Глава 63Домой они возвращаются только через несколько дней. Мисс Хигуэра провожает их до дороги – ещё в резервации они с Мальсибером договариваются о том, что будут вместе работать над проектом будущего казино: обоим хочется безупречного юридического оформления и оба искренне согласны с тезисом «хочешь сделать хорошо – сделай сам». В дом они аппарируют прямо с дороги вместе с машиной – и первое, что делают, отправляются в океан. Снейп предпочёл бы просто душ, но Мальсибер просто не оставляет ему выбора: одним взмахом палочки снимает с него одежду, другим – переносит их прямо в воду, правда, неглубоко, так что выныривать и отплёвываться им не приходится.
- Как гуманно, - ворчит Северус, окунаясь с головой и ложась на воду. – В честь чего, позволь уточнить?
- Мне не хочется тебя злить, - мечтательно улыбается Ойген, тоже ложась на воду и закрывая глаза от слепящего солнца. Что-то в его интонациях заставляет Северуса повернуть голову и внимательно на него посмотреть – и тоже заулыбаться, понимающе и очень довольно.
С этого момента два или три вечера в неделю в их доме появляется мисс Хигуэра. Когда она приходит к ним в первый раз, дом восхищает и поражает её – настолько, что она даже не говорит ничего о его роскоши и избыточности, хотя обычно такие дома именно эти ассоциации у неё и вызывают. Но этот настолько живой и гармоничный, что даже при желании невозможно придумать, что следовало бы здесь убрать или переделать – к тому же, дом отделан со вкусом… а ещё в нём чувствуется сила, а за это Эса всегда готова была простить почти всё. Этот дом нравится ей с первой же минуты как она ступает сюда – так же, как нравится один из его хозяев. Честнее, правда, будет сказать, что нравятся ей они оба – но по-настоящему силён только один, а второй слишком мягок и слаб, хотя и – она признаёт это – обаятелен и умён. Но ум есть и у первого – причём куда более глубокий, а обаяние в мужчинах её всегда скорее раздражало, чем привлекало: женское качество. И как жаль, что работать ей приходится именно с ним… Впрочем, время от времени компаньон его появляется – тем более, что Эса к его мнению прислушивается очень внимательно, даже несмотря на то, что тот с редким упрямством почему-то во всём поддерживает своего друга.
Которому (как, конечно же, мисс Хигуэра прекрасно видит) она очень нравится. Он, впрочем, прекрасно воспитан, и не позволяет себе никаких особенных демонстраций своего не слишком уместного чувства – а те, что порою мелькают, Эса с лёгкостью игнорирует. Ей вся эта ситуация очень досадна – ах, если бы это был тот, другой… Но нет – они даже ни разу наедине не остаются, и не потому, что кто-то мешает этому, так просто случайно складывается. Впрочем, работать им ещё долго, и время есть… озадачивает её порою другое: страстно стремясь к общению со старшим, как она для себя решает, из компаньонов, она получает от него много пользы и удовольствия, но при этом – никакой особенной радости. Хотя сила этого человека её порой завораживает – и это даже при том, что тот практически никогда не колдует при ней.
Лето сменяется осенью, и работа почти что встаёт: у неё много исков, и дел в самой резервации много, теперь они видятся от силы один раз в неделю, и порой Эса ловит себя на том, что скучает, причём вовсе не по работе… или, во всяком случае, не только по ней. Она скучает по самой атмосфере этого волшебного – в буквальном смысле – дома, по разговорам, когда они с Ойгеном буквально снимают слова с языка друг у друга, по его лёгкой и ненавязчивой заботе, выражающейся то в отсутствии в поданных к столу блюдах из нелюбимых ею продуктов, по всегда чуть остывшему – она не любит горячий – кофе, даже по сорту бумаги, не снежно-белому, а как ей нравится, тонкому и слегка желтоватому… и по тем взглядам, которые Ойген позволяет себе, когда ему кажется, что она их не видит. Его внимание нравится ей – и это «нравится» её саму порой раздражает, потому что он вовсе не тот, кого Эса хотела бы видеть рядом. Выбирай она – однозначно бы выбрала Северуса… но вот ему, увы, она как женщина совершенно неинтересна. О нет, он всегда вежлив и даже периодически шутит с ней, но ничего, кроме вежливости и иногда сдержанной симпатии, она в его взгляде не видит. А ведь он так подошёл бы ей… Два сильных, сдержанных, умных человека – ах, какой парой они бы были! Так почему же вечерами она скучает по слишком нежному и мягкому для мужчины Ойгену?..
