Глава 6Попрощавшись с Гарри, Дурсли, как и собирались, отправились в магазин, а потом на заправочную станцию, но даже спустя несколько часов, после того, как они покинули нотариальную контору о том, что произошло, не было сказано ни слова. Лишь подъезжая к дому, Дадли наконец-то спросил:
– Мам, что скажем папе?
Миссис Дурсль нахмурившись поджала губы и внимательно посмотрела на сына. Когда пришли извещения из нотариальной конторы, мистера Дурсля не было дома и она, повинуясь какому-то инстинктивному порыву, попросила Дадли ничего отцу не говорить. Она и сама не знала, почему так поступила, но теперь была крайне рада, что не стала тогда вмешивать мужа.
– Я разберусь с этим сама, Дадли, пожалуйста, не вмешивайся, – ответила она сыну.
Дадли согласно кивнул: что-что, а отношение отца к миру магов ему было хорошо известно. Пусть уж лучше мать сообщит о том, что у него объявились свояченица и племянник – ведьма и волшебник. А он, Дадли, понаблюдает со стороны. Даже интересно как отец это воспримет. Плюс ко всему, от наследства им только и перепало, что копии дедовых писем, да песочные часы (надо бы посмотреть, на какое время они рассчитаны – может, хоть для тренировок сгодятся).
К моменту, когда Дадли заезжал в гараж, его мысли уже ничто не омрачало, и он думал только о бое, предстоявшем ему в конце следующего месяца. Миссис Дурсль, напротив, стала совсем хмурой и ее губы превратились в едва заметную линию.
Занеся на кухню сумки с продуктами и прихватив коробочку с наследством и пару яблок, Дадли поднялся к себе в комнату и включил телевизор на спортивном обозрении. Тем временем, миссис Дурсль машинально разложила покупки по местам и приступила к приготовлению ужина, однако мысли ее были далеко – нужно было обдумать, что и как рассказать мужу. Кроме того, она отчетливо чувствовала обиду и не знала, как с ней справиться.
Она и Лили были поздними детьми. К тому моменту, когда она родилась, отцу было уже за пятьдесят, а матери сильно за сорок. Они прожили в браке почти двадцать лет, а мама все никак не могла забеременеть. Врачи только руками разводили, поскольку супруги были абсолютно здоровы, но что поделать, такие случаи бесплодия бывают. А потом, Бог услышал их молитвы и Эвансы все же стали родителями. Причем, как теперь выяснилось, отец стал им раньше матери.
Отец… Когда она познакомилась с Верноном и они только узнавали друг о друге, на вопросы о роде занятий родителей Петунья отвечала очень уклончиво. Еще бы! Мистер и миссис Эванс работали в цирке: мама была воздушной гимнасткой, а отец – фокусник. Вернону Петунья сказала, что у них свое дело, что, в общем-то, было правдой, поскольку отец был совладельцем цирка. Каким именно делом владел мистер Эванс, она, скрепя сердце, рассказала лишь накануне их помолвки. О том, что отец невесты фокусник, мистер Дурсль узнал и вовсе на свадьбе – новообретенный тесть устроил небольшое представление, развеселившее немногочисленных гостей. Однако сам Вернон был вовсе не рад: надо же так опозориться – фокусы на свадьбе!!!
Не рада была и Петьунья. Она никогда не была близка с родителями, да к тому же считала, что Лили они любят сильнее, чем ее. Когда Вернон сделал ей предложение, она была страшно рада, что наконец-то сможет зажить как все нормальные люди, что цирк, во всех смыслах этого слова, исчезнет из ее жизни навсегда, ибо трудно было себе представить человека более далекого от артистического мира, чем Дурсль. Выходка отца на свадьбе стала для нее полной неожиданностью и радость гостей ее нисколько не утешила, а вот перекошенное лицо золовки Мардж она запомнила надолго. (Хорошо еще хоть Лили с этим ее муженьком уже тогда скрывались от того самого лорда и не смогли приехать.)
Оказавшись с родителями наедине, она высказала отцу все, что о нем думает. Мистер Эванс был удивлен и расстроен, но извиняться не стал, а мать ее не поддержала. Словом, Петунья сильно на них обиделась и в дальнейшем общалась с родителями считанные разы, а после смерти матери, она видела отца лишь пару раз: спустя месяц после рождения Дадли и когда сообщала ему о гибели Лили. Да еще на его собственных похоронах в 1984 году.
