Глава 62Там утро, солнечное и уже жаркое – обычное июльское утро в пустыне… Их ждут: едва они выходят, сидящий у порога подросток встаёт и говорит им что-то на крайне странном английском – они с трудом разбирают, что он зовёт их за собой.
И идут.
Тот снова приводит их к вождю – в тот же дом. На сей раз мистер… Джон один – он слегка улыбается им и делает приглашающий жест. Друзья садятся…
- Койот вспомнил? – спрашивает он Ойгена. Тот почему-то очень смущается и говорит, чувствуя, что краснеет:
- Нет. Я… не думал. И не вспоминал.
Он смотрит на Северуса, и тот говорит негромко:
- Казино.
- Казино? – слегка растерянно переспрашивает Ойген, потом трёт виски – и, наконец, улыбается:
- Да. Я хотел… У меня было к вам предложение. Но я не знаю… я уже не уверен в его уместности.
- Говори, - кивает вождь.
- Сперва я хочу спросить, - говорит он слегка вопросительно. Вождь кивает, и Мальсибер, наконец, задаёт свой вопрос:
- Почему вы зовёте меня койотом?
- Мы называем вещи их именами. Небеса – небесами, а дождь – дождём, - говорит тот, поднимая глаза к абсолютно чистому небу.
- Я не…
Вождь снова улыбается и кивает – а потом спрашивает:
- Говори то, для чего ты пришёл, Койот.
- Говори-говори, - еле слышно шепчет Снейп. – И радуйся, что они верят в говорящих койотов.
Ойген начинает рассказывать – сперва неуверенно, словно бы вспоминая, потом расходится и становится похож, наконец, на себя самого. Идея проста и необычна одновременно: он предлагает сделать на территории резервации – можно у самой дороги, если не хочется пускать никого вглубь – казино, особенное, не похожее на другие, которое привлекало бы своей непохожестью людей, и доход от которого шёл бы на развитие резервации, для себя же он хочет лишь небольшую часть сообразно вложенным им усилиям… Закончив, он смотрит вопросительно на вождя – тот отвечает ему таким же вопросительным взглядом.
- Это всё, чего хочет койот? – спрашивает у него вождь.
- Я не знаю, - честно говорит Ойген.
Или не совсем честно…
- Койот умеет хорошо прятать слова, - говорит вождь. – Я могу дать тебе то, что ты хочешь. Что ты хочешь, койот?
- Я хочу быть здесь дома, - отвечает тот вдруг. – У меня уже есть дом… но я хочу обрести ещё один. Здесь.
Северус смотрит на него как на помешанного, потом вздыхает, глубоко и неслышно, и прикрывает глаза. Вот с самого начала он знал, что ничего хорошего из всего этого не получится. «Ещё один дом. Здесь», - ну надо же… и до чего же это похоже на его друга.
Пока Снейп об этом думает, он, кажется, пропускает что-то, потому что следующее, что он слышит, звучит следующим образом:
- Что я должен сделать?
Это спрашивает Мальсибер. А вождь отвечает:
- Добудь кагуара. Докажи что достоин стать частью племени.
- Кто это?
- Это такая большая дикая кошка, - говорит невесть откуда и когда взявшаяся мисс Хигуэра – Мальсибер улыбается ей, но она не замечает его улыбки. – Живёт в горах… тут неподалёку их достаточно много.
- Хорошо, - азартно говорит Ойген. – Надеюсь, я её ни с кем не перепутаю и…
- Вам придётся пойти без огнестрельного оружия и без палочки, - говорит молодая женщина. – Мой дедушка готов оказать вам великую честь, принимая вас в племя… но это будет непросто. Не боитесь погибнуть?
- Уверен, мы справимся, - улыбается Ойген, но она только головой качает:
- Ваш друг ни о чём таком не просил. И, в любом случае, испытание проходят всегда в одиночку.
Мальсибер со Снейпом переглядываются – тот хмурится и отрицательно качает головой, уже понимая, впрочем, что возражать бесполезно и его друг уже всё решил.
И Ойген и вправду вскоре уходит – один.
И без палочки…
У него с собой только нож, верёвка и кремень с паклей – разжечь огонь. И ещё немного еды и вода – как ему кажется, некоторая уступка бледнолицему.
Он уходит один – в горы. А Северус остаётся ждать… и проклинать его, и всех их.