В конце концов она решает, что всё дело в его манерах и внешности: он, безусловно, красив, и, бесспорно, обаятелен просто невероятно. В её окружении подобных мужчин до сих пор не было – конечно, ей это приятно и хочется изучить поближе… вот и всё.
Между Хэллоуином и Рождеством они почти совсем не встречаются, половину января Эса и вовсе проводит в резервации, и по-настоящему работу они возобновляют только в середине зимы. Их встречи вновь становятся регулярными – теперь они часто сидят у камина, и Эса с невольным удовольствием отмечает, что им всем троим нравится живой огонь. Постепенно у неё появляется в этом доме своё любимое место: обитое светло-голубым бархатом мягкое кресло с высокой спинкой – кажется, такие называют викторианскими – рядом с выходящим на океан окно и камином, и в какой-то момент оно фактически становится её рабочим местом: рядом с ним теперь всегда стоит столик идеальной для письма высоты, и камин подле него отныне растоплен всегда, и даже когда становится слишком тепло, он горит, закрытый прозрачным стеклянным экраном. Ойген обычно сидит рядом или в таком же кресле, или – если им приходится много писать – на стуле.
Как сейчас…
Этот вечер с самого начала странный: очень тёплый и очень спокойный. Им совсем не хочется спорить друг с другом, хотя поводов для этого ничуть не меньше, чем обычно. Они и не спорят – они вообще на удивление мало разговаривают сегодня, этим первым тёплым весенним вечером. А потом замолкают и вовсе – сперва молча работают, а потом Эса, оторвавшись от записей, видит, что Ойген просто на неё смотрит, мягко и ласково, и почему-то почти совсем без улыбки.
- Эса, - вдруг шепчет он.
Она сидит в кресле рядом со столиком – он соскальзывает со своего стула и легко опускается перед ней на колени, забирает чашку из её рук, склоняется и прижимается лицом к её ладоням. Обнимает бёдра, смыкая свои руки под ними, и снова шепчет едва слышно:
- Эса…
Она улыбается и закрывает глаза. Ей странно… она так и не понимает до конца этого мужчину – и, главное, не понимает себя. Он слабее… она уверена, что он слабее её, он слишком слаб для неё – она с самого первого взгляда на него так решила. А слабые мужчины ей никогда не нравились… Вот друг его – дело другое, она чувствует в нём силу, ему не стыдно было бы и покориться – а он… что в нём такое? И почему её тянет к этому – а не к тому, другому? С ним… тепло – теплее, чем с кем бы то ни было ещё в её жизни. И очень легко. Но это не то… совсем не то, чего она всегда искала в будущем муже… да хотя бы в любовнике.
Но губы у него такие горячие… Он целует её ладони – медленно, нежно… потом просто прижимается к ним лицом – Эса чувствует его дыхание… и, поддавшись порыву, тоже наклоняется и целует его блестящие, чёрные, без малейших признаков седины, волосы. Они пахнут океаном… это неожиданно – она ждала какой-нибудь тёплый запах, может быть, трав, цветов, песка, солнца… океан – это странно. А он замирает от её неожиданной нежности, а потом трётся носом о её ладони – это забавно и очень, пронзительно трогательно. Она вынимает одну из них и ласково гладит его по голове, соскальзывает на шею и касается кожи самыми кончиками ногтей – и слышит тихий и неожиданно низкий стон удовольствия. Она улыбается и продолжает гладить его золотистую кожу ногтями – едва-едва, не царапая и не причиняя боли, и та под её касаниями идёт мурашками… Ей приятно чувствовать его удовольствие – и это тоже странно, она никогда не любила нежничать, Эсе с юности нравилась сила и страсть… На самом деле, ей вовсе не хочется никакого секса с этим красивым – слишком красивым, на её взгляд, мужчиной. Но гладить его вот так очень приятно… Он снова трётся лицом о её ладонь – и она понимает, что он сейчас улыбается. Она убирает руку – и он опускает лицо на её бёдра, и целует их, очень легко и осторожно, прямо сквозь тонкую ткань её длинной летней юбки.