После смерти отца, ей досталась не большая, но вполне приличная сумма на счету в банке, да заброшенный родительский дом, который они с Верноном довольно быстро и очень выгодно продали. А это новое наследство пока не сулило ничего приятного: новые родственники-волшебники и только. Ну, еще Дадли получил дедовы песочные часы, бестолковый сувенир с позолотой.
Шорох колес паркующегося автомобиля мужа отвлек миссис Дурсль от воспоминаний. Она расправила плечи и поспешила встретить его так же, как делала это каждый день на протяжении многих лет. За ужином и после него, когда она с мужем смотрела по телевизору вечерние новости, миссис Дурсль не сказала ему о завещании ни слова, а Дадли, как и обещал, хранил молчание и, казалось, вообще забыл обо всем, что случилось.
На разговор с мужем миссис Дурсль решилась лишь тогда, когда они оба легли в постель, и осталось только погасить свет ночника.
– Вернон, – сказала она мужу, потянувшемуся к выключателю, – я должна тебе кое-что рассказать.
Мистер Дурсль удивленно посмотрел на жену:
– А до утра это не может подождать? Я устал и хотел бы поспать.
– Не может, - решительно отрезала миссис Дурсль. – Вернон, мы с Дадли были сегодня в нотариальной конторе. Мой отец, как выяснилось, составил завещание из двух частей. Про дом и счет в банке ты все знаешь. Сегодня огласили вторую часть, и Дадли получил в наследство песочные часы.
Мистер Дурсль удивленно поморщился:
– Ты ради этой новости не даешь мне спать?
– Это еще не все. Кроме нас, наследство получила моя сестра…
– Петунья, но ведь она же умерла! – удивился мистер Дурсль.
– Не Лилли, Вернон, не она. Отец признал в завещании, что у него есть еще одна дочь. А у нее есть сын, еще один наш племянник. И он, и Гарри тоже получили наследство.
Мистер Дурсль непонимающе уставился на жену.
– То есть ты хочешь сказать, что твой отец завел интрижку на стороне и у него есть дочь от другой женщины, а заодно и внук?
– Да.
– Пффф, что еще ожидать от клоунов.
– Он был фокусником, – поправила мужа миссис Дурсль.
– А, – отмахнулся Мистер Дурсль, – ты отлично знаешь, что я имел в виду. Ну и что же они получили от твоего папаши?
– Ее сын получил какую-то здоровенную чашу, больше похожую на салатницу, Гарри – попугая, который давно уже издох, а мне и той женщине достались письма ее матери к нашему отцу. И брошка.
– Брошка? Тебе досталась брошка?
– Не мне, а ей. Брошка, якобы принадлежавшая ее матери.
– А что за брошка? – позевывая поинтересовался мистер Дурсль.
– Изумрудная, в форме папоротника, с бриллиантовыми крапинками. Возможно из белого золота, а может быть из платины.
Сон с мистера Дурсля как рукой сняло.
– Петунья, эта брошка… хммм… ты уверена, что женщина действительно твоя сестра и имеет на нее право?
– Я читала письма, да и в завещании все сказано однозначно.
– Но дорогая, твой отец был ненормальным, мало ли, что взбрело ему в голову! А письма, это и вовсе ерунда. Какая-то женщина сказала, что нагуляла от него дочь, и что?! Если б мужчины верили всему, что говорят женщины, безотцовщины вовсе не существовало бы. Изумрудная брошь… Она большая?
– С мизинец.
– С мизинец? С мизинец?!! Завещание надо оспорить!
– Нет, – решительно возразила миссис Дурсль.
– Тунья, ты не можешь вот так просто отказываться! Ведь эта брошь… она может стоить целое состояние!!!
– Ты высказал свое мнение, Вернон, а теперь скажу я. Я, конечно, могу пройти экспертизу, но ты не видел ее, а мне она сразу показалась знакомой – вылитый отец. Только глаза другие. И потом письма…
– Но Тунья!
– Я сказала, нет! – слишком уж жестко ответила миссис Дурсль, но, увидев опешившее лицо мужа, смягчилась и добавила. – Вернон, подумай сам. В том, что экспертиза признает ее моей сестрой, я не сомневаюсь. И если мы будем настаивать на том, что мой отец был не в своем уме, то это не мы, а она сможет оспорить завещание. Его первую часть. Дом и деньги Вернон. Мы будем вынуждены поделиться.
Доводы миссис Дурсль возымели должное действие, но мистер Дурсль уже окончательно расхотел спать и поинтересовался:
– Эти люди, они хотя бы приличные?
