Глава 5. Задумка новой "шалости"Наступил июнь. Лето вздохнуло полной грудью, потянулось и до краев наполнилось соками деревьев и ночными серенадами соловьев, тихим жужжанием шмелей и прохладным очарованием скромных кувшинок...
А в Хогвартсе тем временем последние два месяца перед ТРИТОНом стали самыми напряженными. Напряженными они, в основном, были не столько в плане подготовки к экзаменам, а сколько из-за подпольной войны между двумя факультетами — Слизерином и Гриффиндором. Подпольной — потому что деканы сих университетов применили все свое влияние на предотвращение открытых стычек. И хотя это удавалось не всегда, особых потерь ни с той, ни с другой стороны не наблюдалось, если не считать энного количества студентов, получивших наказания в виде отработки у Филча; трех слизеринцев, четырех гриффиндорцев и одного не понятно как затесавшегося в их компанию хаффлпаффца, угодивших в больничное крыло; да Уолдена Макнейра — семикурсника из Слизерина, которого родители со скандалом забрали из школы домой. Забирать им его пришлось в облике флоббер-червя, ибо в этом облике он пребывал с момента, когда гриффиндорец Фрэнк Лонгботтом решил закрепить свои знания по трансфигурации, выбрав Макнейра в качестве объекта.
Конечно, ВСЕ предотвратить профессорам не удавалось. Часто в коридорах и переходах происходили небольшие, но отчаянные бои... Несколько кабинетов пришлось запереть, потому что особо страждущие пытались стащить и использовать в схватках опасные магические приборы... Каждый слизеринец или там гриффиндорец считал своим долгом учинить как можно больше неприятностей враждующей стороне, используя немалый арсенал каверзных выдумок, пакостных идей, а также товаров из «Лавки Зонко» и личных запасов братьев Пруэттов...
Равенкло и Хаффлпафф предпочитали сохранять нейтралитет, лишь изредка выступая на той, или иной стороне. И если это случалось, то неизменно появлялась ощутимая брешь в рядах противника. Так, например, Амелия Боунс — семикурсница-равенкловка — крайне отрицательно отнеслась к выходке Сириуса и даже организовала собрание в башне Равенкло, где очень желчно высказалась о нем и о его друзьях. Это привело к тому, что группа сине-бронзовых вышла из состава сторонников Блэка и примкнула к коалиции студентов, поддерживающих Снейпа. И, наоборот, шестикурсник из Хаффлпаффа — Дирк Крессвелл встал на сторону гриффиндорцев, несмотря на то, что был любимчиком Слагхорна. А так как Дирк был к тому же еще и кумиром своего факультета, от слизеринцев к Сириусу переметнулся немаленький отряд хельгиных питомцев.
Сам Сириус ходил с гордым и надменным видом, ни в какие скандалы и стычки не вступал. Ему казалось до крайности смешным, что все так реагируют на их дела со Снейпом, когда как совсем скоро должен был предстоять главный матч года по квиддичу — финальное сражение за звание чемпиона между Гриффиндором и Слизерином — и никто об этом не вспоминает. Хотя, понять их можно. Интриги же никакой уже не было. Теперь, когда Джеймс был отстранен от квиддича, шансов выиграть у гриффиндорцев почти не оставалось, так как лучшим ловцом после Джеймса был признан ловец Слизерина — Регулус Блэк. А исход игры, как всем известно, во многом зависел от ловца…
Наконец, наступила и долгожданная, и, в то же время, со страхом ожидаемая зачетная неделя. Расписание экзаменов вывесили на школьной доске объявлений в воскресенье вечером:
Травология, Астрономия, Древние руны — понедельник;
Трансфигурация, Зельеварение, История магии — вторник;
Прорицания, Защита от темных искусств, Диалекты волшебных народов — среда;
Уход за магическими существами, Основы магического правопорядка, Нумерология — четверг;
Маггловедение, Заклинания — пятница.
