Часть шестая. Глава 8. ПоединокВ темной комнате ощущалось – почти осязалось – чувство ужаса. Ни одного луча не пробивалось сквозь зашторенные окна, никто не смел шире открыть дверь – лишь настолько, чтобы скользнуть внутрь, а затем вернуть этой комнате ее мрачный покой.
Ксения долго стояла у стены, пытаясь привыкнуть к темноте и слушая шумное дыхание находившейся здесь Присциллы. За дверью еще раздавались тихие, взволнованные голоса родителей Забини, ее брата и Тобиаса Паркинсона, который не отходил от этой комнаты уже двое суток, как заметила мать больной. Только вот Присцилла отказывалась его видеть, каждый раз впадая почти в ярость при упоминании об этой стойкой преданности школьного друга.
Из угла комнаты сверкнули два больших, нечеловеческих уже глаза. Странно, ведь здесь совсем не было света, чтобы большие желтые зрачки его отражали. Кажется, они блестели сами по себе.
- Зачем ты пришла?- голос Присциллы был низким, хриплым, с едва различимым в нем страданием.- Ты ничем не поможешь.
- Я могу хотя бы попытаться облегчить твое состояние,- спокойно произнесла Ксения, делая два шага вперед. Глаза постепенно привыкали к темноте и различали сидевшую в углу Присциллу, в белом платье, на котором отчетливо выделялись темные пятна застывшего физического страдания.
Порок неконтролируемой анимагии. Именно этот приговор Ксения прочла в истории болезни, что ей удалось пробежать глазами до того, как отправиться в этот дом. Действительно приговор, который не подлежит обжалованию. Это как рак или самые страшные заболевания у магглов, о которых Ксения читала, учась в Академии... Когда целитель смотрит на то, как болезнь все быстрее и быстрее, по каплям, пьет жизнь из пациента... Это самое страшное – бессилие перед наступающим концом... И в такой момент, насколько знала Ксения, единственное, что она могла сделать, – это быть рядом и дать надежду, если не на исцеление, то на прощение и... спасение...
- Я просила просто оставить меня в покое,- Присцилла не двигалась, видимо, уже наступила та стадия, когда анимагическая форма только прогрессировала, не давая человеческому телу правильно функционировать...
- Я могу снять боль.
- Зачем?- в голосе послышалась горькая усмешка.- Разве что ты можешь ускорить все?
- Нет,- почти в ужасе прошептала Ксения, присаживаясь в двух шагах от несчастной.
- Не можешь, или не хочешь?
- Не имею права, я не палач,- твердо произнесла Ксения.
- А кто лучше: палач или мастер пыток, не желающий их закончить?
- Я могу снять боль,- повторила целительница.
- На этом пытки разве закончатся?- выдохнула Присцилла, медленно поднимая руку, что уже утратила четкие очертания.- И без боли я буду видеть все, что происходит...
- Твои родители так ничего и не знают, да?- Ксения заметила это, когда только приехала. На лице миссис Забини были тревога, беспокойство, но не смятение и ужас, что Ксения привыкла видеть на лицах родных тех, кто был уже на пороге смерти, мучительной и пугающей.
- Они скоро все увидят, разве нет?- Присцилла прикрыла глаза, поскольку Ксения уже не видела в темноте два огромных нечеловеческих зрачка. Сова... Видно, оставалось совсем немного времени, пока сердце Присциллы не остановится, превращаясь в сердце ночной птицы. И оно уже не начнет биться, потому что анимагия не завершится...
После полуминутной тишины Присцилла снова посмотрела на Ксению и заговорила:
- Я умру вот такой, да?
Ксения понимала, о чем спрашивает девушка: о том, что станет с ее телом после смерти. Перед целительницей вставала дилемма, но, возможно, в этом и есть выход: выход, чтобы обмануть смерть, чтобы не отдать ей ту, что так устала жить? Обман – чудовищный, сравнимый с концом, но дающий шанс – на жизнь, все равно на какую...
