Глава 6.Я дал себе одну неделю на знакомство с замком и прилегающей территорией, но едва управился за месяц. Замок был огромен, а времени на его осмотр оставалось мало. К тому же, некоторые вещи здесь постоянно менялись, и у меня было подозрение, что это не только двери, комнаты и картины, но еще коридоры и иногда этажи (хотя, возможно, в тот раз я просто их перепутал). В процессе своего изучения я нажил себе сразу двух врагов – смотрителя Аргуса Филча и его кошку, которую почему-то звали миссис Норрис. Когда позже я узнал, что люди могут превращаться в животных, то решил, что миссис Норрис – это подружка Филча, которая однажды превратилась в кошку и не смогла вернуть себе человеческий облик. В процессе своих вечерних прогулок я постоянно натыкался на Филча или его миссис.
- Опять ты! – раздавался его скрипучий голос. – А ну марш отсюда!
- Здесь нельзя находиться?
- Хватит шнырять по замку! – кричал он мне вслед.
Однако это были плодотворные недели. За первый месяц я постарался узнать о волшебном мире столько, чтобы иметь возможность если не поддерживать беседу, то по крайней мере понимать, о чем идет речь. Я узнал, кто такие чистокровные волшебники (Флетчер и Нотт), полукровки (Пирс) и грязнокровки (скорее всего, я). Я узнал, что совы приносят письма, а фестралы пасутся глубоко в лесу, и заходить туда нельзя. Я узнал, что у меня получается хорошо (чары и трансфигурация), а что не получается вообще (летать на метле). И еще я узнал, что есть вещи похуже футбола. Квиддич.
Квиддич был всеобщим помешательством. Даже Пирс, который, кажется, примерял на себя роль бунтаря-одиночки, раскрывал рот, если речь заходила о квиддиче, и начинал спорить, если команду, за которую он болел, называли неудачниками. Флетчер обклеил всю стену над изголовьем фотографиями любимых игроков, которые двигались точно также, как персонажи картин в коридорах, только не переходили с одного снимка на другой. Нотт тоже повесил на стену плакат с машущей руками и метлами командой. Пирс, конечно, не стал прилюдно демонстрировать свои симпатии, но зато выяснилось, что он неплохо держится в воздухе, а тренер Хуч, обучавшая нас летать на метлах, сказала, что будет следить за ним и, возможно, порекомендует в команду Слизерина на следующий год.
- Ты где-то тренировался? – спросил Нотт у Пирса, когда мы возвращались в замок после первой тренировки, на которой Малфой опять выпендривался, а Поттер из Гриффиндора легко обставил его на метле.
- У родителей есть дом в Скандинавии – они у меня большие любители северной природы. В округе почти никто не живет, и мне разрешают летать, - ответил Пирс.
- Не расстраивайся, - сказал мне Флетчер, решив, что я молчу, потому что не взлетел выше трех метров. – Ты еще наверстаешь.
- Я расстраиваюсь? – удивился я. – Да сдался мне ваш квиддич! Терпеть не могу спорт. Орущие толпы – тоже мне удовольствие…
- А как же азарт? Как же "господа, делайте ваши ставки"? – обернулся ко мне ухмыляющийся Нотт. – Ветер свистит в ушах, золотой снитч машет крылышками в метре перед тобой, ты протягиваешь руку, но в этот момент противник коварно подсекает тебя, и снитч исчезает из виду. Какая драма разворачивается на стадионе!
- Тебе только комментатором быть, - скептически сказал Пирс. – Подойди к Макгонагалл, вроде она этим заведует.
Нотт, кажется, всерьез задумался над этой перспективой, потому что ничего не ответил, а на лице появилось не свойственное ему мечтательное выражение.
Подлинным сокровищем, которое я обнаружил в замке, была библиотека. Куда там книжному магазину в Косом переулке! Я был настолько потрясен открывшимся мне богатством, что забыл, ради чего сюда пришел. Книг было так много, что я не знал, куда податься и с чего начать. Потом мне в голову пришло нечто более простое. Я подошел к библиотекарше мадам Пинс и спросил:
- А где у вас каталог?
- Каталог? – та немного удивленно посмотрела на меня. – На каком курсе ты учишься?
- На первом, - настороженно произнес я. Неужели первокурсникам запрещают пользоваться каталогом?
- Видишь? – Мадам Пинс указала на узкий темно-коричневый шкаф, возвышающийся до самого потолка и состоящий из множества выдвижных ящичков с круглыми ручками. - Это каталог. - Она взглянула на меня с сомнением. - Но обычно от вас не требуют ничего такого... Здесь есть полки с литературой для первого курса, - библиотекарь показала на один из шкафов. - Там стоит все, что вам надо.
