*☻
ГЛАВА 5: Слизерин ☻
Августус весь скрутился винтом, чтоб хоть как-то удержать остатки тепла, плотно прижал руки к телу, шагал мелкими рваными шажками. После лодочной прогулки он чувствовал себя сырой тряпкой, что повесили просохнуть на морозном ветру. Августус с завистью глянул в сторону пустых карет, на которых до Хогвартса по обычаю добираются все ученики, кроме первогодок, прохрипел занудно:
— А другие ученики уже в Большом зале… тёплом, уютном, светлом… тьфу пропасть!.. опять камень. Откуда они берутся?
На этот раз Августус едва устоял на ногах. С тех пор, как вышел из лодки, о камни, что острыми боками торчали из земли, часто спотыкался, лишь чудом ни разу не упал. Антонин шел впереди, отмерял расстояние до замка широким размашистым шагом, бросил через плечо ехидно:
— Под ноги смотри, тогда они исчезнут.
— Куда смо… – рявкнул Августус, едва не сорвав голос, прошептал сипло: – Куда смотреть?! Темно же.
— Уже недалеко, – подбодрил Элджи, – во-о-он Главные ворота.
Если бы Августус мог пошевелить хоть рукой, непременно отвесил бы Элджи подзатыльник. Промозглый вечер еще полбеды, но радостный Элджи под боком хуже вдвойне. Осенний ветер, словно в насмешку ему, Августусу, только добавил Элджи румянца на щеки, голубые глаза разгорелись ярче звезд, лицо от уха до уха растянула счастливая улыбка. Чему радуется, тупица? Холодно же... Августус хотел сплюнуть со злости, да в горле пересохло, только пробурчал под нос.
— Да ты прямо ясновидящий.
Замок хоть и медленно, но приближался, черные фигурки первогодок пересекли желтые прямоугольники света, что падал из окон, впереди всех хромал Орр. Завхоз больше не кричал, только дышал тяжело, от утепленной мантии валил пар, да прибавлял шагу, некоторые за ним уже не поспевали, процессия растянулась, как ящерица на солнце.
По обе стороны от Главных ворот возвышались изваяния псов из серого, что в потемках казался почти черным, камня. Антонин вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, с восхищением выдохнул:
— Вот это зверюги! А пасти-то, пасти… тролля перекусит.
— Это сторожевые псы Орра, – сообщил Элджи таинственным шепотом. – Сенектус говорил, что ночью они оживают, чтобы охранять Хогвартс.
Августус хотел фыркнуть, но получился только жалобный всхлип продрогшего до самых костей мальчика.
— Эти байки рассказывают всем первогодкам, чтобы остерегались бродить ночью по школе. И, как правило, большинство из них верит в эту чушь.
Антонин хитро прищурился, незаметно подмигнул Элджи, призывая слушать внимательнее, затем с невинным видом обратился к Августусу:
— Но ты к ним не относишься?
Августус напыщенно выпятил грудь.
— Разумеется, нет.
— Значит, тебе нечего бояться находиться ночью вне спальни?
— Я же сказал, разумеется, – ответил Августус раздраженно, затем насторожился. – Стоп, ты это о чем?
Антонин отвернулся, на конопатом лице мелькнула довольная улыбка, Элджи усердно прокашлялся в кулак, тоже избегал смотреть на Августуса.
— Да… слово не воробей.
Августус подозрительно сощурился, бросал то на одного, то на другого колкие, как ледяные иголки, взгляды, но так и не понял, в чем подвох.
— Не знаю что ты, Долохов, имел ввиду, но я не собираюсь делать этого… того самого… о чем ты говорил.
Августус подвигал заиндевевшими плечами, прибавил шагу, обогнав Элджи и Антонина, одним из первых взбежал по каменным ступеням, вслед за Орром юркнул в за́мок. Антонин с легкостью взлетел по лестнице, его темный силуэт растаял в свете факелов, что озарял замок изнутри. Элджи на миг задержался на пороге, вгляделся в темноту ночи, ища кого-то в последних рядах.
— Том, не отставай!
На свет вышла съежившаяся фигура, Том на негнущихся ногах поднялся по лестнице, рассеяно пробурчал:
— Да-да, иду.
Каждый шаг давался ему с трудом. Если в лодке Том просто любовался видом замка на скалистом утесе, то, выйдя на берег, со всей ясностью осознал, что его ждет впереди. Распределение!
Каждый год в этот день в Хогвартсе новоприбывших учеников распределяли на один из четырех факультетов, что носили имена основателей школы: Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин. Каждому из факультетов, а соответственно и ученикам, что на них учились, вменялись определенные качества характера. Собственно по ним и происходила сортировка первогодок на факультеты. Считалось, что самые лучшие лекари и колдомедики оканчивают Пуффендуй, из Гриффиндора выходили маглоборцы или укротители волшебных тварей, бывшие ученики Когтеврана становились алхимиками и астрономами, а слизеринцы в последствии занимали высокие должности в Министерстве Магии либо посвящали себя Темным искусствам. Разумеется, были и исключения из правил, но волшебники не замечали их… или просто не желали замечать.
Несмотря на то, что школе было около тысячи лет, тайна распределения не покидала стен Хогвартса. И каждый год новоприбывшие, как их отцы и деды в свое время, входили в Хогвартс в совершенном неведении о том, что их ждет.
Том с некоторой завистью смотрел на новых друзей. Августус и Антонин совсем не волнуются, оба знают, какой факультет их примет, Элджи вообще ни о чем не думает, таким как он везет всегда и везде. У Тома же не было ни уверенности первого и второго, ни удачи третьего. Его начинала бить крупная дрожь, только не холодный ветер был тому причиной, а волнение. Том пытался подвести итоги того, что знает о четырех факультетах. Этого с лихвой хватало на то, чтобы уяснить, что точно попадет в Пуффендуй, хотя, по словам Августуса, туда попадают только неудачники.
Никому не хочется быть в числе неудачников, даже самим неудачникам, подумал Том с горечью. Ко всему прочему он остерегался попасть на один факультет с Грандчестером, лучше бы уж вообще не родиться.
В стенах замка прозябшие, но довольные, новички возобновили разговоры прерванные после лодочной переправы, крутили головами, разглядывая убранство замка. Высокие крепкие стены покрывали странные узоры, в которые незаметно вплетались буквы, образуя незнакомые слова и фразы, в нишах дремали каменные статуи крылатых вепрей.
Августус поджидал друзей у одной из таких статуй, ничуть не смущаясь, пританцовывал, постукивал одной ногой о другую.
— Как же я замерз-з-з.
— Чего ты все время жалуешься, – возмутился Антонин, – ты на Тома погляди. Замерз не меньше твоего, трясется, как в лихорадке, но молчит, не жалуется. Даже зубы сцепил покрепче, чтоб не стучали. Молодец, хвалю!
Антонин подбадривающе хлопнул Тома по спине, чем мгновенно вышиб из него весь дух, Том закашлялся, выдавил слабую улыбку. И вовсе я не замерз, хотел возразить Том, но передумал. Теперь он желал только одного, чтобы поскорее закончился этот вечер, уже не важно, куда определят, только бы поскорей.
Мимо грузным шагом прошествовал Орр, Элджи поспешно уступил дорогу, посмотрел вслед с опаской. Школьный смотритель, тыча дубовой тростью в каждого, пересчитал всех первогодок, затем с недовольным ворчанием направился к выходу, искать тех, что отстали.
— Всем стоять на месте, покуда не вернусь. Не разбредайтесь, сгинете – мама родная не найдет, – рявкнул Орр напоследок, добавил с ехидцей: – В прошлом году двое исчезли еще на подходе к Большому залу, так до сих пор и не нашли.
— Он это серьезно? – спросил Элджи робко.
Тому даже переспрашивать не пришлось, сразу поверил словам завхоза. Если Хогвартс хоть чуточку похож на гостиницу «Золотые доспехи», а Том в этом почти не сомневался, то затеряться в его коридорах проще, чем потерять иглу в стоге сена. Августус понемногу отогрелся, перестал трястись, как осиновый лист, теперь с живым интересом разглядывал лица других первогодок.