Ксения и не думала, что придется предлагать подобное. Зная Присциллу, она была уверена, что больная откажется. Да и мало кто из тех, кто проходил через подобное, – через самое жестокое наказание после игры с анимагией – был согласен на это псевдо-спасение...
- Да, твое тело не станет прежним,- шепотом ответила целительница, в полумраке определяя странные очертания Присциллы. Да, ее плечи и грудь сжимались, округляясь, ноги принимали неприятно-скрюченную форму, голова вжималась в шею, руки... Руки уже не были руками, готовые в любой момент закончить превращение в крылья. Еще были пальцы, еще были локти, но все покрывалось перьями, смешанными с кровью, что безостановочно опустошала человеческое тело.
Медленная анимагия – это и есть смерть. Не миг, когда даже крупица крови не успевает покинуть превращающееся тело... Вечность, отнимающая даже шансы на жизнь...
- Когда я умру?- голос Присциллы звучал смиренно, тихо, словно она уже видела ее – свою вечность.
- Твое тело пока меняется внешне, внутренне все только началось,- с тоской ответила целительница, медленно нащупывая пульс на руке больной и пытаясь понять изменения на совсем другом уровне, уровне только человеческом. Да, вот здесь духовность уже менялась, нечеловеческое становилось сильнее. У анимагов, правильных анимагов, подобное появлялось и исчезало в долю секунды – в момент трансформации, а потом душа снова становилась собой, словно отторгая животное. У Присциллы такого не произойдет...- Как только пойдет изменение внутри, все будет быстро...
- И больно.
- И больно,- кивнула Ксения, имевшая очень сильное желание достать палочку и убрать эту боль.
- И мои родные увидят не меня, а кусок мяса в перьях и крови,- холодно, почти равнодушно пробормотала Присцилла. Ксения не стала отвечать – она даже думать об этом не хотела, потому что слишком ярко помнила совершенную красоту девушки.- И это никак не исправить?
- Нет,- целительница прикусила губу, осознавая, что же так тревожит больную. Не боль, не смерть – то, что будет после этого. Ее беспокоила даже не утраченная красота – ее семья, которая не сможет снова ее увидеть. Им придется прощаться не с ней – не с той, которую помнили и любили. Ксения видела подобное лишь однажды: закрытый бокс, истерические крики женщины, рвота мужчины, которую было невозможно сдержать, закрытый гроб, глаза, полные ужаса...- Но тебе не обязательно умирать...
- Ксения, не надо мне ложных надежд,- холодно отозвалась Присцилла, неподвижно затаившись в углу.- Если бы она была, я бы сейчас сидела в Азкабане.... Это мои родители могут верить всякой ерунде о помешательстве и раскаянье... Но не целители из мира великого Гарри Поттера, этого идола... Там, в этом мире – твоем мире – не прощают даже тех, кто пересолил его суп...
- Я не говорила, что могу спасти тебя,- Ксения чувствовала, как ранят ее эти слова. Как страшно бессилие...- Но тебе действительно не обязательно умирать...
- Жизнь с Поттером не принесла тебе пользы,- фыркнула Присцилла, и целительнице внезапно показалось, что они вернулись в Хогвартс, в те первые дни, что она провела в школе, когда только познакомилась с одноклассницами. Она помнила, какой тогда была мисс Забини, помнила ее насмешливо-холодные нотки человека, знающего цену себе и всем вокруг, эту лишенную чего-то главного, чего-то самого светлого внутри девушку со взрослой душой. Душой, залитой мрамором, отточенной искусным мастером, но так и оставшейся навсегда окаменелой... Никто и никогда так и не смог согреть в ладонях каменное сердце...- Ты разучилась объясняться...
В голосе Присциллы не было привычного презрения, с которым она говорила когда-то о Джеймсе. Словно земное и мучавшее ее уже уходило, оставляя в ней только самое важное, стирая мелочное...
- Ты умираешь, потому что твое тело не может закончить превращение. Я могу ему в этом помочь,- слова давались с трудом, потому что Ксения не была уверена, что этот выход лучше, чем то, что произойдет с больной через несколько часов. Но она не могла не показать Присцилле этот выход.- Я могу завершить превращение... Но это будет все, что я могу сделать.