Ровно за три дня до начала экзаменов в Хогвартс прибыла экзаменационная комиссия во главе с Ахазием Харшем и сразу же заметила, что нервозность студентов особенно гриффиндорцев и слизеринцев несколько завышена, чем это обычно бывает перед экзаменами. Об этом не преминул высказаться Харш в присутствии Дамблдора, Слагхорна и Макгонагалл. Те горячо заверили, что ничего необычного тут нет, что это просто год такой нервный. Однако, потом, деликатно уведя председателя в сторонку, убедительно попросили его, чтобы Слизерин и Гриффиндор на экзамены вызывали по отдельности…
И вот, повальная сдача началась. Бедные семикурсники тихо сатанели от количества заклинаний, магических формул, конспектов и чертежей, которое им нужно было втиснуть в свои гудящие от потока информации головы. А так как и без экзаменов, в Хогвартсе царила нездоровая обстановка, многие срывались. Так, Карадок Дирборн (Гриффиндор) засыпался на Трансфигурации — не смог вспомнить простейшее заклинание превращения правого ботинка в левый, которое попросил его применить Кир Мегадрили — смешливый старичок из комиссии, очень любящий шутить таким образом над студентами. Филипп Нотт (Слизерин) ошибся на Истории Магии, решив, что Джордано Бруно* был сожжен магглами в 1348 году, тогда как на самом деле, в этом году ирландскими магами-националистами впервые было применено масштабное заклинание Muggins Pestis** (впоследствии запрещенное 47-м советом Международной конфедерации магов). Гедера Остен (Хаффлпафф) завалилась на Нумерологии, сообщив изумленным членам комиссии, что pento-circulus — это октаэдр с девятью гранями, а если сложить буквы в имени «Ахазий», то получится семь, и это означает, что у владельца данного имени семь семей. Но крупнейший скандал случился на Защите от темных искусств, когда Хотис Забини заявил, что вампиры — это тропические летучие мыши, которые на людей не нападают. На свою беду он забыл, что одним из членов комиссии был известный ученый-метафизик Брэмиус Сангвун Стокер. Вампир. От наглости Хотиса он потерял дар речи. Придя в себя, профессор Стокер встал с преподавательского кресла и, обнажив великолепные клыки, стал медленно подступать к незадачливому слизеринцу, решив его малость попугать. Парень воспринял все всерьез и не придумал ничего лучше, как использовать заклинание «Ешь слизней!»... Когда Забини выгнали с экзамена, комиссия решила отменить на сегодня сдачу экзаменов для остальных, чем крайне расстроила братьев Пруэттов, которые уже приняли умопросветляющую микстуру собственного производства и ждали своей очереди, засыпая друг друга сведениями о Темных Существах, защитных заклятьях и способах волшебного целительства…
Тем не менее, сдача ТРИТОН шла в целом удачно, и многие возвращались из Большого Зала довольные, счастливые и рассказывали потом однокурсникам, какими ужасно сложными вопросами засыпали их злобные экзаменаторы, и с каким трудом им удавалось отбиться, и то, благодаря лишь своему природному уму, да магическому дару удивительной силы…
***
В четверг, после сдачи Ухода за магическими существами, компания Мародеров собралась в конце Северного коридора на своем любимом пяточке у портрета сэра Кэдогана. Им сэр Кэдоган нравился, и они любили обсуждать с ним рыцарский кодекс чести и вспоминать старинные баллады…
— Ну, как вам сегодняшняя сдача? — спросил, зевая, Сириус, плюхаясь на старое потрепанное кресло, которое находилось под портретом доблестного крохи. Кресло сладко всхрапнуло.
— Я неправильно ответил на вопрос о драконах. Сказал, что у Венгерской Хвостороги столько же шипов, сколько и у Ливийского Гребнезуба, — хмурясь, сказал Ремус. Недавно было полнолуние, и он еще не отошел — был бледен, измучен и раздражен. Ремус уселся на полу по-турецки, устало прислонился спиной к креслу, достал из сумки учебник по Заклинаниям и принялся безучастно его листать.
— Лунатик, ну ты прям, как профессор! Они сами, наверное, не помнят, сколько там у Хвосторожки или Гребнезуба шипов! Я вот, например, знаю только, что вообще у дракона не может быть больше полсотни… — Сириус запнулся и с внезапным озарением уставился на Ремуса. — Постой… А вопрос-то как сам звучал?
— Нужно было перечислить существ относящихся к разряду «Опасные», класс «А», — равнодушно ответил Ремус.
— Рем, ты меня пугаешь! Ну и какого тогда Мерлина, нужно было говорить комиссии о шипах драконов?! — Сириус расхохотался. — Существ, разумеется, всех перечислил?
Ремус кивнул.
— Ну, тогда не переживай — «Превосходно» тебе обеспечено! А ты, Сохатый? Как сдал? — Сириус, перевесился за ручку кресла и потянул Джеймса за мантию.
— Нормально.