— Ищешь кого? – полюбопытствовал Антонин.
— Можно и так сказать… – ответил Августус уклончиво. Затем, все-таки обнаружив кого-то в толпе, окликнул: – Энтони!
На зов обернулся невысокий розовощекий мальчуган, растерянным взглядом обвел первогодок, но, увидев Августуса, широко улыбнулся.
— О, Августус! Привет!
— Как настроение? – полюбопытствовал Августус, при этом его губы растянулись в самой доброжелательной улыбке.
Мальчик неловко дернул плечами, признался смущенно:
— Волнуюсь немного… все ж таки первый день в Хогвартсе. Да еще эта таинственность с определением на факультеты. Не люблю неизвестность.
— Что ж удачи! – пожелал Августус бодро. – Надеюсь, попадешь на тот факультет, который сам выберешь.
— Я тоже на это надеюсь, – слабо улыбнулся мальчик.
Августус кивнул напоследок, принялся разглядывать других первогодок. Том подивился странному поведению Августуса, вопрошающе взглянул на Антонина, тот лишь отрицательно помотал головой, спросил негромко у Августуса.
— Кто он?
Августус, увлеченный своими мыслями, не сразу понял, о чем речь. Он недоуменно, словно видел впервые, уставился на Антонина, растерянно спросил:
— Ты о ком?
— О том пухлом. Ты его знаешь?
Августус кивнул рассеяно.
— Да, это Энтони Бэгмен.
— Так кто он? – настаивал Антонин, но Августус уже не слушал.
Он вновь увлеченно высматривал кого-то в толпе, то смешно вытягивал шею, то пригибал голову, будто боялся рассечь лоб о невидимые низкие потолки. Прежде чем скрыться в толпе, брякнул:
— Сейчас вернусь…
Элджи с некоторой досадой проследил за Августусом, обменялся с Антонином подозрительными взглядами. Губы Элджи растянулись в заговорщической улыбке.
— Пойдем за ним?
— Непременно! – задорно подмигнул Антонин.
— Может не стоит, – попытался слабо возразить Том, но его уже не слышали.
Он удручающе вздохнул, все его мысли занимало предстоящее распределение. Неприятное волнение вызывало легкую тошноту, на шалости совсем не оставалось сил, на споры тоже, потому Том покорно поплелся следом. Находиться рядом с новоиспеченными друзьями было несколько спокойнее, чем в одиночестве.
Августус замер в нескольких шагах от группы мальчиков, что вели оживленный разговор, не решаясь подойти ближе. Подоспевшие Антонин и Элджи остановились несколько позади, с интересом наблюдали за другом. Элджи затаил дыхание, Антонин нетерпеливо переминался с ноги на ногу, наконец, не выдержал, приблизился к Августусу.
— Чего ждешь?
Августус не ответил, широко распахнутые глаза неотрывно смотрели перед собой. Элджи неуверенно подергал Августуса за рукав, но тот даже не шелохнулся, застыл, словно бронзовая статуя. Антонин, подозрительно сощурившись, проследил за взглядом Августуса, губы его тут же растянулись в плутоватой ухмылке. В группе непримечательных, как тусклые тени облаков в ночном небе, мальчишек ярко отличалась девочка с огненно-красными волосами. На чистом, незапятнанном веснушками лице сияла веселая улыбка, большие янтарные глаза искрились лукавством.
— Ты чего? – поинтересовался Антонин ехидным полушепотом, ткнул Августуса в бок. – Никогда не видел Лацивию?
Августус вздрогнул от неожиданности, лицо внезапно залила краска, будто у пойманного с поличным воришки, выпалил возмущенно:
— Видел, конечно!
Том привстал на мыски, чтоб лучше рассмотреть огненноволосую, которую Антонин назвал Лацивией. Элджи разочарованно вздохнул.
— Августус, так ты искал ее?
Щеки Августуса из румяного окрасились в ярко пунцовый, как броня переваренного рака. Он открыл рот, чтобы возразить, но вырвался лишь приглушенный хрип. Антонин, продолжая загадочно ухмыляться, с присущей ему добротой ответил за Августуса.
— Ее, конечно ее.
Августус безумными глазами уставился на Антонина, губы его беззвучно, как у немого, шлепали одна о другую. Наконец нашел в себе силы, с шумом, словно сдулся гигантский воздушный шар, вытолкнул весь воздух из легких.
— Ни-че-го по-доб-но-го, – процедил Августус сквозь зубы. Уши его побагровели, но уже не от смущения, а от едва сдерживаемого гнева. – И вообще я не на Лацивию смотрел.
— А на кого же? – спросил Элджи с надеждой.
— На мальчика рядом с ней. Лучше скажите, вы его знаете?
Антонин внимательно пригляделся к мальчику в очках, что стоял слева от Лацивии, возмущенно ахнул:
— Ослеп? Это же Эмулус Ингл.
— Сам вижу, что Ингл, – огрызнулся Августус раздраженно, на его щеках еще горел предательский румянец. – Я про другого, тот, что сутулится.
Антонин вновь посмотрел в ту сторону, отрицательно мотнул головой.
— Нет, этого не знаю? А зачем тебе?
— Нужно познакомиться, – нехотя пробормотал Августус.
— Зачем?
— Нужно.
Антонин задумчиво наморщил лоб, пытаясь угадать ход мыслей Августуса, но, посчитав эту задачу для себя слишком сложной, развел длани в стороны.
— Ну, если нужно, тогда пошли! Только, чур, уговор: беседу ведешь ты… я в этом ничего не смыслю. Том, ты с нами?
Том, молчавший во время всего разговора, торопливо отступил.
— Нет, спасибо, мне и отсюда хорошо видно.
Антонин согласно кивнул, подхватил упирающегося Августуса под локоть, силой потащил к группе мирно беседующих детей. Элджи рванулся следом, боясь пропустить хоть слово. Некоторые первогодки, завидев Антонина, поспешно уступали дорогу. Том, посматривая на эту процессию со стороны, невольно вспомнил разговор мистера Руквуда и Крестной о бесшабашном и избалованном внуке некоего мистера Долохова. Теперь он понимал, чем Антонин заслужил такую репутацию.
— Всем добрый вечер! – зычным голосом поприветствовал Антонин, не замечая, что некоторые боязливо попятились, а кое-кто и вовсе сделал вид, что спешит по неотложным делам. Только трое не тронулись с места: двое – огненноволосая девочка и мальчик в очках, – по-видимому, хорошо знали Антонина, третьим же был тот самый сутулый, с которым жаждал познакомиться Августус.
Антонин кивками поздоровался с теми, кто не сбежал при его появлении, лично обратился к огненноволосой девочке и мальчику в очках.
— Как дела, Лацивия, Эмулус?
Эмулус сдержанно кивнул в ответ, крепко сжал губы, по-видимому, не желая продолжать разговор. Девочка непринужденно тряхнула огненно-рыжими волосами, что, подобно жаркому пламени, излучали тепло, с улыбкой взглянула на Антонина.
— Отлично, Антонин! Вижу, у тебя тоже настроение лучше не бывает. О, привет, Августус.
— Здравствуй, – буркнул Августус угрюмо.
Антонин бросил на друга испытывающий взгляд, но тот с повышенным интересом разглядывал каменные стены и резные колонны, молчал, как разобиженный сыч. Августус умел вести долгие и красивые разговоры, что невольно заслушаешься, но ежели замолкал, то и скупого слова из него и клещами не вытянешь. Как это не вовремя, подумал Антонин гневно, несколько неловко начал беседу.
— Мы… то есть я и Августус… ах, еще и Элджи был. Элджи, ты где?.. Вот и он. Мы проходили мимо и…
Антонин готов был сквозь землю провалиться от неловкости, на лбу даже выступила легкая испарина. На его удачу Элджи был свободен от предрассудков, в курчавой голове мысли задерживались неохотно, поскольку тут же находили реальное воплощение. Вот как сейчас. Элджи изнывал от нетерпения, совсем не понимая, чего Антонин и Августус толкуют не о том, что надо. Потому он без лишних предисловий на прямую обратился к сутулившемуся мальчику.