Они молчали. Ксения не стала объяснять дальше. Она была уверена, что слушающая ее девушка сама поймет то, что пыталась ей сказать целительница.
- Я стану совой, навсегда,- прошептала Присцилла, изредка моргая большими глазами.
- Ты сохранишь свой разум,- поспешила объяснить Ксения.- Это доказано давно.
- Но я никогда не верну себе человеческое тело.
- Я не знаю. Нет свидетельств о том, что кому-то это удалось,- Ксения грустно улыбнулась. Почти все те, кто принял для себя такой способ жизни, исчезли навсегда. И никто никогда не узнал, смогли ли эти вечные анимаги когда-либо вернуть себе волю над собственным телом, пытались ли... Сохранили ли человеческое сознание по прошествии десятилетий...
- И я умру совой, в любом случае...- с отвращением проговорила Присцилла.
- Нет,- целительница покачала головой, уверенная, что сейчас больная видит в темноте не хуже, чем Ксения при свете дня.- Известны два случая смерти подобных... анимагов... Известны именно потому, что были найдены их тела... человеческие,- Ксения изучала анимагию на пятом курсе Академии, но до сих пор в деталях помнила те фотографии, что были приведены под статьей о необратимых анимагах.- Когда сердце животного остановится и все мышцы расслабятся, тело вернет себе настоящий облик.... Целители назвали это «синдромом возвращения к истокам»... Тело становится таким, каким оно было до финального превращения...
Ксения ждала, как ответит Присцилла, но была совершенно не готова к тому, что услышит:
- Тогда сделай это.
- Ты... ты уверена?
- Ну, это разве не надежда?- почти с издевкой откликнулась больная, поднимая руку, покрытую перьями.
- Присцилла...
- Я хочу, чтобы ты это сделала,- твердо повторила девушка, с трудом двигаясь.
- А как же твои родные?
- Я просто исчезну, разве нет? Мракоборцы фиксируют здесь два живых существа. Когда ты выйдешь, я буду все еще здесь... А потом сбегу... через окно,- усмехнулись странной формы губы.
- Ты не хочешь с ними попрощаться?
- Смеешься? Клюнуть их?- презрительно ответила Присцилла.- Сделай это. Но сначала...
Оказывается, в ее руке, что она прижимала к груди, был какой-то предмет. Девушка тяжелым движением протянула его Ксении.
Это был шейный платок, черный, шелковый. Казалось, что на одном конце стоит какой-то вензель или эмблема, но света от глаз Присциллы было недостаточно, чтобы понять.
- Отдай Малфою,- тихо проговорила Присцилла.- Это его...
- Нужно что-то ему передать? Или ты хочешь его увидеть?
- И он примчится? Он оторвется от своей Лили ради меня?- презрительно спросила Присцилла.
- Ты знаешь, что она нашлась?
- Это же Малфой, разве нет?- фыркнула Забини.- Я бы удивилась, если бы это не случилось...
- И тебе неинтересно, кто...?
- Нет. И я... я не хочу его видеть... Разве что... наверное, ему станет интересно, где я взяла этот платок... История, достойная, чтобы он ее узнал...- голос Присциллы стал каким-то странным, почти беззвучным, но наполненным чувством, которое даже Ксении было трудно определить.- Я встретила эту девушку в доме друзей... Это было лето, то последнее мое лето на свободе... (Слабая усмешка). Она показалась мне интересной... Такой, как я... (Презрение и разочарование на миг отразились в глазах). Мы общались некоторое время. Не сказать, чтобы мы были подружками – у меня их никогда не было,- горькая усмешка.- И однажды я побывала у нее, в ее комнате, где случайно увидела этот платок – среди других странных у девушки вещей. Запонка, галстук, визитка... шейный платок Скорпиуса Малфоя... Это были ее трофеи, памятные вещи, свидетельства того, как она нарушала режим своего строгого опекуна... Я спросила, она рассказала, смеясь... И о серебряном мальчике тоже... Она не знала, как его звали, не знала, кто он и откуда... И не хотела знать...