Миссис Дурсль глубоко вздохнула:
– Они такие же, как и Гарри, Вернон.
– Такие же… Нет, не может быть! – мистер Дурсль вытаращил глаза на жену и от удивления приоткрыл рот. – Ты хочешь сказать, что они во-… волшебники?!
– Боюсь, что так.
– Этого не хватало!!! – Воскликнул мистер Дурсль и его щеки буквально задрожали от негодования. Еще бы! Год, проведенный под защитой Министерства Магии, нисколько не смягчил его отношения к миру племянника. Напротив, тотальная опека за родными Гарри Поттера, и сам статус племянника в волшебном мире, вызывали в нем протест и негодование.
– Если тебя это сколько-нибудь утешит, то мне показалось, что они тоже не очень рады нашему родству, – сказала миссис Дурсль.
Мистер Дурсль озабоченно потер виски и молча посмотрел на жену, как всегда ожидая услышать от нее что-то, что привнесет в их жизнь покой и размеренность. Однако миссис Дурсль показалась ему такой расстроенной, что он молча обнял ее и ласково потрепал за плечо. Почувствовав молчаливую поддержку мужа, миссис Дурсль на минуту прикрыла глаза и, наконец-то, выплеснула то, о чем думала весь вечер:
– Ты знаешь, словно вся моя жизнь пролетела сегодня у меня перед глазами. Мама долго не могла забеременеть, а отец очень любил детей. В цирк их приходило множество, да и у цирковых артистов было немало детей, но он хотел собственных. Вот и завел, видно, интрижку с этой Друэллой. А тут и мама забеременела мною. Он ведь очень любил маму. А потом родилась Лили. Я была совсем маленькой, но отчетливо помню, как он радовался. То ни одного ребенка, то целых две дочки. Даже три, как теперь выясняется. И зовут нас всех, ты только подумай, прямо цветник: Петунья, Лили и Нарцисса.
– Дурацкое имя.
– Не лучше, чем Петунья, Вернон. Но такова была папина прихоть. В письме так и было написано: «… назвала дочь по твоей просьбе…». А он, наверное, гордился – две дочки ведьмы. Одна я только ко двору не пришлась, – с горечью сказала миссис Дурсль.
Она еще какое-то время придавалась воспоминаниям, пока мистер Дурсль не сказал:
– Брось, душечка. Что тебе до них? Они ненормальные, не то, что мы с тобой. Давай-ка лучше спать. Завтра мне рано вставать, да и тебе не помешало бы отдохнуть.
Они погасили свет, и вскоре послышался храп мистера Дурсля. Миссис Дурсль, напротив, довольно долго ворочалась, прежде чем сон, наконец-то сморил и ее.
Однако поспать им так и не удалось. Около полуночи в комнате Дадли, находившейся прямо над их спальней, что-то с жутким грохотом рухнуло на пол, до смерти перепугав обоих супругов.
***
Отпускать Джинни не хотелось. Они побыли наедине совсем недолго. Гости ушли около одиннадцати: Джордж – к себе в квартиру над магазином, Рон и Гермиона отправились в ее апартаменты на окраине Лондона, где они жили вместе с тех пор, как Гермиона закончила Высшую школу. Официально Джинни ушла вместе с ними, но распрощавшись с Гермионой и братьями, она вместо того, чтобы отправиться домой к родителям, вернулась к поджидавшему ее Гарри. И вот время близилось к полуночи, и теперь она действительно собиралась уходить.
О своих новообретенных родственниках Гарри решил пока друзьям не рассказывать, но Джинни другое дело. Ей он рассказал все как на духу. Ее тоже позабавила мысль о возможности посетить дядюшку Люциуса, но в целом, новость особого впечатления не произвела. Да и не так уж часто они оказывались наедине, чтобы уделять еще время такой ерунде.
– Может, все-таки останешься, а? – уже в который раз проканючил Гарри.
– Нет, – твердо ответила Джинни, поднимаясь с дивана и подходя к зеркалу, – я обещала родителям вернуться.
– Но послушай, ты еще ни разу не оставалась у меня. В конце концов, у меня день рождения и ты же не думаешь, что твои родители считают тебя недотрогой?
– День рождения у тебя был вчера, и уж конечно они не думают, что мы тут с тобой книжки читаем. Гарри, я миллион раз тебе говорила, что останусь у тебя только после того как мы поженимся. Не раньше, - ответила она собирая волосы в хвост.
– Да почему?!! Ну что за предрассудки!
