он так и не додумался, зато обнаружил, что край одной из досок чуть приподнят. Вспомнив свой тайник в доме Дурслей, Гарри спрыгнул с подоконника и подошел к доске. Надавив на противоположный край, он, как и ожидал, обнаружил под половицей пустое пространство, из которого извлек небольшого потрепанного медвежонка, пластмассовую машинку с оторванным колесом и треснувшую лопатку, какой малыши ковыряются в песочнице. Разложив находки перед собой, Гарри задумчиво посмотрел на них.
Было странно понимать, что это когда-то принадлежало Снейпу. Гарри трудно было представить зельевара обычным ребенком, который ковыряется в песке, или катает по подоконнику машинку, или засыпает в обнимку с медведем. И зачем он прятал все это здесь? Гарри самому, конечно, приходилось прятать еду, которую присылали ему друзья, но Снейп-то жил со своими родителями, а не с дядей и тетей, которые его на дух не переносили.
– Я смотрю, ты нашел мистера Брауни, – донесся от двери тихий голос.
Погруженный в свои мысли, Гарри даже не услышал, как открылась дверь. Мальчик заставил себя не оборачиваться и вообще сделать вид, что он никого не слышит.
Не дожидаясь его реакции, Снейп вошел в комнату, положил белье на кровать и приблизился к Гарри. Опустившись на корточки рядом с сыном, он взял с пола медведя и повертел его в руках.
– Я и забыл про этот тайник…
– Зачем ты прятал здесь что-то? – не удержался от вопроса Гарри.
– Понимаю, со стороны это кажется диким, – признал Снейп. – Кому может прийти в голову прятать такой хлам, да еще в родном доме. Но у моего отца был весьма скверный характер и большие проблемы с алкоголем. Когда он напивался, то начинал крушить все, что попадалось под руку. И мои игрушки в том числе. Это то немногое, что я смог уберечь.
Перед внутренним взором Гарри тут же возникли подсмотренные когда-то воспоминания. Действительно, отец Снейпа не был похож на приятного человека. Пожалуй, его поведение чем-то напоминало истерики дяди Вернона. Словно подтверждая эту ассоциацию, Снейп тихо добавил:
– Он считал меня ненормальным. Ненавидел то, что я пошел в свою мать, что я родился волшебником. Он ненавидел все, что касалось магии.
– Зачем же он женился на волшебнице?
– Он не знал, кем она была, – коротко ответил Снейп. Было видно, что он хотел сказать что-то еще, но передумал. Повисла тишина, которую нарушил Гарри:
– Что у тебя было с моей матерью? – не выдержав, все-таки спросил он. – Я не верю, что она могла любить тебя.
– Я так понимаю, версию с изнасилованием ты тоже готов признать несостоятельной? – усмехнувшись, уточнил Снейп.
– Скажем так, я засомневался, – поморщившись, признался Гарри. – Уж как-то больно спокойно все взрослые восприняли факт твоего отцовства. Не думаю, что тебе бы позволили забрать меня с собой, если бы речь шла об изнасиловании.
– А ты умнее, чем мне казалось, – с уважением протянул зельевар и посмотрел на Гарри. – Я бы никогда не обидел Лили, – серьезно сказал он. – Я любил ее.
– Значит, то письмо с порт-ключом было настоящим? – уточнил мальчик, пытливо глядя на Северуса. – Ты действительно хотел ее спасти?
– Да, хотел, – пальцы Снейпа непроизвольно сжали медведя.
– Так что же произошло? – затаив дыхание, настойчиво спросил Гарри.
Снейп немного помолчал, собираясь с мыслями, а потом начал рассказывать:
– Я был влюблен в Лили, наверное, с первого курса. Когда мы с матерью после смерти отца переехали, оказалось, что Лили живет недалеко. Мы подружились. Ей во мне нравилось то, что я был настоящим волшебником, потомственным, так сказать. Мне в ней нравилось абсолютно все, кроме того, что она была из семьи магглов. Если бы ты знал моего отца, то понял бы, почему я уже в том возрасте не любил обычных людей… Потом мы поссорились. Ты видел, как это было, поэтому я не буду подробно рассказывать. Я только хочу, чтобы ты знал: дня за два до того случая я набрался смелости и признался Лили в своих чувствах. Она, конечно, только рассмеялась и сказала, что всегда будет моим другом, – Снейп горько усмехнулся. – Другом... Не думаю, что тебе в жизни довелось испытать отказ девушки, но поверь мне на слово – это тяжелый удар по самолюбию. А уж если пару дней спустя тебе приходится испытать такое унижение… Там уже слова не выбираешь… Когда Лили начала встречаться с Поттером, это стало последней каплей. Все то, что было когда-то любовью, превратилось в ненависть. Свои чувства к Поттеру я даже не берусь описать. Его мне хотелось убить. Малфой очень правильно сыграл тогда на моих эмоциях. Я глазом моргнуть не успел, как уже пел с ним хором эту песню о чистоте крови. Лорд практически сразу приблизил меня к себе. У него всегда была слабость к таким же полукровкам, как он сам. Именно поэтому пару лет спустя он выбрал тебя из двух возможных вариантов…
– Пока я не понимаю, как все это могло сделать тебя моим отцом, – перебил его Гарри. Ему совершенно не хотелось копаться в чувствах и мотивах Снейпа. После таких копаний человека становится труднее ненавидеть.