- Спасибо, - сказал я и отправился к каталогу.
Каталог был алфавитным. Первый же ящик, который я выдвинул, представлял авторов на букву "Ю". Так мне было ничего не найти. Я для виду покопался в карточках и медленно задвинул ящик на место, подумав, что мне нужен тематический каталог.
Едва я закончил свою мысль, как внутри шкафа раздалось громкое шуршание, словно там передвигалась стая летучих мышей. Когда шуршание стихло, я с опаской приоткрыл ящик. Карточки стояли на месте, но таблички с буквой "Ю" перед ними уже не было. Вместо этого ящик предлагал мне ознакомиться с литературой на тему "История прорицаний".
Я едва не подпрыгнул от радости. Так вот, значит, как оно работает! Я скорее задвинул ящик и, не отрывая от него руки, подумал: "Магия Тибета". Раздалось знакомое шуршание. Когда картотека успокоилась, я с замиранием сердца заглянул в каталог.
Прямо скажем, не густо.
Книг по тибетской магии в этой огромной библиотеке насчитывалось всего порядка тридцати. Я лихорадочно начал просматривать названия. "Травы и зелья Тибета", "Великие учителя тибетских магических школ", "Путеводитель по монастырям Непала"… Вот она, "Визуальная магия традиции бон"! Я выхватил карточку из каталога и помчался к мадам Пинс.
- А можно мне вот эту книжку? – проговорил я, протягивая ей карточку. Библиотекарша глянула на нее, и на лице ее отразилась смесь недоверия и изумления.
- Она стоит в закрытой секции, - сказала она. – Видишь в углу написано – ЗС? Для того, чтобы получить оттуда книги, тебе необходимо письменное разрешение преподавателя. Иди поставь карточку на место…
Я побрел обратно. Какая еще закрытая секция? В лес нельзя, к библиотеке не подступишься, половина комнат в замке закрыта… Я поставил карточку и вновь перебрал всю тибетскую картотеку. Почти две трети имели в углу пометку ЗС. Я обратил внимание, что все они, судя по названиям, были практического характера.
- Закрытая секция? Там стоят книги по темным искусствам, - объяснил мне вечером Нотт. Мы валялись на кроватях, занимаясь кто чем. Пирс с выражением отвращения на лице читал учебник по истории магии, Флетчер листал какой-то спортивный журнал с мельтешащими игроками, я рисовал, а Нотт бездельничал, одновременно служа мне моделью.
- И что?
- А то, что в нашем мире все страх как боятся темных искусств, и ученики не могут читать подобные книги. Ну, может, только старшеклассники. – Нотт повернулся ко мне лицом: - И что же ты присмотрел себе в Закрытой секции?
- Не верти башкой! – сказал я. – Так, кое что. Уже неважно.
Лежащий на кровати Нотт вышел у меня не слишком хорошо. Я бросил рисунок на кровать и взял новый лист бумаги. Последнее время я рисовал больше, чем когда либо в жизни.
На уроках по истории магии заняться было нечем. Я садился за последнюю парту вместе с Пирсом, сразу за Флетчером и Ноттом, и рисовал. Преподавателем истории было само ее воплощение – бестелесный призрак профессора Биннса. Его лекции практически совпадали с содержанием учебника, а потому я забил на них, решив, что выучу все, что надо, к экзаменам. Вместо этого я рисовал своих одноклассников, профессора Биннса, Кровавого Барона в разных позах (в том числе и откусывающего голову Малфою – позже этот рисунок у меня кто-то стащил), интерьер класса, фестралов, запряженных в кареты, Квиррелла в чалме, из которой разлетаются летучие мыши, Снейпа в окружении оживших тварей, что стояли заспиртованными в его классе, и Дамблдора за столом в Большом зале, без улыбки глядящего прямо на зрителя из-за поблескивающих очков.
- Я бы на твоем месте не стал его рисовать, - прошептал мне Пирс, когда я набрасывал директорские руки. Историк бубнил себе под нос о каких-то Эриках Рыжих и походах к Зеленой Земле.
- Почему?
- Так… - Пирс пожал плечами. – Он странный тип. Может, если ты его рисуешь… ну… этот рисунок становится для него окном.
- Окном?
- Как портреты в замке. Они же переходят друг к другу и все видят, что тут происходит.
- Но это не магический рисунок, - возразил я. – Он не двигается и ни с какими другими не связан.
- Это же Дамблдор, - Пирс глянул на профессора Биннса, который ни на что не обращал внимания, и продолжал:
- Отец говорит – он сейчас самый сильный колдун Британии. Его даже Сам-Знаешь-Кто боялся.
Да, это я тоже знал – эвфемизм "Сам-Знаешь-Кто" заменял магам имя Темного Лорда Волдеморта, о котором я составил довольно нелестное впечатление, пролистав пару книг по истории магической Британии ХХ века.