Он идёт убивать. Но убивать он не хочет… За все прошедшие с его первого выхода из Азкабана годы он не начал ненавидеть смерть меньше – только больше. И сейчас, карабкаясь с неожиданной лёгкостью по горам, он с каждым пройденным футом понимает, что должен придумать что-то другое – что-то, что позволит ему вернуться со славой, но не заставит отобрать жизнь.
Кугуара он встречает на следующий день – большая коричневато-песочная кошка лакает воду, скопившуюся в небольшой выемке на камнях. Он тоже ложится на камни и смотрит. Ему не страшно… только очень грустно.
Не станет он убивать. Он не хочет. Почему он должен играть по чужим правилам, когда у него есть собственные?
Он улыбается вдруг – и медленно начинает пытаться найти сознание зверя. Он никогда прежде не делал такого без палочки… но, с другой стороны, не так уж это и отличается от обычной фоновой легилименции. Нужно просто сосредоточиться… сосредоточиться – и полюбить это совершенное существо. Он никогда ещё не видел таких больших кошек столь близко. Он рассматривает её – это самка, причём самка эта беременна, понимает он в какой-то момент. Совсем недавно… он улыбается, чувствуя новые жизни, и продолжая рассматривать зверя. У неё тёмные, почти чёрные уши и тёмные же полоски над верхней губой, и совсем чёрный кончик хвоста – словно она испачкала его в саже.
И лапы толщиной, кажется, в две его руки.
Человек, наконец, касается сознания зверя – так осторожно, что та не чувствует ничего, и продолжает пить. Потом заканчивает – он чувствует, как приятна ей утолённая жажда, и хватается за это ощущение. Есть! Получилось. Ну, теперь будет проще…
Он ничего не делает больше – просто слушает, привыкая к незнакомым и нечеловечески острым ощущениям. Вот она начинает вылизываться – сперва лапу, потом грудь… Чувства… странные. Это очень приятно, оказывается, и успокаивает, и расслабляет. Язык скользит по шерсти, выметая из неё мелкий мусор и расчёсывая её, стирая ненужные запахи… очищая…
Он пробует – очень осторожно – внушить ей совсем простое: снова попить. Она замирает… он бы сказал «задумчиво», если бы это был человек, а не зверь – и лакает. Всего пару раз, но ему достаточно. Значит, вот как это…
Он вспоминает вдруг дурацкую шутку, прозвучавшую когда-то в далёком, на другой стороне земли, ангаре – и улыбается. Нет, это вовсе не извращение… это… очень естественно. И мало, на самом деле, отличается от человеческого Империо. И палочка тут, оказывается, совсем не нужна… а впрочем, он и сам давным-давно это знает, понимает вдруг он.
И тихонько зовёт зверя за собой. Его колдовство легче тени, и зверь не чувствует человека – кугуар поднимается и потягивается, а потом неспешно направляется в его сторону. Ей кажется, что именно там можно будет очень хорошо поохотится – где-то там проходят охотничьи тропы… и она идёт их искать.
Они так и идут, долго – постепенно человек подпускает зверя всё ближе и ближе, пока, наконец, они не оказываются у одного источника и не пьют из него – вместе. А потом он, наконец, протягивает руку и проводит ладонью по неожиданно жёсткой шерсти.
И они идут дальше. И так и приходят в деревню – вдвоём, тонкий черноглазый мужчина и мощный желтоглазый кугуар. Они проходят по всей деревне, мужчина с трущейся о его ноги большой дикой кошкой, и, сопровождаемые, кажется, всем племенем, идут к тому каменному дому – но и вождь, и старейшины, и мисс Хигуэра, и Северус встречают их на подходе. Ойген, видя их, останавливается и, гладя кошку между ушами, говорит:
- Ты хотел кугуара – я привёл. Я могу отпустить её здесь или сказать вернуться домой – я сделаю так, как решишь ты. Но я не стану отнимать жизнь без крайней нужды.
Он видит изумлённые глаза мисс Хигуэры… Эсы, очень внимательный и довольный взгляд вождя… и – восхищение в глазах Снейпа. И это, последнее, пожалуй, неожиданней и приятнее всего. Ему хочется поделиться с ними своей радостью от ощущения этого дикого существа у своих ног – он протягивает руку к Северусу и говорит:
- Подойди. Медленно.
Тот подходит – как только это становится возможным, Ойген берёт его руку и кладёт её на спину зверя. Та не реагирует – не замечает, только трётся щекой о его ноги.