- Я знала о нем все, была с ним рядом всю мою жизнь, а она... Она получила его...- тишина в темной комнате нарушалась лишь тяжелым и частым дыханием Присциллы.- Была ли это ревность? Нет, это была месть. Только не спрашивай, за что и почему. Не всем дано быть такими золотыми и добрыми, как ты... Я подлила ей в чай кровь домовика, смешанную с моей...- наверное, она увидела, как нахмурилась Ксения.- Изобретение моего старшего братца, он в то лето много экспериментировал с кровью эльфов... Моя кровь позволяет мне дать установку, кровь домовика не позволяет не подчиниться... И главный плюс: жертва даже не помнит и не осознает, что получила приказ... Она просто его выполняет...
Ксения вспомнила еще один эксперимент с кровью эльфов, – зелье Арахны – что четыре года назад Присцилла и Фриц дали Лили. Тогда бедная девушка не могла не ослушаться приказа той, в кого она превратилась под действием Оборотного зелья. Сколько еще подобного рода экспериментов завершил Дрейк Забини и когда и где они всплывут?
- Я даже не знаю, выполнила ли она его... Я не ставила никаких временных рамок,- рассмеялась Присцилла, но смех вышел почти пугающим, отчего по спине Ксении побежали мурашки.- Я внушила ей, что она полюбит самого скучного из всех парней, которых она когда-либо встречала...
- Разве можно внушить любовь?
- Нет, но дать установку на нее – вполне... Я не знаю, может, это и не сработало... Но кроме этого, я сказала ей сделать еще кое-что... Я ей сказала, чтобы в тот момент, когда она по-настоящему полюбит кого-то, она должна попросить этого парня изменить цвет волос и глаз – упражнение, не требующее сверхсил для любого семикурсника Хогвартса. Чтобы она попросила этого дурака стать Малфоем... Чтобы она попыталась испытать с ним то, что подарил ей Скорпиус... И чтобы она поняла, что потеряла.... Чтобы она мучилась от того, что ей уже никогда не получить его... Чтобы она мучилась, как я... Или еще хуже, потому что она знает, что потеряла... Зависть... Месть... Называй это, как хочешь...
Ксения сжимала в руке шейный платок Малфоя, губы с трудом разжались, чтобы задать вопрос, ответ на который она уже и так знала:
- Как звали ту девушку?
- Элен...
Целительница тяжело вздохнула, но больше ничего не сказала.
- Теперь ты должна это сделать,- почти приказала Присцилла, скрипя зубами от боли,- пока не стало слишком поздно.
- Ты уверена? Потом уже ничего...
- Делай, Ксения. Думаю, мракоборцы не будут иметь ничего против пары целительских заклинаний...
- Хорошо,- Ксения достала палочку и решительно приблизилась к уже сильно изменившемуся телу.- Присцилла...
- Делай!
... Она вышла из комнаты почти в беспамятстве, стараясь не думать о том, что оставила позади. Не думать о том, насколько правильным было решать, кто должен жить, а кто умереть... Она даже не подумала о камине – ей нужен был свежий воздух... Она не ответила ни на один вопрос родных Присциллы – это было выше ее сил.
Ксения остановилась в саду, убирая с лица волосы и глядя в землю, отметая от себя только что увиденное. Она резко подняла голову, когда наверху со стуком отворилось окно, и в воздух метнулась черная птица. Темной стрелой она буквально вознеслась к голубому небу, освещенному уже вставшим солнцем, а потом, в какой-то миг, два черных крыла замерли, и птица камнем упала вниз, на скалистый берег реки, что протекала рядом с поместьем.
Ксения даже не смогла закричать. Она медленно приблизилась к ограде, что венчала холм, обрывом уходящий к воде. Девушка замерла, впившись в перила холодными руками, и посмотрела на распростертое на камнях обнаженное тело.
Она была совершенной, прекрасной, черные волосы ласкала прозрачная вода, ниже бурным потоком уходящая к морю. На мраморной коже играли лучи солнца, а ярко-алые губы усмехались голубому небу. Широко открытые глаза уже видели вечность, от которой она не отказалась.