— Здравствуй! Я Элджи Рикрофт. А ты?
Августус и Антонин на миг оторопели от такой бесцеремонности, их недоуменные взгляды скрестились на Элджи. Лацивия наморщила красивый носик, словно Элджи произнес вслух непотребное, в отрешенном взгляде Ингла промелькнул укор. Но к всеобщему удивлению сконфуженный мальчик все же улыбнулся в ответ.
— Либелус Кохен.
— Очень приятно, – расплылся в довольной улыбке Элджи. – У тебя интересная фамилия, ты ирландец?
— Вовсе нет. Мы с мамой раньше жили в Австрии…
Первый шаг был сделан. Даже издалека Том видел, как напряженные мышцы спины Антонина понемногу расслабились, губы Августуса тронула слабая улыбка, он больше не отворачивался от Лацивии, даже завел неспешный разговор.
Бесхитростному Элджи удалось сделать то, чего не смог ни вдумчивый и рассудительный Августус, ни самоуверенный и напористый Антонин. Том в раздумье наклонил голову набок, обескуражено улыбнулся. Дружбу нельзя покорить или завоевать ни хитростью, ни силой. Иначе это будет не дружба.
— С тобой одни хлопоты! Как тебя дед терпит?
Это неистовствовал возвращающийся Августус, теперь, когда их не слышала Лацивия и другие ребята, мог высказать Антонину все, что накипело.
— Если бы ты не мешался под ногами…
Антонин многозначительно кивнул на ноги Августуса.
— Это под этими, короткими и кривыми?
— Не лезь, куда тебя не просят! – рявкнул Августус, гневно сверкая глазами. – Сам справлюсь.
— Нет, ты это слышал? – обратился Антонин к Тому, искренне возмутился: – Я ему помог, а он меня честит, как младенца.
— Ага, помог медведь соловью летать, – огрызнулся Августус. – Лучше б сидел и помалкивал. Когда молчишь, умнее выглядишь.
— Не премину воспользоваться Вашим советом, мистер Руквуд, – отпарировал Антонин. – С места с этого не сойду, – беру Тома в свидетели! – пока Орр не вернется. Делай что хочешь, а меня в свои глупости не впутывай.
— А я пойду! – встрял Элджи. – Мне интересно.
Августус застыл, как соляной столб, тупо уставился на что-то за спиной Тома, глаза полезли из орбит, Антонин вздохнул тяжело.
— Ну, чего на этот раз увидел?
— О, нет! – простонал Августус в голос. – Я так надеялся, что он окажется сквибом.
В толпе благодаря высокому росту резко выделялся долговязый, похожий на оглоблю, парнишка. Он с живостью, словно белка на колючей еловой ветке, вертелся в разные стороны, быстро, едва не захлебываясь от избытка эмоций, тараторил какую-то увлекательную сплетню. Вокруг толпились другие любознательные, подходили новые, внимали с интересом, даже рты пооткрывали, будто так лучше услышат.
Антонин окинул долговязого оценивающе, спросил с пониманием:
— Конкурент?
Августус презрительно фыркнул.
— У меня нет и не может быть конкурентов.
— Тогда, чего рожа стала, как гниющее яблоко?
— Это О’Бэксли. Румор О’Бэксли, – скривился Августус с неприязнью. В ожидании посмотрел на Антонина и Элджи, но реакции не последовало, тогда повернулся к Тому. – Вот тебе и второй урок: если хочешь, чтобы о чем-то узнала вся Англия, поведай это О’Бэксли. Вмиг разнесёт, не хуже соро́ки, а может и лучше.
— Разнесёт, говоришь? – посуровел Антонин, темно-карие глаза внимательно изучали долговязого, запоминал каждую черточку лица, звук голоса, чтоб наверняка узнать при встрече, лишнего не болтать.
Августус резко развернулся, направился по лишь ему известным делам, с каждым шагом удалялся от О’Бэксли. Он переходил от одной группы ребят к другой, с кем-то здоровался, отпускал дежурные реплики, с кем-то знакомился на ходу. При этом с его лица не сходила дружественная улыбка, голос звучал приветливо и располагал к беседе. Элджи ни на шаг не отставал от Августуса, с интересом разглядывал лица новых знакомых. Он с жадностью следил за каждым словом, каждым жестом Августуса, но когда отчаялся понять причины столь странного поведения, вернулся к Антонину и Тому.
— Я ничего не понял. Зачем нужно знакомиться со всеми? – пожал Элджи плечами, раздосадовано надул губы. – Антонин, что с Августусом?
— А гном его знает, – раздраженно махнул рукой Антонин, у него уже начинала болеть голова оттого, что Августус постоянно мельтешил перед глазами.
Вскоре в проеме Главных ворот показались четыре силуэта. Орр дикими криками и стуком дубовой трости подгонял трех испуганных первогодок, продрогшие, они постарались как можно быстрее слиться с толпой, где уже не достанет трость сурового смотрителя.
— Все за мной! Живее-живее, курицы сонные!
Протискиваясь сквозь толпу, их нагнал Августус. Антонин, воспользовавшись моментом, коснулся его лба, Августус нервно отмахнулся.
— Что ты делаешь?
Антонин, игнорируя вопрос, обратился к Тому и Элджи, покивал с самым обеспокоенным видом.
— Температуры нет, испарины тоже. Если не предшкольная лихорадка, то не знаю что это.
— Никакая это не лихорадка! – возмутился такой бесцеремонности Августус.
— Тогда может, объяснишь свое поведение, – потребовал Антонин. – Мы уже начинаем беспокоиться за твое здоровье.
Августус тяжело вздохнул, окинул их взглядом степенного индюка, что смотрит на едва вылупившихся птенцов.
— Тебе никогда не понять этого.
Он для пущей важности даже воротник рубашки поставил торчмя, тщательно отутюженные белоснежные уголки высокомерно навострились. Антонин криво ухмыльнулся.
— Ты объясни, а мы уж как-нибудь…
— Мы направляемся в Большой зал. Там нас расформируют на четыре факультета…
— Это я и без тебя знаю, – грубо прервал Антонин, – ближе к делу!
Августус одарил его недовольным взглядом, но продолжил:
— Когда мы окажемся в Слизерине, то мнение о нас автоматически ухудшится. Так всегда было и будет. Мне еще отец рассказывал, что ученики других факультетов к слизеринцам относятся настороженно, если не сказать больше. Верно?
— Ну-ну.
— Так вот прежде чем мы окажемся во враждующих факультетах, следует напомнить о себе. И тот же Бэгмен или Ингл будут говорить обо мне ни «очередной гадкий слизеринец», а «он мой хороший приятель»! Понятно?
— Ну, ты прохвост! – выдохнул Антонин с восхищением, по-дружески потрепал Августуса за плечо. Тот увернулся, раздраженно поправил мантию.
— Да-да, я знаю.
Впереди Том разглядел широкую мраморную лестницу, что вела на верхние этажи. Вернее сначала он заметил волшебницу весьма высокого роста, а лишь потом лестницу, на первой ступеньке которой и стояла волшебница. Том от удивления открыл рот, таких высоких людей редко встретишь в мире маглов. Как ему показалось в первый момент, если бы волшебница в погожий день прогуливалась на свежем воздухе, то облака текучим киселем плыли бы как раз на уровне ее плеч. На волшебнице была иссиня-черная, как глубокая ночь, мантия, что пестрила россыпью золотых звезд, больших и маленьких, ярких и тусклых, от некоторых тянулись рваные серебристые хвосты. При каждом движении волшебницы мантия колыхалась, создавалось впечатление, что звезды поочередно смещаются, движутся в одном им известном направлении.
Заслышав поспешные шаги множества детских ног, волшебница повернулась в их сторону.
— Отчего так долго, Ладислаус? – спросила волшебница с некоторой нервозностью в голосе. – Вся школа заждалась, мы уж отчаялись встретить вас целыми и невредимыми. Неужели Вы заставили их идти в обход озера?!