Джеймс стоял возле картины. Сейчас на ней был только жирный серый пони, который лениво пасся на заднем фоне. Сэр Кэдоган, по-видимому, умчался на другие картины, дабы всласть потешить себя любимым занятием — доставанием несчастных студентов требованиями сатисфакции… Джеймс меланхолично следил за пони, не обращая внимания на неуклюжие попытки Сириуса завести разговор. После той ночи Джеймс вообще стал необычайно тих и задумчив, часто не слышал, как к нему обращаются с вопросами или разговорами… Он проявлял абсолютное равнодушие к шумихе, царившей вокруг их компании и компании Снейпа. Со Снейпом он встреч избегал. С Лили — тоже. Только однажды он видел ее за завтраком в Большом Зале. Это понятно — разумеется, и она, и Снейп предпочитают держаться от него подальше.
Вообще, странные вещи творились в Хогвартсе — гриффиндорцы и слизеринцы на все были готовы, чтобы досадить друг другу, тогда как главные виновники всеобщего ажиотажа никакого интереса к войне между факультетами не проявляли. Мародеры на все попытки втянуть их в борьбу вяло отшучивались, а большей частью, отмалчивались. Снейп ходил мрачнее тучи и был до крайности раздражителен. Он моментально и жестко пресекал любые попытки вести при нем разговоры о Мародерах. С ним теперь неотступно были Роберт Эйвери и Гектор Мальсибер, которые не обращали никакого внимания на угрозы Северуса и требования оставить его в покое. Эванс целыми днями пропадала либо в библиотеке, либо в теплицах профессора Спаржеллы, на уроки приходила по звонку и по нему же уходила, не задерживаясь ни на секунду, а в свою гостиную возвращалась теперь всегда намного позднее отбоя, так что трудно ее было во что-то вовлечь…
— Хм… Ну, здорово, что нормально… Завтра последний экзамен, и мы свободны как птицы! Да, Джеймс? — Сириус хлопнул его по плечу. Джеймс промолчал. Сириус вздохнул и повернулся к Питеру. Тот, распластавшись на полу, что-то сосредоточенно писал на розовом куске пергамента, то и дело вдохновенно вздымая очи к потолку.
— Что пишешь? — заинтересованно спросил Сириус и, наклонившись, выхватил у Питера пергамент.
— Э! — протестующе воскликнул Питер и попытался забрать отобранное, но безуспешно. Сириус, забравшись с ногами в кресло и отбиваясь от Питера правой рукой, вслух прочел:
«О Пиррочка, любовь моя,
Ты так прекрасна и мила,
Не знаю, как носит такую земля,
Будь же моей ты, прижмись навсегда!»
Пальцы Сириуса, державшие пергамент, разжались, и пунцовый Питер смог, наконец, заполучить свое письмо обратно, предварительно дав щелбана Сириусу, который зашелся в припадочном смехе.
— Это личное! Тебе знакомо понятие «собственность», а, Бродяга? — проворчал Питер, сердито запихивая пергамент в свою сумку.
— Ме-е-ерлин!!! Прижмись! Нет, я не могу!!! Хвост, что это за кошмар?! — Сириус, утирая слезинки, пытался сесть нормально и перестать смеяться, но это у него получалось плохо.
— Хватит ржать!
— Но Хвост, эти твои стихи!!! Я никогда… Постой, ты что, собираешься отправить ЭТО своей девушке? — резко оборвав смех, Сириус в притворном ужасе уставился на Питера.
— Ну-у … — Питер замялся, еще сильнее заливаясь краской. — Пирра стихи любит, и я подумал…
— Послушай меня, сынок. Если девушке нравится стихи, это вовсе не означает, что ты должен сам их писать. Ты так точно девственником помрешь, — Сириус наставительно покачал пальцем, не обращая внимания на скептически поднятые брови Ремуса. — Так, запоминай — девушки любят стихи, это правда, но стихи им лучше самому не писать, а призывать на помощь поэтов, которые пишут маловразумительно и в то же время красиво… Поэтов, которые так щедро посыпают свои творения намеками, символами и полутонами, что скорее всего сами до конца не понимают, о чем они пишут…. Девушки просто млеют от туманных фраз, которые можно двояко истолковать, и которые подходят, в принципе, любой. Они поймут их, каждая по своему, и будут в восторге от найденного в стихах подтверждения собственного очарования. А найдут они его непременно…
Подойдут Томас Лермонт или Оскар Уайлд… А лучше обратиться к стихам Серебряного века русской поэзии. Так, дай вспомнить… Брюсов… Белая роза дышала на тонком стебле... Нет, это слишком сложно… Давай Александра Блока, у него есть удивительно красивое стихотворение… Записывай.