– Хорошо, я постараюсь держаться ближе к теме, – усмехнувшись, пообещал Северус. – Однажды, когда школу мы все уже закончили и первая война уже началась, Лили удивила меня, придя в мой дом на ночь глядя. Едва она вошла, уже было понятно, что ее привело, чего она хочет. Я не понимал почему, но даже не собирался задаваться ненужными вопросами. Я был слишком рад наконец получить то, о чем так мечтал. То была волшебная ночь. Таких не было ни до, ни после. Я надеялся, что она останется со мной, но утром она исчезла из моей жизни, потребовав никогда ее не беспокоить и никогда не напоминать о том, что было.
Сначала я пришел в бешенство. Мое усердие на службе Лорду возросло многократно. Он потребовал от меня проникнуть в Хогвартс, стать шпионом, следить за Дамблдором. Тогда я и подслушал то пророчество. И лишь только когда я узнал, о ком оно, я пришел в ужас и понял, что натворил. После долгих сомнений, я решился открыться Дамблдору. Предложил служить ему и потребовал взамен только одно: защитить Лили всеми доступными способами. Лорда я тоже просил за нее, просил оставить ее в живых. Они оба подвели меня. Дамблдор тем, что не стал Хранителем Тайны, а Лорд тем, что лишь предложил ей отойти в сторону, но когда она отказалась, он без колебаний убил ее. Я возненавидел их обоих, а заодно и тебя, ведь это тебя Лили защищала, из-за тебя погибла. Из-за тебя, сына Поттера.
Он замолчал и только сейчас обратил внимание на то, что скрутил несчастного медведя так, что у него из дырок в швах полез мягкий наполнитель. Северус заставил себя успокоиться и делано безразлично бросил медведя на пол.
– Ты поэтому так относился ко мне все это время? – спросил Гарри, глядя на Снейпа с удивлением, словно первый раз в жизни видел этого человека.
– Да, – коротко ответил зельевар.
– Но я все равно не понимаю, – пробормотал Гарри, задумчиво крутя уцелевшие на машинке колеса. – С чего вдруг она пришла к тебе? Ты ведь был Пожирателем, врагом Джеймса… И я сомневаюсь, что ты тогда был привлекательнее, чем сейчас, – сказав это, Гарри смущенно покраснел, но Снейп лишь понимающе хмыкнул.
– Нет, конечно, нет. Я никогда не был привлекателен. И я тоже много лет гадал, что привело ее ко мне в ту ночь, но узнал это только пару дней назад от Люпина. Он случайно оказался посвящен в ее тайну… У него вообще как-то получается узнавать то, что ему знать не следует, – раздраженно заметил Снейп. – Лили не могла иметь детей от своего мужа.
– В смысле? – не понял Гарри. – Мой от… Джеймс Поттер не мог иметь детей?
– Нет, мог. И Лили могла. Но они не могли зачать ребенка вместе. Это как-то связано с несовместимостью групп крови или что-то в этом роде. Я не очень разбираюсь в этом. Смысл в том, что каждый из них мог иметь детей с кем-то другим, а вместе они не могли. Такое бывает. Джеймс не знал об этом. Лили выяснила это через маггловские анализы втайне от него. Люпин застал ее в тот момент, когда она получила их. Она была очень расстроена и все ему рассказала. Потом опомнилась и заставила поклясться, что он никому не скажет. Люпин, конечно, поклялся. Он знал, что это могло разрушить брак его друзей.
– Неужели они могли расстаться из-за такой ерунды? – не поверил Гарри. – Они же любили друг друга!
– По крайней мере, Лили точно любила своего мужа, – печально заметил Снейп. – Она слишком боялась его потерять. Я уже говорил тебе: наследник очень важен для волшебника. Лили боялась, что Джеймс бросит ее, если узнает, что не может иметь с ней детей.
– И что, тогда она решила родить ребенка от тебя? – недоверчиво протянул Гарри. – Из всех людей – именно от тебя?
– Не от Блэка же, – проворчал Снейп. – Никто из друзей Джеймса не подходил. Все они могли рано или поздно проболтаться о том, что у них что-то было с ней. И потом, она знала, что я все эти годы был влюблен в нее. Меня не надо было ни соблазнять, ни упрашивать. Поскольку я был на стороне Лорда, никто и никогда не поверил бы моему слову, если бы я вдруг решил предъявить права на ребенка. При удачном для нее стечении обстоятельств я вообще погиб бы или угодил в Азкабан.