— Вовсе нет, – пробасил Орр раздраженно. – В этом году первогодки уж больно нерасторопные, покуда в лодки загнал семь потов сошло. Потом еще…
На лице волшебницы отразилось непонимание, брови изумленно изогнулись.
— С кого? С первогодок?.. Ну да, ладно. Пустое… идите в зал, Ладислаус, далее мои обязанности. Добрый вечер всем новоприбывшим! Рада приветствовать вас в стенах Хогвартса. Я профессор Клепсидра…
Антонин тихо хмыкнул:
— А я думал профессор Подзорная-Труба…
— Ш-ш-ш. Антонин! – поспешно осадили Элджи и Том.
Августус для пущего результата толкнул Антонина в бок, прошептал предостерегающе:
— Умолкни.
Антонин скривил недовольную гримасу, что красноречивее любых слов выражала его мнение о послушных учениках, которые беспрекословно подчиняются школьным правилам. Профессор Клепсидра тем временем продолжала:
— …предстоит пройти распределение на один из четырех факультетов. После того как Волшебная шляпа определит Вас, займите место за столом своего факультета. С этого момента Вы должны научиться отвечать за свои поступки, ибо любая Ваша провинность будет стоить факультету определенного количества баллов. В конце каждого учебного года по наибольшему количеству баллов выбирается факультет-победитель. Наградой ему служит Кубок школы. Однако баллы не только добавляются ученикам за хорошее поведение, но и снимаются за провинности. Проступки, за которые профессора имеют право снять с вас баллы, подробно изложены в Уставе Хогвартса, вас ознакомят с ним старосты несколько позже, а теперь прошу следовать за мной. Выстройтесь в шеренгу по два человека, ведите себя тихо и будьте дисциплинированы.
Августус с опаской оглянулся на Антонина, тому неизвестен смысл слова «дисциплина», вряд ли знает, как пишется это слово. Теперь, когда завершил все первостепенные дела, Августус старался не упускать Антонина из виду, держался вблизи. У этого конопатого непременно, если не углядишь, что-то да взорвется, а отвечать как всегда ему. Даже в шеренге встал в пару с Антонином, а Том и Элджи шли следом, о чем-то говорили потихоньку.
— Что такое Волшебная шляпа? – спросил Том шепотом.
— Не знаю, – ответил Элджи тоже шепотом, вид у него был задумчивый, даже несколько растерянный. – Сенектус, никогда не говорил со мной о школе. Если я пытался что-нибудь вызнать, сердился и ругался.
Элджи с досадой почесал затылок, по которому чаще всего и доставалось от вспыльчивого брата. Том вздохнул тяжело:
— Плохо.
Антонин с повышенным интересом косился в сторону мраморной лестницы, Августус не утерпел, спросил полушепотом:
— Что ты задумал?
— Ничего. Ничего, клянусь! – развел Антонин руки в стороны, тем самым показывал, что не имеет злого умысла. Затем ухмыльнулся хитро: – Пока…
Августус вздохнул:
— Охотно верю.
Профессор Клепсидра подвела их к высокой, почти до незримого потолка, двойной двери, с тяжелыми, как ворота средневекового замка, дубовыми створками. Тому живо представились зеленокожие в неопрятных одеждах гоблины, склоненные в раболепных позах, что изо дня в день с надрывным хрипом отворяют эти тяжелые двери для учеников и преподавателей. Однако грозную и неприступную с виду дверь профессор Клепсидра распахнула без усилий, створки бесшумно раздались в стороны, открывая огромный и светлый зал. Ты же не у маглов, одернул себя с досадой Том, здесь все много проще.
— Вот это красота! – вспискнул Элджи.
Том лишь молча кивнул, в его голове не осталось слов, что могли описать увиденное. Зал озарял свет множества обыкновенных свечей, что чудесным образом парили в воздухе, огоньки на фитилях слабо колыхались. Почти все пространство занимали четыре длинных стола, за которыми замерли в нетерпении ученики, сейчас их взгляды прикипели к неровной шеренге новоприбывших, несмело вплывающей в зал. На столах, словно капли расплавленного золота, до рези в глазах сияли приборы: еще пустые тарелки и кубки.
Антонин поднял взгляд к потолку, с сердцем выругался.
— Лентяи!.. Замок построили, а нормальную крышу соорудить не смогли. Как же будем тут есть в дождь или снег?
— Это мираж, – проговорил Августус негромко, тщательно пряча лукавую улыбку. – Потолок зачарован, потому и похож на небо, что в эту минуту над нами.
Антонин сконфуженно втянул голову в плечи, стал похож на спугнутую черепаху, с упрямством глянул вверх, черное небо дразнилось, подмигивало льдистыми крапинками звезд, подражая его веснушкам.
— А-а-а. То-то я смотрю звезды как-то неправильно мерцают. На настоящем небе так не бывает.
Впереди, куда их и вела профессор Клепсидра, на возвышении разместился пятый стол, за ним, как поспешно догадался Том, расположились преподаватели. Он бегло оглядел незнакомые лица, теперь непомерно высокий рост профессора Клепсидры вовсе не бросался в глаза, даже несколько мерк в таком многообразии. Над кромкой стола выглядывал невысокий волшебник, он непрестанно копошился, устраивался удобнее. Том слегка наклонил голову, чтобы лучше разглядеть, отпрянул в великом удивлении: ноги волшебника не доставали до пола, а болтались в воздухе, на стуле же громоздилась пирамидка из подушек, которые и помогали волшебнику быть вровень с другими профессорами. За столом сидели и миниатюрные, и пухлые волшебницы, двое чародеев выделялись пышными шапками волос, лица скрывали такие же бороды, только один был рыжим, как осенняя листва, а другой совсем белый, как снег. Неподалеку сидел волшебник с совершенно лысой, поблескивающей в свете свечей, головой, в правом глазу грозно мерцало круглое стекло монокля.
В центре стола в золотом кресле с высокой резной спинкой сидел высохший болезненный волшебник, несколько пучков седых волос лишь слегка прикрывали, но не скрывали лысину. На плечах директора, а Том догадался, что это именно он (кому же еще позволено восседать на золотом троне?), была не по погоде теплая мантия, директор непрестанно в нее кутался, потирал озябшие руки. У него, как и у многих старых людей, с годами кровь становится холоднее. Армандо Диппет, восстановил Том в голове строчки письма из Хогвартса, – «почетный член гильдии Звездочетов и Предсказателей, Заслуженный советник Международной конфедерации чародеев».
Шеренга новичков выстроилась вдоль стола преподавателей, к четырем столам факультетов лицом. Профессор Клепсидра поставила перед первогодками высокий табурет на трех ножках, на который тяжело ухнулась островерхая шляпа, совсем серая от многолетней пыли, скопившейся на широких полях.
Августус нервно пихнул Антонина локтем, тот выглядывал из-за его плеча, в нетерпении напирал все настырнее. Почти над самым его ухом раздался недоуменный шепот Антонина.
— Что это за тряпка? Ничего не понимаю.
— Она… – послышался сдавленный от волнения шепот Элджи, – волшебная шляпа.
Антонин презрительно смерил поношенный головной убор.
— Эта что ли? Больше похожа на носовой платок горного тролля.
На это Августус скривил брезгливую гримасу.
— Умеешь ты, Долохов, найти удачное сравнение в подходящий момент… Нам, небось, ее на голову одевать придется.
— Зачем на голову?
— А на что, по-твоему, одевают шляпы?
Антонин отстранился, обиженно засопел.
— Пустая трата времени. Я и без шляпы знаю, на каком факультете хочу учиться. И вообще, здесь примерочная магазина одежды или школа?..
— Ш-ш-ш, – рассерженно зашипел на них Том. – Из-за вас ничего не слышно!
Профессор Клепсидра тем временем закончила объяснять роль Волшебной шляпы в распределении новоприбывших, Том с остервенением скрипнул зубами, так и не удалось расслышать ни слова. Неожиданно в зале стихли все шорохи, взгляды прикипели к поношенной шляпе. Та едва заметно шевельнулась, а в следующее мгновение по залу разнесся хрипловато-скрипучий звук, в котором с трудом угадывались слова.