Сириус взмахнул волшебной палочкой. Из ее кончика вытянулась толстая сиреневая нить, сложившаяся в строфы. Они повисли в воздухе прямо над восторженным Питером:
В болезни сердца мыслю о Тебе:
Ты близ меня проходишь в сновиденьях,
Но я покорен року и судьбе,
Не смея высказать горячие моленья.
О, неужели утро жизни вешней
Когда-нибудь взойдет в душе моей?
Могу ли думать я о радости нездешней
Щедрот Твоих и благости Твоей?
Надежды нет: вокруг и ветер бурный,
И ночь, и гребни волн, и дым небесных туч
Разгонят всё, и образ Твой лазурный
Затмят, как всё, как яркий солнца луч...
Но, если туча с молнией и громом
Пройдет, закрыв Тебя от взора моего,
Всё буду я страдать и мыслить о знакомом,
Желанном образе полудня Твоего.
— Сириус, ну ты даешь! — усмехнулся Ремус, весело глядя на Питера, который, высунув язык от усердия, записывал строчку за строчкой. — Тут волей-неволей позавидуешь твоему домашнему образованию.
— Гувернантка наша мадам Орфеус была просто повернута на русской поэзии, вот и мы теперь с Регом хорошо ее знаем, — самодовольно сказал Сириус, с хрустом потянувшись. Так он и замер, потому что увидел, как к ним быстро идет Нарцисса Блэк, его кузина, учившаяся на Слизерине. Через секунду Сириус опустил руки, напряженно выпрямился в кресле и взглядом показал Ремусу, что у них гости. Тот приподнялся, выглянул из-за кресла, тут же сел обратно и уставился с величайшим вниманием в учебник, не замечая, что держит его вверх ногами.
— Сириус, Регулус попросил передать, что тебе пришло письмо от тети Вальбурги, — Нарцисса начала говорить еще на ходу. — Все письма, которые она тебе посылает, почему-то не доходят, вот она и просила через Регулуса передать.
Девушка выжидательно смотрела на Сириуса и старательно делала вид, что никого здесь больше не замечает. Ей не терпелось уйти.
— Так, во-первых, здравствуй, Нарцисса, — холодно сказал Сириус. — Во-вторых, Рег мог бы и сам мне сообщить о матушкином письме. В-третьих, и последних, мне эти письма ее не нужны. В них наверняка будет неразбавленный гной бубонтюбера или не-больно-но-с-плачевным-результатом-действующее проклятье или тому подобная гадость...
— Хватит, Сириус! Может, она помириться хочет…
— Мы сейчас об одном и том же человеке говорим? Если да, то ты не в себе, Нарцисса. Моя мамаша даже слова такого — «мириться» — не знает…
Нарцисса вскинула голову и высокомерно процедила:
— Да-а… правильно, все-таки, Бэлла говорит. Ты ведешь себя с нами так, как будто мы все исчадия ада, а ты, святоша, случайно в роду нашем приблудился!
— А ты всегда все за старшей сестрой повторяешь? Ну, так передай уважаемой Беллатрикс, что ежели у ней ко мне есть претензии, пусть выскажет их лично, а не обсуждает меня на семейных посиделках.
Нарцисса несколько секунд гневно смотрела на Сириуса, потом тихо сказала:
— Ты неисправим…
Уходя, Нарцисса бросила быстрый взгляд на Ремуса, который сидел с видом полной безучастности к происходящему. Вот только дрогнувшие пальцы на обложке учебника красноречиво показали, что вид этот был обманчив, и взгляд ее он заметил.
Некоторое время, после ухода Нарциссы, Сириус и Ремус молчали. Что до Питера и Джеймса, так они вообще не заметили ни прихода девушки, ни ее ухода — один напряженно выводил строчки стихов, другой витал мыслями где-то далеко отсюда.
Сириус сидел со скривившимся лицом, словно только что сжевал целый лимон. Потом встряхнул головой и внимательно посмотрел на Ремуса. Тот, по-прежнему, делал вид, что читает книгу.
— Лунатик, как у вас там с ней? Я имею в виду, что…
— Я понял, что ты имеешь в виду, — отрезал Ремус. — Давай, не будем об этом.