- Пирс, какого черта! – прошептал я. – Это всего лишь имя! К тому же, он вроде как умер…
- Он не умер! – к нам повернулся Нотт, игравший с Флетчером в морской бой. – Отец говорит, что он еще вернется.
Про Пожирателей Смерти я тоже знал, и про то, что Ноттов отец был одним из них. Равно как и папаша Малфоя, и родители многих слизеринцев.
- Не забывай, что его сделал малыш Поттер, который тогда и говорить-то не умел, - напомнил я. Нотт сказал:
- Никто не знает, что там произошло на самом деле.
Это было правдой. Я и сам не верил, что ребенок был способен отправить могучего колдуна в такой долгий нокаут. Скорее всего, Волдеморт где-то ошибся, но тогда это меня не слишком интересовало.
На первом уроке по трансфигурации профессор Макгонагалл, напоминавшая мне временами знакомого инспектора по делам несовершеннолетних, превратила парту в пони, демонстрируя, что мы однажды сможем сделать, если будем хорошо учиться. Класс задохнулся от восхищения. Я тут же поднял руку – в голове теснились вопросы.
- Скажите, а этот пони – настоящий?
Макгонагалл удивилась:
- Настоящий? Вы что же, полагаете, я тут фокусы показываю? Это полноценный пони, со всеми присущими животному частями тела и внутренними органами.
- Я имел в виду немного не то, - сказал я. – У настоящего пони, который родился и вырос, есть характер, воспоминания и разные умения, которым его обучали. Он как бы индивидуальность. А этот пони взялся ниоткуда. Я хотел узнать, есть ли у него какие-то индивидуальные черты или там воспоминания…
- Ваша фамилия? – сурово спросила Макгонагалл.
Начинается, подумал я и ответил:
- Ди.
- Так вот, мистер Ди, то, о чем вы спрашиваете, было предметом оживленной дискуссии в 13 – 15 веках, - сказала Макгонагалл. – Если вам интересны подобные детали, рекомендую обратиться к литературе того времени. Можете подойти ко мне после урока, и я продиктую вам список.
В классе раздались смешки. Меня это не смутило.
- А как же этика? Ведь если пони – настоящий, с воспоминаниями и так далее, то когда вы превращаете его обратно в парту, вы его как бы убиваете?
Профессор смотрела на меня неодобрительно.
- Этику трансфигурации мы проходим на шестом курсе, - сказала она. – Философию – на седьмом. Обратитесь к учебнику, если вам не терпится разрешить для себя этические и философские вопросы. А пока что позвольте вас спросить – что произошло сейчас с партой?
Она махнула палочкой, и на месте пустой парты снова возник симпатичный пони.
- Парта превратилась в пони, - сказал я.
- Значит, получается, что я убила парту? – спросила меня Макгонагалл.
Все засмеялись. Я задумался.
- Вы попались в ловушку понятий о живой и неживой природе, - сказала Макгонагалл, возвращая парту в ее естественное состояние. – Чтобы разобраться в этих непростых вещах, требуется чуть больше подготовки, чем есть у вас сейчас. А пока что попробуйте превратить вот эти спички в иголки. Делается это следующим образом…
Превратить спичку в иголку получилось у меня раза с пятого. Я понимал, что надо не просто махать палочкой и мысленно произносить заклинание. Палочка Левиафана заряжала меня энергией, как аккумулятор – батарейку, и мне хотелось делать нечто большее, чем просто превращать одно в другое. Однако задание было дано, и я начал представлять, как спичка становится тоньше, приобретает серебристый цвет, заостряется с одного конца, а с другого возникает ушко. Здесь требовалось воображение и концентрация, единство мысли, действия и ощущения превращаемого предмета - своеобразный треугольник, замкнутая структура...
Я так задумался, что не заметил, как после очередного моего взмаха спичка все же соизволила превратиться. Я взял иголку двумя пальцами и попробовал на остроту.
- Ничего себе, - с завистью сказал Пирс, чья спичка стала серебристой, но так и оставалась спичкой.
- Сконцентрируйся, - посоветовал я. - Представь вместо спички иголку.
- Тебе проще, ты художник, - ответил он, но со следующей его попытки спичка приобрела некоторую схожесть с иглой.
Весь урок я превращал иглу в спичку, а спичку в иглу. Мне становилось скучно. Однако мы с Пирсом заработали по десять очков Слизерину, потому что иголки получились только у нас двоих. После урока я подошел к Макгонагалл за списком книг.
- Вы не могли бы мне что-нибудь порекомендовать почитать? – спросил я.
- Сомневаюсь, что эти тексты будут вам понятны, - сказала профессор.