— О, ужас, – тихо простонал Антонин, – она еще и поет.
Пред вами лишь старая шляпа!
Быть может, для вас я страшна.
Пыльна я, местами измята,
Но все же для шляпы мудра.
Сегодня спою я вам песню,
Красивую как никогда.
Скажу про нее я вам честно:
Легенда на все времена.
В легенде поется про дружбу,
Которой не видывал свет.
И распри друзьям были чужды
В течение множества лет.
Барсук, что зверей всех добрее,
А Лев – он и горд, и силен.
Коварство подвластно лишь змею,
Орел же был очень умен.
Той силой, что они обладали,
Решили людей одарить.
Для этого школу создали.
Достойных, решив обучить.
Так Хогвартс они заложили
В просторе широкой равнины,
Лесом Запретным его окружили.
Здесь и стоит он поныне.
И каждый взял по факультету
И именем своим назвал,
Расставили они приоритеты,
И всяк студентов отбирал.
Их время истекло земное,
Таков живущих всех удел.
Преемника себе искали,
Меня нашли - и я у дел.
Меня надень, и сообщу я,
Куда дорога отведет.
Где повстречаются друзья,
Узнаю, что вас в школе ждет.*
Едва голос шляпы стих, в тонких пальцах профессора Клепсидры широкой желтой лентой развернулся пергамент, во внезапно наступившей тишине прозвучало первое имя.
— Андраш, Кирк.
Из шеренги почти силой вытолкнули побелевшего от волнения мальчика, тело его била крупная дрожь, трясущиеся руки поправили мантию. Едва мальчик неловко водрузил себя на трехногий табурет, профессор Клепсидра надела ему на голову ту самую ветхую шляпу, что Антонин обозвал носовым платком. И в без того тихом зале воцарилась звенящая тишина, даже фитили зачарованных свечей стали гореть безмолвно, без привычного похрустывания. Том почувствовал на шее прерывистое дыхание Элджи, тому из-за небольшого роста пришлось приподняться на цыпочки, чтоб хоть что-то разглядеть. Лицо Элджи отливало зеленоватым, словно при морской качке, обычно непослушные кудряшки поникли, прилипли к вспотевшему лбу. Том вздохнул с сочувствием, все-таки холодные пальцы волнения добрались и до этого беспечного сердечка.
— Пуффендуй! – раздался внезапный выкрик.
Том вздрогнул от неожиданности. Элджи отпрянул, неуклюже пошатнулся, едва не ухнулся, но Антонин вовремя подхватил за шиворот, бесцеремонно, будто тряпичную куклу, водрузил на место.
Мальчик с тем же бледным лицом, поспешил затеряться среди учеников крайнего стола справа, его встречали радостными криками и подбадривающими похлопываниями. Следующим из шеренги по зову профессора Клепсидры вышел Ренсис Арад, шляпа после некоторого раздумья выкрикнула: «Слизерин»! Второй стол слева взорвался аплодисментами, несколько остроконечных шляп взметнулось вверх. Том бросил быстрый взгляд на Антонина, так и есть, от уха до уха конопатую физиономию располосовала довольная, как у сытого кота, ухмылка.
— Боумен, Анна, – прозвучало новое имя.
К табурету нетвердыми шажками вышла невысокая девочка с необычно жемчужными волосами. Том помнил ее – молчаливая девочка, что встретил в магазине мистера Олливандера и у озера возле лодок. Боумен втягивала голову в плечи, словно надеялась спрятаться от пристальных взглядов старших учеников и преподавателей. Том на миг представил себя на ее месте, плечи непроизвольно передернулись, приятного и впрямь мало.
Распределительная шляпа лишь слегка коснулась головы, как Большой зал огласил возглас:
— ПУФФЕНДУЙ!
Том проводил Боумен долгим взглядом до стола пуффендуйцев, она села рядом с растерянным мальчиком, что первым надевал Волшебную шляпу. Так вот они какие, пуффендуйцы, размышлял Том с внезапно нахлынувшей неприязнью. Неуклюжие, смущающиеся, никчемные, краснеющие или бледнеющие при любом удобном случае. Но он не такой, он не желает быть таким! А что если шляпа?.. закралась подлая мыслишка. Тогда завтра же вернусь в приют, твердо решил Том, плевать, что Крестная будет рвать и метать, плевать на подколки Уорлока и Стайна, терпел раньше, буду терпеть и впредь… Только теперь будет в сто раз тяжелее, подсказал все тот же услужливый шепоток в голове. Да, тяжелее, поскольку уже держал в руках волшебную палочку, вжился в черную мантию, как во вторую кожу, успел ощутить себя волшебником.
Затем получили распределение в Гриффиндор розовощекий мальчик, которого Августус называл Энтони Бэгменом, и Аврора Гловер. Следующим профессор Клепсидра объявила Инимикуса Грандчестера. Том даже вытянул шею, чтоб лучше его разглядеть.
Губы Августуса неслышно прошептали:
— Гриффиндор.
И, словно вторя ему, эхом прозвучал вердикт Волшебной шляпы:
— ГРИФФИНДОР!
— Как?.. – удивился Том, продолжая буравить взглядом спину Грандчестера. – Как ты догадался?
— Если мне не изменяет память, отец Грандчестера тоже учился в Гриффиндоре. Сыну туда дорога заказана…
Том закусил губу, с досадой обругал себя за несообразительность: так и не удосужился выведать у Крестной, где обучалась волшебству его мать. Если в Хогвартсе, то, на каком факультете?.. Зато теперь не стучалось бы так бешено сердце.
Августус тоже следил за Грандчестером до самого стола факультета Гриффиндор, ученики которого сейчас громко скандировали имя новенького, только в отличие от Тома в его глазах было не любопытство, а беспокойство.
— Что-то гриффиндорцев многовато.
— Уже есть один слизеринец, – пробурчал Антонин за его спиной, добавил с уверенностью: – И, клянусь пустой головой гоблина, будут еще, по крайней мере, двое.
На лице Августуса, к удивлению Тома, на миг возникла искренняя улыбка, тут же исчезла, словно спугнули.
Профессор Клепсидра вновь называла имена, и новички отзывались. Бердж Д’Антонио получил распределение в Пуффендуй, а Робб Датс-Пайк в Слизерин.
— Скорее бы все это закончилось, – глухо пробормотал Том, стараясь не стучать зубами. На него вновь напала нервная дрожь, коленки с шумом бились одна о другую, если б не брюки, этот цокот услышали бы даже на том конце зала.
— Ты прав, – отозвался Антонин с ленивой неспешностью, зевнул сладко, во весь рот. – Редкостная скукотища, скорее бы добраться до моих схронов. Вот тогда повеселимся!
Августус, чтобы не слышали другие первогодки, бросил через плечо предостерегающее:
— Смотри, чтоб Сенектус не нашел твои схроны первым, иначе ближайшие семь лет веселиться будешь за пределами Хогвартса.
— Мне все равно, где веселиться, – рыкнул в ответ Антонин.
Однако Том и по интонации понял, что Антонину далеко не все равно, где веселиться, но из упрямства огрызается, спорит, доказывает, что прав.
— Долохов, Антонин, – позвала профессор Клепсидра.
Августус отступил, давая дорогу Антонину, тот, довольно ухмыляясь, шепнул напоследок:
— Ну, братья, шляпа даст – свидимся еще. Августус, я тебе место за столом займу…
Антонин совсем не переживал из-за распределения, или только делал вид, что не переживает. Но только он не бледнел и не краснел, шаги были широкие и уверенные, как и прежде. Том с трепетом, наверно большим, чем сам Антонин, ждал решения Волшебной шляпы. Вдруг чрезмерная уверенность подведет, шляпа решит все по-своему, выяснится, что Антонин ошибался. И тогда у него, у Тома, есть шанс…
— СЛИЗЕРИН!