- Почувствуй её, - шёпотом говорит он другу. – Просто почувствуй.
Они стоят так какое-то время, потом Снейп отходит, и Ойген вновь протягивает руку – вождю.
Они молча глядят друг на друга, потом тот слегка улыбается и, кивнув, подходит и, присев на корточки, гладит кугуара по шее. Потом встаёт и снова кивает Ойгену – и отходит, жестом предложив своей внучке выйти вперёд.
- Дайте руку, - говорит ей Мальсибер – это, на самом деле, совсем не нужно, но ему очень хочется коснуться её – и он получает желаемое, касаясь, наконец, её тёплой и немного обветренной на тыльной стороны кисти кожи. Эса гладит большую кошку – гладит долго, куда дольше всех остальных, а потом говорит:
- Отпустите её домой.
Он кивает и улыбается ей – и, присев на корточки, смотрит зверю в глаза, берёт её морду в ладони – а потом отпускает и поднимается.
А кугуар просто уходит – сперва лениво, потом быстрее, быстрее – и под конец уже бежит, но не испуганно, а свободно.
- Я прошёл испытание? – спрашивает он с улыбкой.
И вот сейчас приходит усталость – во-первых, за своё двухдневное путешествие он почти что не спал, во-вторых – не ел, а в-третьих… в-третьих, это было так необычно и здорово, что ему просто необходимо сейчас уснуть и во сне понять что-то, чего он не может понять наяву.
- Ты поступил достойно, - говорит вождь. – Немногие могут отнять жизнь кугуара – единицы могут её сохранить. Подойди.
Он подходит, с трудом удерживаясь от того, чтобы преклонить колено – но, кажется, это всё-таки из другой традиции, и он просто останавливается напротив и улыбается.
- Когда-то ты говорил со смертью, - говорит ему вождь, - но не дал ей оставить след в твоём сердце. И от этого оно стало большим и горячим. Я рад назвать тебя своим сыном, Койот.
Он обнимает его – вовсе не символически, по-настоящему, искренне и крепко, вокруг радостно кричат и шумят… а Ойген чувствует, что вот-вот уснёт: кажется, каждый раз, когда он моргает, то начинает засыпать.
- Тебе нужен сон, - говорит ему вождь. – Эса тебя проводит.
- Нас обоих, - говорит он, оборачиваясь к своему другу.
И она ведёт их в другой дом. Кровати там нет, постель расстелена на полу – мягкие шкуры и разноцветные покрывала, так непохожие на его любимый белый хлопок. Но сейчас это очень уместно и ему нравится – он благодарит, и Эса уходит, оставляя друзей одних.
- Посмотри, если тебе интересно, - тут же говорит Ойген, садясь на пол и притягивая за собой Северуса. Едва тот оказывается рядом, он роняет голову ему на плечо. – Это было здорово. Но я ужасно устал. А идея твоя – должен признать, ты был прав тогда.
- Когда я был прав? – удивляется Снейп, обнимая его за плечи. От того пахнет зверем, пустыней и солнцем, и хотя кажется он очень усталым, эта усталость не тяжёлая, а такая, какая бывает после хорошо прожитого дня или удачно завершённого дела.
- Тогда, в ангаре. Когда предложил мне наложить Империо на котов. Помнишь?
- Нет, - недоумевает Северус. – В каком ангаре? Каких котов?
- В Ирландии, - он тихо смеётся. – Когда ты лежал с прокушенным горлом. Там были крысы, и я привёл двух котов. Вспомнил?
- Да… было что-то такое, - подумав, кивает Снейп. Ойген удобнее устраивается у него на плече и, кажется, собирается уснуть прямо так. – Давай-ка ложись, - говорит он, помогая ему сделать это. – Ты наложил на него Империо?
- На неё. Это самка. Беременная, - сонно улыбается он. – У неё будет четыре котёнка… девочка и три мальчика… я же говорю – посмотри…
- Завтра, - улыбается тот. – Спи.
Тот уже спит, растянувшись ничком на матрасе и даже не попытавшись раздеться. Это за него делает Снейп: несколькими взмахами палочки снимает с него пыльную одежду, сразу же чистит её, складывает, за неимением мебели, на полу, тщательно укрывает спящего – несмотря на жару на улице, в доме прохладно, и только потом уже ложиться сам, рядом. Он тоже устал – ждать бывает сложнее, чем что-либо делать – и засыпает легко и быстро.