— Хорошо, — покладисто сказал Сириус. Он встал с кресла (оно облегченно засопело), сделал несколько кругов вокруг него, искоса глядя на друзей, затем, не удержавшись, воскликнул:
— Да ну вас, ребят! Все из-за женщин страдаете, дурью любовной маетесь, — он бросил на Джеймса слегка встревоженный взгляд. — Проще надо с ними быть! С меня пример берите! Ни за кем не таскаюсь, ни о ком не сохну, ни кому серенады не пою, а девчонки вокруг меня роем вьются! Я самый популярный парень в школе, а усилий для этого — ноль! Будьте, как я — любите, а не воюйте!
— Да где ж нам, сирым… — пробормотал Ремус, невольно улыбнувшись. — Ты же у нас единственный в своем роде…
— Вот-вот. Еще, знаете, нельзя девчонке показывать, что ты от нее без ума, а то…
— Любовь должна быть счастливой — это право любви! Любовь должна быть красивой — это мудрость любви!
Это Джеймс вернулся из Прекрасного Далека. Его лицо словно светилось изнутри каким-то необыкновенным сиянием. С самым серьезным видом он надрывно вопросил:
— Кто-нибудь из вас видел такую любовь? Как может прекрасная бабочка облететь весь свет на своих хрупких крыльях? Как может нежный целомудренный рассвет встретиться с развратным багряным закатом? Как может быть правдивым тот факт, что квиддич изобрели ирландцы? Все это так же невозможно, как то, что существует на свете настоящая любовь. Где ж ее такую найдешь? — и скорбно оглядев застывших друзей, он отвернулся обратно к картине.
— Фу-у… — после долгой паузы Сириус очнулся из ступора и с отчаянием посмотрел на Ремуса, который ответил ему не менее отчаянным взглядом.
— Нет, ты слышал?! Я не могу его больше такого терпеть! — Сириус схватил плечо Джеймса и стал трясти. — Сохатый, да прекрати ты эту шизофрению! Вернись к нам, стань самим собой!
Джеймс применил один из приемов профессиональных ловцов (уход влево — поворот — кисть противника плавно ведется вперед — противник теряет устойчивое положение — отваливается), освободился из захвата и отошел от друзей подальше. Сириусу оставалось только изумленно моргать глазами да беззвучно ругаться.
— Мда-а, запущенно-то у него все как… — протянул Ремус, поднимаясь с пола и становясь рядом с Сириусом.
— Нельзя на это молча смотреть! Делать надо что-то срочно! Убил бы Эванс и змееныша! Во что человека превратили! Он скоро у зеркала начнет о смысле жизни допытываться!
— А я вообще думаю, что у них странно как-то все вышло. Эванс выходит замуж за Снейпа, при этом оба ходят совершенно несчастные. Не знаю…
— Давай-давай, думай, что можно сделать, чтобы Джеймса вернуть!
А Джеймс и сам вернулся. Он слышал слова друзей, и одна фраза привела его в чувство.
— Ты говоришь, несчастные оба ходят? — он подошел к ним и напряженно уставился на Ремуса.
— Ага. Я в библиотеке Эванс часто вижу. Постоянно грустная сидит. А Снейп на собраниях старост на всех чуть ли не мантикорой кидается…
В Джеймсе робко затеплилась надежда. Сириус взглянул на него, сглотнул и воскликнул:
— Ну, что ты раньше-то не говорил! Ясно дело — тут что-то не так! Нюниус точно все подстроил… Мы ведь его знаем! Мозги Эванс запудрил!
— Я поговорю с Лили! — сказал Джеймс твердо. — Где она? В библиотеке?
— Не кипятись, Сохатый, — осторожно сказал Ремус. — Не все так просто тут …
— Лунатик, да ладно тебе!
Сириус с волнением следил за Джеймсом, который кисло улыбнулся и пробормотал:
— Ты прав, Рем, чего я к ней попрусь…
Он снова отвернулся к картине. Пони явно заинтересовался столь пристальным вниманием к своей персоне и теперь подошел совсем близко к раме, деловито жуя жвачку.
— Джеймс, ну есть же другие способы выяснить правду! — Сириуса не так-то просто было остановить. — Можно ведь Нюньчика достать. Отбить его как-то от гвардейцев этих хреновых. Выбить из него правду… Или Веритасерум сварить… Или… Постой…
Ему пришла в голову крайне неприятная мысль. Но он тут же ее отогнал: «Не могу я опуститься до их уровня, даже ради Джеймса…». Его энтузиазм начал сдуваться, как воздушный шарик.
— Что «постой»? Ты придумал что-то, да? — в голосе Джеймса послышалось оживление.