Не ошибался, расстроился Том. Антонин ловко соскочил с табурета, задорно подмигнул ему, и в Том ответ выдавил тусклую улыбку.
Дальше потянулась нудная вереница имен, перед глазами мелькали безликие тени, что в мгновения ока становились членами одной из четырех «семей», шеренга постепенно худела, бреши в ней становились все больше.
Берт Дьюберри, Келли Залвин, Фил Иварт-Джонс, Рэндом Ившем…
— Ингл, Эмулус.
— КОГТЕВРАН!
Том пытался отвлечься от тяжких дум, потому смотрел в потолок, что в точности повторял очертания ночного неба. Отдельные звезды гасли, через некоторое время вспыхивали вновь, только по их мерцанию Том догадывался, где и какого размера проплыло облако.
Лорна Калбрет, Гил Като, Уоррен Корбитт…
— Кохен, Либелус.
— ПУФФЕНДУЙ!
— Ого, – донеслось до Тома приглушенное, словно сквозь плотный туман, ликование Элджи. – Либелуса определили в Пуффендуй! Здорово, правда, Августус? Он ведь сам говорил, что хотел бы там учиться.
Том ничего не выражающим взглядом уставился на сутулого мальчика, что направился к столу теперь уже своего факультета. Вновь поднял взгляд к потолку, теперь уже внимательнее осмотрел заколдованные свечи, крохотные огоньки на фитилях танцевали под одним им слышимый мотив.
Уотт Кромвелл, Девон Лабруа, Лацивия Люскомб…
Том слышал, как при звуке этого имени участилось дыхание Августуса, но продолжал следить за свечами.
— СЛИЗЕРИН!
Рядом шумно выдохнул Августус, Том почувствовал, как губы расплываются в ухмылке достойной самого Антонина. Элджи изнывал от бездействия, теперь, когда шеренга потеряла правильную форму, ему надоело стоять за спинами высоких друзей, потому настырно протиснулся между Томом и Августусом.
— Майсден, Эрл.
— Слизерин!
Неподалеку без тени смущения или неловкости перешептывались две девочки-близняшки, словно точные зеркальные отражения друг друга. Элджи от любопытства едва шею не свернул, с пытливостью первооткрывателя спросил:
— Кто они?
Августус мельком глянул на беззаботно щебечущих близняшек.
— Сестры МакЭффи. Интересно, куда их определят?
— Чем интересно? – осведомился Том бесцветным голосом, продолжая созерцать звездный потолок, вовсе не глядя на сестер.
— Их старший брат, Диодор, учится в Пуффендуе, – с живостью отозвался всезнающий Августус. – Есть вероятность, что и сестры попадут туда же.
Том раздраженно поморщился, бойкий голос Августуса, словно говорливый весенний ручей, настырно нарушал его безмятежное состояние.
— Ну и что? Нам-то какое дело?
— Никакого, – огрызнулся Августус. – Просто рассуждаю.
Августус обиженно засопел, Том все также без особого интереса осведомился:
— Есть что-то, чего ты еще не знаешь?
Августус, не уловив иронии, ответил с серьезным видом:
— Наверно есть, но не надолго.
— Почему? – пришло время Тома удивляться, изумленно взглянул на Августуса.
— Потому что рано или поздно я узнаю и это, – последовал убежденный ответ.
К вящему интересу Августуса обе сестры, Батие́я и Ми́рина МакЭффи, попали в Когтевран. Близняшки сели рядом за столом, обнялись так, будто не виделись целую вечность, радостно залопотали о девчачьих глупостях.
— Миртл, Бонни.
От шеренги отделилась девочка с уродливыми очками в толстой оправе.
— ПУФФЕНДУЙ!
— О’Бэксли, Румор.
— СЛИЗЕРИН!
Августус неистово ругнулся, Элджи густо покраснел от услышанного. Невезение ужасная штука: мало того, что О’Бэксли оказался полноценным волшебником, так еще и попал в Слизерин.
Озрик Олбанс, Кристина Освел…
— Ранк, Маргит.
Смуглая черноволосая девочка с надменным видом прошествовала к табурету, будто к собственному трону. Старая шляпа на несколько мгновений задержалась на ее голове, затем, к удивлению Тома, громко выкрикнула:
— ПУФФЕНДУЙ!
Том с непониманием смотрел вслед смуглой девочке. Смелая и упрямая, она вовсе не походила на пуффендуйку, еще недавно для себя и подруг настырно отвоевывала у Антонина лодку. Быть может, он истолковал что-то не так…
— Реддл, Том.
Том непроизвольно сжался, когда прозвучало его имя, сердце забилось чаще, чем у зайца перепуганного до смерти. Все вокруг померкло, очертания Большого зала размазались, сейчас ничего не было кроме него и старой Волшебной шляпы. Элджи шепнул что-то бодрое, Августус напутствовал напоследок, но Том не услышал их слов, заметил лишь легкое движение губ. Он задержал дыхание и сделал те несколько шагов, что отделяли от трехногого стула. Только, когда профессор Клепсидра водрузила ему на голову шляпу, с шумом выдохнул.
Шляпа безмолвствовала, как ему показалось, уже очень долго. Том уж подумал, что она уснула, чего еще ждать от старой Волшебной шляпы. Внезапно над ухом тихо вздохнуло:
— Сколько веков живу, а такого не видывала. Что ж мне с тобой делать?.. Способности, несомненно, есть, но как ими распорядишься?.. Есть жажда знаний, спесивость, гордый нрав…
Волшебная шляпа все рассуждала, а Том неуверенно оглядывал столы факультетов, он не успел сделать выбор. За столом Пуффендуя заметил робкую девочку с необычными жемчужными волосами, брезгливо поморщился. Уж не в Пуффендуе, решил Том твердо.
— Что? – спросила шляпа, будто подслушала мысли. – Отчего тебе не угодил Пуффендуй?
— Все говорят, что в Пуффендуе учатся глупцы и неумехи, – ответил Том и отчего-то покраснел.
— Глупцы? – изумилась шляпа. – Ты считаешь себя умным?
— Каждый считает себя умнее другого.
— Хм, верно рассуждаешь… Тогда может Гриффиндор?
Том посмотрел за стол гриффиндорцев, к которым недавно присоединился Грандчестер. По спине скользнул холодок, Том с уверенностью ответил:
— Нет. Не хочу в Гриффиндор, там… Грандчестер.
— Ну и ну, – подивилась шляпа. – Первый день в Хогвартсе, а уже есть недруги среди гриффиндорцев. Тогда, мой мальчик, тебе доро́га в… СЛИЗЕРИН!
Том слегка улыбнулся: из-за стола слизеринцев ему зазывно махал Антонин.
Едва Том сел рядом с Антонином, как тот веснушчатой лапищей хлопнул по спине. Откашливаясь, Том со злостью посмотрел на счастливое лицо Антонина. Интересно, мелькнула мысль, а Антонин знает, что у него не ладонь, а совковая лопата? Конечно, знает, вон как улыбается довольно.
— Ну, как ощущения? – поинтересовался Антонин.
— Еще не понял, – растерянно пожал плечами Том, непринужденно запустил пятерню в черные, как смоль, волосы. – Но чертовски рад, что все закончилось.
Он все никак не мог поверить своей удаче: шляпа уберегла его и от Пуффендуя, и от Гриффиндора, а определила в Слизерин, вместе с Антонином, а скоро и Августус присоединится. Невиданное везение! По закону справедливости после такого ближайшие несколько лет удача вправе его покинуть. Ну и пусть, храбрился Том, дальше сам справлюсь, самое тяжелое позади.
Антонин опасливо покосился на Сенектуса, что сидел на противоположной стороне стола, но чуть впереди, шепнул Тому на ухо:
— Это хорошо, что ты попал в Слизерин. Значит, я уже сегодня смогу забрать у тебя свои припасы.
Вот и ладненько, подумал Том с облегчением, чем раньше, тем лучше.
— Рейченбах, Роланд.
— Гриффиндор!
— Рикрофт, Элджи.