Эса гладит теперь его волосы – они очень приятны на ощупь, тяжёлые, шёлковые… Ему нравится – он крепче обнимает её бёдра, но не делает ничего больше – словно чувствует, насколько это будет сейчас неуместно.
Собственно, больше ничего и не произойдёт на сей раз между ними – они долго будут вот так сидеть, он – обнимая её ноги и целуя иногда их сквозь юбку, она – гладя его шею и волосы… А потом придёт вечер, и она с удивлением обнаружит, что прошло два часа, и что ей уже давным-давно пора уходить. И с не меньшим удивлением поймёт, что ей этого вовсе не хочется.
- Мне пора, - говорит Эса, с сожалением отнимая руки от лежащей у неё на коленях черноволосой головы. Та поднимается, и Эса видит два чёрных блестящих глаза, с нежностью и… ещё чем-то очень глубоким и непонятным смотрящих на неё снизу.
- Я провожу, - говорит он, вставая и машинально отряхивая колени. И этот его жест – пижонский, на её взгляд – сейчас почему-то не раздражает, а умиляет её.
Провожание символично: они просто доходят до двери, а потом она аппарирует.
И видит этой ночью во сне его. Совсем не в целомудренном сне, надо сказать…
Как ни странно, ничего не меняется между ними: они по-прежнему вместе работают, и он даже намёков не делают на то, что этот странный вечер вообще был – чему она очень рада, потому что совершенно не представляет, что стала бы делать, напомни ей он о нём. И всё же что-то внутри неё ждёт этого напоминания – и это что-то всё больше и больше заинтриговано.
Бывая у него… у них с компаньоном доме, она приглядывается ко второму – он не так уж и часто присоединяется к ним, но такое бывает, и Эса очень ждёт этих встреч. И каждый раз поражается, почему у неё ни разу не возникает желания получить себе эту силу, подчинить её – так, как это делаю женщины – или хотя бы распробовать. Она, впрочем, всё же предпринимает попытку – и натыкается на холодное недоумение и вежливое:
- Мисс Хигуэра. Вы – изумительно красивая женщина, но я привык к тому, чтобы женщина хотела меня целиком, а не исключительно мою голову. Уверен – вы тоже. Давайте не будем превращать удачное сотрудничество в неудачный роман.
Она так изумляется, что даже не обижается на него – а после, подумав, соглашается, и больше никогда не затрагивает эту тему. Тем более что он прав: она отлично может представить его своим мужем, но вот любовником… даже не так – любовником тоже, но вот возлюбленным…
А вот того второго – может. И представляет – против собственной воли. Хотя какой из него муж для неё? Никакой… а просто любовницей она ему быть почему-то не хочет.
Однажды они заканчивают работать очень поздно. Уже глубокая и очень лунная ночь – не просто лунная, полнолуние. Весна, почти лето… Кажется, все окна прекрасного дома, который Эсе безумно нравится, открыты, ветер гуляет по комнате… Ойген гасит свет, но темно не становится: лунный свет достаточно ярок, кажется, даже для того, чтобы читать.
- Хотите искупаться? – говорит он. – Сейчас очень красиво и вода тёплая…
- У меня нет с собой купальника, - глупо отвечает она.
Он предсказуемо удивляется:
- Я могу трансфигурировать вам, если вы не умеете… если дело действительно в этом. И могу не ходить с вами, - он улыбается. – Если вам будет неловко.
- Не ходить? – переспрашивает Эса. – И в чём тогда смысл купания под луной? – шутит она.
- Под луной можно и в одиночестве плавать, - улыбается он. – Но вдвоём, конечно, приятнее.
- А и идёмте, - соглашается она вдруг. – И вправду дурацкая какая причина… конечно, я умею трансфигурировать одежду.