Сириус долго смотрел на него, потом, похоже, наконец на что-то решившись, резко бросил:
— Есть одно заклинание. Позволяет читать мысли.
— Ты говоришь о Легилименции? — быстро спросил Ремус.
— Ну да, о Легилименции, — Сириус произнес это слово так, как будто оно было неприличным.
— Откуда ты знаешь? — изумился Ремус. — Мы ведь его не прохо…
— Читать мысли, да? — перебил его Джеймс. — Значит, ты сможешь проникнуть в разум Снейпа?
На его скулах появились красные пятна.
— Не сказать, что это «чистое» заклинание, — Ремус с беспокойством переводил взгляд с одного друга на другого. — Его скорее причисляют к Темным Искусствам, хотя многие белые волшебники им владеют в совершенстве…
— Ну, мою семейку к белым волшебникам точно не отнесешь, — голос Сириуса сочился сарказмом. — Блэки всегда славились умением пользоваться Легилименцией, применяя ее, как вы сами понимаете, не для сеяния Разумного, Доброго, Вечного… Драгоценная леди Блэк посчитала своим долгом обучить меня и Рега всем чернокнижным знаниям, которые, по ее мнению, каждый чистокровка обязан знать. Решила, что пригодятся, так сказать, в жизненном пути …
— Короче, ты сможешь прочесть мысли Снейпа? — Джеймс почти не слушал, что говорит Сириус, его интересовал только результат.
— Да смогу я, смогу! — рявкнул Сириус, и тут же поправился, добавив более спокойным тоном. — Я… В общем, не скажу, что я этим горжусь, но легилименцией владею довольно хорошо.
— Ну, так пошли! — воскликнул Джеймс с азартом, став почти похож на себя обычного.
— Что прямо сейчас? — растерянно спросил Сириус.
— Так, парни, никто никуда не идет, — сказал Ремус решительно. — Сириус, по-моему, уже достаточно доставать слизеринцев. И ведь Дамблдор запретил тебе трогать Нюниуса. Он ведь ясно выразился, что...
— Я и не буду его трогать. Я ж не извращенец, — ухмыльнулся Сириус, делая страшные глаза. — Мы просто тихо и аккуратно влезем в его гнусный умишко…
— Не смешно.
— Пошли, поговорим, — Сириус схватил за рукав Ремуса, отвел его в сторонку и яростно зашипел в ухо:
— Ты, что не понимаешь, что это единственная возможность успокоить Сохатого? Пусть он узнает, что произошло между Эванс и Снейпом. Узнает и поверит. Это лучше, чем мучиться недосказанностью. Мне самому претит мысль, что придется вспоминать уроки моей безумной мамаши… Но я уже все решил. Не хочешь в этом участвовать — не участвуй, только не лезь со своими нравоучениями!
— Ага, получается, вы на мерзкое дело идете, а я один такой, в белых перчатках! — угрюмо бросил Ремус. — За кого ты меня принимаешь? Я, по-моему, в подлости никогда замечен не был.
— Это надо понимать за согласие?
— Разумеется.
Сириус несколько мгновений смотрел на рассерженного друга, потом, пряча улыбку, повернулся к Питеру и крикнул:
— Эй, Хвост! Кончай там вирши писать! Мы тут Нюньчика собрались трясти! Пойдешь с нами?
Питер дописал последнюю строчку, аккуратно поставил многоточие вместо точки (он посчитал, что так будет загадочнее), любовно оглядел еще раз свое творение и мечтательно пропел: «…желанном образе полудня Твоего…». Затем бережно свернул пергамент и спокойно спросил:
— Когда идем, и что с собой брать?
— Вот это — деловой подход! — рассмеялся Сириус.
Джеймс засмеялся тоже, правда, слегка нервно. Ремус скупо улыбнулся.
— Завтра после последнего экзамена… Что там у нас? Заклинания. Значит, завтра после Заклинаний идем и нежно хватаем Снейпа за жабры! — бодро сказал Сириус, обнимая за плечи Ремуса и Питера и подмигивая Джеймсу. — И Веритасерум нам всякий и в подметки не сгодится! Правда, парни?
_________________________
* Джордано Бруно — знаменитый аврор, который в 1548 году дал сжечь себя на костре фанатичным магглам, тем самым став духовным отцом для очень популярной среди эксцентричных волшебников секты «Огнем одним едины» :)
** В 1348 году в Ирландии случилась эпидемия бубонной чумы, истребившая почти всех англичан, которые жили в городах, где смертность была особенно высокой. После чумы власть англичан простиралась не дальше Дублина.