– Такие уж у меня принципы. А для любви оставаться на ночь не обязательно. Чем собственно тебя не устраивает день? Вот поженимся и тогда…
– И когда, когда мы поженимся?!! – начал терять терпение Гарри. – Я давно готов, ты знаешь, согласие родителей мне получать не нужно, твои – согласны, и нам нет нужды ждать твоего совершеннолетия, но нет, ты упорно отказываешься!
– Я не отказываюсь. Я лишь считаю, что пока не время.
– И когда оно по-твоему наступит?
– Когда «Холихедские гарпии» выиграют чемпионат мира, то есть уже в будущем году.
– А если проиграете, то только в две тысячи шестом?!!
– Мы выиграем.
– Откуда такая уверенность?
– Теперь за них играю я.
От такого самоуверенного заявления Гарри оторопел:
– Скромно, однако…
– Ну, перестань ныть Гарри, ну, правда. – Джинни подошла к Гарри, все еще сидевшему на диване, и, глядя ему в глаза, мягко сказала: – Если мы сейчас поженимся, что у нас будет за семья? Я мотаюсь на игры в разные концы света, у меня тренировки ежедневно по полдня, ближе к чемпионату и вовсе будут чуть ли не сутками. Брак повяжет меня по рукам и ногам, а мне хотелось бы чего-то добиться в спорте.
– Все равно не понимаю, почему ты не хочешь остаться. Рон и Гермиона живут вместе, а мы…
Гарри поднялся с дивана и тяжело вздохнул.
– У Гермионы своя голова на плечах. И вообще, Гарри, давай уже закончим. Сколько можно обсуждать одно и то же? И не смотри на меня такими глазами – не поможет, – строго сказала Джинни. Они обнялись и Джинни, уткнувшись в рубашку Гарри быстро пробормотала: – Пожалуйста, не торопи меня, Гарри. Пойми же, для меня это очень важно.
Гарри снова грустно вздохнул:
– Ладно, чего уж…
И тут раздался звонок.
– Что это? – удивленно спросила Джинни.
– Мобильный… Я тебе говорил, что купил себе телефон. Интересно стало… – рассеянно ответил Гарри. Он лихорадочно пытался понять, откуда идет звук, так как не мог вспомнить, куда засунул трубку, а звонок звучал очень глухо.
– Интересно, кто это тебе названивает в такой час?
– Понятия не имею… Номер есть только у Дурслей, но они в это время уже десятый сон видят, и у Гермионы… Да где же это чертова трубка?!
– Акцио телефон! – решительно произнесла Джинни и трубка вылетела из под диванных подушек прямо ей в руку.
Она молча протянула ее Гарри, а тот, взглянув на монитор, быстро нажал на кнопку приема и сказал:
– Алло… Что? Что случилось, тетя? Хорошо, хорошо я скоро приеду. Постарайтесь успокоиться. – Закончив разговор, он нервно провел рукой по волосам и сказал: – Звонила тетя Петунья. Что-то стряслось с Дадли. Она просто в истерике и не смогла ничего объяснить. Я отправляюсь к ним.
– Моя помощь нужна?
– Думаю, нет. Если помощь понадобится, то я дам знать.
Они вышли из дома вместе и Джинни аппарировала прямо с порога, а Гарри перешел на другой конец площади, где была стоянка такси: аппарировать к Дурслям было себе дороже. Он добрался до Бирючиновой улицы достаточно быстро, так как пробок уже не было. В доме Дурслей во всех окнах горел свет. Гарри расплатился с таксистом, поднялся на крыльцо и позвонил.
Дверь открыла тетя Петунья, и Гарри сразу понял, что произошло что-то серьезное: бледная как мел, трясущаяся всем телом, она только и смогла произнести:
– Наконец-то!!! Дадли, Дадли!!! Они… Их… – и разрыдалась.
– Что с ним? – испуганно спросил Гарри, но тетя только и смогла, что показать на лестницу, ведущую на второй этаж, где находилась комната Дадли.
Гарри пулей влетел наверх и буквально налетел на дядю Вернона.
- Ты! Из-за тебя, таких, как ты!!! Это все ты!!! Дадли!!! – потрясая кулаками, завопил мистер Дурсль, но Гарри грубо оттолкнул дядю и вошел в комнату брата.
Он даже не сразу понял, что собственно увидел: на полу, с подбитым затекшим глазом, без сознания лежал Дадли.
Точно такой же Дадли, с подбитым глазом и без сознания, развалился на кровати.