- Я разберусь, - ответил я. – Какие-нибудь самые основные.
- Ну хорошо, - Макгонагалл призадумалась. – Возьмите "Трактат о лишенных духа" Порфирия Германикуса. – Я быстро начал записывать. – Полистайте работы Матильды Рыжей – она часто затрагивает этику превращения неживого в живое и обратно. Ну и Дарвин, конечно.
- Дарвин? – я едва не выронил перо. – Теория естественного отбора?
Это, кажется, произвело на профессора некоторое впечатление.
- Да, он самый, - сказала она менее строгим голосом. - Дарвин был волшебником, но сделал большой вклад и в маггловскую науку. Посмотрите по картотеке – кажется, вы уже научились ею пользоваться.
Я поблагодарил Макгонагалл и умчался на гербологию.
В отличие от скептически настроенной в мой адрес Макгонагалл, профессор Флитвик сразу заметил, как я скучаю, глядя на поднятое в воздух перо.
- Так-так-так, - сияя, произнес он, переводя взгляд с меня на перо. - А ну-ка попробуйте это!
Взмах палочки, и на месте пера возникла тяжелая металлическая пирамидка, которая с грохотом упала на стол, заставив весь класс вздрогнуть. Я с азартом принялся ее поднимать.
Это оказалось несложно. Флитвик нагрузил меня дополнительными домашними заданиями, и я отправился в библиотеку, не зная, радоваться мне или огорчаться, потому что не меньшим количеством заданий меня нагрузил Снейп.
В отличие от чар и трансфигурации - магии, связанной не только с концентрацией, но с расслаблением и активным воображением, - зельеварение представляло собой полную им противоположность. Здесь требовалась предельная сосредоточенность, внутренний покой и внимательность. Откровенно говоря, мне приходилось непросто, учитывая, что банки с заспиртованными тварями вызывали творческий зуд.
Первое свое зелье я запорол, со вторым худо-бедно справился, а потом, когда немного привык к закидонам профессора, все пошло легче. Манера его преподавания вызывала во мне смешанные чувства. Он почти ничего не объяснял, задавая всю теорию на дом. С одной стороны, если до всего доходишь самостоятельно, роешься в учебниках и книгах, то узнаёшь много нового, но с другой... стоит задать ему вопрос, как тут же получаешь дополнительное домашнее задание.
- Что вам, Ди?
- Я хотел спросить - вот на прошлом уроке был инцидент из-за игл дикобраза... - Кто-то из гриффиндорцев превратил котел в скрученный кусок металла и обжег себе руки. - Я искал в библиотеке, но не нашел, каким образом иглы дикобраза нейтрализуют взаимную реакцию раствора и остывающего котла...
- Это потому что вы плохо искали, - Снейп был крайне недоволен, что ему пришлось отвлечься от объяснения задания.
- Просто мне хотелось это услышать... ну, в двух словах. Общий принцип, так сказать. - Пирс едва заметно покачал головой: Снейп хоть и был деканом Слизерина, но портить с ним отношения, по всеобщему мнению, не стоило даже нам.
- В двух словах? - завелся Снейп. - Вы полагаете, что в двух словах можно объяснить реакцию нескольких магических субстанций и предметов? Я видел, что было у вас в котле на прошлом уроке - этому зелью не требовались иглы дикобраза для нейтрализации. Оно само было абсолютно нейтральным. Его мог бы выпить даже младенец, настолько оно было лишено свойств. Прежде, чем углубляться в теорию зельеварения, научитесь хотя бы смешивать простые составы!
Малфой и два его кореша, страдавших, как я полагал, серьезной умственной отсталостью, захихикали.
- Чего ты его достаешь, - сказал мне как-то раз Пирс, когда мы поднимались с зелий в Большой зал. - Он тебя завалил уже этими дополнительными заданиями. Ты нарываешься на них на каждом уроке.
- Зато я узнал много нового. Зелья теперь варю не хуже Грейнджер, - ответил я. - И вообще его прикольно бесить.
Обгонявшие нас гриффиндорцы, услышав последнюю фразу, взглянули на меня как на сумасшедшего.
- А разве нет? - спросил я их.
- Это потому, что он тебе ничего не делает, - ответил один из парней, Дин Томас. - Только задания дает и все.
- Да, и очки не снимает, - добавил Поттер. - А с нас он все время их снимает.
- А Гарри он вообще ненавидит, - произнес рыжий Уизли.
- Верно, - согласился я, посмотрев на Поттера. - Тебе рисковать не стоит.
Действительно, было видно, что Снейп его просто не выносит. Их отношения казались мне загадочными, и если бы я не знал историю Поттеров, то счел бы, что они знакомы, и Гарри когда-то сильно ему насолил.