Никто не отозвался, первогодки переглядывались между собой недоуменно, шеренга беспокойно заворошилась. По столам факультетов пошел взволнованный шепот: неужели произошла ошибка? Сенектус смешно вытягивал шею, на лице отразилась тревога, пытался разглядеть брата среди других новичков.
Профессор Клепсидра замешкалась, сверилась со свитком, повторила настойчивее:
— Рикрофт, Элджи!
Из группы детей запоздало вывалился взъерошенный Элджи, сделав всего несколько шагов, нелепо взмахнул руками, со звучным шлепком растянулся на полу. По Большому залу прокатилась волна смеха, даже некоторые преподаватели сдержано заулыбались. Том взглянул на Сенектуса, тот закрыл ладонью глаза, тихо постанывал:
— Неужели Пуффендуй?.. Нет-нет, только не это. Я же верно учил просить: «Слизерин, только Слизерин». Нет, не могу на это смотреть…
По обреченному тону Сенектуса, Том еще раз убедился, что стать пуффендуйцем подобно позору… или неизлечимой болезни. Слабоумию, например.
Тем временем Элджи уже вскарабкался на трехногий стул, мантия с одного плеча сползла. Ему на голову водрузили Распределительную шляпу. Разумеется, Том не слышал, что говорит шляпа, но видел, как едва заметно шевелятся губы Элджи, отвечает или упрашивает.
Широкие по́лы шляпы дрогнули, посыпалась вековая пыль, скрипучий голос огласил решение:
— СЛИЗЕРИН!
Сенектус аж подпрыгнул от неожиданности, ошалело, словно спросонок, огляделся.
— Что? Что она сказала?
К их столу с ликующей улыбкой на разрумянившемся лице уже спешил Элджи.
— Слизерин! Сенектус, я тоже в Слизерин! – зачастил Элджи, едва не повизгивая от счастья.
Ученики с интересом наблюдали за потешным мальчуганом: таких слизеринцев еще никто не видывал, да и вряд ли еще увидит. Сенектус лихорадочно огляделся, к нему вновь вернулось самообладание, шикнул на брата сердито:
— Тише, ты привлекаешь слишком много внимания.
— Молчу, – пискнул Элджи покорно, тихонько прильнул к брату, чтобы стать совсем маленьким и неприметным.
Сенектус недовольно поморщился, но не отстранился.
— Кхм-кхм, – прокашлялась профессор Клепсидра, желая вернуть внимание аудитории. Выкрикнула следующее имя: – Роджерс, Фрейзер.
После того как Роджерс с довольным видом отправился в Когтевран, профессор Клепсидра назвала…
— Руквуд, Августус.
— СЛИЗЕРИН!
— Кто б сомневался, – хмыкнул Антонин.
Августус неспешно дошел до их стола, сел на уже специально приготовленное место, между Антонином и Томом.
— Селборн, Сагита.
— Пуффендуй!
— Станц, Майкл.
— Когтевран!
— Тамиш, Тибия.
На табурет вскарабкалась девочка с ямочками на порозовевших от волнения щеках.
— ПУФФЕНДУЙ!
— Ну и долго еще этот концерт будет продолжаться? – простонал Антонин, ни к кому лично не обращаясь.
Сенектус, как примерный ученик и староста, сидел с прямой спиной, верным взглядом смотрел на преподавательский стол, порой казалось, что совсем не дышит. Элджи притомился, почти дремал, прислонившись к брату, слишком много переживаний за один вечер. Тому и самому порядком надоела процедура распределения, одно дело ждать своей очереди, и совсем другое наблюдать со стороны. Никого из оставшихся в шеренге он не знал, так не все ли равно, какой факультет их примет? Августусу, судя по всему, было не все равно, поскольку с кроличьим интересом наблюдал за распределением, боясь пропустить знакомое лицо.
Антонин нетерпеливо поерзал по лавке, сказал настойчивее:
— Мне надоело! Почему не подают ужин?
— Потому что распределение не закончилось, – парировал Сенектус, даже не поворачивая головы.
Антонин посмотрел на Сенектуса исподлобья, как можно более незаметно ткнул Августуса в бок. Августус охнул, согнулся пополам, потирая ушибленные ребра, придушенно выдохнул:
— Ты что идиот? Больно ведь…
— Тс-с-с… говори тише. У тебя есть что-нибудь пожевать?
Августус принялся усерднее растирать бок, покосился на Антонина правым глазом.
— Нет. С чего ты взял?..
Антонин ответил тяжелым, как мраморная глыба, взглядом, прошипел непреклонно:
— Не юли. Сказки вон… Элджи рассказывать станешь, а я ни за что не поверю, что миссис Руквуд тебе ничего не всучила на дорогу. Так что у нас в меню?
Августуса перекосило сильнее прежнего, как ни старался, никогда не удавалось устоять перед обезоруживающим напором Антонина, буркнул неохотно:
— Тыквенные лепешки. Две.
— Сойдет!
Антонин сладко облизнулся, потер руки в предвкушении. Августус осмотрелся, украдкой глянул на Сенектуса, руки его с торопливостью шарили в складках мантии, через мгновение выудил сверток, от которого вился ароматный дымок свежих лепешек. Миссис Руквуд знает, как угодить сыну, как сберечь еду вкусной и теплой.
Антонин благодарно принял сверток под столом, стал аккуратно разворачивать. Том мог поклясться фундаментом старой церкви Сент-Кросс, что Антонин за это время не издал ни единого лишнего звука, ни шуршания, ни чавканья. Однако…
— Убери! – бросил Сенектус резкое, продолжая смотреть на преподавательский стол.
Том запоздало понял, что от удивления распахнул рот, поспешно закрыл. У Сенектуса, как и у любого нормального человека, не было глаз на затылке. Как же…
— Долохов! Убери сейчас же! – повторил Сенектус, только затем обернулся, голубые глаза недобро блеснули.
— Перебьешься. Я ехал в школу, а не в Азкабан… – промычал Антонин с набитым ртом, глотательным движением продвинул кусок по горлу, добавил внятнее. – Хотя даже там кормят вовремя.
— Тодд, Марисса, – вновь донесся до них голос профессора Клепсидры.
— Когтевран!
Элджи испуганно отстранился от брата, Сенектус потянулся к левому рукаву, где должно быть находилась волшебная палочка.
— Немедленно, – предостерег Сенектус почти ласковым тоном.
Они мгновение смотрели друг другу в глаза, Тому показалось, что между Сенектусом и Антонином мелькнули еле заметные разряды молний. Августус панически оглядывался на Главный стол, опасаясь, что ссору заметит кто-нибудь из преподавателей. Антонин свирепо скрипнул зубами.
— Гоблин тебя забери!
Он со всей злости хватил по столу кулаком, золотые приборы обиженно брякнули, несколько вилок полетело на пол. Слизеринцы, что сидели неподалеку устремили на Антонина возмущенные взгляды, но, заметив разгневанного Сенектуса поспешно отворачивались. Старосте Слизерина лучше не попадаться под горячую руку.
— Феррис, Белладонна.
— Слизерин!
— Не можешь сладить с новенькими, Сенектус? – елейным голоском осведомилась девушка из-за соседнего стола, гриффиндорского.
Том мгновенно узнал эту строгую черноволосую девушку с серебряным, как и у Сенектуса, значком старосты. Там на платформе 9¾ она помешала их разговору с Грандчестером, словно последствия такой встречи знала наперед.
Не оборачиваясь, Сенектус бросил через плечо озлобленно:
— Следи за своими, МакГонагалл.
— С моими все отлично, тишь да гладь. Только слизеринцев и слышно.
— Да неужели, – ухмыльнулся Сенектус, порывисто развернулся к МакГонагалл в пол-оборота. – А я во время поездки слышал шум из второго вагона. Дай вспомню, кто там находился… Ах да, гриффиндорцы! Тихие и спокойные, гриффиндорцы. Драка была между третьекурсником и пятикурсником, если не ошибаюсь, слышал, и новичкам досталось на орехи.
МакГонагалл оскорблено фыркнула:
— Третьекурсником был когтевранец!