До берега совсем близко… и здесь пусто – как и всегда. Это только их пляж – частный… Эсе страшно даже подумать, сколько стоило всё это – и подобное расточительство её слегка раздражает. Хотя и очень – она признаёт – идёт ему, хозяину этого дома. Одному из хозяев, поправляет она себя. Одному из.
Вода действительно тёплая – непривычно для океана. Они плывут рядом – молча… В какой-то момент он ныряет – и не всплывает так долго, что она почти что пугается, а когда появляется наконец – подплывает к ней и ложится на воду, отдыхая. В лунном свете тело его блестит и кажется совсем юным, почти мальчишеским – она не успевает толком об этом подумать, когда он переворачивается и снова ныряет. А потом снова. И странно – он словно сливается с океаном, она даже в какой-то момент теряет его и никак не может почувствовать – но это не страшно, а очень естественно. Потом он выныривает, наконец – и они снова просто плывут вдаль, вперёд… на луну.
Обратно на берег они аппарируют – и ложатся, не сговариваясь, на прохладный сейчас песок.
- Здесь очень красиво, - говорит Эса, глядя на широкую лунную дорогу на воде. – Особенно ночью… я никогда прежде такого не видела. Чисто, безлюдно, тихо… чудесное место.
- Приходите когда вам захочется, - говорит он. Ойген лежит на боку, оперевшись о локоть и подперев ладонью голову, и смотрит на неё, мягко и ненавязчиво. И очень ласково. – Можете просто аппарировать сюда, на берег, в любое время… я открою вам аппарацию.
- А ваш друг?
- Северус? А что он?
- Он против не будет?
- Не думаю, - улыбается он. – Вы ему нравитесь.
- Не очень-то, - вздыхает она – и не видит, как по его лицу словно бы пролетает тень.
- Он нравится вам? – спрашивает он, помолчав.
- Нравится, - кивает она. – Но он… в общем, он против романа.
Он переворачивается вдруг на спину, сцепляет руки и кладёт их под шею, запрокидывая голову. И говорит, улыбаясь:
- Северус просто не всегда понимает, чего действительно хочет. Я ни за что не поверю, что вы его не переубедите. Вы были бы изумительной парой.
- Вы думаете? – задумчиво спрашивает она. Разговор странен… но, может быть, в самом деле… ведь он должен хорошо знать своего друга. А тот так хорош и силён!
- Я уверен, - он вновь улыбается.
И она вдруг понимает, что ему очень больно.
- Простите! – она садится, тоже почему-то чувствуя боль – внутри. В сердце. – Я, в общем, шутила…
- За что простите? – очень удивляется он. – Я действительно был бы рад видеть вас вместе, Эса… я думаю, вы могли бы сделать его счастливым.
Он… честен – внезапно понимает она. Абсолютно честен… Как же так может быть?
- Вы думаете? – спрашивает она – просто потому, что не знает, что сказать, а молчать не может.
- Я уверен. Вы любого можете сделать счастливым. Бывают такие люди – если они кого-то полюбят, те вытащили счастливый билет… Северус более чем заслуживает такого, - он вновь улыбается, но сил посмотреть на неё в себе не находит, и смотрит на воду. – Я буду счастлив за вас обоих, - добавляет он.
Искренне.
Как так?..
Она вдруг придвигается к нему, наклоняется и смотрит прямо в глаза… и встречает спокойный, ласковый и понимающий взгляд. И больше никакой боли… внимание, дружелюбие, спокойствие – ничего больше. И улыбка. Ласковая, мягкая…
- Вы не замёрзли? – спрашивает он – и выскальзывает из-под неё. – Я не хочу, чтобы вы простудились. Пойдёмте домой?
Он встаёт и протягивает ей руку.
Она опирается на неё – и они идут к дому.
- Я постараюсь помочь вам, - говорит он мягко, самостоятельно трансфигурируя её купальник обратно. – Доброй вам ночи, Эса. До завтра.
- До завтра, - отвечает она – и аппарирует в свою маленькую квартирку.
И плачет – сама не понимая, почему и о чём.
И не видит, как обессиленно опускается он прямо на ступеньки своего дома – и рыдает, глухо, почти что бесшумно. И очень долго…