– Я не верю, – резко перебил Гарри. – Она не могла быть такой! Она не могла поступить так… так…
– По-слизерински? – насмешливо предложил Снейп. – Поверь, влюбленная женщина готова еще и не на то. Она пыталась сохранить свою семью. Предусмотрела даже то, что ты мог родиться похожим на меня. Уверен, твоя внешность – результат ее заклинания или зелья.
Снейп снова посмотрел на Гарри, несколько минут молча изучал лицо своего сына, а потом мягко сказал:
– Даже когда стало известно о предсказании, она никому ничего не сказала, хотя это могло спасти их жизни. Но она не хотела, чтобы Джеймс знал. Он никогда не простил бы ей. Уж точно не меня. Поэтому она молчала. Люпин однажды спросил ее, как ей все же удалось забеременеть и чьего ребенка она ждет. Она с полной уверенностью ответила, что это ребенок Джеймса, что она нашла магический способ обмануть природу. И мне она сказала то же самое, когда я вступил в Орден. Я, знаешь ли, умел считать, поэтому заподозрил, что ребенок может быть моим. Но она была так убедительна, что даже легилименция мне не помогла. Она сама верила в то, что говорила. Она считала тебя сыном Джеймса и была готова умереть, убеждая в этом всех остальных. Что и произошло, – еле слышно закончил он.
Гарри покачал головой, переваривая всю эту информацию. Снейп, казалось, был абсолютно искренен, и было так странно слышать боль в его голосе, когда он рассказывал ему обо всем, что тогда произошло. Было странно осознавать, что его мать могла быть такой… двуличной. Было странно злиться на нее, одновременно не понимая, почему Снейп говорит об этом так спокойно.
– Вот так банально все и произошло, – подытожил Снейп, выпрямляясь. – Не было насилия, не было внезапно вспыхнувшей любви, даже измены толком не было. Просто Лили очень любила мужа, просто муж был чистокровным волшебником со всеми вытекающими отсюда последствиями, а меня просто использовали. Никто и никогда не должен был узнать о нашем родстве.
Он повернулся и направился к двери, говоря уже совсем другим, будничным тоном:
– Идем, я приготовил ужин. Нужно поесть, а потом ложиться спать. День был тяжелым.
Гарри подхватил с пола найденные игрушки, торопливо переложил их на подоконник и последовал за Снейпом на кухню. При виде убранного первого этажа он почувствовал укол совести: зря он не предложил свою помощь. Гарри пообещал себе, что завтра обязательно уберется у себя и, может быть, приготовит завтрак, а сегодня обязательно помоет посуду.
Пока Снейп расставлял тарелки, чашки и раскладывал еду, Гарри задумчиво следил за ним. В маггловской одежде бывший профессор зельеварения выглядел забавно. Его худоба сразу бросалась в глаза, тогда как мантия обычно скрадывала ее. Собранные в хвост волосы тоже выглядели непривычно. А уж если учесть, что Снейп говорил спокойно, без своего обычного ехидства, то создавалась абсолютная иллюзия того, что перед Гарри совсем другой человек.
– Какой ты настоящий? – задумчиво пробормотал мальчик, не осознавая, что задает вопрос вслух.
– В каком смысле? – ответ Снейпа привел его в чувство. Гарри смутился.
– Ты не похож на себя, но я не могу понять, был ли ты настоящим раньше, а сейчас пытаешься во что-то играть, или ты играл раньше, а сейчас ты такой, какой ты есть на самом деле…
– И то, каким я был, и то, какой я сейчас, – это все я, просто обстоятельства изменились, – Снейп поставил перед Гарри тарелку, потом сел сам и начал есть, не глядя на него. Мальчик еще какое-то время сверлил отца взглядом, а потом тоже приступил к ужину, спросив как бы между прочим:
– Что у тебя с рукой?
– С которой?
– С левой, конечно, – раздраженно уточнил Гарри. – Ты ею почти не пользуешься. Это из-за Метки? Тебе больно?
– Нет, мне не больно, – отстраненно ответил Снейп. – Просто моя рука теряет чувствительность и подвижность. Я вынужден пользоваться специальной мазью, чтобы игнорировать зов Лорда. Иначе мне было бы больно.
– Это не опасно? – нахмурился Гарри.
– Зов или мазь? – усмехнулся Снейп.
– И то, и другое, – Гарри скорчил злобную гримасу. Снейп, не сдержавшись, прыснул.
– Зов для меня не опасен до тех пор, пока я пользуюсь мазью. Я специально разработал этот рецепт на случай, если мой шпионаж будет раскрыт до окончания войны, а мне повезет унести вовремя ноги. Но в то же время я с каждым днем все больше рискую: рука может навсегда потерять подвижность и чувствительность. Это побочный эффект, от которого я не успел избавиться.
– И когда вред станет непоправимым?
– Не знаю, – глухо ответил Снейп. – Неважно. Пусть это поставит крест на моей карьере зельевара, зато даст шанс нам выжить. А я чертовски хочу жить. Теперь в особенности.
Гарри не стал уточнять, что Снейп имел в виду, говоря «теперь».