— Ну конечно. Храбрый гриффиндорец задирался к умному когтевранцу, несмотря на то, что старше его на два года. Лихо, МакГонагалл! Ты Дамблдору так все объяснишь?
МакГонагалл в поисках аргументов перевела взгляд на слизеринцев, что сидели рядом с Сенектусом, цепкий взгляд остановился на Томе и Августусе. Она прищурилась, по-видимому, припоминая, где видела эти лица, тонкие губы изогнулись в торжествующей улыбке.
— Твои тоже сегодня едва не подрались. Еще до отправки поезда, на перроне.
— Грандчестер сам искал ссоры! – вмешался в разговор Августус, поняв, что запахло жаренным.
Сенектус в раздумье потер подбородок.
— Не тот ли это Грандчестер, что некоторое время назад определили в Гриффиндор?
— Он самый, – улыбнулся Антонин счастливо. Лепешки Августуса уже перекочевали в желудок, тепло сытости позволяло чуток и повеселиться.
МакГонагалл обожгла Антонина испепеляющим взглядом, но к ее досаде, тот и не поморщился, заявила с вызовом:
— Вам это не поможет, в этом году Кубок школы будет у Гриффиндора.
— Не зарекайся, МакГонагалл, – предостерег Сенектус. – Не зарекайся.
МакГонагалл демонстративно вздернула подбородок, не проронив больше ни слова, отвернулась от слизеринского стола.
— Харт, Честер.
— Когтевран!
Сенектус тоже сел как следует, спокойно посмотрел на присмиревшего Антонина, что лениво ковырял вилкой белоснежную скатерть. Кроме крошек на губах Антонина, ничего не напоминало об их недавней перепалке, Сенектус вновь повернулся к преподавательскому столу.
— Хорнби, Оливия.
— Слизерин!
На месте, где еще совсем недавно стояла стройная шеренга новичков, в одиночестве остался светловолосый мальчуган.
— Эдкок, Дариус.
— Пуффендуй!
Место возле преподавательского стола опустело, профессор Клепсидра убрала тонконогий табурет, бережно унесла древнюю Волшебную шляпу.
— Наконец-то, – вздохнул Антонин с облегчением. – Я уж думал, помру молодым и красивым.
— Обязательно помрешь, – услужливо поддакнул добрый Элджи, – только старым и уродливым.
Антонин, подозрительно сощурившись, смерил Элджи недружелюбным взглядом, но в ясных глазах не было и намека на издевку, все от чистого сердца и с искренним недоумением, почему смотрят так грозно.
Профессор Клепсидра заняла свое место за преподавательским столом. Директор Диппет с трудом, сидящие рядом профессора даже поддержали его под руки, приподнялся с золоченного кресла, тусклый старческий голос разнесся по Большому залу:
— Я рад приветствовать новых учеников, равно как и прежних. Каждый год первого сентября Хогвартс распахивает Главные ворота, в надежде, что вы вернетесь. И тихая в летние месяцы школа вновь оживает сонмом ваших радостных голосов. Только что первогодки прошли посвящение, отныне вы приняты в нашу семью, и имя ей «Хогвартс». И как в каждой семье, здесь есть свои правила. Во-первых, всем ученикам без исключения возбраняется ступать на территорию Запретного леса. Во-вторых, запрещено творить в стенах школы безобразия. В-третьих, нельзя покидать ночью спальни, а в особенности гостиные факультетов… Что ж вижу, вы утомлены, потому не стану докучать долгими речами и наставлениями. Еще раз приветствую всех! Да начнется праздничный ужин!
Директор грузно плюхнулся обратно в кресло. Антонин встрепенулся.
— Августус, что он сказал после слов «рад приветствовать новых учеников».
Августус небрежно отмахнулся, он сам едва не уснул за тягучей, как трехдневный кисель, речью директора, перевел усталый взгляд на стол, едва не свалился со скамьи. На столе на тарелках и в кубках, что минуту назад блестели золотой пустотой, возникли блюда, которые утолили бы даже самого искушенного гурмана. Том разинул рот, прожив всю жизнь в сиротском приюте со строгим англиканским уставом, он и представить не мог, что существуют такие яства. Ветчина свежепросольная, вареная, копченая, грузди соленые, ровные горки зеленого гороха, грибы маринованные, жаренные, тушеные, колбаса свиная из ливера, кровяная, копченая, белужина и судак маринованные, сосиски свежие, рассыпчатая каша на грибном бульоне, заяц копченый, рыжики соленые, рулеты из фаршированной дрофы, сыр яблочный, сыр из слив, сыр фермерский белый, пироги с семгой и сельдью копченой, холодная говядина, котлеты из молочного теленка, копченый гусь с соусом из чернослива, всевозможные пирожки…
— Кормят на убой, – подумал Антонин вслух, после недолгого замешательства потянулся к блюду с дымящимися куриными окороками.
Том последовал его примеру, ел без спешки, но с наслаждением, пустой желудок постепенно приятно отяжелел, по телу расползлось приятное тепло. В какой-то миг Том почувствовал, что не только сыт, а более того – лопнет, если откусит еще хоть кусочек пирога. Он отпрянул от опустевшей тарелки, обвел стол осоловевшим взглядом. К его изумлению, тарелки вмиг опустели, в следующее мгновение уже ломились от многообразных сладостей.
Том тяжело охнул, но решил, что все же не простит себе, если не отведает всего понемногу. Из десерта он запомнил только свой любимый ежевичный джем, что тоже оказался на столе, и сочные груши в меду. Названия большинства других сладостей он просто не знал, а спрашивать было некогда: все за обе щеки уплетали угощения.
Когда ужин закончился, Том с трудом отвалился от стола, теперь мечтать можно было только о мягкой кровати с теплым одеялом да о добротном сне. Сенектус встал первым.
— Первокурсники, следуйте за мной! Не отставайте!
Том поднялся вместе со всеми, двинулся за Сенектусом, что должен сопроводить их до гостиной Слизерина. Первокурсники слизеринцы дружным гуськом вслед за старостой покинули Большой зал. Рядом с Томом бесновался Августус, нетерпеливо вертел головой, даже поднимался на цыпочки, оглядывался назад. Том, наконец, не вытерпел:
— Ты чего?
— Антонина потерял, – пожаловался Августус. – Не видел? Он специально ускользнул, пока я отвлекся.
Том с недоумением приподнял брови.
— Ну, ускользнул и ускользнул. Он не маленький – не потеряется. К чему беспокоиться?
— Потеряется – это еще полбеды. Вот учудит что-нибудь в первый же день, потом умоемся горькими слезами.
— Зря ты так, – укорил Том. – Антонин, конечно, с причудами, но даже для него это слишком.
Августус пробурчал с недовольством:
— Ты его сколько знаешь? Без малого день! А я не первый год, и мне доподлинно известно, о чем он думает и что сделает в ту или иную секунду.
Через несколько коридоров Сенектус повел их по лестницам, что спускались все ниже и ниже. Тому, казалось, что они уже давно идут по подземным переходам. Коридоры не отличались приветливостью: мрачные стены, сложенные из огромных каменных глыб, шаги учеников по таким же ступеням отдавались устрашающим эхом, из смежных коридоров доносились звуки капающей воды. Порой слышались странные стоны и перешептывания. Не на шутку перепуганный мальчуган жался к друзьям, тыча пальцем за угол, сбивчиво лопотал, что секунду назад там мелькнуло белесое тело привидения. Коридоры подземелья напоминали лабиринты, были совершенно безлюдны. Том уже стал опасаться, что Сенектус собьется с пути, и тогда они навсегда потеряются в сумрачных переходах.
Однако вскоре Сенектус сделал знак первокурсникам, остановился возле неприметной, если не считать влажные потеки и зеленый мох, каменной стены.
— Змеиная линька! – произнес Сенектус внятно.
Подземелье огласилось нестерпимым скрежетом, будто две черепахи терлись панцирями, часть стены отъехала в сторону, открывая проход в гостиную Слизерина.
____________________________________
* Автор выражает искреннюю благодарность Ingko. Без Вас Волшебная шляпа осталась бы немой.
